das Einvernehmen

— Я понимаю, что долг пулеметчика воевать в авангарде, vor allen, но я повторял и не единожды, что это вовсе не значит, что нужно терять здравый рассудок. Из уст Медика каждое слово вылетает чеканно четко как пули у турели Инженера. Глаза мечут молнии. Михаил старается сидеть на койке в лазарете смирно, но чувствует себя нашкодившим пацаненком, залезшим в соседский огород, и сейчас получающим выволочку от матери. Он знает, каким серьёзным и зловещим может быть мистер Людвиг и старается не накалять ситуацию. — И не говори, что раз все закончилось без потерь, то беспокоиться не о чем. Медик отсекает все миротворческие пути. Именно так и хотел сказать Михаил. Да, Людвиг не раз говорил, что возможности медигана ограничены, что его собственные, как ни печально тоже, плевался ядовито, что он не господь чей-то там бог, чтобы творить невероятное, и каждый раз опровергает собственные же аксиомы и творит невероятное. — Ты входишь в раж, aufregung erleben, особенно под убер-зарядом, ты слишком возбуждён, чтобы отступить, но это слишком большой риск! Если бы я не оказался рядом, мне бы могло не хватить возможностей и времени собрать тебя, in der Tat, из ведра крови и нескольких килограмм мяса! Медик скрипит зубами от раздражения. Из раза в раз одно и то же. Пулемётчик улыбается в пол, как большой ребёнок, а койка вся сплошь в кровавых пятнах. — Тактика, думай о тактике, не на один ход вперёд, bitte. Иначе когда-нибудь случится так, что я не успею спасти тебя и кого-то ещё, и вынужден буду, запутавшись в останках конечностей, собрать что получится. Людвиг шутит. Специфично, но шутит. Миша хочет было наконец сказать, что все хорошо, но Медик как-то визуально сжимается, усыхает, словно как дикую птицу злость делала его крупнее, устало выдыхает и садится на край стола с инструментами. — Scheiße.. Он устало выдыхает,сдергивает с пояса флягу, прикалывается к ней. В медицинских целях. Михаил чувствует себя необратимо виноватым. Да, хотелось сделать, как лучше, победить ярко, да, он иногда терял контроль над собой и рвался в самую гущу боя, не замечая ничего больше. Поэтому вместо оправданий Пулемётчик встаёт и подходит к Медику. Тело зудит и чешется после медигана, а в остальном как новенькое. — Тебе надо отдохнуть, — заботливо говорит Миша и, поймав подбородок Медика, ведёт большим пальцем по его щеке. В мимике Людвига все неуловимо смягчается, расслабляется. Он смотрит поверх пенсне в широкое и доброе лицо Пулеметчика и снова вздыхает. Медик не умеет долго злиться на Мишу. — Может быть. Ему хочется опустить веки и уснуть от навалившейся как перевернувшийся бронетранспортёр усталости, но закрывает глаза Медик только потому, что Миша наклоняется к нему и целует. Ох уж эта русская душа. Медик мысленно ругается последним холостым залпом, обнимает крепкую мишину шею, позволяет ему взять всю инициативу. Пулемётчик целуется неторопливо, мягко, окончательно усыпляет раздражение Людвига. При всей внешней собранности, граничащей с чопорностью, мистер Людвиг — очень эмоциональный и чувствительный человек. Он рвано выдыхает, когда язык Миши самовольничает в его рту, опускается спиной на стол, локтем небрежно сдвигает звякнувший под лопатками лоток с инструментами. Что-то свалилось на пол. Ему и правда нужно отдохнуть. Напряжение конвертируется в возбуждение, по силе пропорциональное тяжести последних дней миссии. Без перерыва на отдых ритм вечной спешки ещё не ломается, и Медик не намерен тянуть. Здесь обычно он направляет процесс. Людвиг обнимает ногами непропорционально узкие по сравнению с плечами бёдра Пулеметчика, тянет на себя. Миша удивлённо ухает, ведёт ладонью вверх по бедру Медика, цепляет пряжку ремня. Медик ёрзает, помогает спустить с себя штаны, пока Пулемётчик расстёгивает свои. Чертов стол узкий для роста Медика, невозможно расслабиться и откинуть голову, поэтому он держится за шею Миши, борясь с неудобством. У Медика нет любимого положения в сексе, и сейчас хочется быть лицом к лицу и не хочется тратить секунды на смену места действия. Особенно когда пальцы Миши сжимают его член, скользят несколько раз вверх и вниз, особенно когда, смочив их слюной, он касается кончиками ануса, давит мягко, но уверенно, вводит сперва один, давая мышцам привыкнуть, потом два. Медик с трудом выдерживает прелюдию, извивается под телом Пулеметчика, пытается насадить себя сильнее на его пальцы, потом ругается негромко, отстраняется, уперевшись в широкую мишину грудь, отмечает, что даже со спущенными штанами и стоящим членом Пулемётчик не выглядит безобидным, но в таком виде враги его вряд ли застанут. Подгоняет и мысль, что кто-то может ввалиться в лазарет хоть с порезанным пальцем. Пулемётчик отодвигается. Медик переворачивается, ложась животом на стол, широко расставляет ноги, откидывает на спину полы медицинского халата. Миша ведёт ладонью по крепкой ягодице. Он бы и рад не спешить, но Людвиг на взводе, и пусть уж лучше так, чем с угрозами. Поэтому он не заставляет Медика ждать, придерживает его бёдра, наводит член на анус, упирается и проникает внутрь сперва медленно головкой, потом уже быстрее — на всю длину. Медик на выдохе снова ругается, цепляется крепко пальцами за край стола. Болевой импульс вспыхивает и проходит, жар в паху концентрируется, достигает критической массы и распространяется по всему телу. Миша чуть разводит ягодицы Медика, наблюдает, как сфинктер плотно сжимается вокруг основания его члена. На этот раз вместо брани Людвиг несдержанно стонет. Это уже явление нечастое. Миша чувствует важность мероприятия, несущего ответ на вечный вопрос: кто будет лечить медика? У Пулеметчика действенная терапия. Он толкается вперёд, почти выводит член, повторяет движение. Медик дышит часто и хрипло, его положение довольно статично, но виляния задом достаточно, чтобы Миша наконец, крепко держа бёдра, стал набирать темп. Пулемётчик он и в сексе такой: как неспешно раскручивающийся ствол системы Гатлинга. Людвиг растворяется в жгучем приятном ощущении. Миша позади него тяжело дышит, член движется быстро и ритмично как поршень. Медику все ещё хочется трахаться лицом к лицу, но условия почти полевые. Может позже, когда все смоют с себя запах пороха, может даже когда удастся выспаться.. Ритм, в котором входит в него Пулемётчик, выбивает поверхностное дыхание, не даёт вдохнуть полной грудью. Голова начинает кружиться, в ушах звенеть как при контузии. Медик представляет, как сейчас выглядит Миша позади него: сосредоточенный, серьезный, ответственный, и срывается на стон, когда Пулемётчик толкается слишком глубоко, когда он сам обхватывает пальцами у основания член Медика, наклоняется, прижимая широкой грудью Медика к столу. Ему не нужно ничего делать самому. Потому что его работа уже сделана, и теперь die Ruhepause, перерыв. Миша коротко целует Людвига за ухом. Медик чувствует, как увеличился от притока крови член Пулеметчика, и ощущение совершенно невыносимо и приятно. Он и сам на пределе. Мышцы сокращаются, создают дополнительную стимуляцию. Пулемётчик пыхтит, вжимает Медика в стол, рискуя сдавить как пресс, но это тоже приятное ощущение, и с шумным выдохом кончает. Тело Медика напрягается, сперма заливает ладонь Миши, и вместе с ней покидает Людвига стресс. В ушах все ещё звенит. Сейчас единственное желание — уснуть, и Медик почти отключается и приходит в себя, когда из него выходит Миша. Людвиг машинально тянется за салфетками, нащупывает очередной медицинский лоток, потом тот сам исчезает из-под его пальцев и магически заменяется салфетницей. Медика порой пугает, с какой нежностью относится к нему Миша, пугает, как он сам отвечает на это, но это как начать принимать морфий — прекратить уже нельзя. Он вытирается и натягивает штаны. Пулемётчик звенит пряжкой ремня. Медик выпрямляется, одёргивает халат, ловит взгляд Миши. — Значит, если будут ухудшения состояния в ближайшие два дня, я зайду, — переключает тему Миша, ненавязчиво собираясь отступить и оставить Медика отдыхать. Тот кивает, едва заметно улыбается. — Через пару дней в любом случае. Пулемётчик понимает намёк и усмехается добродушно. Он рад, что Людвиг чувствует себя лучше, ведь медик — основа команды.