Друг

«Мой лучший друг — Для меня не просто звук Помоги понять, быть или не быть»

В окнах одной из квартир старой пятиэтажки загорается тёплый свет. На улице вихрь, холодный ветер задувает под куртки редким, спешащим прохожим, кружа крупные хлопья снега. Они остаются на деревянных рамах окон, быстро таят, скользя по стеклу одинокими каплями. Мужчина медленно провожает их взглядом, его кудряшки смешно вьются в разные стороны, торчат из под чёрной шапки. Синяя изолента на очках на половину отклеилась, теперь странно топорщась. Он непроизвольно хмурится. Из трубки слышится расстроенный женский голос. - ну как же так? Как же? Я тут и салат приготовил – голос мужчины обрывается на полуслове, собственные слова кажутся невероятно жалкими, парень выдыхает, тише добавляя – твой любимый, с майонезом. - Надежда неумолимо тает подобно тем одиноким снежинкам на оконном стекле, а вслед за ними и выстроенная в мозгу красивая картинка их совместного будущего. Все же не просто так, правда? На том конце провода слышатся тоскливые гудки. Инженер садится рядом с гостем на диван, журналист интуитивно дёргает плечом, поднимает взгляд. Уголки губ приятеля ползут вниз, образуя забавные морщинки, он смотрит куда — то в пол, шмыгает носом и раздосадовано произносит: - а она приехать не смогла, ну моя особа, говорит там метель и поезда не ходят, совсем. – Парень некоторое время молчит, будто сомневаясь, а после продолжает. - я ведь ей предложение сегодня сделать хотел, всего – всего, понимаешь? От этих слов по спине журналиста пробегают мурашки, сказанное болью отзывается в звенящей черепной коробке. Наступившая тишина давит и в ней, кажется, можно было услышать как внутри, где-то очень глубоко рвётся на мелкие кусочки что — то несомненно очень – очень ценное. Парень шумно выдыхает, горло сдавливает предательский ком не даёт вздохнуть, а в уголках глаз начала щипать поступившая влага. Что же все так нехорошо получается? Журналист неуверенно кивает, отворачивается. Настроение совсем не к черту. - Зато ты есть, у меня и коллеги в этот раз прийти не смогли, а с тобой не так скучно, а то понимаешь, в этой же квартире не всегда одному весело. - Мужчина не замечает перемены настроения собеседника, улыбается, так искренне, по-домашнему, что даже не верится. Такой невероятно тёплый, рассеянный и добродушный, совсем рядом, после того что было. - Может чаю? У меня новый, ромашковый, с травами всякими, но вкусный — Инженер на минуту замолкает, поднимает глаза к потолку – должен быть. – Не дожидаясь ответа встаёт, шаркая тапочками уходит на кухню, оставляя журналиста утопать в собственных далеко не радостных мыслях. Свою влюблённость в друга он прятал от себя давно, тщательно скрывая её за напускным равнодушием. Но тот холодный, декабрьский вечер расставил все по своим местам. Да только что с ней делать, с этой непонятной, неправильной влюблённостью. А ведь она не спит, всё оседает ревностью в сердце, да остатки самолюбия царапает. Ещё и « та самая» особа, такая лёгкая и неземная по рассказам, вскружила ему голову, не оставив бедному журналисту ни шанса. Сейчас бы все забыть, попросту выкинуть из головы, да только не так все просто, видно слишком глубоко он у него засел. На кухне закипел чайник, вскоре послышался и приглушённый звон посуды. Казалось, у инженера вся квартира пропиталась запахом нафталина, тёплых бутербродов, чая, сладкого одеколона и чего-то особенного. Такого до невозможности приятного, убаюкивающего. На пороге комнаты появляется Инженер, держа в руках две белые фарфоровые кружки с тонкими ручками. Мужчина тихо шипит, когда случайно касается кожей до горячей поверхности. Аккуратно, стараясь не разлить кипяток, подходит к столику около телевизора, плоскогубцами включает. По экрану лениво расползаются помехи. С плеча плавно спадает блекло жёлтая, откуда-то взявшаяся мишура. Инженер явно повеселел. Он, кружась, обходит стол, садится рядом, кажется, даже слишком. В гостиной начинают звучать первые нотки назойливой, невероятной глупой мелодии. Журналист впервые за долгое время расплывается в улыбке, на удивление рядом с этим чудаковатым, кудрявым парнем это так просто. Чай приятным теплом разливается по телу, обжигая горло и все проблемы растворяются в чужом спокойствие. Они говорят так откровенно, будто не было нескольких лет не до — дружбы, предательств и недосказанности. Они говорят и про странных, неугомонных соседей, что вечно шумят, да вообще черти что придумают, и про полицейского, вечно непонятно шутящего, и уже бывшего мэра. Только самую главную тему постоянно стороной обходят. Ведь тот вечер закончился не так просто как кому — либо из них того хотелось. Пустынная аллея, холодный ветер, мелкий снег и учащённое сердцебиение. Они шли рядом, близко – близко, иногда случайно сталкиваясь руками, периодически выпуская изо рта белый пар. Каждый боялся нарушить тишину первым. Именно тогда Журналист впервые ощутил мягкое прикосновение чужих губ. Не поцелуй, так, смазанное касание, но и этого хватило, чтобы надолго запомнить тёплое дыхание у уха и собственные дрожащие руки. Тогда все казалось таким непонятным, да в общем - то и не важным. На несколько минут комната погружается в тишину. Тёплый свет лампы, отражается от линз выпуклых очков мужчины, скользит зайчиком по старому ковру, экрану телевизора. Инженер улыбается, аккуратно дует на чай, при этом смешно вытягивая губы. - А мы ведь давно так не собирались да, всё дела – дела. – Он говорит тихо, будто боясь спугнуть умиротворённость и спокойствие вечера. Телевизор приятно гудит отвлекая от всех проблем. Даже своенравный кот, сворачивается рядом на диванчике и вроде бы засыпает, лишь изредка недовольно бьёт хвостом из стороны в сторону. Настоящая идиллия. Но неприятный вопрос вертится на языке и осознавая, что такая возможность может больше не представится, Инженер все же решается. Мужчина нервно выдыхает. - Помнишь, тогда на аллее – он старается придать голосу более безэмоциональное звучание и лишь сильнее сдавливает кружку в руках. – Ты меня поцеловал? Сердце кажется, пропускает несколько ударов. Сейчас инженер выглядел смущённым. Он обводит комнату растерянным взглядом, после ставит кружку на стол и поворачивается. - да, наверное, просто знаешь... Тогда я чувствовал себя таким ужасным, как будто настоящим монстром. Гнев это вообще такая странная штука, толкает порой на необдуманные поступки. Та стрельба, этот поцелуй. – Мужчине сложно подбирать слова, он часто путается, запинается, очки то и дело сползают слегка на нос, и он поправляет их так по-странному, всей ладонью. Журналиста передёргивает. Может и его чувства лишь глупая случайность, может не стоило воспринимать их настолько серьёзно, как последнюю ниточку к собственному спасению. А позже он злится. На свои глупые мысли, ведь он журналист, а значит всегда должен думать здраво, отметая все предрассудки и оставляя лишь факты. На Инженера что втянул его в это болото, дал, хоть мимолётный, но шанс, а теперь называет его лишь случайностью. Он чувствовал себя невероятно обманутым. Чувства иногда и в вправду толкают людей на необдуманные и попросту безрассудные поступки. Гнев, любовь, обида, злость – не все ли равно? Журналист ничего не отвечает, хотя взгляд становится серьёзней. Он сокращает и без того достаточно маленькое расстояние между ними, на несколько секунд замирает. Мужчина чувствует чужое дыхание на щеке и от этого по телу пробегают мурашки. Парень не уверен ни в чем, но останавливаться не собирается, пусть лучше не будет пути назад. Журналист спускается чуть ниже, носом касаясь шеи, всей грудью вдыхая запах чая, геля для бритья и чего — то такого, чем пахла вся квартира. Если бы у теплоты, простоты, заботы был бы запах, то это точно был бы он. Инженер на удивление не отстраняется, лишь приглушённо охает. Его рука ложится на чужое плечо и чуть ощутимо сдавливает его. Верхние пуговицы рубашки уже расстёгнуты. На щеках появляется слабый румянец, и мужчина слегка отворачивается, стараясь скрыть его. Интуитивно вытягивает шею, и Журналист целует её, сначала нежно, едва касаясь, чувствуя колкую щетину, потом аккуратно прикусывая поднимается чуть выше. Он заглядывает в глаза и тонет, происходящее кажется нереальным. Они сталкиваются носами, очки ползут вниз и Журналист неловко улыбается, затем наклоняется и снова целует, на этот раз уже в губы. Пылко, чутко, стараясь не слишком сильно давить на партнёра. Воздуха кажется катастрофически мало, а в ушах бешено бьёт пульс. Рука Инженера ложится на чужую щеку, он старается притянуть его ещё ближе. Но лёгкие начинают болеть и Журналист отстраняется, громко дышит стараясь перевести дыхание. Что делать дальше? В голове как назло совсем пусто. Инженер переводит дух, снова поправляет очки и замирает, пристально следит за каждым движением парня. - Ну ты чего, совсем бешеный? – его голос тихий, хриплый. Инженер нерешительно отводит взгляд. Сейчас он чувствует только стыд, неимоверный стыд за содеянное, за собственные никому не нужные чувства. Воспоминания об Особе неприятно отзываются в сердце. Но иначе же попросту никак. - Ты просто не понимаешь, я как лучше хотел. У тебя там особа, а этот вечер... Я после него совсем как не свой, понимаешь? А сказать то как? И снова тишина. Инженер тоже взгляд опустил, бровки свои нахмурил. Он ведь и сам давно это чувствовал, только, наверное, не понимал в полной мере. А действительно же, как сказать? Только тяжело вздыхать и остаётся. С минуту мужчина думает, а после робко до касается до чужой руки, сплетая мизинцы. От этого на первый взгляд детского поступка по телу расплывается тепло, проникая в каждую клеточку. А все проблемы кажутся такими мелочными и смешными. На лице Журналиста появляется лёгкая улыбка, он наконец то понял. У Инженера вся квартира пахла любовью. Такой безграничной, искренней любовью ко всему живому. Именно это и добавляло ей чего то необычного, чего, то такого простого и родного.