Гори, ведьма, гори.

У каждой ведьмы где-то спрятано сердце. А кто найдет его — подчинит ведьму себе.

      Не первый раз Виктор размышляет над этим. Не первый раз размышляет он о пиромантке и о своих чувствах к ней. Об этом даже грешно было думать, и то и дело ведьмолову казалось, будто ведьма вот-вот отрастит рога и сожрет его очерненную душу, чтоб неповадно было воздыхать о той, о ком не следовало бы.       Он никак не мог принять это, не мог смириться, что с какой-то стати его заинтересовала именно она, эта... Сиенна. Эти чувства были для него чуть ли не тяжелой ношей, и именно из-за них он стал более... разбитым?       Размышления о рыжеволосой змеей заползали в его голову, лишая его нормального сна и здравого рассудка, что, несомненно, его раздражало.       Его много что раздражало в этой жизни.       Но это... Это выводило его из себя. Он ненавидел уже не то, что Сиенну, он ненавидел себя за такую слабость перед ней и за то, что сам же себе мешает спокойно, черт возьми, жить.       «Да лучше бы она сгорела, — в своих же мыслях порой рассуждал охотник, когда замечал волшебницу. — Лучше бы пожрало ее адское пламя, стерло бы ее с этого мира раз и навсегда!».       Да, он нередко желал того, чтобы Сиенны не существовало вовсе. По мнению капитана охотников это лишило бы его множества проблем, но эта еретичка все еще существует и каждый божий день показывается рядом, не упуская возможности, несомненно, подшутить над ним, за что получала в свою сторону лишь недовольный и осуждающий взгляд.       А вот не будет он кричать. Не будет он радовать ее своими криками, которые она так любит, ведь понимал, что это заставит ее еще сильнее рассмеяться, а его, в свою очередь, еще сильнее разозлиться.       Хотелось вцепиться ей в шею. Вцепиться в шею, да придушить наконец, чтоб та перестала очернять стены цитадели своим присутствием. Но это были лишь мысли. Тем не менее, все замечали, что Зальцпайр стал еще более нервным, нежели обычно. Это напрягало каждого, но никто не осмеливался спросить его об этом.       Боялись.       Боялись, что Виктор действительно накинется на кого-либо из них за одно неверно сказанное слово, а потому и оставляли его наедине со своими личными думами, пускай ему и становилось от них только хуже. ___       Громкий звук удара кулака об твердую поверхность дерева.       Кериллан невольно вздрогнула, заслышав шум, однако тут же закатила глаза, поняв, в чем дело.       Опять Зальцпайр чем-то недоволен. Уж одному только Сигмару известно, что в очередной раз взбесило Виктора, но спорить с ним и спрашивать, в чем дело, она не собиралась. Никто не собирался. Крубер, разве что, попытался неумело пошутить, чтобы разбавить обстановку.       — Что, этот скавен пал не под тем углом, хах..?       — Заткнись, Крубер, — процедил ведьмолов, злобно сверкнув глазом на мужчину. — Если ты думаешь, что это была остроумная фраза, то нет, это не так!       И никто более ничего не сказал. Оставшаяся троица шушукалась о чем-то меж собой, не желая как-то помешать своему многоуважаемому капитану. А то мало ли, и их головы станут для него новыми мишенями.       Никто не смеет шутить над ним. Никто не смеет упрекать его в его нервозности. Сиенна, разве что, в этот раз осталась в цитадели, и ему было как-то... легче, что ли. Но это не отменяло факта того, что ее образ прокрадывался в его разум, заставляя руки вздрагивать в самый неподходящий момент, отчего пули часто пролетали мимо цели. И именно это послужило причиной для раздражения в этот раз.       Все они волновались о нем. Однако никто не мог понять точно, в чем дело, ведь никому и никогда не любил он рассказывать о своих переживаниях, и только Фуэгонаса понимала, что служит причиной для таких вспышек негодования со стороны охотника.       Она понимала, что именно из-за нее он злится на все подряд, вероятно, из-за того, что никак не может выкинуть ее из головы.       Она видела, что она небезразлична ему. Удивительно, но она замечала также и признаки ревности с его стороны, но так или иначе, он явно пытался отрицать, что она что-то значит для него.       «Колдунья, полезная в сражениях засчет своей магии», — вот кем он ее считал. Ну или, хотел показать остальным, что считает ее таковой. Хоть ей и было все довольно очевидно.       Виктор не понимал, для чего та позвала его к себе. Не понимал, не знал, но упрямо направлялся к двери в ее комнату, поражаясь этому. У него были предположения насчет того, чего она хочет от предстоящего разговора, но все же реальность много отличалась от ожиданий, впрочем, как это обычно и происходит.       Взгляд сияющего мага был на удивление серьезным. Никакого озорства. Редко Зальцпайр видел ее такой, и от этого ее взгляда ему стало как-то не по себе.       Еще большей тяжести атмосфере придавала нависшая тишина: они не находили слов или просто не знали, как начать диалог.       Но все же начала она.       — Зальцпайр, я понимаю, в чем дело, — Фуэгонаса поднялась с кровати, короткими и медленными шажками приближаясь к собеседнику.       — Я вижу, как тяжело тебе приходится, когда я нахожусь рядом, так почему бы мне просто не... уйти?       Эта новость ошарашила охотника. Да, он постоянно отрицал, что чувствует к ней что-то, но отпускать ее он не собирался.       Сиенна продолжала что-то говорить, но он ее не слушал. В какой-то момент все ушло на второй план, а его личные сомнения заглушили собой все остальные звуки.       Он не хочет, чтобы она уходила.       — Нет, — мужчина вцепился в ее руку, такую одновременно и теплую, и холодную, не намереваясь уже отпускать ее. — Нет... Да и куда ты уйдешь..?       Она не знала. Куда-нибудь, где перестанет тревожить несчастное охотничье сердце, но ведьма заметила тревогу в его голосе, что заставило ее слабо улыбнуться.       — Брось, капитан. Неужели мой уход не сделает лучше?       Не сделает. Уж ему точно. Уж лучше видеть ее рядом, нежели думать о том, что происходит с ней где-то в неизвестности.       Да, он волновался за эту женщину, и волнение это он позволял показывать только лишь в компании одного единственного человека — Сиенны. Именно в такие моменты он не думал о том, что _должен_ и что _хочет_. ___       Они были одни, когда это случилось. По инициативе колдуньи они вдвоем решили отправиться в разрушенный эльфийский храм, так, чтобы хоть где-нибудь побыть наедине, не задумываясь о своих проблемах, ведь во время очередной бойни некогда поддаваться чувствам.       Скавены один за другим падали на землю, окрашивая траву в багровый цвет. Их кровь брызгала во все стороны, окропляя и самих ведьму с охотником. Они и не жаловались, наоборот, вид красной липкой жидкости прибавлял им… смелости.       — Хороший удар, ведьма… — подметил мужчина, когда одна из крыс, пролетев по воздуху, получила огненным зарядом прямо в морду.       — Стараюсь, капитан! – рыжеволосая отвесила ему поклон, на что тот лишь фыкнул.       Они считали, что так оно и продолжится. Никаких трудностей скавены у них не вызывали, но наслаждение от пролитой крови получали оба.       Но вряд ли все хорошее длится так долго, верно?       Зальцпайр не заметил этого по собственной невнимательности, хотя неизвестно, каким таким волшебным образом можно было не заметить возвышающееся над ним отродье Хаоса. Вероятно, он был слишком увлечен восславлением Сигмара, а потому не обратил никакого внимания на тщетные попытки пиромантки сказать ему, что вряд ли он обрадуется такому подарку за его спиной.       — Сигмар определенно благословил меня в этот день, Фуэгонаса, слышишь?! — кричал ведьмолов, раскинув руки в стороны. — Иначе как объяснить такую удачу, а?! Не каждому под силу в одиночку расправиться с полчищами этих мерзких крыс!       Определенно, он еще не закончил свою пламенную речь. Слова прервались истошным криком, а сам Виктор взмыл ввысь, будучи подхваченным мерзким склизким щупальцем. Как бы Сигмар не благословил его, сил для того, чтобы вырваться из крепких объятий монстра ему определенно не хватало, а потому ему не оставалось ничего, кроме как злобно кричать и дергаться в конвульсиях, чувствуя, как ломаются его ребра и перехватывает дыхание. Если бы у ведьмы была возможность во всех подробностях рассмотреть его лицо, она бы увидела страх в его глазах. Страх за свою чертову жизнь, ведь он еще не намеревался покидать этот мир и уж тем более покидать эту... женщину.       Сиенной так же овладела паника. Она не знала, что делать с этим чудовищем, не знала, как справиться с ним, не лишив себя и напарника жизней.       Она тоже боялась.       Боялась подвести всех.       Но она прекрасно понимала, что ее задумка может стоить ей жизни. Понимала она и то, что при печальном исходе ее решения ведьмолов будет корить и себя, и ее. Себя за то, что именно из-за него вдруг ушла из жизни какая-то там ведьма, которую он с какой-то стати не хотел терять, ее — за то, что отважилась на такую глупость.       Время тянулось неумолимо долго для Виктора и довольно быстро для Сиенны. За то время, что мужчина корчился в агонии в хвате уродливого существа, рыжеволосая еле успела как следует обдумать свой глупый план.       Она увидела, как порождению Хаоса надоело играть с несчастным охотником, что в конечном итоге был грубо отброшен куда-то в сторону. Возможно, это и послужило толчком для нее, толчком для того, чтобы уже без всяких раздумий разжечь пламя, утопив монстра в нем. Огонь обдал жаром и ее худощавое тело, спровоцировав тем самым мощный взрыв, который вряд ли под силу пережить даже такому страшному существу.       А потом...       Потом все было, как в тумане.       В глазах потемнело, женщина не видела перед собой ровным счетом ничего, только лишь ползла в неизвестном направлении, словно надеясь, что наткнется на спасение в образе подоспевшего охотника, если он вообще в состоянии идти после нанесенного монстром ему урона. Должно быть, именно такая судьба ждала бы ее, если бы Виктору не взбрело в голову освободить ее. Смерть сияющего мага в огне — как иронично.       Виктор видел, как та воспламенилась. И что-то, помимо простой боли от многочисленных ранений, заставило его отчаянно вскричать, когда ведьма обессиленно повалилась наземь, окруженная огненным кольцом, которое, однако, настойчиво следовало за ней. Да, несомненно, его раздражали подобные случаи, когда она не контролировала свою магию. Но сейчас она сделала это намеренно, подвергла себя смерти ради того, чтобы один из них выжил, и мужчина осознавал это, как никогда. Так есть ли смысл ему винить ее за самопожертвование?       Преодолевая всю свою боль, одноглазый двинулся навстречу изнеможенной колдунье, шумно и прерывисто дыша, и вздохи давались ему с такой трудностью, что ему казалось, что вот-вот, и он бездыханно падет на сырую холодную землю. «Сигмар, я действительно подвожу тебя», — рассуждал в мыслях охотник, практически теряя последние силы. Сам он то и дело спотыкался, но поднимался на ноги ровно столько, сколько падал, зарабатывая тем самым новые ушибы и ссадины, и каждый шаг, каждое падение придавало ему столько боли, что его разум постепенно затмевала туманная пелена страдания и ужасной агонии.       Больно.       Больно.       Больно.       Невыносимо больно было ему, и все из-за собственной глупости. Вероятно, Сигмар решил покарать грешника за связи с колдуньей, но первый раз он решил наплевать на подобные предупреждения.       По поверхности чёрной перчатки, что буквально миг назад капитан охотников приложил к разбитым губам, расплывалась ярким пестрым пятном кровь, отчего перед единственным его глазом еще сильнее поплыли очертания виднеющихся полуразрушенных построек.       Кровь была повсюду.       Вырывалась из растерзанной груди, сползала по подбородку, оставляя мерзкие черные полосы на шее.       Все его тело ужасно болело и ныло, боль в голове отдавалась мерзким пульсированием, но он продолжал двигаться вперед, пока не добрался до ослабевшей женщины. Она напоминала ему птицу с поломанным крылом, что когда-то весело и беззаботно порхала в небе, а теперь медленно угасает, как цветок без солнца. Да, ему было... больно за этим наблюдать.       Капитан охотников со всей присущей ему осторожностью взял ее руку в свою. Через перчатку он почувствовал, какой горячей была ее кожа — словно ожог остался на нем, а не на ней.       Сквозь жгучую боль пиромантка ощутила прикосновения чужих рук, таких же ослабевших, но все еще имеющих какие-никакие силы для того, чтобы поднять ее обгоревшее тело. ___       Когда она очнулась, он был рядом с ней. Он не отходил от нее ни на минуту, как позже узнала Фуэгонаса от Кериллан.       — Выглядишь неважно, капитан, — еле слышно прохрипела ведьма, усмехнувшись и заставив охотника вздрогнуть от неожиданного ее голоса.       Это было неожиданно даже несмотря на то, что Зальцпайр ожидал ее пробуждения. И к удивлению рыжеволосой, тон его звучал вполне спокойно. Без каких-либо упреков, как это обычно было.       — Ты крепкая птичка, — произнес он, улыбнувшись краем губ. — По правде сказать, я... Думал, что все будет куда хуже.       Он и правда уже не надеялся на то, что женщина выживет. Раны были слишком серьезными, ей досталось больше, чем ему. Или же он в кои-то веки стал сильнее волноваться о ней, нежели о себе? ___       — Ауф, — Фуэгонаса невольно зашипела, как только бинт, смоченный целительным раствором, коснулся одного из многочисленных ожогов на бедре. — Я, конечно, не жалуюсь, капитан, но не скажу, что от этого мне как-то легче.       Капризничает.       Охотник, что сам был ничуть не лучше, о чем его свидетельствовал перебинтованный торс, закатил оставшийся глаз — не мог он сделать иначе, чтобы было не больно. И раны ее целовать он тоже не собирался, а потому пускай терпит. Он и так старался делать прикосновения как можно мягче, от чего по телу пиромантки пробегала слабая дрожь. Слабая, но... такая приятная.       Она подняла на него свой взгляд, все еще измученный, но так узнаваемый по озорным искоркам в глазах.       Что же это значило?       Ведьмолов вопросительно изогнул бровь, когда ее ладонь опустилась на его плечо. Еще с минуту они молча глядели друг на друга и, вероятно, глядели бы еще, если бы рыжеволосая колдунья не прильнула к чужим губам своими. Неудивительно, что это застало мужчину врасплох. Он словно бы застыл, не зная, что делать, однако кровь все же ударила ему в голову, заставляя идти того на поводу нахлынувших чувств.       Он едва ли не навалился на нее, опираясь руками о кровать, на которой и сидела пиромантка. Он чувствовал, как тяжело вздымалась и опускалась ее грудь, отчего поцелуи его становились все более напористыми. Он кусал ее губы, наслаждаясь солоноватым привкусом крови и постепенно опускаясь ниже, к шее и груди, избавляясь от так мешающего ему яркого красного платья. Будто хищник, поддавшийся жажде и сладостному запаху бардовой жидкости, оставлял он пунцовые следы и отметины на ее плечах и ключицах, довольствуясь тихими ее постанываниями и шумно дыша, а та, в свою очередь, охотно ластилась под прикосновения одноглазого.       Жар постепенно заполнял тесную комнатушку, еще сильнее раззадоривая охотника и ведьму, заставляя их быть смелее друг с другом. Вероятно, они будут винить во всем накатившее возбуждение, понимая, однако, что сами дали волю своим эмоциям в этот момент.       «Не так грубо, Зальцпайр», — срываясь иногда на негромкие вскрики, говорила женщина, утыкаясь носом в его шею. Все его тело горело от испытываемой страсти и желания завладеть ей, этой волшебницей, прижимающейся к нему таким же разгоряченным стройным станом. Его сильные руки держали ту за запястья, позволяя ощущать, как быстро и сильно бьется ее ведьминское сердце.       Он поддавался ее желаниям, подстраивался под ее такт и старался двигаться как можно более мягче, подливая масла в пламень жаркими и страстными поцелуями.       Пиромантка полностью отдавала себя во власть мужчины. В его руках, в его объятиях и под градом его поцелуев она была словно на костре — так же душно и жарко было ей, и она никак не могла сопротивляться обволакивающему ее тело огню.       Из уст обоих вырвался томный и протяжный стон, точно пожар приятной теплотой рассеялся в их телах. Заметно дрожа, мужская рука потянулась к щеке колдуньи, большим пальцем коснувшись алых и столь манящих губ, однако последний их поцелуй был ничем иным как простым мгновением — быстрым и кротким. ___       Ведьмолов лежал рядом с дремавшей волшебницей. Сейчас она казалась ему хрупкой пташкой, и этот ее образ сильно отличался от того, что она проявляла во время очередного боя. Он аккуратно, не желая потревожить женщину, поправлял рыжие прядки, ниспадающие на ее закрытые глаза. Виктор еле слышно усмехнулся, видя, какой все-таки чувствительной и в какой-то степени слабой может быть эта чародейка. И чем больше он вглядывался в ее умиротворенное лицо, тем сильнее осознавал, что вряд ли теперь сможет убежать от нее, несмотря на все те крики и скандалы. Как бы ему не было противно и сложно говорить это напрямую, мог ли он теперь отрицать свою привязанность и даже влечение к пиромантке?       Вряд ли.