***
Суджин потеплела. Может это было вызвано чувством вины, а может, чем-то иным, но она стала больше проводить времени с Юнги. После того дня, когда приехала госпожа Мин, всё поменялось: женщина стала куда более мягче. Соля было сложно принять факт, что такой грязный по её представлениям человек, как Суджин, может совершить что-то столь благоразумное. Она готова была упасть перед Шин на колени с благодарностью за возможность увидеть сына в последний раз, но, конечно, не сделала этого. Может, потому что гордость не позволяла, а может по той причине, что Суджин всячески не обращала никакого внимания на неё и даже старалась избегать. Так или иначе эти две женщины хоть и были далеки друг от друга, но сближало их общее горе — они готовились к утрате. И если Соля приняла это и никак не вмешивалась в план сына, то Суджин всё ещё находилось в состоянии отрицания. Она перед сном плакала и молилась, чтобы на утро всё изменилось, но когда утро наступало, то она возвращалась в суровую реальность, где заходя в соседнюю палату, видела умирающего человека. Оставаться с ним надолго было сложно, но она переступала через себя. Разговоры до сих пор не клеились, да и Юнги большую часть времени спал, но каждый раз, когда они обменивались фразами, то всё заканчивалось быстро. Решив подышать воздухом, Юнги уговорил медсестру принести коляску и вывезти его на террасу. Там, сидя на той самой лавочке, была Суджин. Юнги, укутанный в плед, смотрел туда же, куда и девушка и ощутил всю тягость, которую испытывает она. Он часто пытался представить себя на её месте, но почему-то только сейчас словно ощутил весь тот объем эмоций и чувств, скрываемых ею. В нём таилась вина за всё, что ей пришлось пережить, и он не мог подобрать слов, чтобы утешить и успокоить. — Спасибо, что рядом со мной. Для меня это важно, — девушка еле заметно вздрагивает, но повернуться в сторону Юнги не осмеливается. Если посмотрит на него, то точно заплачет, а она устала плакать. — Ты права. Я эгоист. Заставил тебя страдать, а всё потому что страдаю сам. Здесь нет никаких «но», здесь лишь жестокость. Моя жестокость, и она не лучше той, что проявили к тебе другие. Ты не заслуживаешь всего этого... Будь у меня возможность, то я бы сделал всё, чтобы ты была счастлива. — Хватит, — дрожащим голосом останавливает его. — Я просто... не могу. Не могу, Юнги, — машет головой, отрицая суровую реальность, в которой его больше не будет. Смотрит на него и становится ещё больнее. — Имею ли я право злиться на тебя? — Имеешь, — вырывается у него, а она отрицательно кивает. — Нет, — отрезает Суджин и утирает вырвавшиеся из неё слёзы. — Я ведь тоже эгоистка! Вижу как тебе плохо, но продолжаю отговаривать, хотя и представлений не имею, что ты чувствуешь. Имею ли право распоряжаться чужой жизнью? Заставлять кого-то жить и переживать постоянную боль?.. Мне казалось, что не отговорив тебя, я буду ужасным человеком, но в итоге чувствую себя хуже, потому что... не могу остаться здесь, без тебя. Заставляла тебя лечится, не осознавая, что всё это лишь русская рулетка, в которой выиграет тот, кому повезёт. А если не повезёт? То это куда большие муки... — Ты не должна себя винить, Суджин. Её душевные терзания постепенно выходили наружу и это приносило Юнги облегчение. Ему было важно осознавать, что она готова отпустить его, важно было услышать, что она не держит на него зла, но он не хотел, чтобы она злилась на себя. — Я столько времени потратила впустую, хотя могла заполнить его тобой. Мы бы столько смогли сделать вместе... — она плачет навзрыд, утирает слёзы руками, а Юнги, и сам осознавая всё это, винил себя во всём. Было бы всё по другому, согласись он на лечение? Поздно об этом думать, когда время упущёно, оставив после себя то, что имеется сейчас. — Как я буду жить без тебя, Юнги? — Ты не должна жить мной, — он протягивает руку и касается её влажной щеки холодными пальцами. Девушка смотрит на него сквозь пелену слёз и замечает его улыбку. Такую тёплую, утешающую. — Без меня ты — это ты. Твой мир не должен крутиться вокруг меня, родная. Моё время подошло к концу, но твоё всё ещё идёт дальше. Оно позволяет тебе жить так, как ты хочешь. Я очень хочу, чтобы ты и дальше оставалась в этом мире. Нашла себя, веселилась, находила друзей и влюблялась... Ведь это то, что делает жизнь прекрасной, — она слушает каждое его слово и только сейчас осознаёт всю их суть. В фильмах они кажутся бессмысленными и пустыми, но когда ты слышишь это от человека, который скоро всего этого больше не ощутит — они обретают большой смысл, и уже не кажутся чем-то наивным и слащавым. — Почему тогда ты не хочет жить? Юнги улыбнулся, собирался ответить, но в глазах потемнело и он прикрыл их, пытаясь прийти себя. Суджин, обеспокоенная состоянием мужчины, позвала медицинский персонал и Юнги вернули в палату, где он сразу же уснул.***
Несколько дней прошли в каком-то вакууме. Вокруг что-то происходило, но Суджин видела лишь Юнги. Она заботилась о нём, принимала всё, что касалось его пожеланий о кремирование и даже урны для праха. Конечно это было сложно, но она старалась изо всех сил. Госпожа Мин, поселившаяся в отеле, приезжала каждый день и решала вопросы о перевозке в дальнейшем праха сына в Сеул. Лицо у неё было разбитым горем, хотя она скрывала это за макияжем. Юнги несколько раз созванивался с семьёй и Суджин однажды услышала, как господин Мин просит у сына прощения и плачет. Тогда Юнги и сам чуть не заплакал, но продолжал улыбаться в камеру говоря, что никогда не злился и очень любит всех. Вот так, за подготовкой к столь важному дню, он и подкрался. Суджин проснулась рано, хотя всю ночь не могла уснуть, но в палату к Юнги было нельзя, потому что он был под специальной капельницей и врачи настояли тому отдохнуть в одиночестве. Девушка старалась не плакать. Одна из медсестёр предусмотрительно принесла успокоительные, но Суджин от них отказалась, так как не имела право в данный момент как-то переживать о своём состоянии. Она помыла волосы, уложила их в красивую полусобранную причёску, накрасилась и надела платье, купленное Юнги специально для этого дня. Сначала она восприняла это в штыки, но потом поняла, что в этот день просто обязана проводить Юнги достойно, как тот сам желает. Дышать становилось тяжело, когда стрелка часов стремительно близилась к двенадцати — именно тогда она пойдёт к Юнги, чтобы быть рядом. Погода была хорошей — солнечно и тепло, даже птички поют, хотя они лишь больше нагнетали обстановку. Выйдя из своей палаты, Суджин сталкивается с госпожой Мин, которая, увидев девушку, сдержано кивает. Без лишних эмоций. Суджин видит как лицо женщины опухло, а значит, что она всю ночь плакала. Девушка решает не разговаривать, а лишь ждёт, когда её отведут к Юнги. Поэтому как только медсестра что-то говорит, а потом идёт по коридору, Суджин словно поняла, что время настало. Они пошли в неизвестном направлении, куда никогда ранее не ходили. По коридору направо, где была большая дверь. Заходят туда и оказываются в небольшом помещение, где горит одна яркая лампа и стоит на вид удобный диванчик. Медсестра указывает на белую дверь и у Суджин всё сковывается от появившегося страха. Она смотрит на белую поверхность и ей кажется, что она вот-вот сойдёт с ума. — Я зайду первая, — произносит госпожа Мин, дотрагиваясь до плеча девушки. Суджин облегчено вздыхает и кивает, и как только женщина исчезает, присаживается на диванчик. Медсестра уходит, оставляя её одну, а ей кажется, что в этом помещении больше нет дверей и она навсегда останется здесь. Тишина кажется ещё более мучительной и тогда Су начинает считать про себя. Как только доходит до пятисот, то белая дверь открывается и от туда выходит госпожа Мин. Она утирает платком слёзы и подавленным голосом говорит: — Он ждёт тебя. Зрачки Суджин расширяются. Она вскакивает как солдат, тяжело дышит и смотрит в образовавшуюся щель, от куда поступает солнечный свет. Он манит и пугает, но ноги уже сами ведут туда, пока она не оказывается в просторной комнате. Она кажется простой и уютной: с диваном, столиком у него, где стоит ваза с цветами; для чего-то шкаф и телевизор, и кровать... Кровать на которой лежит Юнги. Он смотрит сначала в огромной окно на всю стену, за которым спокойствие и красота, а потом переводит взгляд на Суджин. Оглядывает её с ног до головы и улыбается. Она, стоя в красном платье, кажется какой-то нереальной и непостижимой. — Ты такая красивая. Юнги казался бодрее, чем обычно, что настораживало и радовало одновременно. Суджин оглядывает себя, а потом его — одетого в зауженные брюки и белую шёлковую рубашку, и произносит: — Ты тоже очень красивый. Обходит кровать с другой стороны, где не стоял штатив для капельницы, и присаживается на край кровати. Что произносить? Она не знала. Знала лишь, что если ничего не скажет, то потом очень пожалеет. — Останешься со мной? — спрашивает он. У девушки спёрло дыхание, но она, собрав волю в кулак, кивнула через желание заплакать. — Конечно останусь. Бросить его было бы предательством. Суджин смотрит на его лицо и вспоминает тот вечер, когда его впервые увидела: такого важного, в телефонной будке, разговаривающего с кем-то. Он казался строгим, но интересным, а сейчас понимает, что добрее людей она не встречала, и мир слишком жесток, забирая именно таких. Девушка не знала, как себя вести. Она никогда не переживала ничего подобного, а смерть видела лишь в фильмах. Нужно ли как-то утешать, успокоить? Кажется, Юнги и сам готов был успокаивать, хотя это его не станет очень скоро. От осознания этого факта, ей вновь становится дурно, и она была уже готова вот-вот позволить слезам вырваться наружу. — Ложись, — Юнги хлопает по месту рядом и Суджин, чуть помедлив, ложится рядом. Укладывает голову на его грудь и слышит стук сердца. Быстрый стук, но оповещающий о жизни. Чувствует как его длинные пальцы перебирают её волосы и становится спокойнее. — Ты спросила меня почему я не хотел жить, — напоминает он, а она, уже забывшая об этом, лишь слушала, умоляя время идти медленнее. — Потому что тебя не было тогда. Она прикрывает глаза и из них тут же скатываются маленькие слезинки. Они приземляются на мужскую рубашку, оставляя на ней слезы. Суджин хочет взглянуть на Юнги, но не хочет, чтобы он видел насколько она разбита и как ей страшно. А признание мужчины разбивает ей сердце, но в то же время дают понять, что в этой жизни она не была бесполезна, и хоть кому-то скрасила жизнь. Хоть и не надолго. — Надо было почаще тебе проезжать ту улицу, я там часто ошивалась, — старается разбавить обстановку и слышит на это его тихий смех. — Ты мне так и не заплатил, поганец. — Ты слишком дорого берёшь. — А вот и не правда! — наиграно восклицает, поднимаясь с его груди и смотря ему в глаза. Она замирает, увидев в них слёзы. Они сковали её и лишили возможности дышать. А, Юнги, осознав свою слабину, с улыбкой произносит: — Это слёзы последней встречи. Нижняя девичья губа дрожит, но девушка делает глубокий вдох и согласно кивает. Это действительно слёзы последней встречи. Она скользит по нему взглядом, запоминая его образ и больше всего на свете боится забыть. — Тогда... стоит ли мне сказать, что я люблю тебя? — дрожащим голосом произносит, шмыгая носом. Юнги, услышав это, улыбается и впервые позволяет кому-то видеть, как плачет. В комнату заходит женщина, что-то произносит и Юнги заметно меняется в лице, становясь беспокойным. Он кивает ей, а потом вновь смотрит на Суджин, словно пытаясь найти в ней спасение от неминуемой гибели. Шин смотрит то на врача, то на Юнги, и не знает, как остановить этот ужас. — Суджин, — он находит её руку и сжимает, просит быть рядом, и плачет, зная, что вот-вот наступит конец. Шин не обращает внимание, как вводят капельницу и как потом женщина уходит, оставляя их вновь наедине. Она лишь смотрит в глаза Юнги, пытаясь как-то облегчить его мучения. А он смотрит такими глазами, в которых читается обреченность и безвыходность. Юнги содрогается, но ни от боли, а от осознания оставшегося у него времени. — Мне так страшно, Суджин, — слёзно вырывается у него и внутри неё всё разбивается в дребезги. Она касалась свободной рукой его лица, шеи, груди, словно пыталась подольше оставить его в этом мире. Смотрела также в его глаза, которые постепенно теряли осознанность, и единственное, что могла шептать: — Всё будет хорошо. Его рука постепенно теряла хватку и вскоре Суджин уже сама держала холодную ладонь, продолжая смотреть на возлюбленного, который смотрел безэмоционально в потолок и позволял оставшимся слезам скатываться по вискам. — Хочу уплыть к нему... — заплетающимся языком шепчет, медленно моргая. — К солнцу... Девушка погладила по волосам, нежно коснулась щеки и стёрла влажные дорожки. Мужской взгляд снова коснулся её лица и последнее, что произнёс Юнги, было: — Спасибо, солнце... Он вновь прикрывает тяжелые веки и несчастная Суджин ждёт, когда вновь сможет посмотреть в его глаза, но мужчина продолжает лежать с закрытыми глазами и из его приоткрытого рта вырывается последний вздох.