Потанцуем?

Жарко. Душно. В мыслях пусто, и оттого невероятно хорошо. Костёр всего в двух метрах полыхает в только ему понятном и безумном танце, он оглушительно трещит, резвится; его огненные языки взмываются в небо, пытаются достать до него, дотронуться до этой пугающей черноты, он всеми силами старается заставить её полыхать неистовым огнём, загореться, словно искра, и молить, нет, кричать о помощи... Безумие. Шотландия стоит неподалёку от огня, в удачно скрывающей его тени, прислоняясь к прохладной стене деревянного дома, и смотрит, как вся деревня весело вторит задорному треску костра. Толпа танцует, и многочисленные голоса, наверное, слышны в каждом уголке земли. Это безумие. Самое настоящее. Он чувствует сумасшедшую радость своего народа, его беззаботность и праздность — сейчас вся деревня, от ещё совсем карапуза до дряхлого старика, собралась здесь, впустив в своё сознание священный огонь и ту дьявольскую магию, присущую только ему. Это не только безумие. Это волшебное сумасшествие, полное чар и ненормальной раскрепощённости. Это грешная земля, человек, и ничему священному здесь не место. Но вместе с этим заразным, словно чума, безумием ощущается совсем тихое, почти незаметное чужое беспокойство. — Скотт? — неожиданно раздаётся тихий голосок за спиной, и Шотландия, резко обернувшись, тут же замирает. — А, это ты, — облегчённо выдыхает он, глядя на стоящего напротив него мальчишку лет двенадцати-тринадцати, ещё совсем ребёнка, со звонким голоском, но уже с совершенно не по-детски серьёзными глазами. «Чертёнок», — думает он, глядя в большие и абсолютно спокойные зелёные глаза ребёнка, и, не удержавшись, скользит изучающим взглядом по молочно-белой коже, по тонким бледным губам, потом ниже, к шее, такой беззащитно открытой шее... — Скотт? Ты в порядке? — мальчик наклоняет голову, и его шарф сползает чуть ниже, тем самым открывая ещё более чудесный вид. Шотландия сам считает, что нихрена не в порядке. Ведь что это за порядок — думать о том, как же соблазнительно выглядит так непохожий на него самого брат, и едва сдерживаться, чтобы не трахнуть его где-нибудь в сарае? И, словно назло, именно сегодня выпала эта безумная ночь, этот дерьмовый праздник, когда он уже почти не может сдерживаться. — В порядке я, — зло шипит он и с удовольствием замечает, как мальчишка дёргается от такого тона и испуганно поглядывает на него из-под тёмно-зелёного, почти что чёрного капюшона своего плаща. — А-а что т-ты здесь... стоишь? — заикаясь, спрашивает он. И, слегка осмелев, добавляет: — И не танцуешь? — Нет желания, — отвечает Шотландия и, гадко улыбнувшись, одной рукой притягивает его к себе, а другой, сбросив с его головы капюшон, зарывается в мягкие светлые волосы, едва уловимо пахнущие полевыми травами и солнцем. — А ты что, хочешь потанцевать? — жарко шепчет он на ухо брату, с ещё большим удовольствием замечая, как хрупкое, маленькое тельце едва заметно дёрнулось в его руках. — А-ага, — совсем тихо отвечает мальчишка, отчаянно краснея то ли от своего постыдного, как он считает, желания, то ли от пальцев, невероятно приятно перебирающих пряди, а то ли от жаркого дыхания, опаляющего висок и нежную кожу уха. — Да ты так бы сразу и сказал! — Шотландия заливисто и громко хохочет, а после быстро хватает его за руку и бесцеремонно, словно какую-то зверушку, тащит к костру, который, кажется, разгорается всё больше и больше. — Танцуем, сопляк! И они танцуют. Так, что никто не в силах отвести от них глаз — ещё совсем маленький мальчик и молодой парень, пока не взрослый, но уже давно не ребёнок, двигаются в такт разрывающим барабанные перепонки звукам волынки и барабанов, они громко выкрикивают непонятные никому слова, их глаза неотрывно следят друг за другом и, кажется, что им уже давно ни до кого нет дела. Они полностью погружаются в волшебный и такой притягательный мир сладостного безумия и греха, но никто из них и не думает противиться, даже мальчик, издалека выглядящий, словно ангел, сошедший с небес. Но это кажется только на первый взгляд, сейчас его тонкие, обветренные губы расползаются в чарующей, дьявольской улыбке, а зелёные глаза остро всматриваются в точно такого же цвета глаза брата и гипнотизируют, гипнотизируют, гипнотизируют... Но что-то щёлкает, ломается; одна нить, главная связующая, с громким звуком лопается, с разума Шотландии в одно короткое мгновение падает эта туманная нега полного сумасшествия, и в ответ на свои хитрые и возбуждённые взгляды мальчишка, это адское отродье, получает лишь холодно брошенный взгляд и безмолвное созерцание широкой спины брата, гордо удаляющегося с празднества. Уже в который раз маленький Англия, будущая гроза морей, понимает, что вновь с позором проиграл. Это безумие, но ты будешь моим. Слышишь? Когда-нибудь... Моим. Только моим и ничьим больше.