Дневник: Начало после конца.

И снова здравствуй, мой читатель. Надеюсь, что ты не забыл меня — рассказчика, что поведал тебе историю своего друга. И вы, и я в том числе думали, что повествование закончилось, подошло к своему финалу… но порой жизнь делает нам сюрпризы. Некоторые из них мы можем ожидать, но бывают и такие, что как гром среди ясного неба поражают. Этот был одним из них. Получил я его одним воскресным вечером. Сидел я на балконе и наслаждался чаем, как одна из служанок принесла мне письмо. «От Ленской» было написано на конверте. Письмо: «Уважаемый, Мистер Н, пишу вам в наихудшем расположении духа и хочу сообщить неприятную новость. Наш хороший знакомый и верный друг, Евгений Онегин, скончался… он был застрелен на дуэле неким господином К. Случилось сие событие месяц назад. Прошу прощения, что не написала вам раньше, я была не в состоянии взять перо в руки. Стоило мне черкнуть на бумаге хоть слово — глаза наполнялись слезами. Похороны тоже случились уже давно, но ___ будет устроен поминальный вечер. Имею дерзость попросить вас явиться на них, чтобы в последний раз проститься. Знаю, нельзя так говорить, но я буду рада вас увидеть. Кончаю свое письмо, ведь все необходимое я уже написала. Место и время вечера я черкну на обороте. Ваша давняя знакомая, Е.А.Ленская.» Мой шок было трудно передать словами. Я вцепился в этот несчастный клочок бумаги и упорно всматривался в каждое слово, хоть и не мог разобрать букв. Наверное, так бы я и просидел до утра, если бы не пришедшая убрать посуду слуга. Весь следующий день я провел в раздумьях: ехать или нет. И решил! И вот… я стою здесь, в этом роскошном зале. Прием устроен в честь того, кто уже несколько недель предан земле. Господь Всемилостивый! Что же это такое? Все пьют, танцуют, веселятся, а виновник торжества даже не может на нем присутствовать. Простояв в стороне некоторое время и так и не столкнувшись с Елизаветой, я окончательно удостоверился, что желания и дальше здесь находиться у меня нет. Быстро продвигаясь к выходу, я обходил стороной все знакомые лица на моем пути. Но один из них (к моему будущему счастью) смог меня остановить. Он не сказал ни слова, только кивнул в знак приветствия и всунул в руку небольшую книжку. Я, даже не взглянув, бросил ее в свой саквояж и уехал домой. Только к вечеру я вспомнил об этом случае, с большой неохотой я взял эту тонкую записную книжку. Стоило мне только прочесть несколько пожухлых пожелтевших от времени станиц, как осознание того, что оказалось в моих руках разом наполнило мою голову. Записи путешествий, строки стихов известных авторов или собственного сочинения, мысли и переживания — душа Онегина продолжала жить в этих строках… С подступившими к глазам слезами я читал до самого утра. Ну здравствуй, старый друг, видно сама судьба решила, что твоя история не закончится так быстро! И я, в надежде на благосклонность Евгения, буду рад поделиться этим с вами… «Я осмелился на разговор с Татьяной, но увы это не привело ни к чему. Мои чувства были отвергнуты: жестоко и беспрекословно. Верность мужу — то, что она выбрала, и упрекать ее я не вправе. Оставаться более здесь я не могу, поэтому с первыми лучами солнца сяду в повозку и уеду… пока не знаю куда, но подальше отсюда. От этих мест, от Татьяны и князя, от этого ужасного ноющего чувства в груди, что не дает мне покоя!» Прошу прощения, что прерываю ваше чтиво. Просто хотел заметить, что после этой записи о приеме в Москве прошло порядком времени. Несколько страниц в дневнике вырваны, на многих из оставшихся читаются строчки произведений авторов… далеко не самых лучших. Евгений смел рассуждать на такие опасные темы, но такого я не могу себе позволить. «Прошел год, а может чуть больше. В последние месяцы время не имеет для меня такого значения, что раньше. Примерно раз в неделю я заезжаю на очередной прием, бал, вечер. Все же остальное время провожу в гостиницах и трактирах, коротая свое время за книгами и сочинительством. Пребывая в небольшом городке отдаленной губернии, никак не мог я ожидать, что может произойти на обычном приеме.» «Этим вечером, на приеме господина М в честь замужества его дочери, я встретил небольшое семейство. Фамилии своей они не назвали, да и интересоваться я не стал. Имею я желание описать их. Главой семьи был, как представился, Александр Владимирович — мужчина средних лет, человек сухой, жесткий, старого строя. Жена его Надежда Геннадьевна милая женщина лет 40, но ее беспрекословное послушание мужу сильно разнилось с заводным характером. Дочь их звали Елизаветой Александровной, в отличии от матери и отца ее нельзя было не заприметить: молодая девушка, что кокетничала и танцевала со всяким, кто предложит. Таких обычно не волнуют высшие чувства, и подвластны они исключительно порывам юношеских лет. К моему удивлению, оказалось, что Надежда Геннадьевна была обо мне наслышана от дам с московских балов. Поэтому я имел честь быть приглашенным гостить в их доме. Большого желания я не имел, но и веских причин отказываться у меня не было. Когда же и глава семейства, угрюмо сдвинув брови и долго размышляя, все же дал свое разрешение — было решено, что на следующие две ночи я проведу в их загородном доме.» Это была первая встреча Евгения и Елизаветы, хоть с ней я знаком довольно давно. Девушка она хорошая, да только батюшка ее слишком строг. Но обо всем этом Онегин будет писать. Сейчас это конечно же бесполезно, но я все равно упрекну друга своего в беспечности: гостить несколько дней у семейства, фамилию которого даже не поинтересовался узнать? Как так можно? Раньше мы с Евгением часто спорили о его необдуманных, совершенных в неком порыве, поступках, что нередко становились причиной ссор. «Солнце плавно всплывало над горизонтом. Прибыли мы в поместье только к утру, и мне совсем не спалось. В поисках чего-то, что сможет меня заинтересовать, я дошел до сада, что расцвел позади дома. Изысканные ирисы, страстные розы, нежные пионы… зеленые плющ, обвившийся на крыше беседки в глубине сада. Я искренне всем этим наслаждался, моя душа благоухала с этими цветами, а морозный утренний воздух бодрил. Но оказалось, что не я один наслаждался этими чувствами. Встретить Елизавету я никак не ожидал. Она сидела в беседку с книгою в руках, глаза ее выдавали растерянность и одновременно с тем заинтересованность. Не буду писать слишком много, упомяну лишь, что до самого завтрака мы гуляли по саду и мило беседовали о чем только можно. К моему большому удивлению, в этой Лизе, надеюсь она не будет против такого своеволия с моей стороны, я не заметил и следа той веселости и кокетливости, что показывала она на балу. Разговор оказался с ней очень приятным, легким, но в то же время заставляющем о многом задуматься. Сами того на замечая, каждую свою свободную минуту мы проводили за долгими беседами в саду.» «Мне совестно злоупотреблять гостеприимством этой семьи, но уходить от Лизы я не хочу. Никаких чувств я к ней не испытываю. Те годы, когда я мог наслаждаться прогулкой с девушками, давно прошли, остались позади; с Лизой я чувствовал себя живым. Каждое ее слово было осмысленным, порой образ моего старинного друга чудился мне в ее силуэте.» «Сегодня я совершил одну из величайших ошибок в своей жизни. Но позвольте объяснить. Любопытство мое достигло своего пика, и я решился спросить Лизу об источнике ее глубоких познаний… я сильно ошибся.» Извини, читатель мой, что вновь прерываю повествование, но следующие записи слишком сумбурные. С вашего позволения, я поведую вам всю историю со своих уст. Лиза, лучше звать ее Елизаветой Александровной Ленской, приходилась младшей сестрой Владимира Ленского. С позволения самой Елизаветы поведаю вам историю их семьи. Все отрочество Владимир интресовался литратурой, искусством, но строгий отец имел виды на сына солдата. Собрав все вещи, Владимир, храни его Господь, уехал в Москву, оттуда в Петербург, Германию — набираться душевной лиры. Но раз в год, не забывал он писать, рассказывать о своих странствиях. К сожалению… большинство его откровений были преданв огню камина. Даже я представить не могу, какой удар судьбы стерпел мой Онегин. Проводить часы напролет с сестрой убитого друга… (Слова автора) «Вновь с разбитым сердцем я продолжаю странствовать. Пожалуй посещу Европу, Азию, я давно хотел пройтись по улицам Берлина. Но… Мне осточертело записывать все свои мысли в эту книжку, поэтому заканчиваю. Прошу прощения у себя самого и у всех, кто нашел в себе интерес дойти до конца…» Вот и все. Эта была последняя запись… дальнейшую его судьбу мы знаем. А с вами я прощаюсь. Если на то будет воля Всевышнего, попадется мне в руки еще дневник, блокнот, хоть вырванный клочок бумаги… мы с вами обязательно встретимся и я снова погружу вас в интересную историю соего хорошего друга — Евгения Онегина, история которого не заканчивается даже после его кончины.