assorted

Все это случилось спонтанно. Хосок этого не планировал. Зато тщательно спланировал Чимин, и Хосок был слишком слабым, уставшим, чтобы ответить твердое «нет». И его вялые «не сейчас» воспринялись как «о, да, прямо  здесь, сию секунду». И вот он в элитном клубе. В закрытом частном клубе, что означает: "все, что происходит внутри на грани дозволенного". Стоит ли уточнять, что его со свистом уволят, как только начальство узнает про его визит сюда? -Да хорош тут лежать, задрал, – злостно шипит прямо в чувствительное ухо Чимин, заставляя неприязненно скривиться. – Напоминаешь зомби. -потому_как_напоминаю_зомби_ты_и_смог_приволочь_меня_сюда. -Что? – Чимин, честно, ничего из его бубнежа не понял. Он щедро налил себе в граненный стакан, сразу же отправляя в себя содержимое. Кусок лайма полетел следом. С тем же успехом он мог просто опрокинуть бутылку в себя. -Да ты блять издеваешься! – захохотал Тэхен, как только отдернул шторку. – Ты чего в костюме притащился, бля-я… Ким беспомощно глянул на Пака, но тот лишь отмахнулся, типа, сам все видишь, это же Хосок. Хосок и правда до сих пор был в классическом костюме, что обязаны носить госслужащие, единственное, он аккуратно сложил и убрал в рюкзак мантию прокурора – явиться в ней сюда было равным святотатству. -Ну, спасибо, хоть рясу снял, – колко заметил Чимин, надеясь, что хотя бы предмет гордости Чона расшевелит его. Но, нет. Хосок все так же валялся, широко раскинув ноги. -Да чувак, хорош лежать. Я, конечно, поздравляю, что ты закрыл свое спец-дело… - тихое «я его выиграл» потонуло в увещевательном потоке Тэхена, - но я тебя знакомить со своей любовью привел. Вздохнув, Хосок отвернулся. У него глаза слипались. И никто его не смог бы понять  - он занимался этим делом месяцами, пережил кучу угроз, оскорблений, попыток подкупа и подставы. А в конце этого ада, он просто вынужден сидеть тут и ждать загадочную девушку Тэхена, вместо того чтобы для начала хорошенько намокнуть в ванной, смыть с себя напряжение последних месяцев, выпить бокала горячительного прямо там же, позже заесть поздним горячим ужином, а уже потом…. -У него в штанах flashlight? Чего он стонет на весь клуб? – слышится вдруг Хосоку, и он резко вскидывает голову – единственное энергозатратное, что сделал за весь вечер. Над ним стоят четверо незнакомых парней и, вероятно, Хосок успел вздремнуть , и ему приснилось, как намокает в горячей ванной с сильным ароматом розы..... Аж в носу защипало. Все как Хосок любит. -Простите? – переспрашивает прокурор. Тот же голос, обладателем которого оказался высокий парень с темными пушистыми волосами, продолжил. -Говорю, занято? Можно присесть? -Какого черта? – Хосок яростно краснеет, когда беспардонный юноша кивает на его расставленные бедра. Чон садится прямо, бросая убийственные взгляды на хихикающих друзей. И те послушно затыкаются. О, неужели почувствовали толику стыда за то, что приволокли его в этот шумный ад? Довольно усмехнувшись, парень с затейлевой татуировкой садится рядом с Хосоком, горячим бедром намеренно притесняя. Он раскинул руки, и одна давяще оказалась прямо за спиной прокурора. Давяще. Конкретно так подавляюще. -Я Чон Чонгук. – доверительно шепчет, но Хосок предпочел сделать вид, что не слушает. Вместо этого он в ожидании уставляется на Тэхена. -Ну, так… знакомьтесь, это мой п.па…парень. – Чимин неприлично выкрикивает «чего бля» и тут прикрывает рот, а Хосок тупо смотрит, ожидая, что дальше последует ни разу не смешное «ахах, вы поверили? Это шутка». Но Тэхен ничем не дополняет свою короткую речь, наивно полагая, что этого вполне достаточно. Парень, на которого указал Тэ, тоже молчит, лишь смотрит на друзей своего парня, вздернув бровь, правильно считав с их лица ошеломление. Далекое от приятного, ошеломление. -Полагаю, это шутка? – прохладно уточняет Хосок, садясь прямо. -Нет, хен… Мы третий месяц вместе. -Мин Юнги, – коротко представляется Парень Тэхена с намерением отвлечь на себя внимание, но Хосок, как и Чимин, даже не смотрит на него. -Ты пассив или актив? – спрашивает хмельной Чимин ехидно, но друзья дружно прикрикивают на него – Тэхен смущенно, Хосок раздраженно. -Тэхен. – голосом, не предвещающим ничего хорошего, начинает Хосок. – Выйдем. Ким прекрасно знает, что за таким тоном обычно следует. Потому что…это хен. Их хен. Можно сказать, это он воспитал двух малолеток в большом городе – учил вести себя во взрослом обществе, стал поддержкой и примером для подражания. Потому он послушно встает. Однако, неожиданно тяжелая нога опускается на бедра Хосока, мешая тому подняться следом. -Проблемы? – спрашивает нахальный Чонгук, и глаза Хосока чуть не вылезают из орбит. -Ногу убрал. -А ты заставь. – и подмигивает дерзко. – Хотя, у меня предложение получше. Скинешь хотя бы одну ногу, – нагло добавляет вторую, - я выпью два шота самого крепкого. Нет – ты выпьешь. -С какого мне соглашаться на этот бред? – искренне не понимает Хосок, голос – чистый лед, раскалывай да добавляй в любой напиток. Но, видимо, у Чонгука иммунитет на такой тон или чувство самосохранения отбито напрочь, так как продолжает подначивать бесстрашно. -Ну же, цветочек, соглашайся, так и быть, я чуть поддамся. – Хосок в раздражении отталкивает его ноги, но те даже не дергаются. Налитые тяжелым свинцом мышцы впиваются в худые бедра Хосока, заставляя чуть ли не застонать. -Цветок? Ты ахерел, ребенок? – Чонгук издевательски хохотнул, после провел рукой по щеке Хосока. -Ты так соблазнительно покраснел … аж захотелось заставить покраснеть в другой обста…. -Я прокурор, идиот, и клянусь, я заставлю тебя пожалеть, – прошипел Чон, ужасаясь стайке мурашек, что призывно последовали за чужими пальцами. Этим двоим уже было все равно на присутствующих. Хосоку хотелось лишь одного – поставить на место зарвавшегося юнца, а Чонгуку – вывести на максимум эмоций высокомерного прокурора. -Тем интереснее. Я позволю тебе вести, если скинешь мою ногу, - манера речи, многообещающий тон, игриво поигрывающие брови…абсолютно все намекало на иной смысл. И этот смысл прекрасно понимал Хосок, чай, не ребенок. И это вдвойне заставляло задыхаться от возмущения. -Да с чего ты взял, что я буду иметь с тобой дело? -Я скажу больше – не иметь со мной дело, а иметь ме… -ГОСПОДИ! – Хосок, раскрасневшийся с головы до ног, то ли от вполне удачных подначиваний, то ли от раздражения на свою буйную реакцию, выхватил первую стопку, что попалась на глазах и опрокинул в себя. – Доволен? Жмурясь от кислого привкуса, спросил он у Чонгука. -А теперь свалил. -А что ты выпил? – с любопытством уточняет парень. -Мне откуда знать? Исчезни. -Я говорил – самый крепкий напиток. А ты выпил то, что попалось. Тцт. Не дело. Хосок заскрежетал зубами. Он поплывшим взглядом посмотрел на посмеивающихся друзей и незнакомых парней. Те, очевидно, уже познакомились, так как полушепотом что-то говорили друг другу, лукаво посматривая на них. -Ну же, Хосоки, я не могу вечность ждать, у меня выступление скоро. -Я тебе зуб выбью, – сдавшись, шипит Хосок. Он глубоко вздыхает, и пытается вернуться в амплуа прокурора. Но горячее бедро на собственных мешает здраво мыслить, а алкоголь в пустом желудке бьет прямиком в уставший мозг. -Это угроза? – сладко уточняет Чонгук. -Обещание. – довольно посмеиваясь, будто именно на такой ответ и надеялся, Чонгук послушно наливает. И прокурор не мешкая опрокидывает в себя содержимое. Стыд и срам, прокурор, взятый на слабо. Это не отмываемое клеймо. -Тут тот же вкус! – возмущенный полузадушенный хрип из-за горечи, что разлилось по глотке. -Круто, правда? Это абсент. – Хосок проглатывает мат, искренне считая, что выше этого. Выше этой ситуации. Выше нагломордого вытатуированного в херь пойми что паренька. Выше …. Но он ростом ниже. Ниже почти всех в этой зоне. Хосок хихикает над алогичностью своих мыслей – как он может быть выше этого нахала, когда уступает в росте? Смешно! Это ведь смешно, да? -Ого, начал вставлять, – комментирует Чонгук, повторно проводя пальцами по разгоряченной щеке. –Что смешного, цветочек? -Чонгук, хорош, – дергает его Ким Намджун, барабанщик, но у Чонгука свое мнение. Вообще на все. -Пойдешь на танцпол? Я сейчас там выступать буду? – спрашивает тихо, проникновенно. И Хосок доверительно кивает головой. И это будет его не единственное соглашение на сомнительные предложения Чон Чонгука этой ночью. А лучше бы единственным. Потому что… Все произошло спонтанно, и никто не виноват. Особенно в том, что на утро Хосок просыпается в одной постели с ненавистным Чон Чонгуком. С мать его рокером Чонгуком. -Что за хуйня. – пытается прохрипеть прокурор, но язык, словно ужаленный, не слушается и еле помещается в собственной полости. Чужие мозолистые руки унизительно прижимают за талию, словно кисейную барышню, и Хосок желает проснуться от кошмара. От ужасающего сна. Сию же секунду. Ну же, сейчас! Но он все еще в чужой сверкающей чистотой квартире, а молодой человек спит все так же, крепко обнимая. От него несет смертоносным смрадом – очевидно, они нехило так выпили. Вязко сглотнув, Хосок беспомощно хватается за голову. Мыслей ноль. Воспоминаний ноль. Идей ноль. Хотя нет! В голову резко ударяет осознание, что он вообще-то все еще уважаемый прокурор, поэтому пулей вылетает из кровати, и носится по огромной квартире в поисках своей одежды. -Где мои штаны? – брюк нет. Хоть убейся. – Не бегал же я полуголым? Последнее произносится с тупой надеждой, и за это он ненавидит Чонгука еще сильнее. Блядство. Уже двенадцатый час, а Хосок даже понятия не имеет, в какой части города находится. И что вообще делать с прошедшей ночью. Но это на потом. Хосок откровенно не в состоянии разбираться с ужасами прошедшей ночи. Пальцами подцепив дранные черные джинсы Чонгука, Хосок вытряхивает оттуда сигареты, смятые крупные купюры денег и сложенные визитки каких-то магазинов. Морщась, переодевается в чужое, с досадой отмечая, что штаны спадают, хотя на Чонгуке были в обтяжку. Его крупные бедра были идеально подчеркнуты темной материей... Хосок на секунду несется в ванную, чтоб прополоскать воняющий  всевозможным запахом рот, куда чуть ли скунс не наложил, и обмирает. Буквально сердце перестает на секунду биться – у него под левым ухом наложена марлевая повязка. Хосок не тупой, он не раз видел такую на Чимине и Тэхене. Ее накладывают, после нанесения татуировки. Ноги подкашиваются, и он обессиленно оседает на холодный пол. Что за чудовищная ночь…. Что за ужасающий результат наутро… самое время писать по собственному желанию, ибо…. -Утро доброе, – хрипит над головой Хосока Чонгук. -Ты! – Хосок резко подрывается, колошматя кулаками грудь Чонгука. – Ты что натворил, идиот! Ты что, блять, себе позволяешь?! Ты все испортил, разрушил мою жизнь! Ты видел хоть одного прокурора с татуировкой?! Меня с треском уволят! Сжав чужие кисти, Чонгук послушно вникает в пламенную обвинительную речь Чона. -Но это была твоя идея, хен. – растерянно. Потому что, во-первых, Чонгук слишком сонный для дерьма, что полилась на него, во-вторых, он и правда не виноват. Чонгук сам был в стельку пьян – быть трезвым после вызывающих танцев пьяного Хосока под чонгуково рокерское рычанье было грехом. -Что? – неверующе. Само собой не верит. -Ты выбрал мне тату….а после и сам захотел. Хосок вдруг вспоминает, как они, пьяно смеясь, вваливаются в круглосуточный салон. Как он говорит, что раз Чонгук гадкий, как змееныш, надо бы ему пополнить коллекцию на теле подходящим тату. Чонгук соглашается, ему любая идея высокомерного прокурора, высказанная снисходительным тоном, нравится. Возбуждает. И толстая кобра появляется на его мощной шее через пару часов. И неожиданно Чон Хосок залезает в теплое кресло, которое Чон Чонгук только что освободил. -Я тоже хочу, – важно заявляет, и Чонгук, не раздумывая, заказывает эскиз лютика. -Л.лютика? – Хосок заикается, неверующе кончиками пальцев дотрагиваясь до шеи. -Да, тебе подходит, – авторитетно заявляет Чонгук, неожиданно накрывая губы Хосока. -Ахерел? – звереет Хосок. -Момент подходящий. Ты такой разбитый, а я… -И ты думал, что твой вонючий язык все исправит? -Ночью же исправило, – тонко замечает. –Я еще не успел смириться, что мой лучший друг гей! – не слыша, продолжает гневно Хосок. - А тут лезешь ты. У вас все в группе «такие»? Хосок презрительно морщится, а Чонгук на это умиленно усмехается. -Очевидно, что не только все в моей группе, – и многозначно поигрывает бровями, предлагая самому додумать, что конкретно это значило. Хосок с пустым выражением смотрит сквозь Чонгука, прекрасно осознавая, что его жизнь никогда не будет как прежде после этой ночи. Буквально, никогда. -Ненавижу тебя. -Да ты гомофоб, хен. – издевательски тянет. Снова. Опять. В который раз подначивает. -Если ненависть к тебе означает это – то да, каждой клеткой своего тела да. Хосок с шумом выходит из ванной, и уже спокойно продолжает поиски своих брюк. -Где мои брюки? -Остались там, внизу. – Хосок тупо прослеживает за кивком Чонгука, и утыкается взглядом в пол. -Там, это где? – раздражается вновь. С этим экспонатом быть спокойным физически не возможно. -На парковке. -О господи, нет, – стонет. -О да, мой мягкий лютик, – самодовольно тянет Чонгук, наконец натягивая другие черные джинсы. Такие же дранные, как и общее состояние Хосока. И налитые мышцы да аккуратные кубики пресса ни разу не способствуют успокоению. Не позволяя разрастись скандалу, Чон Хосок пишет заявление по собственному желанию. Он в спешке покидает районное отделение прокуратуры, высоко вздернув голову. Не потому, что опять-таки выше сложившейся ситуации, а чтобы банально не позволить предательским слезам потечь. Вся жизнь Хосока разрушена, и одна из причин неустанно пишет ему ежедневные сообщения с тошнотворным «как дела, лютик», «спокойной ночи, мой цветочек», «все наладится, мой нежный лютик» и прочее, будто без того Хосок смог бы забыть о его существовании. И когда спустя несколько месяцев после активного общения (Хосок начал отвечать ему спустя две недели...) Чон Чонгук в черной маске и бейсболке открывает дверь в его кабинет с блестящей табличкой «Адвокат Чон Хосок», последний глубоко закатывает глаза. -Снова ты, – шипит. Так как только недавно закончил просматривать утренний репортаж новостей, в котором фигурировал знаменитый корейский рокер прямо в этой же одежде. – Мне уже кажется, что ты специально влипаешь во всякое дерьмо, только за тем, чтоб обратиться ко мне. -Ну, а что делать, если ты отказываешься ходить со мной на свидания, – лукаво улыбается Чонгук, прикрывая за собой дверь. И Хосок солжет, если скажет, что не ждал его сразу же после прилета из тура. Традиционно.