assorted

Сокджин прерывисто дышит: раз вдох… замри… не шевелись… замри… замри…тихий выдо-ох… не спеша. Сокджину страшно дышать, не говоря уже о шевелении, хотя его тело затекло как залежавшееся бревно. Вдох…не выдох, потому что Хосок что-то мычит во сне, хихикает полупьяно и теснее вжимается в ближайший доступный источник тепла — сокджиновское тело, — выбивая весь воздух толчком. Сокджин пораженно прикрывает глаза, совсем не чувствуя холода, ветра, и прохлады желтого песка под спиной. Он чувствует лишь горячее дыхание на своей шее, тонкие руки, что доверчиво облепли грудь, и ноги, что опасно близко к стратегически важной ценности. -Боже, дай мне сил… — хрипит еле слышно, хотя в собственной голове истошно орёт. Сокджину хочется высвободиться, с силой оттолкнуть Хосока, чтоб тот влетел в океан и уплыл на его волнах далеко. Максимально далеко. Беда в том, что из головы его тот так просто не вылетит. Не выгонишь и не выпнуть, — Сокджин много раз пробовал. Он никогда не забудет свой первый приём у психолога, а потом у психиатра — ну, наверняка. Потому что ответ психолога его консервативную натуру не устроил. А психиатр лишь улыбнулся его тревогам, той самой снисходительной улыбкой, которая означает «ну подумаешь, проблемы». А это проблемы, черт подери, проблемы! В своём взрослом тридцатилетнем теле обнаружить тягу к собственному полу, да и не ко всему, между прочим, а к конкретному представителю, который ещё и играет важную роль в его жизни — лучшего друга, — это насколько нужно накосячить в прошлой жизни?! У Сокджина истерика не первый месяц, и он на грани срыва. Только никакого понятия не имеет, что быстрее произойдёт — принятие или тупое самоуничтожение. — Черт возьми, Хосок… — Хосок, совершенно никакого понятия не имея, что творит, смещает ногу чуть ниже, укладывая прямо на пах. Там всё прилично пока что, но Сокджин всё ещё на краю, так что рисковать не стоит. — М? — приподнимает голову Чон, и Сокджин не на шутку пугается — а вдруг он всё это время ныл вслух? Но Хосок выглядит слишком сонным, опухшим и вообще незаинтересованным; желающим поскорее уснуть обратно. — Писать хочу, а ты уложил свои лапы. — Хосок зевает широко и уродливо, по-мужицки, ну совсем не притягательно, и Сокджин уже выбирает день очередного похода к психиатру, потому что это совсем не нормально. Хосок, не вникая, отворачивается и ложится на живот, сползая с тонкого одеяла. Сокджин отмахивается, мол, тебе назло, вот заболеешь и станешь совсем отвратным — и меня тянуть к тебе больше не будет, но всё равно подхватывает под живот и перекладывает обратно поближе к себе. Да накидывает на него свою тонкую куртку, которая валялась в ногах за ненадобностью. Хосок мычит что-то, пукает омерзительно, и Сокджин понимает, что попал окончательно.