with hearts to think, and brains to love

С детства Келлин Куинн всегда видел кошмары. Каждую ночь, как только он закрывал глаза, мысли складывались в страшные картины, сжигающие его дотла, разбивающие в пыль, заставляющие плакать и кричать в ужасе и боли. Мать не имела ни малейшего понятия, что с ним делать, и просто пичкала мальчика всеми известными ей снотворными препаратами в надежде облегчить его ночные муки. Иногда это помогало и Келлин просто отключался на несколько часов, переставая функционировать как живой человек. Просто умирал на целую ночь. Это чувство беззаботности настолько ему нравилось, что лет с двенадцати его начали преследовать навязчивые желания провалиться в забвение навсегда. Но он не настолько ненавидел свою жизнь, чтобы её оставить. Он ненавидел только спать и просыпаться в холодном поту. За пятнадцать лет у Келлина появилась тактика: он не спал по несколько суток подряд, а потом, когда начинал терять грань между реальностью и вымыслом, когда его веки предательски смыкались в самые неудобные моменты, но разум отказывался его покидать, он брал таблетку легкого снотворного и спал десять часов подряд, не видя ничего, кроме своих собственных век, слыша лишь слабое биение сердца. Никаких кошмаров. Когда он просыпался, вновь опаздывая на учебу, он отсчитывал, как долго придется бодрствовать, чтобы после избежать нежеланных сновидений, и, как правило, ему удавалось. Келлину семнадцать, и каждый вторник к нему на ночевку приходит Виктор, новенький парень в их классе, ведь им обоим нужны друзья и способы убить время. Юноши слушают музыку, играют в приставку и смеются со всякой ерунды до тех пор, пока Вик не заявляет, что ужасно устал, и не предлагает ложиться спать. Такое бывает не каждый раз, ведь Фуэнтес тоже в силах продержаться ночь на энергетиках и компьютерных играх до утра, а потом отоспаться на уроках истории. Но когда здравый смысл и инстинкты самосохранения Вика дают о себе знать, Келлин поначалу расстраивается. А потом понимает, что может всю оставшуюся ночь смотреть на мирно спящего друга, и, поломавшись для приличия, соглашается. Ему нравится следить за тем, как Виктор спит. Виктору снятся спокойные сны и он изредка мычит и ворочается. Он выглядит незащищенным, и Келлину ничего не хочется так сильно, как контролировать, чтобы никто не смог причинить Фуэнтесу вред, пока тот не связан с реальным миром. Когда Вик просыпается, он всегда замечает на себе изучающий уставший взгляд Куинна, слегка улыбается, но никогда ничего не говорит на этот счет. Виктор начал приходить чаще, и теперь он точно знает, что Келлин совсем как Вегас — никогда не спит. Он волнуется за чуть-больше-чем-друга, но убеждает себя в том, что, наверное, все нормально. Даже когда мешки под глазами Куинна приобретают такой же оттенок, как его крашеные волосы; даже когда он продолжает просыпаться и засыпать под пристальным наблюдением серых глаз. В скором времени Келлин объясняет, в чем дело, когда Вик опускает очередной комментарий насчет его круглосуточного бодрствования, и теперь все становится понятным. Виктор не осуждает и не пытается заставлять Келлина переступать через себя и страдать, а поддерживает его компанию еще дольше и чаще, жертвуя собственным сном тоже, но ему не жалко. Совсем. К концу ноября парни уже почти официально встречались. Все случилось само собой: поздняя ночь, слабый свет настольной лампы, недосып и необъяснимое чудодейственное притяжение, растущее с каждым часом после одиннадцати. Самое искреннее время. Они сами не заметили, как одни губы накрыли другие, и как они слились воедино после пары секунд невинных легких прикосновений кожи к коже. Этой ночью Вик не спал тоже, потому что до восхода солнца был занят своим персональным. В декабре Келлин впервые уснул без снотворного и не увидел кошмаров. Это был первый раз в его сознательной жизни, когда он правда не хотел просыпаться. Вик долго расспрашивал, как впечатления и что снилось, а когда Куинн отвечал, что ему снился Фуэнтес, мексиканец лишь смущенно хихикал и целовал своего парня в нос. Но не было смысла смеяться — это была чистая правда, Келлину действительно снился Виктор и все было замечательно. И все равно реальность продолжала казаться Келлину более завораживающей. Однако теперь в ней можно засыпать в объятиях своего возлюбленного, не боясь разбудить его криками ужаса. Выпускной класс подходил к концу, они были в отношениях целых полтора года и были абсолютно счастливы. Каждую ночь Келлин видел красочные сны со своим парнем, даже будучи далеко от него, и это давало силы любить все кругом, невзирая на трудности. Через два месяца возникла трудность, игнорировать которую оказалось тяжелее. Вик, черт возьми, больше не с ним. Все закончилось так же резко, как и началось, никто толком ничего и не понял. Но Келлин ясно помнит все то, чего не может осознать: их заметили целующихся на улице вечером, подкараулили, долго били. Обоих. Но Вику досталось больше, и если Куинн отделался парой переломов и шрамом, его парню так не повезло. В него всадили нож. Возможно, нечаянно, но какая теперь разница? Он не дожил даже до приезда скорой и погиб просто на изуродованных синяками и сломанных руках Келлина. Вот так просто и быстро, как первый поцелуй, как первый хороший сон. Теперь все те полтора года казались Куинну лишь хорошим сном, который тешил его своей иллюзорностью настолько долго, что тот привык называть его жизнью. Первый и последний. Ведь с тех пор каждый новый раз, закрывая глаза, Келлин видит истекающего кровью и шепчущего признания в любви Фуэнтеса. Ни одно лекарство не могло выкинуть Вика из его памяти и сновидений, и он не хочет забывать или вычеркнуть этот «сон», ставший очередным ужасом, из своей биографии. Он просто надеялся проснуться.