Димас, прости

— Димас, все летит в пизду, прости. А Дима и не злился, он в принципе готов, больно почти не было. Хотя пиздешь, больно было еще как, но ведь не все еще потеряно, так? Рулев на него грустной собакой не смотрел, глазки не строил, не трогал даже почти. Но всегда тянулся ближе, будто его магнитом присасывает. То палочки Диме подаст, когда он и сам бы дотянулся, то до дома подвезет, по пути же. Не по пути. Им в разные стороны, но какая разница, если спят они обычно у Димы в кровати. И все подколы ребят по поводу того, что Димка свою девушку выдумал, были не безосновательными, но Вадик всегда защищать его бросался. Мол, чего доебались, человек просто не готов еще. А он не был готов, хотя пол дела сделано считай, никакой девушки не было, а с Вадиком Шляпники знакомы уже. Не любить Димку вообще преступлением было, он ведь таким хрупким казался, с ним осторожным надо быть. А Вадик никогда не был готов к тому, что в мужика влюбится. У них в группе и так латентных геев достаточно, а тут еще и он дурацкой влюбленностью в барабанщика. Впрочем, звезд с неба он не ловил. Полностью в эти странные чувства окунуться не мог, он ведь не слабоумный. Вадик был уверен, скоро это все превратится в тыкву, а все его идиотские мечты перечеркнет реальность, он не Золушка, чуда не будет. Как писали не великие не классики на заборах, «по призванию— художник, по жизни— пошел нахуй.» А Дима свято верил в светлое будущее, в счастливую жизнь и в Вадика тоже верил. И сколько бы раз Рулев не чувствовал себя полным моральным уродом, он возвращался к своему Димке. Может, потому что идти было больше некуда, или от надежд необоснованных. — Димка, а может получится? — Вадь, проходили уже, пытались. — но можем попробовать еще. И так из раза в раз, потому что друг без друга совсем не так, не правильно, не получалось. Потому что только мысли о том, что где-то вот есть такой Дима, у Вадика в груди щемит и руки трясутся, не мальчишки уже давно, а все как в первый раз. А может так оно и должно быть? Может, если как в первый раз — то оно того стоит, каждый раз повторять еще и еще? Москва тоже не сразу строилась, и они свое счастье из пепла соберут. — он тебя таки убьет. — и пусть. Они не целуются на сцене, не жмутся друг к другу в гримерках, они свое хрупкое Что-то держат в тайне, потому что только на двоих, потому что пока есть — они будут держаться.