To the death

Они пришли не затем, чтобы, зная пророчество, помочь им освободиться от гнета, они пришли лишь чтобы спасти своего брата. Сын Адама и две Дочери Евы. И в первые же мгновения их пребывания в лагере стало понятно, что прежним этот мир уже не будет. В Нарнии всегда существовал свой непростой в исполнении, но понятный порядок — было добро и было зло, был Аслан и была Джадис. Но дети Адама и Евы были иными, и их приход из другого мира значил много больше, чем простое перемещение из одного места в другое. Орей осознал это в тот момент, когда Аслан усмирил его гнев, позволив старшему Сыну защитить своего брата-предателя. В понимании генерала все было предельно просто: были два брата, и один предал другого в погоне за силой и властью, которую обещала ему Белая Колдунья. Но почему-то старший брат считал, что он сам повинен в случившемся. Лишь спустя время, получив возможность быть лично знакомым с Эдмундом, Орей понял, что ошибся тогда, и эта ошибка могла бы быть роковой, если бы все послушали именно его. Уже нельзя было смотреть на мир лишь с прежней точки зрения — у света и тени оказалось слишком много полутонов. Орей не мог перестать восхищаться тем, как скоро Сын Адама осваивал все новые неведомые ему дела — еще прежде, до сражения, свершившего их судьбы, они вместе упражнялись в битве на мечах, и хватило всего лишь нескольких часов чтобы будущий король мог с уверенностью вступить в бой с даже более сильным противником. Кто-нибудь мог бы подумать, что ему помогала в этом сама древняя магия, но кентавр чувствовал, что дело здесь не только в судьбе. Ее волею можно было принять в руки меч, но чтобы держать его и сражаться, нужна была сила духа. Та самая сила, которая не позволила им всем сложить оружие и сдаться, когда пришла весть о смерти Аслана. Все было предрешено — и, видя перед собой войско Белой Колдуньи, которое словно черной лавиной надвигалось на них, Орей ни на мгновение не закрывал глаза. Труба дала сигнал к битве, и сейчас весь его мир сузился до одного человека. Мальчика… воина… Короля, которому он поклялся быть рядом. До конца. И если нужно будет отдать всю свою жизнь ради двух минут, когда его сердце будет биться, Орей был готов на это тысячу раз. — Да здравствует король Питер! Да здравствует король Эдмунд! Да здравствует королева Сьюзен! Да здравствует королева Люси! В ушах звенело от ликующих криков, и воздух наполнился счастьем. Орей уже не помнил, когда в последний раз имел возможность пробовать вино и потому, стоя с кубком у одного из столов, не сразу заметил, что его одиночество на этом празднике жизни оказалось прервано. — Ты в порядке? — голос заставил его повернуться. Питер стоял перед ним, и золотая корона сверкала от лучей закатного солнца, что пробивалось сквозь стеклянный купол зала. — Да, Ваше Величество, — он склонил голову в поклоне. — Не помню, когда в последний раз был столь чудесный праздник. — Действительно, — усмехнулся Верховный Король. — Тебе стоит снять доспех. Нам еще предстоит сразиться за Нарнию, но сегодня ты должен отдохнуть. Орей не нашелся что ответить тогда, лишь поклонился снова, а когда поднял голову, юноша был уже рядом со своими сестрами и братом. Именно в это мгновение, глядя на него, генерал впервые в жизни ощутил, как сердце забилось особенно мягко, и в то же время настолько сильно, что его стук звучал даже в ушах. Питер Пэвенси стал его звездой, появляющейся на небосводе, когда яркое солнце Аслана скрывается за горизонт. Совсем еще юный вначале, он практически на глазах становился настоящим мужчиной, достойным бесконечного восхищения и любви своих подданных. Его редко можно было понять с первого раза, но именно эти суждения и образ мысли, сложившиеся в чужом для Орея мире, как нельзя лучше описывали происходящее вокруг. А сам генерал… он держал клятву. Что бы ни происходило, он каждый день приветствовал своего короля легким поклоном, а в каждой битве был за его спиной. И глядя на звездное небо ночью, не мог представить большего счастья, чем быть здесь. На своем месте. Шли годы, обещая лишь процветание их любимой стране — поистине Золотой Век, благословенное время. Но кто бы мог подумать, что именно оно сохранит в себе то, о чем Орей будет сожалеть всю свою оставшуюся жизнь. Охота за Белым Оленем, на которую он не отправился вместе со всеми. — Удачи Вам на охоте, сир, — сказал генерал в то утро, привычно склонив голову перед своим королем. То была их последняя встреча. Когда вечером придворные возвращались в Кэр-Параваль, еще издалека становилось ясно, что что-то не так. Не было ни торжественных гимном, ни криков… а кони, носившие на своих спинах королей и королев, шли сами, уныло понурив головы. Орей вместе с Тумнусом расспрашивали их, но они не знали, что произошло. Тогда старый фавн, словно вспомнив что-то, вновь спросил: — Где они ушли от вас? — В чаще леса, что простирается за стальным деревом, на котором растет фонарь, — отвечали кони. Тогда Тумнус, опустившись прямо на ступени дворца, закрыл лицо руками. — Боюсь, что они уже не вернутся, — прошептал он. — Той Комната забрала их назад. В лесу никогда не бывало тихо, особенно если то был лес в Нарнии — деревья переговаривались между собой, ветер шумел их листвой, щебетали птицы. Но в этот день еще один звук, весьма непривычный этим местам, дополнял мелодию жизни — звук шагов кентавра. Он шел, и свет солнца, пробивающегося сквозь осеннюю листву, отбрасывал на темную спину с седыми подпалинами золотые пятна. Наконец, впереди показалось то, ради чего он проделал весь этот путь: высокий фонарь с вечно горящим огнем стоял посреди поляны, словно вырос сам по себе. Орей приблизился к нему, опустив ладонь на черную поверхность, и всмотрелся в тьму леса, что начинался всего через несколько шагов от него. Оттуда пришли короли и королевы, туда же они и ушли. Пальцы сами собой сжались на стальном стволе, а следом на прохладный металл легла и вторая рука. И в горле запершило, и плечи задрожали, когда из горла вырвалось: — Верни их. Верни их! Поднявшись на ноги, Орей в последний раз взглянул на фонарь — в темноте его свет казался еще более теплым, мягким и манящим. Словно и не было боли, словно не он забрал сердца у целого народа, что не знали, как сложится теперь их судьба. Нужно было возвращаться, пусть даже все существо его требовало, чтобы он оставался и ждал. Его долг был в том чтобы, несмотря ни на что, сохранить в Нарнии мир, а это невозможно было сделать, будучи здесь. Значит, пора было идти. Потому что он поклялся защищать этот мир, пусть даже от него не останется ничего, кроме счастливых воспоминаний. Потому что когда прозвучал вопрос «Ты со мной?» он раз и навсегда ответил: «До конца».