Бюсты

Флаке окинула взглядом свою фигуру в зеркале и, не удержавшись, протяжно вздохнула. Абсолютно всё в ней было совершенно неженственным и непривлекательным — от торчащих острых плечей и рёбер, до спускающейся на маленькие обвислые сиськи паутины тонких блеклых волос. — Хватит стонать, мне и так тяжело после вчерашней попойки, — проныла не то серьёзно, не то в шутку оказавшаяся рядом Лена. Флаке молча уставилась в зеркале на её круглое улыбающееся лицо. — Ну гляди, у меня тоже сиськи маленькие, — подруга демонстративно потрясла маленькими круглыми грудями. Флаке ещё раз протяжно вздохнула. Все-таки была разница между аккуратными упругими грудями с дерзко торчащими розовыми сосками и обвисшими, словно у старухи, полупустыми мешочками. — Маленькие сиськи — это очень удобно, практично и красиво, — продолжала болтать Ландерс, подталкивая её в бок и протягивая руку к лежащей у зеркала расчёске, — ну что ты смотришь на меня? Должна же я тебя чем-то подбодрить, вечно ты всем недовольна. Не всем же иметь такие банки, как у Катарины! Катарина, уже надевшая форменную блузку, резко откинула назад только что заплетенную толстую русую косу. Она глухо ударилась о спину, внушительные полные груди, едва удерживаемые пуговицами блузки, возмущённо всколыхнулись. — Между прочим, большие сиськи — очень вредно для спины, — разглагольствовала Лена, как ни в чём не бывало, зачесывая мокрые волосы на бок, — все эти страдания совершенно не стоят того. К тому же, тот факт, что кому-то от природы достались большие сиськи, не является личной заслугой и совершенно ничего не добавляет к личности или таланту. Красивые губы Катарины поджались. Ноздри коротковатого вздёрнутого носа затрепетали. — Хватит, — раздражённо прикрикнула на Лену Криста, — язык без костей. — А что я такого сказала? — Лена попыталась наивно похлопать ресницами, что совершенно не вышло, о чём она прекрасно знала. Криста скривилась. — Ты правда считаешь, что поссориться перед важным концертом это хорошая идея? Серьёзно? Флаке рассеяно смотрела, как она поправляет грудь в простеньком тёмном лифе. Если бы Лена не была так занята попытками уесть Катарину, она бы, наверное, догадалась, что Флаке хотела бы быть такой, как Криста. Высокой, но не чрезмерно худой. С ладными бёдрами и стройными ногами, без выпирающих во все стороны мослов. С в меру полной и в меру большой, просто таки идеальной грудью, которую не портило ни простое бельё, ни плохо приспособленная для женских фигур форма. К тому же, Криста, похоже, не осознавала своей красоты полностью, в отличие от гордо несущей свою, словно знамя, Катарины. Это делало Шнайдер простой и естественной и, словно бы, только усиливало её природное обаяние. Высоко хмыкнув, Катарина резко развернулась и, плавно покачивая бёдрами, вышла из раздевалки, хлопнув дверью разве что чуть сильнее, чем это было нужно. Лена победно усмехнулась. Этот раунд перепалок и подколок остался за ней, а судя по тому, что обычно незатыкаемая и упрямая Круспе не сказала ни слова в ответ, в этот раз Ландерс удалось попасть в действительно уязвимое место. — Лена… — укоризненно проговорила Флаке. — Да что вы ко мне прицепились, переживёт, не девочка, — Ландерс села на скамейку и стала со скрипом натягивать высокие сапоги. — Вечно тебе надо всем в душу без мыла влезть и натоптать, — полностью одетая Криста встала, оправляя перед зеркалом лёгкие светлые кудри. Флаке вдруг поняла, что единственная в раздевалке ещё не одета, а Олли и Катарина уже ушли. У них впереди генеральный прогон, а она снова будет всех задерживать. — Ну, ты же меня за это любишь, — Лена боднула головой Шнайдер в бок, как пришедшая приласкаться кошка. Криста послушно потрепала её по затылку. — Люблю, но не за это, — строго ответила она, направляясь в сторону выхода. — Ты куда это? — Пойду расхлебывать то, что ты наворотила, — бросила Криста через плечо. — Пошла заверять фрау Большие Сиськи, что она талантлива не только тем, что показывает высокому начальству круглые коленки, — проворчала Лена. — Что ты так на неё взъелась? — Не люблю людей, которые много о себе думают, — Ландерс сморщила аккуратный нос, отчего уголки её всегда ухмыляющегося рта поползли вниз, — вечно трещит о своём, считает себя экспертом в любом вопросе… Флаке, неловко растирая шею, выразительно посмотрела на подругу. — Не представляю, как ты сама себя выносишь. — С трудом! — с готовностью ответила Ландерс, наконец справившись с голенищем сапога и вставая со скамьи, — но заметь, я всегда признаю, если вдруг чего-то не понимаю, чего не замечаю за нашей драгоценной Катариной. Вечно говорит и говорит, а Криста усядется, раскроет рот и слушает её, словно приобщается к великой истине. Какое-то время они помолчали. Флаке рассеяно рылась в своём шкафчике в поисках своего трикотажного лифа, находя кучу самых неожиданных и совершенно ненужных вещей вместо него. — Думала, что ты больше не считаешь Кристу дурой. — Я и не считала никогда! — Как скажешь. — Просто Криста очень любит, когда её хвалят, а Катарина этим пользуется! — Может тебе стоит тоже почаще говорить ей что-то приятное? А не только рассказывать, что она делает не так. — Это здоровая критика! Ты же вот не жалуешься никогда. — Я человек привычки, — Флаке наконец извлекла из-под прошлогодней газеты скомканный лиф, — к тому же, ты не можешь быть критична ко мне сильнее, чем я критична к себе. Лена немного помялась у выхода, нетерпеливо дёргая ручку двери. — Господи, Кристина, какая же ты копуша! — Не жди меня, — махнула рукой Флаке, — мне ещё надо разобраться с волосами, это минут на десять работы. Что-то недовольно промычав, Лена вылетела за дверь. Покачав головой, Флаке понадеялась, что когда придёт в актовый зал, не застанет очередную перепалку. Честно сказать, надежда на это была довольно слабой, как и всегда. Натянув на себя ненавистный лифчик — груди, и без того некрасивые, внутри лифа превратились в два малоаппетитных комочка, Флаке уселась на скамейку. Выковыряв из гребня рыжеватые волосы Лены, она разделила свои волосы на две части и стала медленно плести косу, наклонив голову влево. Ей было немного стыдно, что она опаздывает, но, в конце концов, в казарме не так уж часто удавалось побыть одной, так что не так уж страшно будет, если она воспользуется таким шансом. Пальцы привычно ловко плели косу, мыслями Кристина была далеко. Какой же странной была её жизнь! Поток словно бы нёс её, а она, покорно опустив руки, плыла по течению. Каким-то образом она оказалась здесь — в казараме, в женском военном оркестре. В месте, в которое она меньше всего ожидала и желала попасть. Но от недостатка воли и властвующей над ней привычки к привычному, она ничего не делала для разрешения этой странной ситуации. К тому же, она привязалась к девочкам, и не так уж плохо они проводили время, играя на инструментах. Как бы ни угнетала её невозможность иногда сбежать куда подальше из давящих стен казармы, подальше от команд, субординации и склок Лены и Катарины. — Лоренц, так вот ты где! Голос фрау Линдеманн громкий, как иерихонская труба, пронёсся над головой у Флаке и раздробился, отразившись от пустых стен раздевалки. Кристина неожиданно остро почувствовала, что она сидит перед начальством в одной юбке и лифчике, с не до конца убранными волосами. Голая кожа покрылась мурашками. Ей стало стыдно и неуютно. Конечно, они с девочками обычно переодевались друг перед другом, мылись в общей душевой, и в этом не было ничего такого. Но фрау Линдеманн всегда мылась, переодевалась и спала отдельно. Флаке вскочила и начала натягивать блузку, путаясь в рукавах, и одновременно пыталась объясниться, то и дело заикаясь. — Прошу простить, извините, я тут замешкалась, но сказала девочкам, они начнут без меня, извините… — Не суетись, — Линдеманн ухмыльнулась, но глаза остались по-прежнему стеклянными и невыразительными, — успокойся и приведи себя в порядок, я же тоже здесь. Флаке сглотнула и поправила на носу чуть запотевшие очки. На что она намекала? Линдеманн протяжно вздохнула и тяжёлым шагом подошла к ней. — Ты пуговицы неправильно застегнула, — сказала она неожиданно мягко, чуть дёрнув за лацкан. После чего вдруг начала расстегивать её блузку. Кристина почувствовала, как щёки заливает некрасивый розовый румянец. Разведя полы блузки, Линдеманн слегка разгладила их, а потом начала быстро и неожиданно проворно для её толстых коротких пальцев продевать пуговицы в проранки. Флаке посмотрела ей в лицо, пользуясь возможностью разглядеть начальницу вплотную, не опасаясь ответного взгляда. У неё было красивое лицо, неожиданно с удивлением поняла Кристина. Симметричное, с большими выразительными глазами, прямым носом и пухлыми чувственными губами. Обычно Линдеманн производила совсем другое впечатление. Флаке опустила глаза ниже — и не удивительно. Форма сидела на грузном теле безобразно. Огромная грудь выпирала вперёд, колыхалась неуклюжей бесформенной массой, перетянутая многочисленными швами и вытачками блузки. Короткие рукава впивались в толстые руки. Юбка, собираясь некрасивыми складками и чуть не лопаясь, обтягивала могучие бёдра. Линдеманн всегда ходила быстро и целеустремлённо, громко топая, ссутулившись и переваливаясь. Словно бы ей было некомфортно не только в уродливой форме, но и в своём собственном теле. Закончив застёгивать пуговицы, Линдеманн заботливым, практически материнским, движением разгладила блузку на её плечах, неожиданно опустила руки вниз, и прокрутила её юбку, выравнивая шов. — Вот, так-то лучше, — сказала она с одобрением. — Не надо было, — слабо сказала Флаке, не понимая, зачем вообще она это говорит. Линдеманн пропустила её слова мимо ушей. — Так, а теперь разбирайся с волосами, и идём, — скомандовала она. Кристина поспешно развернулась к зеркалу и схватила в руки две сплетённые косы, чувствуя затылком тяжёлый взгляд. В зеркале она видела, как Линдеманн села на скамейку, юбка опасно натянулась. В тишине Флаке спутывала косы в пучок на затылке, надеясь, что мелкая дрожь её рук не заметна со стороны. — У тебя красивые руки, — неожиданно сказала Линдеманн. — Да? Э-э-э. Спасибо? — Так ловко получается. У тебя всегда самая красивая причёска, не представляю, как ты справляешься с этими косами. — Иногда Лена помогает мне их заплетать, — призналась Кристина. Этот разговор приводил её в замешательство, но при этом был своего рода приятным. — Всегда мечтала отрастить волосы подлинней и делать себе причёски. Флаке взглянула на её коротко подстриженные каштановые волосы, которых едва бы хватило на короткий неряшливый хвостик. Линдеманн пожала плечами. — Не умею плести. Длинные волосы — один беспорядок и морока, отрезала их к чёрту, вот и всё. У меня нет никого, кто бы заплёл мне косы. Флаке чуть не выпалила — я, я могла бы заплести тебе косы! Но вовремя сдержалась, прикусив губу. Она ведёт себя неподобающе. — Да и плевать на мои воображаемые косы, — Линдеманн улыбнулась неожиданно широко, и в этот раз по-настоящему, — мне хватает твоих, чтобы на них любоваться. Ты никогда не устаёшь придумывать. Люблю гадать, с какой причёской ты придёшь на очередную репетицию. Флаке прочистила горло и развернулась к капитану, встретившись с ней взглядом. По её коже пробежал табун приятных мурашек. — Я готова, мы можем идти! — сказала она, почему-то стеснительно отводя взгляд. — Пошли, — махнула рукой Линдеманн. Они шли по плохо освещённым коридорам, выкрашенным облупившейся блёкло-зелёной краской. В преддверье актового зала, из которого доносилась какофония звуков и возмущённый высокий голос Катарины, Линдеманн остановилась. — Я хотела сказать… — начала она нерешительно, не глядя на Кристину, — может, мы будем иногда общаться? Неофициально, просто по случаю. Иногда здесь совершенно не с кем поговорить, и я завидую вам и думаю, что с удовольствием бы спала с вами в казарме, лишь бы не проводить вечера в одиночестве. Флаке посмотрела в её лицо, но из-за темноты выражения было не разглядеть, и видно было только крепко закушенную нижнюю губу. — Хорошо, — медленно сказала Флаке, — я не против. — Тогда называй меня, пожалуйста, Урсулой. В неофициальной обстановке, — Линдеманн подняла просветлевшее лицо.  — Хорошо, — неловко улыбнулась Флаке, — я Кристина. — Я знаю.