Дает ли счастье красота

Хотелось побыть одному, без детей, друзей, врагов, знакомых, приятелей, и я не долго собираясь, рванул на море, на Н-скую косу. Я никогда не останавливался в Ивановке, а тут решил снять койко- место. Был июнь. Народу наехало еще не так много, потому устроился сразу и относительно удачно: свежеокрашенный голубеньким сарайчик, клетушка на две койки, стены фанерные, окошечко и дверца. Кухня — во дворе. Посуда — хозяйская. Сам себе готовишь, сам себе ешь. Я подарил хозяйке банку растворимого кофе и большую плитку шоколада. Она предложила мне молока, и на утро я заказал литр парного. Контакт как будто наладился. Славный денек стремился к вечеру, тянул легкий южный ветер, и я, взяв бутерброд, воду, сигареты и подстилку, пошел на море. Возвращался я затемно. Во дворе за столом под лампой сидела компания. Ужинали, выпивали, умеренно шумели. Я не хотел пока ни с кем знакомиться, прокрался к себе и сразу уснул. Проснулся в гробовой тишине, и в ней два голоса. Мужской и женский. Разговаривали в пол голоса, но слышно было хорошо. — По натуре ты, Дима, муж и отец. А философия у тебя содержанца, -голос был низкий, певучий, волнующий. — Отсюда все твои метания и беды. Если я правильно помню, Гамлет сказал — «ум с сердцем не в ладу»? Так и у тебя. — Ну что ты говоришь?...Посмотри, сколько людей жизнь свою устроили. — Ты их видел, людей этих? — А что, все врут? — голос какой-то бесцветный. — Значит, не видел. Я немножко старше тебя и могу сказать, что мне кажется, есть два пути. Первый — подчинить сердце уму. Это стать козлом — все сволочи, потом рак или еще какая-нибудь гадость и — тупик. Второй — подчинить ум сердцу, но тогда надо раз и навсегда, и никогда не жалеть потом, и не думать, что если бы не так, то могло быть... — Ага. Ты еще про любовь расскажи. — И скажу. — Я жить хочу. А любовь проходит. — У тебя прошла? — Нет, — после паузы. — Сколько лет? — Пятнадцать. Мне было неловко, как бы подслушивать и хотелось шумнуть, но уж очень интересная тема вырастала, тем более, что подобное можно услышать между женщинами, а вот от разнополых собеседников — впервые. — Как мужчина он тебя устраивал? — Только он и устраивал. — Он был первый? -Какое это имеет значение?.. Второй. Первый не в счет. — Это для кого же не в счет? Для тебя? — И для него тоже. — Откуда ты знаешь? — Он ни разу не дал повода думать, что его это задевает. — Любого мужчину это цепляет. — Почему? — Потому что, если ты живешь с первым, у вас нет тайн. Во всяком случае, в интимном. А когда это второй, третий, у тебя есть опыт, каким ты не можешь поделиться, не раня его. Сколько у тебя было мужчин? — Несколько... Мне постоянно хотелось от него уйти. — Почему? — Сначала я его стеснялся. Двадцать три года разницы, да и отношения не совсем «правильные». А потом..., я рядом с ним чувствовал себя таким идиотом. Он говорил, казалось бы, простые вещи, а я не понимал. Не сразу доходило. Ребята в компании схватывали тут же, и я делал вид, что понимаю, — смеялся или делал умное лицо, а сам думал — они или притворяются, или я не соображаю. И только спустя некоторое время догонял. Хочешь, расскажу, как было? Мне нужно это кому-то рассказать. Я, Даша, не знаю. Не знаю.... Мне надо выговориться и самому понять, как дальше. Я жить хочу....Послушай...Мы познакомились в институте. Несколько преподавателей, когда объявили незалежность, организовали кружок с названием «Русская идея». Они рассказывали нам о том, что не входило в программу института, и приглашали разных людей со стороны по темам. Он говорил что-то о христианстве, а я слышал не слова, только голос. Мягкий, глубокий, вибрирующий... Он жил в однокомнатной квартире. Мы были вместе, и он делал меня счастливым. Но когда он шел меня провожать, я жутко боялся встретить кого-то из знакомых. Я уходил, говорил себе, что это последний раз, и через два дня меня к нему тянуло так, что никакая сила не могла меня остановить. Тогда я решил, что смогу победить это с помощью другого мужчины.. И я снова разочаровывался. И я возвращался. Он обо всем догадывался, потому что я приходил как побитая или нашкодившая собака...И прощал... Он даже хотел усыновить ребенка. — А ты? — Что я? «И что дальше, когда усыновишь?»- спросил я. «Растить будем». «Где? В этой однокомнатной квартире?» «Заработаем. Купим другую.» А время тогда, казалось, хуже некуда. Я только институт закончил. А ему зарплату восемь месяцев не платили....И как долго это будет продолжаться? Я молодой, красивый... Я жить хочу, а не бороться за существование. Мир посмотреть... А жизнь идет, молодость проходит. Жить хочется сейчас, а не через десять, двадцать лет... Как все, я люблю подарки. От него подарков я просто страшился. Через месяц умерла мама.... После её смерти я как-то не то, чтобы успокоился, а стал безразличнее к миру. Даже наверное жестким. И как будто свобода пришла. Но не от него. Он говорил, давай жить вместе. А я не хочу напрягаться. — В каком смысле? — Во всех. Он писал стихи, еще что-то. Все говорили, хорошие стихи, даже гением его называли. А я, не поверишь, ничего не читал. Из принципа. Боялся. Мне так легче чувствовать себя ровней. А еще я боялся, что не пойму. Я боялся стать слугой его интересов. — Ты тогда сделал портфолио? — Тогда. — Зачем? — Не знаю. Захотелось. Козел фотограф был в контакте с брачным агентством, и они мои фотки в интернет поместили. Когда пришло первое письмо, меня осенило — вот оно. Иностранец. Уеду к чертовой матери...Как же... Приехал один из Америки знакомиться, из Иллинойса. Деревня-деревней, а понтов немеряно. Я с ним через минут десять заскучал, а сам думаю, черт с ним — все таки Америка. Уже готов был ноги раздвинуть, так он, барашек, даже намека не сделал. Так и уехал. А потом в интернете читаю — солидный мужчина в возрасте...Я ответил. Он пригласил в Польшу. Встретились. Он на тридцать лет старше. Адвокат. Потянул в койку, очень вежливо, но настойчиво. И я не очень выпендривался. Мука была. У меня никакой эрекции. А он запал. Через месяц делает мне шенгенскую визу. Еду во Францию. Зимой. У него, оказывается, нет жилья, но есть яхта на паях с товарищем. Живем на яхте. Сан-Ремо, Антиб, Монте-Карло, Марсель. А мне все это как-то безразлично. Потом выясняется, что во Франции и Италии стоянка яхты дорого обходится. И мы уходим в Испанию. Два месяца там. Бухта, рыбозавод, сыро и холодно. Они пытаются сдать яхту в аренду или вообще продать, но покупателей нет, а арендаторы — свиньи. Не так, как наши. Наши нагадят и ушли. Нет. Эти аккуратные, но на тебя смотрят, как на мебель. Они тебя купили на два часа или на сутки, могут трахаться при тебе. Ты не человек. Но я смирился, столы накрываю, официантом суечусь ,а сам с тоской думаю о вечере. Он меня сексуально воспитывал, а я как полено. Он покупал какие-то мази для стимуляции, а я вспоминал как взлетал там, дома, со своим... С первого дня он заговорил о браке, но говорил, что признает брак только церковный, что французские власти ограничивают однополые браки, и мы не можем пожениться по-настоящему, пока, но в будущем все возможно, а вот по-христиански нас Бог свел. И в Польше он меня по костелам водил, и во Франции. Что-то там ксендзы над нами колдовали, а я ничего не чувствовал. Как зомби. У него какая-то власть надо мной. Просто парализует. При этом , у меня ведь прав никаких нет. Я не могу работать, и своих денег у меня нет. Я полностью от него завишу. Он, конечно, деликатен и великодушен. Представляешь, я ему говорю, чтобы он купил туалетную бумагу или дезодорант... Дома, там, когда я приходил к ному он терпеть не мог никакой парфюмерии, говорил, я должен пахнуть собой. Он ласкал меня и целовал подмышки, извини за подробности, и я сходил с ума, и ласкал его...А тут, как на работе. И никуда не деться. — Да, наложник — это даже не содержанец. — Что ты меня грузишь? Какой наложник? Я мог и могу уехать каждое мгновение. — Но не уезжаешь же. Тебя вызывают, делают визу, ты не отказываешься. Сколько так уже, третий год? — Да. Знаешь, попал. Он властелин. Он говорит, что не отпустит меня. Легче убить. — Ты, Дима, гнусная завистливая сволочь. — Вот уж никогда никому не завидовал. — Не понимаешь. Это худший, темный, скрытый вид зависти. Ты, милый, завидуешь не благополучию, не бриллиантам, не домам и виллам или машинам. Ты завидуешь таланту. Ты ведь по человечески нормален, но увы, бездарен. А тебе хочется, что б тебя признавали еще и как личность. Но у тебя ничего нет, кроме тела. И соблазн торговать им очень велик. Только ты не понимаешь, что лицо, тело — они не твои, а даны тебе, так сказать, во временное пользование. Это — наследство, дар природы, если хочешь, от Бога. А ему ты завидуешь и неосознанно мстишь, как любая посредственность таланту. Хочется его опустить. А так как иначе не получается, ты мстишь телом. Подло это. И мелко. Если он тебя действительно любит, то ты даже не представляешь, как ты его измучил. Скрипнула кровать. Раздался хлопок — убили комара. — Я сейчас, — в туалет захотел. Вернулся. — Говоришь, только тело. У меня еще душа есть. — Да, пока. Пока ты еще мучаешься и мне все это рассказываешь. Но ты же её губишь, потому что поступаешь вопреки ей. — И что мне делать? Я не могу без него. Пусто все как-то. Сейчас вот опять был три месяца, уже четвертый раз. Жили в Штатах. Вообще, он производит впечатление порядочного человека. Мы подолгу разговариваем, не смотря на мой английский, но я быстро учусь. Он объясняет мне многие вещи, и я вдруг ловлю себя на том, что там, дома, мой говорил мне что-то похожее, но я был, как глухой... Мы путешествуем, у него состоятельные друзья, я смотрю мир, как живут люди, но там все больше и больше я чувствую себя лишним. Он видит, понимает мое состояние, говорит, что я свободен и могу уехать , когда захочу, но все делает так, что б я остался. Говорил у него дом во Флориде, а потом я догадался, что арендует. Минутах в двадцати от Майами. Живу как в кино, — бассейн, бананы, я на них уже смотреть не могу. Веришь — гречневая каша снилась. И он, почти каждую ночь. Я ему позвонил, хотелось голос услышать. А говорить не о чем. Как дела? Как Здоровье? Он вежливо и холодно — все в порядке. Такая светская беседа. А я чувствую, что с ним, что-то не так. вот здесь чувствую. И плакать начинаю. Он говорит, не звони больше. А я не могу. Мне нужно видеть его. Слышать, слушать. Чувствовать запах. Он всегда пах чистым и каким-то очень мужским. И оттуда уйти не могу. Все-таки сложились какие-то человеческие отношения, обязательства. Он собирается приехать. А мне повеситься хочется. — Почему вы не оформите брак? — Он объяснял. Во Франции какие-то суровые законы на этот счет. Да и мне все равно. — Допустим, во Франции закону. Но мог же он это в Штатах сделать? — Там тоже нужно доказывать, что это не фиктивный брак. — Было бы желание. А что это значит — «все равно»? Представь, случится с ним, что-нибудь, а ты там никто. И что дальше? — Да он вообще-то здоровый, не курит, энергичный, полон планов и выглядит моложе своих лет. — А в постели?.. — Каждый день. — Это в шестьдесят пять лет-то? Наверное, виагру пользует. — Я не обращал внимания. Все делает вроде бы правильно, но пресно, без радости. И меня до конца доводит очень редко. — А любимый? — О, с ним я за один раз три, а то и четыре раза улетаю. И всегда, как впервые. — Значит, получается, ты ездишь туда на три месяца, он тобой пользуется, потом ты приезжаешь и бежишь к своему? — До сих пор было так. А теперь я приехал, звоню ему, говорю, хочу увидеть. Он спрашивает, зачем? Просто хочу. Раньше он говорил — приходи. А тут назначил свидание в кафе. Сидим, я ему глупости всякие рассказываю, что они там едят, как живут... А он смотрит безразлично-вежливыми глазами, иногда грустно улыбается и ничего не говорит. Я болтал, болтал и сам собой затих. Он достал платок, вытер у меня слезу на щеке. Спрашивает, тебе нужен был этот опыт? Я говорю, наверное, да. А он — а мне, говорит, не нужен. Пока, говорит, положил деньги, встал и ушел. — Дурак ты, Дима, дурак. Надо было засунуть свое самолюбие куда подальше, жить с ним, стать опорой, помогать ему строить общую жизнь. Сам-то ты собой ничего не представляешь. Фильмов насмотрелся...На все готовое захотел. Нельзя что-то получить, ничем не жертвуя. Счастье приходит к тому, кто бескорыстно отдает себя любимому, а не продается за красивую жизнь. Молодость проходит, но жизнь не кончается. И что остается? Разбитое корыто? Несколько лет назад, кто-то на бетонном заборе стройки, написал «Любовь не перестает никогда». Жизнь только тогда имеет смысл, когда есть любовь. А ты свое счастье своими руками... Замолчали. Потом тусклый голос Димы: — Умная ты сильно...Давай выпьем. — Давай. Больше они не говорили, и я уснул. Поднялся я раненько. Приняв литр парного молока и ушел на пляж. Через час на берегу стали появляться одинокие фигуры. Я накрылся простыней, что б не сгореть, и увлекся романом Грина «Монсеньор Кихот». Из испанской провинции меня извлек женский голос: — Молодой человек, у вас спички или зажигалка есть? Ей было лет сорок, может быть больше. Подтянутая, стройная. Строгое лицо, и этот низкий волнующий голос. Второй стоял в сторонке в белых плавках. Очень красивый. Загорелый, светлые волосы, длинные ноги, рельефный живот. Я поднялся и зажег спичку. — Дима, ты будешь? Ночью я подсчитал, что ему должно быть где-то близко к тридцати пяти, но выглядел он лет на десять моложе. «Следит за собой», — машинально отметил я. Он отрицательно качнул головой, и они медленно пошли прочь. Я подумал, что красотой Бог как бы испытывает человека. Выдержит он этот экзамен — будет счастлив.