I'm sick of waiting for love

Пар вырывается изо рта и на мгновение замирает в воздухе, прежде чем взмыть белесой струйкой и раствориться в прохладном утреннем ветерке. Весна уже пришла, но смена сезона прослеживается лишь на календаре, а под ногами хрустят мерзлые комки земли и приукрашенная инеем трава. Честно говоря, Чимин не отказался бы от шарфа. Если уж совсем честно, то и от куртки. Но на деле приходится лишь глубже прятать ладони в карманы тонких спортивных штанов. Да и футболка нисколько не греет продрогшее тело. Чимин глубоко вздыхает и покачивается на пятках, стараясь не дрожать. Становится немного проще, когда он оборачивается на Тэхена – тот щеголяет обнаженным торсом, растянувшись на поваленном непогодой стволе сосны, как на шезлонге. Преступно выглядеть таким расслабленным и довольным жизнью в пять часов немилосердно холодного мартовского утра. Впрочем, это отличительная черта всего рода Ким. Трудно поверить, что этот светловолосый парнишка оборачивается здоровенным альфа-волком, но Чимин сотни раз это видел лично. Тэхен замечает его взгляд и одаривает широкой квадратной улыбкой. У него даже мурашек нет, и Чимин может только порадоваться, что его собственная покрытая гусиной кожей грудь спрятана за тонкой тканью. Дурацкие стереотипы, гласящие, что альфы гораздо теплокровнее омег, вовсе не гарант того, что он будет наслаждаться холодом. Да и вообще, это доказано? Чимин вот тысячи раз наблюдал, как Юнги ныряет в ледяное озеро за их домом, и уж знает наверняка, что не все омеги любят кутаться в меховые шкуры у камина и греть ладошки над кружкой чая. Он все-таки вынимает руки из карманов и энергично потирает. Растягивается, как и все остальные альфы, но без особого усердия. Быстрей бы уже все началось. Быстрей бы сорваться с места. Чимин не сомневается, что бег поможет ему успокоить нервы. Да и все конкуренты разлетятся по территории и не будут пепелить его оценивающими взглядами. Как Хосок, например. Каждые минуты две он напоминает всем присутствующим, что его растяжке позавидовала бы любая балерина. И презрительно поглядывает на соперников по соседству. Он дергает молнию своей безрукавки, напоминающей больше гибрид высокотехнологичного гаджета и собранного немецкими инженерами экзоскелета, и Чимин не сомневается, что стоит она дороже всех его шмоток вместе взятых. Не то чтобы у него не было хорошей одежды, но заводить больше трех пар джинсов? Он просто не видит в этом смысла. Хосок чуть поворачивается к нему, снова подтягивая язычок молнии. Чимин знает его много лет, и только это позволяет ему предположить, что этот альфа тоже нервничает. Он прячется за всем этим альфа-чванством так же, как за угрюмым видом и плохой репутацией. Намджун тоже здесь, хоть его присутствие и пространные напутствия ни разу не принесли Чимину удачи. И все же он рад: один вид брата, такого степенного и уверенного в себе, внушает ему надежду. Он бы не пожалел собственных когтей, чтобы выглядеть сейчас хоть в половину так решительно, как Намджун. Тот перехватывает взгляд младшего и улыбается, подмигивая. Юнги укладывает голову ему на плечо и прикрывает глаза. Вот, кто хочет находиться здесь и сейчас не больше Чимина. Миниатюрный омега скрещивает руки на груди и по самый нос прячется в шарфе. Либо он скрывает за ним одно из запатентованных недовольных выражений лица, либо без зазрения совести досыпает. Чимин задается вопросом, как же выглядит это зрелище для тех, кто его уже пережил. Именно пережил, потому что за более подходящие по его мнению «вытерпел», «выстрадал» и «покончил с этим дерьмом» можно выхватить затрещину от опьяненного своим счастьем Намджуна. Он-то отловил Юнги в свою первую же погоню и всегда отзывался об этом как о чем-то сказочном. - Малыш, ты сразу его узнаешь. Это как... первый вдох после подъема со дна озера. Как солнечный свет после завязанных глаз, понимаешь? Первое дуновение его запаха, как прозрение. До него я будто и не дышал. - На этом моменте повествования Джун обычно успевал расчувствоваться и притянуть к себе Юнги. А Чимин – изобразить рвотные позывы и отвернуться от влюбленных взглядов и сладких поцелуев. Конечно, он рад за брата и его парня. При всей своей нетерпимости к сантиментам, Чимин находит их отношения прекрасными – их чувства и забота друг о друге вдохновляют. И три года спустя у Юнги перехватывает дух, когда он видит Намджуна без рубашки или наблюдает, как тот возвращается со двора с вязанкой дров в крепких руках. Они счастливчики. Они не страдали, вот именно не страдали, пройдя через две уже погони, как Чимин. Он снова оборачивается на Хосока, который теперь ведет неспешную беседу с Сумином. В его первую погоню рядом был Намджун. Они вместе дрожали в утренней прохладе. Эгоистично, конечно, но на мгновение Чимин отчаянно желает, чтобы брат вновь стоял бок о бок с ним, чтобы у него была опора и родственная душа, с которой можно было бы переброситься шуточкой или поделиться переживаниями. Их община невелика. Чимину знакомы все альфы, что составят ему сегодня конкуренцию. Тэхен, Хосок, Сумин – он знает всех по именам, но недостаточно хорошо, чтобы назвать их друзьями. Может, за исключением Тэхена. Почему-то он не сомневается, что каждый из них готов к своей первой погоне. Волчьи поверья твердят, что даже вторая погоня – это уже необычно. Но третья? Неслыханно. Чимин разминает плечи и растирает руки, надеясь хоть немного согреться. Взгляд падает на разделительную стену между ними с просекой – высотой около трех метров. Она настолько пронизана магией, что почти светится в рассветных сумерках. Старинные истории, что так любил рассказывать его дедушка, повествовали об альфах, которых так сильно тянуло к будущей паре, что они могли почувствовать ее и сквозь печать заклинания и пробить заграждение. Парень хихикает про себя, удивляясь нелепости старых легенд. Становится настолько скучно, что он чувствует странное искушение царапнуть магическую стену разок-другой, но находит идею еще большего привлечения внимания к себе не особо привлекательной. Это его последняя погоня, в этом году он должен раз и навсегда разобраться с поиском омеги. Мысль о том, как он просто вернется домой к наигранно бодрым утешениям Намджуна и безмолвной поддержке Юнги, – невыносима. Равно как и минимум полвека мук от воспоминаний о неудаче. Чимин может справиться с любопытными взглядами и внезапно стихающими при его появлении разговорами. У него есть семья, работа, немногие, но очень верные друзья. Тем не менее, такого рода неудача ничего хорошего не сулит – это все равно, что продемонстрировать свою несостоятельность как альфы, подтвердить, что любое нелепое подозрение о нем правдиво. Знак, что с ним что-то в корне не так, раз даже самый первобытный ритуал предков ему не поддается. Чимин никогда не чувствовал себя таким голым, как сейчас. Пальцы на ногах поджимаются, вороша белесую от инея траву, а парень изо всех сил борется с желанием обернуться. Волком он бы чувствовал себя намного лучше – теплее и безопаснее. Просто собой. А вместо этого он вынужден топтаться здесь, дрожа в своей человеческой коже, пока все дожидаются появления старейшин. Чимин ощущает движение в толпе и оборачивается. Зрители лучше видят процессию, он же только улавливает, как их глаза загораются, когда они все подаются на юго-восток. Кожа покалывает от едва сдерживаемого возбуждения, и аналогичное нетерпение охватывает всех насторожившихся альф. Разумеется, страха это напряжение нисколько не умаляет. Двое старейшин медленно поднимаются на холм – едва дышащий от старости Чон Тэсон, укутанный в серебристо-красную мантию своего клана, и чуть более бодрый Ким Ёнбе, чье морщинистое лицо Чимин едва может различить из-под широкой темной накидки. У обоих есть молодые потомки, что примут участие в сегодняшней погоне. Хосок выпрямляется и поджимает губы, стоит его деду приблизиться. Мало кто в курсе отношений волков внутри клана, но даже невооруженным глазом можно заметить в молодом альфе дискомфорт. Чимин не помнит источника, но всегда ходили слухи о том, что в клане Чон вечно царит напряженность между его членами. Впрочем, это присуще многим старинным родам. Парень бросает быстрый взгляд на брата и благодарит луну за то, что всегда может на него рассчитывать. Старейшины медленно продвигаются к деревянному настилу в центре поляны, старик Чон едва перебирает ногами, будто задремывая на ходу, а старый Ким, кажется, сдерживается изо всех сил, чтобы не закатить глаза и не поторопить его. Распорядитель церемонии Бан Шихёк торжественно следует за старейшинами, поправляя на шее толстенную цепь с символом стаи и обводя прищуренными глазами всех присутствующих. Порой Чимину кажется, что Шихёк воспринимает как личную неудачу забеги, когда никто из испытуемых альф не возвращается покалеченным. Сам он удостаивается самого долгого и неприязненного взгляда, а затем распорядитель отворачивается и занимает свое место подле старейшин и главного жреца. Чимин рассматривает стоящих вокруг него товарищей. Все выглядят взволнованными – им будто не терпится услышать пение жрецов и водрузить на глаза темные повязки. Шихёк толкает привычную речь, и пока его голос звенит над холмом и привлекает всеобщее внимание, Чимин украдкой потирает покрытые мурашками голые руки. - Без предубеждений и былых привязанностей. Такими вы должны предстать перед нами сегодня... - Чимин смотрит на Шихёка, что кутается в теплое пальто и притоптывает ногами. Вряд ли для него имеет смысл вслушиваться в эти пустые речи в третий раз. Право слово, он мог бы с легкостью заменить распорядителя на данном этапе церемонии. Бла-бла-бла, мы лишаем вас зрения, чтобы вы могли слепо следовать своей судьбе, бла-бла-бла, как ваши предки, вы вступите под сень этого леса, бла-бла-бла, моя голова набита соломой и вершками от репы... Разумеется, финальную часть Чимин добавляет от себя, но такое мелкое развлечение позволяет ему чуть расслабиться и улыбнуться под мерную болтовню. Украдкой он наблюдает за лидерами кланов, собравшимися вокруг настила. Старик Чон выглядит так, будто ему выжали в рот лимон, старейшина рода Ким даже не пытается делать вид, что заинтересован происходящим, и откровенно дремлет. Чимин поворачивается к ним спиной и обращает взгляд на нависающий над поляной лесной массив. - Так и не забываем: без пары не возвращаться! - речь Шихёка опять выходит из-под контроля, а сам он выбрасывает кулак в воздух, воодушевленно потрясая им. - Болею за тебя, Тэхен, задай-ка жару! - Чимин закатывает глаза и глубоко вздыхает, позволяя холоду просочиться в легкие и кусануть за них. Он готов как никогда, и быстрее бы распорядителю уже действительно закончить с напутствиями. - А теперь стройтесь в линию! - действительно заканчивает Шихёк, и все молодые альфы устремляются вперед, равномерно распределяясь по границе просеки и леса. Тэхен, Хосок, Чимин и Сумин замирают на старте, и их напряженные, но воодушевленные лица, должно быть, неплохо бы смотрелись на развороте местной газетенки, иллюстрирующей очередную гонку. Чимин догадывается, что единственный из товарищей это воодушевление разыгрывает. Альфы никогда не знают, каких омег им придется преследовать. Так гласят правила. Но ни для кого не секрет, кто из представителей прекрасного пола уже имеет право на участие в гонке, а кто еще не достиг совершеннолетия. Чимин вновь и вновь прокручивает в голове список подходящих омег. Тэмин бежал с ним в прошлом году, и было определенным облегчением узнать, что ему не придется провести остаток жизни привязанным к этому шаловливому и неуклюжему щенку. Тэмин – прекрасный друг, но открытие того, что они несовместимы как пара, существенно смягчило удар от второй бесплодной погони Чимина. Сокджин - довольно своеобразный омега. Настолько своеобразный, что закатил вечеринку в честь своего восемнадцатилетия. Чимин не присутствовал, но Тэхен рассказывал ему о шоколадном фонтане и проститутках с севера. Взбалмошный, экстравагантный и просто сумасшедший. Чимин совсем не в восторге от перспективы нагнать именно такого омегу. Есть еще вариант, но альфа старается не возлагать на него слишком много надежд. Ёнджун всегда был тихим и застенчивым мальцом, едва ли Чимин замечал его в младших классах. Но не так давно парнишка раскрылся, подобно бабочке из куколки, пленяя всех вокруг цветущей красотой, которая мало кого оставляет равнодушными. Он мог бы подойти ему, по крайней мере, именно это говорит себе Чимин, прислушиваясь к мягкому пению жрецов. В целом мысль о Ёнджуне в качестве пары кажется правильной, но зверь внутри все-таки протестует. Омега редкой красоты, не заметить ее и не оценить – невозможно, но альфе не хочется отталкиваться лишь от внешних данных. Он хочет безоговорочно жаждать своего, хочет видеть в чьих-то глазах тот же блеск, что возникает у Намджуна, когда он наблюдает за Юнги. Чимин так погружается в свои мысли, что вздрагивает, когда к нему подходит Кихен, помощник распорядителя. Он улыбается точно так же ласково и успокаивающе, что в его первую погоню. Пессимистический настрой Чимина, кажется, нисколько на него не действует, и он завязывает ему глаза полоской плотной темной ткани. - Пусть Луна направит тебя на верный след и приведет к тому, кто завладеет твоим сердцем, - шепчет Кихен, похлопывая парня по плечу. Чимина жест нисколько не успокаивает, и он привычно закатывает глаза под повязкой. Прячет руки поглубже в карманах и улавливает обострившимся слухом, что помощник отходит к Сумину. Приближается худшая часть церемонии. Достаточно того, что зачарованная стена ослабляет его обоняние. «Дыши в оба» – не просто старинная поговорка, это личный девиз рода Пак. Они с Намджуном провели в лесу времени в разы больше, чем львиная доля ровесников, да и остальных членов их клана. Чимин привык полагаться на свой нюх – обоняние ведет его по жизни, а приглушение этого чувства заставляет ощущать себя потерянным и беспомощным. Он едва может уловить запахи стоящих рядом альф, да и не исключено, что сладковатые нотки Тэхена ему сейчас подкидывают отголоски памяти, а не нос. Очень сложно не поддаться панике, когда и зрения его лишают. Конечно, это лишь на короткий отрезок времени, но от накрывшей дезориентированности хочется выть и рвать все в пределах досягаемости. Чимин стоит неподвижно, сжимая и разжимая кулаки и пытаясь сосредоточиться на прохладном ветерке, проходящемся по голым рукам, на пении жрецов и мерзлой траве под пальцами ног. Он напрасно паникует – все скоро закончится, вечно это не продлится. Голоса жрецов повышаются, пока они нараспев читают финальные строки заклинания. Чимин уже готов, на собственном опыте зная, что с последним словом оковы чар рухнут, и его обоняние вернется в полной мере. В первую гонку на этом моменте у него закружилась голова, но с тех пор он научился справляться с эмоциями. - Пусть Луна позаботится о ваших сердцах и направит ваши шаги. Запахи резко взрываются и едва с ног не валят. Слишком много ароматов атакуют одновременно: горьковатый еловый Хосока, уже неуверенно шагнувшего в сторону деревьев, сладкий малиновый Тэхена, теплый коричный Сумина. Миллионы запахов от собравшейся стаи, смешение древесного запаха Намджуна и цветочного Юнги, – все это Чимин втягивает одним вдохом, а ледяной воздух заполняет до краев его легкие. Он выдыхает его сквозь зубы, и белый пар вьется перед ним, на мгновенье зависая. - Вперед! Да начнется погоня! Чимин стискивает зубы и задерживает дыхание. Это драгоценный момент, это его последний шанс притвориться, что древний ритуал имеет для него смысл. Представить, что вот сейчас он сделает еще один вдох и почувствует его аромат. Аромат его пары, аромат человека, которого сама природа создала как совершенное отражение его собственной души, идеальное дополнение его внутреннего зверя. Парень не дышит так долго, как только возможно, зажмурившись под повязкой, но больше так продолжаться не может. Чимин делает вдох, и его мир переворачивается с ног на голову. Ледяной воздух врывается в легкие, забивается под кожу, сжигая все на своем пути. Кожа покрывается капельками холодного пота, в то время как вспыхнувший внутри жар ничем не погасить. Альфа прекрасно чувствует все запахи вокруг, каждого живого существа, каждой травинки и каждой капли влаги, – но это лишь слабые отголоски на фоне медовой сладости, змеящейся в воздухе и отдающейся истомой внутри. Его омега. Этот аромат обращается во вкус, скапливается на языке, вызывает слюноотделение и побуждает сделать все, чтобы почувствовать вживую. Все остальные запахи кажутся слабыми и эфемерными в сравнении с этим – практически осязаемым, ведущим к его будущему. Чимин даже не замечает, что уже начал погоню, пока не врезается в толстые бревна стены. Это выбивает весь воздух из легких, но никак не мешает царапать и рвать преграду выпущенными когтями. Он готов вот-вот обратиться, перемахнуть через стену и пуститься в погоню за этим запахом. Альфа шипит, чувствуя, как выступают клыки, как начинает кружиться голова, и к бревнам уже приходится привалиться в поисках поддержки. Волна медового аромата обволакивает, ныряет внутри и поджигает само существо, прорываясь снова наружу. Чимин уверен, что у него пар валит от кожи. Если бы он мог просто добраться до этого запаха, утонуть в нем, позволить заполнить все пространство в нем и утешить его. Он за всю свою жизнь ничего не хотел сильнее. Его глаза широко распахнуты, но перед ними темнота, и не факт, что дело в повязке. Дышать приходится ртом, но воздуха все равно катастрофически не хватает. Аромат его пары проникает все глубже и глубже, пока Чимин не чувствует вкус каждой капли пота, каждой прядки волос и каждого дюйма кожи, пока его руки не сжимаются в отчаянной попытке прикоснуться. Он напрягается, раздувает ноздри и вдыхает-вдыхает этот запах сладости и чистоты, а разум наполняется изображениями нежных губ и розовых щечек. Именно эти картинки возвращают его обратно: когти втягиваются, клыки притупляются и парень вспоминает о том, что отчасти человек. Он не должен обращаться. Правила церемонии это не приветствуют. Аромат вдруг отступает все дальше и дальше, и грудь Чимина сжимает паника. Чтобы объяснить ее происхождение, необходима хоть малейшая способность мыслить трезво, но таким альфа сейчас похвастаться не может. Он просто нуждается в этом запахе, как нуждается в воздухе, солнечном свете и воде. Стена вздрагивает под его напором и протяжно скрипит, когда альфа ее толкает. По всему лесу разносятся стуки, и разум проясняется достаточно, чтобы понять, что он не единственный ее атакует. До него долетает низкий рык, в котором безошибочно угадывается Тэхен. За ним тут же следует Сумин – куда зычнее и выше, а вскоре Хосок и сам Чимин откидывают головы назад и присоединяются к хору. Их коллективный вой наполняет поляну и разгоняет лесную тишину. Чимин никогда не испытывал такого мощного желания бросить кому-нибудь вызов. - Освободите их, - доносится голос кого-то из старейшин. Парень чувствует, как бревна под грудью вздрагивают в последний раз и поддаются. Выпускает еще один глухой рык и поднимает голову, чтобы вдохнуть поглубже и ринуться вперед. Чимину всегда нравилось бегать, пусть он и нечасто это делает в человеческой форме. Две ноги слишком громоздкие и медлительные, неуклюже скользящие по камням и корням деревьев. Руки кажутся бесполезными, а голова остается так высоко от земли, что идти по следу почти невозможно. Но этот бег кардинально отличается от обычного. По телу растекается сила, движения ног точны и уверены, а дыхание даже не сбивается, пока парень возносится на довольно крутой холм и мчится в долину внизу. Чимин понимает, что отталкивается от земли на середине склона, но особой ударной волны при приземлении нет. Все очень плавно, он будто плывет по мирному бескрайнему морю, а не бежит на бешеной скорости по пресеченной местности. Парень чувствует себя идеально – живым и заряженным одной лишь целью. На очередном пригорке Чимин поглубже принюхивается и буквально тонет в усилившемся запахе. Традиции требуют, чтобы альфы держали себя в руках, пока омеги не пересекут этот участок леса – так вроде и дистанция приличная позади, а значит, и улов справедливый. Обзор по-прежнему закрывает повязка, но аромат его пары тянется перед ним, как проторенная тропа, с которой невозможно свернуть. Он набирает скорость и спускается с холма, расслабляясь и позволяя ногам нести его. Они сами знают путь, следуя по красной нити между Чимином и этим незнакомцем, от которого он уже без ума. Альфа может поклясться, что слышит сердцебиение своей пары. Какой-то шорох в стороне привлекает его внимание, а долю секунды спустя он слышит, как два тела сталкиваются с рыком удивления и коротким взвизгом. - Тэхен? - Джин? Он хихикает и проносится мимо, стараясь не рассмеяться, когда слышит что-то напоминающее «блять» от Сокджина, а затем звуки влажного поцелуя и басовитое мурлыканье Тэхена. Чимин полагает, что вполне разумно, что Джин так легко позволил себя поймать. Будь он сам омегой, то валялся бы на животе и ждал первого приближения запаха своего альфы. Зачем скрываться, если исход обещает быть таким сладким? Чимин бежит быстрее. И усталость все-таки начинает сказываться. Пожар в легких, кажется, уже оставляет явственные ожоги, а по икрам растекается боль. Волосы напитываются потом и начинают виться. Но каждый шаг приближает его к его нареченному и каждый вдох позволяет его чувствовать лучше. Чимин так увлекается, что чуть не спотыкается, почувствовав в стороне еще одну парочку. Запах сахарного печенья, присущий Тэмину, приглушается насыщенным еловым Хосока, и судя по тяжелому дыханию парней, они с минуты на минуту пустятся во все тяжкие на жухлой листве. Чимин криво улыбается и продолжает свой путь. Ноги будто наливаются свинцом. Он вроде и не устал, но тело слишком бурно реагирует на медовый аромат и тянущийся за ним жар. Мышцам банально не хватает крови, что концентрируется в члене, набухающем с каждым шагом, что отделяет Чимина от его пары. Эта проблемка не замедляет темп его бега, просто заставляет его прилагать больше усилий. Уже каждый шаг дается с трудом, а откуда-то слева тянется смешение ароматов другой новообретенной парочки. Чимин старается наверстать все падающую скорость и на ходу признает Сумина и Ёнджуна, судя по шорохам и пыхтению, катающихся по земле в какой-то нелепой схватке за верховенство. Их рыки идеально дополняют друг друга, хоть и звучит раздраженно и отчаянно, а Чимин чувствует новый всплеск адреналина, понимая, что единственный омега, к которому он относился с некоторой благосклонностью, достался не ему. Но это не беда, на церемонии всегда бывают незнакомцы – омеги из отдаленных общин. Чимин ускоряет бег и обнажает зубы, глубоко втягивая в себя воздух и позволяя запаху пары просочиться внутрь. Что-то в окружающей атмосфере кажется подозрительным, но парень не успевает установить причину. Органы чувств бьют тревогу, но к ногам сигнал поступает слишком поздно. Чимин на полном ходу врезается в дерево. Пока перед глазами взрываются мириады звезд, он срывает повязку с глаз. Как он мог добраться до кромки леса? Есть негласное правило – погоня не выходит за пределы просеки. Альфа потирает глаза и оглядывается по сторонам, щурясь и привыкая к свету восходящего солнца. Позади действительно угадываются Сумин и Ёнджун – два извивающихся силуэта на границе надвигающегося леса. Чимин все еще не может поверить, что ушел так далеко. Он вскакивает на ноги и задирает голову, снова принюхиваясь к воздуху. Аромат омеги силен как никогда, но никаких следов его близкого присутствия нет. И тут его осеняет прозрение. Кого бы там он ни преследовал, его стервозная пара просто обернулась. Чимин замирает в нерешительности, приоткрыв рот. Он и сам никогда не любил следовать правилам, но от мысли, что его омега так легко и показательно плюет на традиции, кроет нешуточно. Альфа делает несколько пробных шажков в сторону чащи, последний раз оглядывается по сторонам, а затем ступает увереннее. Ведущий его аромат будто меняется, насыщаясь более мускусными и солеными нотками, но за основу все равно остается природная соблазнительная сладость. Чимин бежит со всех ног, но спотыкается, замечая среди голых еще ветвей скомканную ткань. Это свободные черные шорты, и парень подхватывает их, цепляясь за мятые, чуть влажные складки, и прижимает к лицу. Даже если бы дыхание не было сбито бегом заранее, оно сбилось бы теперь. От пьянящего запаха ведет в сторону, и Чимин пошатывается. Приходится проморгаться, чтобы вернуть ясность зрения и сфокусировать взгляд, прежде чем ринуться дальше. Альфа следует за поворотом неясной тропинки, когда в глаза ему бросается что-то светлое на голых ветках подлеска. Это футболка, простая белая, висящая на сухом сучке вереска. Чимин срывает ее, держа перед собой на вытянутых руках, и улыбается. На кипенной ткани черным маркером крупно выведено: БЕГИ БЫСТРЕЕ. Да что это за омега такой? Парень глубоко втягивает запах с футболки и отбрасывает ее в сторону, растягивая губы в хищном оскале. Кто бы ни сбегал от него, он встретил сильного соперника. Чимин и сам не замечает, когда избавляется от своей футболки, но спортивные штаны он тоже скидывает и припадает к земле. Рычит, достаточно громко, чтобы все в окрестностях его услышали, и прикрывает глаза. Обращение всегда давалось ему легко – все равно что щелчок пальцев. В обличии волка он чувствует себя лучше – сильнее, быстрее, острее. Обострившимся до предела нюхом альфа улавливает след – идеальный медово-карамельный аромат, и следует за ним, едва не пуская слюни на ходу. В любом случае это хорошая идея. Он будто парит над землей, уверенным галопом проносясь по лесу. Теперь можно чувствовать гораздо больше, ноздри широко раскрываются, ловя миллионы различных ощущений, влекомых ветром. Вот теперь, когда обоняние работает на полную катушку, он знает наверняка, что его омега быстрый и ловкий. Скорость движений, привкус дразнящего адреналина растекаются между камней и корней деревьев, верно ведя его к истинному. В конце концов Чимин воет – пронзительно и надрывно, а затем вылетает на уединенную лесную полянку. И видит его. Рыжевато-каштановый волк с золотыми всполохами на кончиках шерсти, где их касаются лучи восходящего солнца. И с ароматом сладости и цветов. Чимин бежит быстрее. Когда цель так близка, малейшее промедление кажется немыслимым. Они созданы друг для друга. Но непокорный волчонок бросается от него прочь, и Чимин срывается за ним вниз по склону. Омега так близко, но не сдается и даже не оборачивается, давая альфе понять, что без боя его не взять. Это будет хороший бой. Чимин зарывается лапами в промерзший грунт и отталкивается как можно дальше, делает пару коротких скачков и прыгает вперед. Погоня больше не имеет смысла. Он его. Он опрокидывает на спину каштанового волка, на фоне которого собственный серебристый мех отдается невероятным контрастом. Когтистые лапы, сухие былинки, острые клыки и клочки меха, – все мешается в круговороте, пока они катаются по земле и рычат друг на друга. И все-таки Чимину удается извернуться и сомкнуть челюсти на холке своей пары. И стоит этому случиться, как перед глазами возникает поток полузабытых образов и воспоминаний. - А что у тебя на пижаме нарисовано? Мальчишка, присевший рядом с ним, поднимает пытливые глазенки и крепче прижимает к груди игрушку – дурацкого плюшевого кролика, утыкаясь носом между его ушами. “Ребенок”, - морщится Чимин и награждает малыша-омегу презрительным взглядом. - Какая еще пижама? Малец высовывается из-за макушки своего длинноухого товарища и улыбается. - Ну пижама... В которой ты спишь? Вот у меня на одной Мегавольф, а на другой его сражение со Спайдердогом. Мне их на первое настоящее полнолуние подарили. Я смог тогда полностью обратиться. Мегавольф хорошо знаком Чимину – один из его любимых супергероев. За право посмотреть на его приключения приходится драться с Намджуном, который вечно любит переключить мультики на реликтовые документалки про реликтовых динозавров. Кого вообще в этом мире интересуют динозавры? - Я сплю в собственной шкуре, - надменно цедит Чимин. Какие еще пижамы? Это для слюнтяев и сопляков. Он знает, что старше прилипчивого мальчонки. Он уже хорошо чувствует своего внутреннего зверя и умеет его подчинять. Хорошо чувствует зверька крошки-омеги и понимает, что тот совсем еще глупыш и несмышленыш. Но он-то уже взрослый. - Ой, правда? - бесхитростно восхищается малыш, тараща глазенки и роняя с колен своего потрепанного кролика. - А моя мама говорит, что так нельзя, - шепотом добавляет он, будто воспитателю есть дело до их глубокомысленной беседы. - Говорит, что мы можем обращаться только в случае необходимости. - Моя мама говорит, что нам обращения только на пользу. Моего хена мучили кошмары, но когда он ложился спать волчонком, плохие сны не тревожили его, - назидательно говорит альфочка и вертит в руках свой грузовик, прокручивая все колеса поочередно. Вероятно, не стоит разбалтывать такое про Намджуна, можно и затрещину схлопотать, но чего уж теперь. - Ух ты! - вопит маленький омега и накручивает ухо своего кролика на палец. - Крутая у тебя мама! Чимин небрежно пожимает плечами и катит свой грузовик по лавке. - Самая лучшая. Она любит меня больше всех, а еще поет очень красиво. - А мой папа однажды будет вождем соседней стаи, - приставучий омежка наклоняется ближе и быстро оглядывается по сторонам. - Он не любит говорить об этом, но мне мама сказала по секрету. “Болтливый маленький дурак”, - решает Чимин про себя, но вслух тянет: - Ну круто че... - а затем издает глухой гул, приподнимая свой грузовик и разворачивая его в другую сторону. Он знает, что быть вождем стаи – весьма престижно, но вот в контексте этого мелкого мальчишки это не кажется таким уж значимым. - А я Чонгук. Но все зовут меня Куки, - не замолкает пацан. Но затем их воспитатель вносит поднос с полуденным перекусом, и глаза малыша-омеги вспыхивают. Он вскакивает и уносится, зажимая кролика под мышкой. Чимин хихикает, глядя ему вслед, и откладывает грузовик. Все-таки дела делами, а обед по расписанию. - Скучал по мне? Чимин медленно моргает и качает головой, силясь прогнать головокружение от нахлынувших воспоминаний и эмоций. Под ним эффектно раскидывается совершенно обнаженный Чонгук и широко улыбается – как обычно самодовольный и как обычно очаровательный. Острота зрения снижается, стоит Чимину тоже вернуться к человеческому облику, но тем не менее он настолько близко, что видит каждую веснушку на зарумянившихся скулах омеги и тонкий белый шрамик под левой. - Чонгук? - выдыхает альфа пораженно. Это имя было бы странно даже услышать со стороны, а уж произносить вслух... Скандал вышел в свое время грандиозный, когда семейство Чон покинуло поселение, чтобы не просто присоединиться к одной из стай на юге, но и возглавить ее. Чимин как сейчас помнит этот случай. И как сейчас помнит непоседливого мальчишку с живыми смеющимися глазищами. В свое время они так и не стали друзьями. Держали между собой приличную дистанцию, впрочем, испытывая необъяснимое взаимное уважение друг к другу. В глубине души альфе всегда нравился этот омега, он и по сей день иногда задавался вопросом, что же с ним стало. - Что ты здесь делаешь? - шепчет Чимин, ведя губами по шее Чонгука и находя окровавленное местечко, куда впился зубами. Он глубоко вдыхает его запах, надеясь в нем отыскать ответы на все свои вопросы. Где парень жил до этого момента и почему вернулся? Как можно было не заметить когда-то, насколько он совершенен? - Поговорим позже, - рычит Гук, напрягая руки в тех местах, где Чимин прижимает их к земле. Альфа усмехается и приоткрывает губы, позволяя им скользить по нежной коже омеги вдоль подбородка. Чонгук не просто хорош собой, быстр и силен – он по-настоящему прекрасен. И в действительности есть куда больше вещей, которые для них будут предпочтительнее пустой болтовни. - Ты так хорошо пахнешь, - хорошо, возможно, немного разговоров и не повредит. Чимин горячо выдыхает это в ухо Чонгука и зарывается носом в короткие мягкие волосы. Он глубоко дышит, чувствуя, как член напрягается там, где соприкасается с обнаженным животом омеги. А тот все еще ерзает под ним в притворном сопротивлении, приподнимая бедра и упираясь головой в мерзлый грунт, пока его шею вылизывают. Странное удовлетворение растекается по телу от ощущения чужого веса на себе. При желании Чон мог бы высвободиться, но только лишь стонет, когда альфа прижимается к нему бедрами, а их члены соприкасаются. Не особо-то он хочет вырываться, равно как Чимин не особо готов отпустить. Его ноздри раздуваются, улавливая солоноватый запах собственной смазки, что смешивается со сладким и теплым ароматом Чонгука. Он течет. Ни с чем нельзя перепутать эти приторные и горячие нотки, что заставляют член пульсировать жаром и обильно увлажняться на конце. Чимин чувствует, как изнутри рвется гортанный рык. Омега мокнет персонально для него и хочет только его. Луна не даст соврать, ничто другое в этом мире не дарило ему такого удовлетворения. - Ты идеален, - шепчет Чимин, наклоняясь еще ближе и ощущая теплое дыхание на губах. - Едва ли ты знаешь меня, - хмыкает Чонгук, глядя на него сквозь ресницы. - А мне и не надо, - улыбается альфа. Губы Гука как по заказу открываются, а Чимин подается вперед, припадая к ним. Теплые и сладкие, их медовый вкус с ноткой розмарина будоражит рецепторы альфы, и он только сжимает крепче и углубляет поцелуй. Честно говоря, он не столько его целует, сколько метит и заявляет на него свои права. За душой у Чимина не так много, но он отдал бы все. Оторвать глаза от влажных клубнично-розовых губ Чонгука не так-то просто, взгляд сам то и дело возвращается к ним. Они выглядят невинно и в то же время бесстыдно. Грудь омеги часто вздымается, и едва ли не каждый вздох напоминает полустон. Оба парня теряют контроль. Чимин тянется за еще одним поцелуем – таким же жарким и грубоватым, что и первый, а затем все-таки выпускает руки Гука из захвата. Тот тут же раскидывает их в стороны, а глаза его вызывающе сверкают смесью нахальства и похоти. Эта склонность к сопротивлению в нем настолько очаровательна, что каждое его резкое движение заставляет член альфы горячо пульсировать и наливаться. Наверняка он чувствует это напряжение бедром. Поистине героические усилия требуются Чимину, чтобы не раздвинуть его ноги рывком и не взять в спешке. Но все же он недаром всегда гордился своим терпением. Чимин приподнимается и пытается перевернуть Чонгука на живот. Но оторваться от него невозможно: губы все равно ласкают сладкую шею, пока неугомонный омега ерзает, то подтягивая под себя колени, то возмущенно выбрасывая локти назад. - Да блять, - пыхтит Чон, снова откидывая острый локоть, от которого Чимин успевает уклониться только в последний момент, - я сверху. В животе альфы что-то сжимается, святое полнолуние, ну это же безумно горячо. Но пока не время. Он прикладывает больше усилий, прижимая плечи извернувшегося омеги к земле, и рычит. Чонгук широко распахивает глаза, и в них мелькает тень чего-то близкого к безумию, а затем резко вскидывает голову и прикладывается лбом к чужим губам с такой силой, что они лопаются в паре мест. Гук заливается диковатым смехом, а у Чимина еще звездочки пляшут перед глазами. Он слизывает кровь с губ и скалит зубы, сжимая ладонью горло омеги и чувствуя, как его запах только усиливается. - Я пока не собираюсь сцепляться с тобой, - шипит он, пока Чонгук замирает под ним и вглядывается в выражение его лица. Он уже не сопротивляется, пока альфа медленно переворачивает его. - Сначала я хочу попробовать тебя. Спина Гука мокрая от росы, а тонкие сухие былинки липнут к бледной коже. От разгоряченной плоти поднимается пар и рассеивается в прохладном воздухе, когда Чимин прижимается к ней грудью и присасывается губами к шее. К ее собственному вкусу примешиваются терпкий привкус земли и сладковато-соленый пота. Альфа спускается поцелуями по изгибу позвоночника, обводя губами выступающие лопатки, и ловит языком встречающиеся по пути капельки пота. Его путь пролегает вдоль спины, и он не забывает изучить ее и ладонями, сжимая и разминая крепкие мышцы, а затем добирается до небольшой ямочки на пояснице. Чонгук хрипло стонет и дергает бедрами, шепча что-то невнятное, пока Чимин тянет его к себе. Механизм происходящего ему предельно понятен – тело Гука меняется точно так же, как и его собственное. Он никогда не видел омегу в течку, по крайней мере, настолько близко, но основные приметы знает: отек, выделение смазки, изменение аромата. Но все знания в мире меркнут рядом с открывшейся ему картиной. Дырочка Чонгука розовая и припухшая, а края ее поблескивают смазкой. Блестящие же подтеки украшают ноги парня, заставляя Чимина буквально терять голову. Он припадает к мягкой коже на внутренней стороне бедра и смакует на губах сладкий вкус. Чон забывает сопротивление и только шире разводит ноги, позволяя Чимину вести языком уже по второму бедру. Омега выгибается, припадая грудью к земле и приподнимая задницу, и безмолвно предлагает себя. Только сейчас до Чимина доходит, что всю оставшуюся жизнь он будет следовать желаниям этого омеги. И это его полностью устраивает. Альфа впивается пальцами в половинки, растягивая их и восторженно разглядывая. Тонкая струйка смазки сбегает из дырочки и скользит по яйцам омеги, будто приглашая к себе. Чимин ловит ее языком и поднимается им по всему пути к источнику. Он мягко вылизывает Чонгука, обводя розовые припухшие складочки. И вряд ли возможно определить, кто из них стонет громче, когда он плавно вводит язык сначала вдоль одной упругой стеночки мышц, а затем и другой. Это так горячо и так мокро, собственная слюна мешается со смазкой, но Чимин просто в восторге от этой теплой влажности и проникает языком все глубже, вылизывая Гука до дрожи. Он вытягивает шею и давит большими пальцами на дырочку, окончательно зарываясь в нее. Чонгук выгибает спину и качает бедрами, прижимаясь к его лицу и выдавая самые бесстыдные стоны, что Чимин когда-либо слышал. - Чимин... Чимин, блять, - задыхается омега, откидывая голову назад и цепляясь одной рукой за траву. - Я не могу, блять, больше ждать. - Слова даются ему с трудом, срываясь с губ рвано и дрожаще. И отдаются отчаянной пульсацией где-то внутри альфы. Все ощущения становятся острее с каждой секундой, он сдерживает себя и жадно лижет открытую дырочку. Чонгук не выдерживает первым. Он разворачивается лицом к лицу с Чимином и впивается в его губы, слизывая с них собственный вкус, а затем закидывает на него ногу, чтобы оседлать, и толкает на землю. Она кажется холодной и влажной на контрасте с жаркой кожей Гука. Чимин снова поражается его силе, мускулам, что легко удерживают его, и страсти, с которой он целует. Острые колени впиваются в его ребра, не давая выдохнуть и заставляя бедра взлететь в пустоту. Чон хихикает, и его смех бьется о грудь Чимина, волей-неволей рождая улыбку и на его губах. - Ты сумасшедший, - шепчет он, тяжело выдыхая. Гук только качает головой, впиваясь ногтями в его плечи. Он покачивается вперед-назад, мучительно медленно скользя по телу Чимина, и тот в отчаянии стискивает зубы. Он буквально чувствует, что Чонгук оставляет за собой горячий влажный след на его животе, и это поистине сносит крышу. Напряжение нарастает с каждым дразнящим стоном, с каждым сбивающимся с ритма ударом сердца, а когда задница Чона сползает и упирается ровнехонько в мокрую головку члена, Чимин забывает, как дышать. Он снова дергает бедрами – достаточно сильно, чтобы Гук прикусил губку и улыбнулся ему. И этой полусумасшедшей улыбкой, и этим диким взглядом Чимин хотел бы любоваться до конца своих дней. Да, мать Луна ясная, вот до самого последнего вздоха, пока они еще будут в силах вот так бороться в грязи и дразнить друг друга. Это пока не любовь, но альфа уже чувствует искру внутри себя – довольно явственное ощущение того, что у них все получится. Сомнения и беспокойства, которым так нравится вонзать свои коготки в живот Чимину, рассеиваются под прикосновениями Чонгука, под лихорадочным блеском его глаз и сиянием бледной кожи, что освещает все вокруг. - Ты мой, - выдыхает Гук и впивается в руки Чимина, оставляя десять прекрасных синяков. Он откидывается назад, выгибаясь, и тянется за спину, чтобы уверенно обхватить ладонью окончательно налившийся член. Омега чуть покачивается, а его ноги подрагивают, пока он старательно примеряется и удерживает себя на весу. Альфа ненавидит каждую молекулу пространства, что отделяет головку его члена от теплой и сладкой дырочки, манящей к себе как магнит. - Да, твой, да-да, - бормочет он, срываясь в протяжный стон, когда Чонгук запрокидывает лицо к солнцу и опускается. Это. просто. слишком. Чимин не девственник и, судя по тому, как Чон сжимает его бедрами и уверенно раскачивается на члене, он тоже. Изящное, выгибающееся дугой тело, напряженный живот и выступающие тазовые косточки – это было бы хорошо, даже будь это случайный омега в его жизни. Но Чонгук – не случайный незнакомец, встреченный в супермаркете, а значит все происходящее и близко не похоже ни на что былое. Всякий раз, опускаясь на член, он издает мягкие сладкие стоны, прокручивая запястье на собственном органе, и это чарующе прекрасно, и от этого что-то щемит в груди у Чимина. Это самый неподходящий момент для того, чтобы вспомнить брата, но как не вспомнить Намджуна, если тот оказался бесконечно прав. Чимина преследует ощущение, будто он никогда раньше не понимал свое тело, никогда раньше не чувствовал по-настоящему дивных ароматов и не испытывал приятных прикосновений. Все, что было в его жизни раньше, – это лишь блеклые проекции, тени, которые лишь могли намекнуть на настоящее удовольствие от единения. Они с Чонгуком будто две неразрывные части одного целого. Гук – его истинная пара, его половинка, смелый, добрый и чертовски красивый омега. И нет ничего, что было бы им не под силу вместе. Ладони Чимина скользят по тонкой талии, когда он подается вперед, кончики пальцев обрисовывают гладкие мышцы и ребра, а Чон наклоняется, встречая его на полпути и обвивая руками и ногами, и впивается губами в шею. Они так близки, что альфа чувствует малейшее сжатие мышц вокруг него. Каждый толчок отзывается в твердеющем узле, он настолько, блять, на грани, что любое движение может сдетонировать и окунуть в оргазм. Чимин входит предельно глубоко, и Чонгук кричит и трясется в его объятиях, пока он тонет в удовольствии. Пожалуй, нет ничего лучше. Все оставшиеся силы уходят на то, чтобы опуститься обратно на землю. Парни дрожат от нахлынувшего оргазма и острой сцепки. Чимин лежит на боку, прижимая спиной к груди Гука и запоминая каждую прядку волос на его затылке. Они то пребывают в сознании, то плавно уплывают из него. Они не чувствуют времени и не нуждаются в разговорах. Лишь когда солнечные лучи медленно сползают с поляны, теряясь в ветвях деревьев, полусонный Чонгук вздрагивает, ощущая, что в него снова толкается опадающий узел, и выдает поток очаровательных ругательств. Он слегка поворачивается, быстро чмокая Чимина в лоб, и укладывает голову ему на плечо. - Итак, - начинает он, пока альфа прижимает его к себе за талию. - Думаешь, мой отец будет в восторге, когда мы вернемся к стае? Чимин отрывает взгляд от его умиротворенного личика и фыркает. - Нет? - В прошлом году я уже участвовал в забеге в своей новой стае, но пары не нашел. Отец не стал отговаривать меня от попытки здесь, но, думаю, не верил, что мой альфа кто-то местный... - Уверен, что мы можем побеспокоиться об этом позже, - шепчет Чимин, чувствуя, как его узел выскальзывает вместе с потоком спермы, и затыкает его пальцами. Чонгук стонет и на этот раз спокойно воспринимает, что его переворачивают на живот, и просто приподнимает бедра и оглядывается через плечо. Чимин улыбается, облизывая губы, и осторожно обводит пальцем опухшую, сочащуюся спермой дырочку. Это откровенно неприлично, но и откровенно прекрасно, равно как и вспыхнувшие щеки отвернувшегося в спешке Чона. - Святая Луна, Чонгук... Я просто не могу поверить... Вот, правда, блять, я просто... Гук закатывает глаза и обрывает его восторженный бред. - Как думаешь, до заката ты сформулируешь это в «Я люблю тебя»? - ухмыляется он. - Честно говоря, я лишь хотел сказать, что вряд ли до заката сдержусь и не трахну тебя снова, - ухмыляется Чимин в ответ. - Вот как? Ну тогда ты должен поймать меня снова! Он и моргнуть не успевает, как из-под него вырывается рыжевато-каштановый волк и стремительно скрывается в чаще. Чимин заливисто смеется и тоже обращается, бросаясь вслед за Чонгуком. Это лишь еще один забег. И в нем уж он точно не упустит своего.