dead eyes that he likes

Артур — на минуточку — конченный. С припиздью, с тараканами в голове, со смешным хвостиком на макушке, с убитым льдисто-голубым взглядом, холодным как сварка. Вулкан, когда на него искоса смотрит, замечает нарочитость движений, будто бы рука и плавно ведёт по воздуху, но сами пальцы подрагивают почти что невидимо, как у невротика. У Вулкана на несовершенство глаз давно намётан, он несовершенство привык ломать и на переработку оправлять, ну, или же вовсе на свалку, откуда рано или поздно всё вновь возвращается, попадает к нему в руки. Артур тоже уже не раз им опущенный, оскорбленный и выброшенный на обочину жизни, ненужный, и не раз и не два вернувшийся будто бы по волшебству. Прибивается неизвестно как, словно собака побитая или кошка приблудная. Будь взгляд хоть немного не в аквамариновую наледь, а в тёплую синеву весеннего неба, Вулкан бы ещё подумал. Может, оставил бы, прикормил бы, погладил, а так… Что попусту изводить себя на ебанутого чудика с трясущимися руками и мертвыми глазами? Но сам Артур как бы болт на все измышления Вулкана клал и продолжал всё так же лезть к нему. Часть команды, часть бригады, dream team в конце концов. Вон, ручки свои пакостливые суёт куда непопадя, ковыряет ногтём шов на одном из изобретений. Вулкану, честно, хочется ему переебать в этот момент. Чтоб руки убрал, чтоб не лез ни к его работе, ни к его мыслям, чтоб отъебался раз и навсегда и ушёл уже в сраное Ёми или куда там, лишь бы не возвращался опять. Что-то у него всё же в голове щёлкает, Вулкан буквально видит, как перемыкает мысли, и Артур медленно выпускает из пальцев погнутую проволоку, ещё один кусок мусора, так необходимый сейчас Джозефу. Глаза опять мертвечиной отдают, кажется, что кожа век трупными пятнами за секунды покроется, отомрёт окончательно. Бойл открывает рот, чтобы что-то сказать, но замирает на вдохе, будто подавившись тягостным раздражением, витающим в воздухе с самого начала начал, с самой их первой встречи. Густое и тягучее раздражение. Ожидание — томительное, уставшее. По большей части вулканово, потому что от Артура несёт только мертвичиной и глухим непониманием. Вулкан придумывает затею с орихалком только чтобы занять свои мысли и отвадить любопытного Артура подальше от мастерской (от себя), вот только это не помогает нихрена, а лишь больше усугубляет их отношения. Связанные одним приключением и страхом Джозефа потерять е г о в нижнем мире, они теперь неразлучны как сраные сиамцы и так же уродливы в собственном взаимодействии. Некрасиво и неблагодарно всё это. Смотря на лежащего поперёк груди Артура, на котором ничего не было (только сраные трупные пятна на веках), Вулкан понимает, что починить их не в силах. Они вместе какие-то ущербные, ремонту не подлежащие, но невероятно друг другу подходящие, будто сцепленные шестерёнки, где каждый зубчик идеально смыкается с другим, и всё работает, крутится, как отлаженный механизм, да только хуйня это, бесполезное и порожнее. Кто-то очень умный однажды сказал: «зачем чинить то, что и так работает?» А что делать с тем, что оно работает не так, как того хочется? Артур не должен прогибаться под ним, выстанывать в подушку бесвязный бред, извиваться на мокрых простынях, а после морозиться и делать вид, что он просто дурачок. Секс это что? Вулкан это who? И наледь эта в глазах замогильная. Во время секса лицом в подушку и никак иначе, чтоб не смотреть, не спотыкаться о взгляд, пускай и хочется до одури увидеть, как Бойл вечно безразличную мордаху корчит как ахегайная девка. Вулкану ещё много чего хочется с ним сделать. Прижать к стенке мастерской, разложить на столе, закинув ноги на плечи, протестировать каждую чувствительную точку на теле и вытравить, блять, этот мертвенно-синий из радужек. Или добить Артура, чтоб досдох наконец, чтоб работало всё, как положенно.