Twenty-four

      Джонхан никогда не забывает о лжи, сопровождавшей их отношения с самого начала, туго сплетенной с еще неокрепшими ростками взаимных чувств. Знает, что от него пытаются скрыть. И... ему на это все равно, все равно, пока маленький лжец возвращается обратно. Пока он позволяет укладывать себя на белые простыни. Пока он встает варить им кофе даже среди глубокой ночи, и пока проводит половину своего дня в постели с Джонханом.       Он готов отказаться ото сна, если это способно создать иллюзию того, что в их сутках больше часов.       Шесть утра, именно в эти минуты постель - самая мягкая, одеяло - самое теплое, а сон - самый сладкий. Жестокой ошибкой оказалось покинуть этот рай. Но именно так цена момента повысилась.       Самое дорогое удовольствие для него сейчас скрывается среди гусиного пуха и перьев, их общее убежище - шёлк в сатине.       А тогда ему категорически не хватило шести часов сна. Любые злодеи и их подлости меркли в сравнении с отвращением к мерзкой трели телефона по утрам.       Чхве Сынчоль, гласила надпись большими буквами на экране. И от этого появилось желание выкинуть себя, или кого-нибудь другого, уже не важно кого, из окна. Раздражение разогнало энергию по телу ровно настолько, чтобы он мог собраться с силами швырнуть телефон подальше.       Однако он изначально знал, что это не поможет, и на второй раз пришлось поднять с пола многострадальный девайс и ответить. — С добрым утром тебя, Чоль. — Его тон намекал на раздражение, но это вряд ли смутило друга. Сынчоль привык к подобного рода выходкам. — С утром, пидр. Не мог бы ты брать трубку с первого раза? — Джонхан только показательно громко зевнул на замечание Чхве.       Он помнил, что пообещал другу съездить с ним на стрельбище, а вот почему тогда дал обещание - уже нет. — У тебя час. Буду ждать тебя у подъезда. — Ладно.       Телефон нашел свое место на бордовых подушках. Джонхан своё - на подоконнике у открытого окна. Пепел сыпался между оконных ставней, оседая где-то внизу на мокром асфальте с рыжими пятнами луж. Холодное дыхание погоды проникало в комнату, находило щели и догоняло Джонхана, сидящего на кухне с горячим кофе и сигаретой в руках. — Курить опасно для здоровья. — Не опаснее тебя. — Я уверен, что на самом деле безобиднее, чем ты думаешь.       Ему до сих пор сложно определиться с тем, что в тех двенадцати месяцах удивляет его больше - то, как он слишком быстро увяз и пришел к согласию с собственным безумием и чувствами, или то, что не сорвался раньше.       Они долго добирались до места сегодняшнего развлечения Сынчоля. Даже его одежда говорила о серьёзности подхода. Чёрная футболка, заправленная в тактические карго, и высокие военные ботинки. Джонхана даже позабавил его внешний вид, сам-то Юн стоял перед стойкой с оружием в одной из своих одомашненных сиреневых футболок и больших фиолетовых спортивных штанах.       Наверное, ему тоже хотелось бы попробовать пострелять, но показывать свою заинтересованность он не стал.       Джонхан очень хочет узнать, где на самом кроется опасность, кроме всего того что он прячет в рукавах и за ремнем на чёрных брюках. Уверенность в том, что инстинкт самосохранения сработает пропала примерно через три месяца. Джонхан хочет самостоятельно проложить себе дорожку в ад, если они там будут вместе. Но он не станет вскрывать свои желания при нём.       Кроме пистолетов за витриной его заинтересовало кое-что еще. На одной из стен висели мишени с лучшими результатами. Юн внимательно изучил почти каждую из них, пока Сынчоль о чем-то беседовал с хозяином. Из всех стрелков на этой импровизированной доске почёта стоило выделить имя парня, чьи результаты были просто поразительны. Все десятки. — Идём. — Сынчоль махнул в сторону двери в другом конце помещения.       Сынчоль внимательно слушал инструктора, по совместительству являвшегося хозяином заведения. Парень ростом ниже них, но на вид он был грознее любой винтовки на стене. Ли Джихун, так он представился им. Дробовик в его руках выглядел как одна из самых внушительных вещей на земле, и Чхве чуть помедлил, но все-таки забрал оружие, готовый начать.       Ощутимое физически чувство благоговения перед мощью под пальцами замешивало странную смесь из пылкости, с которой хотелось обрушиться и самозабвенностью заставлявший тянуть до последнего.       Жёлтые наушники и волнительное ожидание. Сынчоль сгруппировался для выстрела, готовый принять на себя отдачу. Он прицелился, и Джонхан видел, как сильно на самом деле был напряжен его друг в секунду выстрела.       Громкий резкий звук породил испуг и тут в дело вошли норадреналин, эндорфин и допамин. Буквально мгновение и его отпустило, но приятное послевкусие всего, что успел выработать его организм остался.       Он ошибался, когда думал, что сможет привыкнуть к этому чувству. Оно будоражило его как в первый раз. Как возможно быть готовым, ожидать чего-то и всё равно снова и снова ощущать как всё внутри поднимает от волнения?       Джонхану самому не терпелось попробовать, но Джихун отвлекся на вошедших четырёх мужчин. Те выглядели очень профессионально. Высокие, большие и в униформе, «один как все и все как один», весело подумал Джонхан. Сынчоль мог бы вписаться в эту компанию. — Я срочно отойду... Джису вам поможет. — Ли обратился к Чолю и развернулся в сторону дальних стоек, разделённых между собой перегородками. — Он где-то там... просто спросите его.       Джихун ушел вместе с бригадой крутых парней куда-то в сторону склада, который Юн приметил по пути на полигон. Сынчоль осмотрелся по сторонам, и, видимо, заприметив помощника Ли Джихуна, жестом повелел Джонхану следовать за собой. — Вы Джису? Я Чхве Сынчоль. Это мой друг Юн Джонхан. Джихун ушёл и сказал, что вы нам поможете. — Чхве вежливо поклонился парню одного с ними роста.       Джонхан заинтригован. Он ожидал что Хон Джису, человек с лучшим результатом, окажется взрослым мужчиной, возможно бывшим военным или оперативником. Самый меткий стрелок в этом клубе. Но перед ним стоял парень на вид лет двадцати пяти, вполне возможно, что они ровесники. У него красивое лицо с большими выразительными глазами, и весь он, источавший сплошное изящество, не должен был находиться в таком месте. На нем чёрная толстовка и самые невзрачные синие джинсы. А надпись на кепке намекала что он, возможно, фанат ЛА Лейкерс. Джонхан испытывал восторг и ужас глядя на него. И это, наверное, не изменится никогда. — Да. Хон Джису. — улыбнулся и кивнул им, внимательно оглядывая обоих и задерживая взгляд на Джонхане. Ему стало немного неловко, темные глаза смотрели пристально и изучающе. Ну и кто из них был более неподходящий человек в этом месте? — Рад познакомиться.       Юн попытался отвлечься и начал поправлять причёску. Словно его белые пряди вообще могли лежать не так, как надо. — Джису? Хочется знать, как на самом деле зовут человека, так активно пытающегося добраться до твоего сердца своим языком. — Хм... Нет. Джошуа, кажется... но я уже начал забывать. — Парень сверху ведёт руками от влажных ключиц к пока ещё незапятнанной талии. Он ждёт чего-то, и уползает ниже. — Тебе стоит повторить это имя для меня. — Вы не против, если я предложу вам опробовать Glock17?       Так мягко, как этот голос, до этого момента его могло окутать только одеяло. Он не говорил. Нет. Джису словно тихонько выкладывал слова с языка и пухлых губ на воздух. И Джонхан с каждым движением этого рта всё больше уверялся, что иначе просто невозможно.       Совершенно мало того, как может лгать. Слишком мало того, как он может улыбаться. Джонхан не знал, на что готов, чтобы коснуться уголка этих губ. Его хочется слушать непрерывно. Смотреть, как он дурачится на бордовых подушках. Строит из себя невинность, будучи абсолютно обнаженным под одеялом. Как он медленно ест, устроившись на смятых простынях, и как его сегодняшняя жертва и представить себе не может, какие у него могут быть милые ласки.       Сынчоль решил сам зарядить пистолет. В него зашло семнадцать пуль и Чхве спросил, поэтому ли он назывался семнадцатым, на что Джису издал небольшой смешок и ответил, что при желании и отсутствии жалости к пружине в магазине, туда поместится ещё один патрон. — И как же так вышло? — Юн поинтересовался, а у самого в голове крутилась мысль, что девятнадцатый в ствол - это небезопасно. — Случайность. — И так... как? Он будет работать? — Джонхан сам не понимал, почему ему так хотелось узнать больше. — Функционал не нарушится, но я бы и семнадцать хранить не стал. — Джису удовлетворил любопытство Юна и подвел Сынчоля к позиции у стойки.       Джонхан бережно водит стволом по улыбающемуся лицу Джошуа. От виска и по подбородку, но долго будет решаться коснуться губ. Проходит время, и он всё таки повинуется желанию приставить холодный металл пистолета к чужой груди. Руки у Джошуа большие и тоже холодные, он ими обнимает так крепко, как может. — Если ты захочешь меня оставить....       Джошуа усмехается, руки соскальзывают с талии Джонхана и накрывают ладони поменьше, сжимающие ствол. Укладывает гибкие пальцы на свою щеку, ведет головой и утыкается носом в центр ладони, медленно втягивая воздух носом. Джошуа прикрывает глаза и говорит:       - Не захочу. Лучше не злить человека, руки которого пахнут холодной сталью.       Джонхан молчит, лениво проводя большим пальцем по крупным лепесткам губ. Про себя он думает, как поцелуи Джошуа отдают железным привкусом, и что он насквозь пропитан жженым запахом пороха.       Джонхан слышал акцент и предположил что их собеседник, возможно, из страны, где хватило водительских прав, чтобы стать счастливым обладателем огнестрельного оружия. Воображение нарисовало картинку того, как парень, так уверенно стоявший тогда рядом с Сынчолем и объяснявший тому какие-то детали, мог бы круто смотреться в безукоризненном чёрном костюме посреди кровавой бани.       Возможно, ему и правда интересно как выглядит его возлюбленный лжец, когда убивает, предварительно медленно сосчитав до трех. Но сейчас важен только контраст между смуглой кожей и белым постельным бельем. У Джонхана своё представление об идеальном оружии, и он хочет его не просто опробовать; ему нужно им обладать. От первой мысли, когда он просыпается, и до последней, когда он будет готов закрыть глаза перед смертью. От мокрых черных кончиков волос, спадающих на поверхность лба, до самого важного чувства, упрятанного глубоко внутрь. Всё, что в нём есть. Его радости, его разочарования; если он умеет плакать, то Джонхан уверен, что слезы этого человека похожи на бриллианты, и он хочет их все себе.       Наступила очередь Юна и ему передали оружие. Он встал на место, где до этого находился его друг. Джису подошел ближе, поправил стойку, двинул ноги и легко коснулся рук, занятых пистолетом; указывая, как следует держать и целиться. Они оказались одного роста, поэтому он плотно встал сбоку, чтобы видеть результат и контролировать процесс.       Где бы он не находился — он создан чтобы волновать и внушать. Сверху, когда медленно исследует и трется губами о лицо или грудь Джонхана. Он внушает. Снизу, когда сначала странно пыхтит, а потом может только кричать. Он волнует. Но когда он лежит под боком с самыми жуткими мыслями в голове, есть время осознать, что в сутках всего лишь 24 часа, и их всегда катастрофически мало. — 8-6-10. Отличный результат. Вы точно первый раз? — Джису улыбнулся так, что Джонхан готов был поклясться, что порезался. — Вау. Юн Джонхан, а ты полон неожиданностей, друг!       Они уже собирались уходить. Сынчоль ещё разговаривал с Джису, а вернувшийся Джихун, стоявший неподалёку, вскоре присоединился. — Надеюсь, мы ещё увидимся с вами. — Хон обратился к ним обоим. Какое-то время он просто стоял и наблюдал, как те собирались, а затем ушёл вместе с Ли. Если это было предложение вернуться, то Юн его обязательно примет.       И Джонхан вернется, и не один раз. Он будет посещать стрельбище время от времени в течение года. Впоследствии он сравнит это место с отелем «Континенталь», но когда он начнёт ясно понимать, что здесь происходит, будет уже поздно. Ляжешь с псами - очнешься с блохами. Он уже практически один из них, однако есть еще способы остаться чистым. — У меня от него мурашки по коже. — Это первый и последний раз, когда Юн скажет другу правду о Джошуа. — Оставь свою гейскую хрень при себе, пожалуйста. — Сынчоль издаёт при этом звук, который должен обозначать отвращение.       Джонхан послушается просьбы друга. Он оставит себе каждый час, который сможет забрать из дня Джошуа. Ему никогда не будет достаточно того, как тот может любить. У него все еще слишком много всего, что можно отдать.