***
Спустя добрых полчаса промёрзший насквозь Роберт наконец ввалился в последний автобус, постукивая зубами от холода. Он упал на дальнее сидение, в носу захлюпало, он уже тысячу раз проклял свою неуместную привычку одеваться не по погоде и щеголять в кожанке даже после того, как ударят первые морозы. Внутри автобуса, не считая двух рядов потрёпанных сидений, никого не было. На запотевших стёклах карты маршрутов и информационные плакаты чередовались с нарисованными свастиками, членами, сердечками, номерами телефонов и клятвами вечной любви. За окном невозможно было ничего разглядеть, только скользкое туманное марево. Роберт уперся пустым взглядом в стекло, всё глубже погружаясь в себя. Он так накрутил себя перед боем, что до сих пор не мог расслабиться и выдохнуть. В висках звенело от напряжения, крутились обрывки сказанных и несказанных реплик. Роберт завёлся за несколько часов вынужденного прогулочного молчания, что сейчас проносился шквалом упрёков и ненависти по прошедшим годам работы с Марком, по всем его организаторским способностям и по всему тому, что в итоге привело его этой ночью замёрзшего в старый раздолбанный автобус. На самом деле, в последний год всё шло достаточно гладко. Наверное, примерно так же чувствует себя брошенный муж, который однажды возвращается в квартиру, где его ждут пустые шкафы и документы о разводе от адвоката жены. Жизнь после возвращения из армии давалась ему тяжело, через неё приходилось продираться, как через засохший густой кустарник. Он ранил себя, ранил близких, и, в конце концов, остался один. Он дрался, получал деньги, тренировался с парнями в зале, тренировался один, и снова выходил в октагон, иногда выпивал, но в меру, снова дрался, и, видимо, упустил в этом круговороте что-то важное. Он не заводил отношений, целиком и полностью посвятил себя боям, если прижимало, периодически снимал какого-нибудь смазливого мальчика, или обходился суровой молчаливой дрочкой под порнуху. Иногда ему казалось, что он сойдёт с ума в тишине собственной полупустой квартиры, не зная, чем себя занять, озлобленный и больной, как раненый зверь. Роберт отчаянно хотел прикрутить динамик внутреннего голоса, но тот был неумолим, подкидывая всё новые и новые варианты развития событий. Картинки, в которых Роберт оказался умнее, Роберт согласился этим вечером на предложение Марка и слил бой, Роберт остался при деньгах и тёплом месте, Роберт… Он сидел, дезориентированный и оглушённый, бессильный донести до разума то, что у него есть гордость и совесть, что деньги – херня, если тебе запрещают делать то единственное, что ты умеешь делать хорошо. Автобус остановился, и его двери распахнулись в сырой непроглядный мрак улицы. Роберт судорожно вздохнул и вынырнул из раздумий. В какой-то момент он уже начинал дремать, разморенный в тепле, прижимаясь лбом к запотевшему стеклу. Он подумал, что в такое позднее время в автобусе вряд ли будут ещё пассажиры, но ошибся. Шатко покачиваясь на длинных ногах, в двери шагнул парень, совсем мальчишка, если приглядеться получше, несмотря на высокий рост и модненькие шмотки. Роберт моментально прикипел к нему взглядом, рассматривая голую тонкую шею, торчащую из расстёгнутого ворота бежевого пальто, мягкий овал лица и лихорадочный румянец на щеках. Возраст было сложнее определить из-за расслабленной позы, ему явно не свойственна была подростковая смущающаяся сутулость, он не старался спрятаться и казаться меньше. На несколько мгновений он завис, пока за спиной смыкались двери автобуса, рассеянно проскользил взглядом по салону, и, решительно раскачиваясь из стороны в сторону, направился к Роберту. Пацан остановился, нависая над ним и явно намереваясь что-то сказать, но автобус предсказуемо пришёл в движение, и он свалился прямо на Роберта, выворачиваясь в падении и обрушиваясь задницей на его колени. Роберту всё это мельтешение показалось забавным, а пиздюк симпатичным и явно напрашивающимся на неприятности, поэтому он особо не спешил снимать его со своих коленей, прикасаясь рукой к мягкому рукаву пальто, и осторожно принюхиваясь к смеси запахов улицы, парфюма и алкоголя. - Ну и что это было, малыш? Разве мамочка не рассказывала тебе про маленьких мальчиков, которых волчок кусает за бочок и утаскивает к себе в лес? – Роберт осторожно сдвинул его на соседнее сиденье, и развернулся, вглядываясь в ошарашенное лицо. - Н-нет, я… Я-я-я шёл от д-д-друга и, в-в-в общем, мой т-т-телефон п-п-потерялся, – он совсем стушевался и покраснел, опуская глаза и давая отдых заплетающемуся языку. – М-м-меня зовут Б-билл. В-в-вы поможете м-м-мне? Роберт мысленно дал себе по ебалу, чтобы прийти в чувство, но не смог оторвать взгляд от пухлых розовых губ. От Билла еле ощутимо пахло алкоголем, чем-то лёгким и фруктовым, подходящим скорее девушке. От открытой груди и шеи тянуло жаром. Он хотел коснуться раскрытой ладонью его лица, погладить мягкую щёку, которой вряд ли ещё касалась бритва, провести большим пальцем по губам, размазать вязкую слюну, откусить от него лакомый сладкий кусочек… Роберт вздрогнул и понял, что неприкрыто пялится, пока Билли продолжает лепетать, сбиваясь и перескакивая от одного к другому: - Я-я-я п-приехал н-навестить друга и о-о-остановился у т-тёти… Ричи п-п-предложил в-выпить, и я… Я-я решил п-п-прогуляться и в-в-вызвать потом т-такси, но в-в-выронил где-то т-т-телефон по дороге, и я н-не помню а-а-адрес. – Роберт зачарованно наблюдал, как Билл жестикулировал, и его лицо отражало все эмоции и волнение. Он хмурился, сводил красивые брови к переносице, старался говорить помедленнее, чтобы заикаться не так сильно, но снова сбивался, видимо, мысли бежали быстрее, чем работал речевой аппарат. В конце концов, он резко прервался, и посмотрел прямо в глаза Роберту. – М-м-могу я в-воспользоваться ва-а-ашим т-т-телефоном? Я свяжусь с т-т-тётей, у-у-узнаю адрес и-и-и вызову т-т-такси. Я д-д-должен вернуться домой се-е-е-егодня, иначе о-о-она меня у-у-убьёт. - Не хочу тебя расстраивать, Билл, но мой телефон совершенно точно сел. Сегодня был долгий день, и я только возвращаюсь домой. Меня зовут Роберт, - он и сам запаниковал, видя, как каменеет лицо Билли. Его можно было понять, видимо, он впервые оказался на улице в такое время, и перед его глазами сейчас сменяли одна другую картинки того, как он ночует на скамейке в парке, отбивается от грязных домогательств и бежит по подворотням от отморозка с ножом. Роберт задумался, совесть и здравый смысл не позволяли ему бросить человека в беде, но и отрицать того, что в его помыслах есть корыстный мотив, он бы не стал. Билли был его типажом: худеньким и тонкокостным мальчиком, с пухлыми губами и большими влажными глазами, попавшим прямо к нему в руки. Весь его вид сейчас выражал покорность, хмельной и слабо соображающий, он ожидал помощи. У Роберта теплело в груди от желания помочь и защитить, он нахмурился, думая о том, с какими ещё неприятностями помимо потерянного телефона мог столкнуться Билл, разгуливая в такое время в одиночестве, если бы не встретил его. Где-то на периферии маячила мысль о том, что Биллу, скорее всего, нет и восемнадцати, но он отогнал её как ненужную. В конце концов, он собирался только помочь ему добраться до дома. Он мысленно прикидывал варианты, как ни крути, вероятность встретить ещё кого-то в спальном районе посреди ночи и попросить телефон сводилась к нулю. Оставалось только привезти его к себе и оттуда вызвать такси. Роберту не нравилась идея впустить кого-то к себе в квартиру. Он вымерял положение каждого предмета по миллиметрам и поддерживал идеальную стерильную чистоту. В первые недели после въезда он не был в порядке, и с такой же силой, с какой напивался, он убирался в квартире. Пылесосил, мыл, тёр и чистил. Его руки в эти дни были порозовевшими от холодной воды, щёлочи и мыла. Присутствие другого человека нарушило бы этот порядок. Билл всё ещё бормотал под ухом что-то беспомощное, скорее размышляя вслух, чем обращаясь к Роберту, шею и щёку обжигало его тёплым дыханием. - Значит так, послушай меня. Автобус идёт до моего района, десять минут пешком и мы будем у меня дома. Я поставлю телефон заряжаться, ты выпьешь кофе, вызовешь такси, и поедешь домой к мамочке. Тебя устраивает? – Билли ошарашено закивал, его сейчас явно устраивал любой вариант, при котором он не остаётся в холоде и темноте на улице. Роберт прикрыл глаза, и остаток пути они провели в молчании.***
Билл зябко кутался в пальто и быстро шагал, еле поспевая за Робертом. Он был высоким для своего возраста, но Роберт всё равно превосходил его по всем параметрам, возвышаясь больше чем на голову. Они были знакомы от силы полчаса, но широкая спина, маячившая перед глазами, давала ощущение безопасности. На несколько мгновений он почувствовал себя еще более некомфортно, ощущая, насколько же Роберт на самом деле крупнее, и что он сможет с ним сделать, не прилагая особых усилий. Инстинкт самосохранения Билла разрывался от того, что Роберт одновременно не показывал агрессию, предлагая помощь, и чувствовался при этом ужасно подавляющим. Как будто ему ничего не стоило переступить грань между порядочностью и насилием. А Билл шёл за ним, как за Гамельнским крысоловом, зачарованный самой необычностью ситуации. Роберт шёл прямо и быстро, не оборачиваясь, и из-за этого внутренности скручивало ещё сильнее. К горлу иррационально подкатил слезливый комок, глаза защипало, Билл еле сдерживал вздох, который рвался из груди. Он выбрался из душного родительского дома, чтобы хоть ненадолго почувствовать себя лучше, но в итоге опять оказался в атмосфере ненужности и одиночества. После пропажи Джорджи прошло уже три года, но родители всё ещё были в том дне, когда на пороге их дома появился офицер полиции. Билл перестал для них существовать. Сара навсегда захлопнула крышку фортепиано. Зак впервые поднял руку на Билла, когда увидел его в комнате у Джорджи. И никому из них не было дела до того, что он тоже пережил потерю брата. Он засыпал и просыпался с чувством вины и страха, иногда ему хотелось заорать в лицо родителям, что в тот день семья Денбро потеряла не обоих сыновей, а одного. Его пубертат, окрашенный в цвета подростковой депрессии, сглаживали только друзья, с которыми они в то лето стали ещё ближе, чем раньше. Но иногда Билл думал о том, что они сбились в стаю не по интересам, и даже не как самые главные лузеры в школе, а было в них что-то…дефектное. Как будто все они были неправильными и сломанными, и поэтому только вместе могли функционировать в обществе. Создавать видимость нормальности. И сейчас он пытался объяснить себе, что Роберт – просто прохожий, который по своей воле вызвался помочь ему в сложной ситуации, и он совсем не был виноват в том, что нетрезвому и психически нестабильному Биллу хотелось получить немного тепла и сочувствия. Он метался между детским желанием взять его за руку, и чем-то другим, более тёмным, чтобы Роберт прижал его к себе совсем не как ребёнка. Он шёл за Робертом на автопилоте, и мысли перекатывались по кругу, ленивые и вялые, как после глубокого сна. Билл смотрел на мокрый асфальт под ногами, блестящий и гладкий, чувствовал влагу в воздухе, на земле, вокруг себя, и глаза его тоже делались влажными от накатывающих слёз. Он цеплялся за какое-то смутное ощущение узнавания, что – то тёплое и приятное, как хорошо знакомый запах из детства. Пытался схватить мысль за хвост, облечь это неясное и мутное в плоть, но реальность ускользала. И он снова шёл по кругу, зачарованный однотипным пейзажем, сыростью и тишиной, царящей вокруг. - Мы пришли,- Роберт остановился у парадной двери и начал шарить по карманам в поисках ключей. Билл лениво прошёлся взглядом по списку фамилий жильцов, и немного расслабился, заметив кривоватую табличку «Роберт Грей». Дверь открылась, Роберт придержал её, пропуская внутрь, и Билл с радостью зашёл в тёплый и освещённый холл. Дом изнутри совсем не выглядел таким же мертвым и безжизненным как снаружи, все светильники горели, а обстановка выглядела вполне современной, никакой атмосферы из фильмов ужасов с обшарпанными стенами и мигающими лампочками. Вероятность того, что он добровольно приплёлся в логово маньяка-психопата, который подкарауливал по ночам симпатичных мальчиков в автобусах, стремительно уменьшалась. Роберт ненавязчиво подтолкнул его, моментально разомлевшего в тепле, в сторону лифта. Двери лифта мягко разъехались, и Билл шагнул внутрь, прижимаясь спиной к задней стенке. Роберт зашёл вслед за ним, и оказался как-то неожиданно близко, кабина была совсем тесной. Билл немного занервничал, не зная, в какую сторону смотреть, чтобы не пересечься с ним взглядом, но Роберта рядом было слишком много, и он неминуемо возвращался глазами к распахнутому вырезу кожанки, к затенённой яремной впадине, и старался не поднимать глаза выше. За последние несколько лет дискомфорт от зрительного контакта стал ещё одной из его многих ментальных проблем наряду с заиканием. Роберт же наоборот рассматривал его, совсем не стесняясь, Билл не выдержал и пересёкся с его взглядом, спокойным и ясным, от глаз разошлись лучики морщинок, и Роберт улыбнулся. На него нашла какая-то внезапная робость, он стоял напротив человека, сделавшего очевидный шаг к сближению, в нём не чувствовалось лжи и фальши, тогда почему ему всё ещё было так некомфортно? Изнутри заскреблось мерзкое чувство, Билл знал, что доверие в принципе для него теперь представляет проблему. Доверие незнакомцу. Может быть, три года назад такой же улыбчивый и вежливый мужчина со смеющимися глазами позвал за собой Джорджи. Билл задышал глубже, пытаясь отогнать удушливые волны паники, ему хотелось немедленно выбежать из тесного замкнутого пространства, вернуться назад на вечеринку, никогда больше не пить и не принимать идиотское решение отправиться ночью домой в одиночестве. От неминуемо разгонявшейся панической атаки его спас лифт, мягко мигнувший светом перед тем как остановиться на нужном этаже. Роберт развернулся, и так же как на улице, не оглядываясь на Билла, пошёл к своей квартире. Так, как будто не сомневался, что он последует за ним.