как приручить дикого зверя

Стоя перед дверьми в ад, наверное, ощущаешь себя точно так же. За многие года Мецудо привык ко многому. Ассоциация постепенно закаляла, позволяя опуститься на тот уровень, где нормальное и ненормальное уже переставали различаться. Люди были способны на все, на самое невозможное, и раз за разом он убеждался в этом, когда наблюдал за турнирами. Иногда задавался вопросом о том, где лежала граница предела человеческой эволюции, откуда нельзя было продвинуться дальше — ведь там только боги — но никак ее не находил. Точнее, смутно подозревал, что видел, но затем вспоминал о своей дружбе с кланом Курэ и вопросы отпадали сами собой. Клан Курэ был эталонным примером того, что эволюция иногда шла бесконечно. Во всем мире евгеника была запрещена, а они же добились ею абсурднейших результатов. Можно было удивляться, можно было пугаться, но в какой-то момент Мецудо просто подумал, что клан Курэ, наверное, и правда происходит от демонов. И не было ничего удивительного в том, что в какой-то момент они взаправду потеряли все, что делало их людьми — лишь внешность осталась, да и то не целиком. Он до сих пор работал с Эрио, и пусть тот уже не был столь хорошим бойцом — теперь вместо бунтаря, что пытался пристрелить его много десятилетий назад, он напоминал примерного патриарха огромного клана — он все еще показывал пугающие результаты. И под ними Мецудо понимал вовсе не его, Эрио, достижения, а своих внуков — рожденных лучшими бойцами от лучших бойцов, они следовали старой заповеди семьи и делали наследственность страшнее и сильнее. Было бы неплохо получить кого-то из них себе в подчинение, только вот Эрио знал, что ничем хорошим это не закончится. Потому что он уже работал с Эрио, и бесконечные победы одна за другой начинали утомлять. Это было весело — определенно, но в какой-то момент ему перестало хватать того легкого будоражащего чувства, словно жизнь висела на краешке. Обрыв, отделявший его от смерти, иногда манил назад, но все, что оставалось Мецудо — лишь сожалеть, что собственными же руками он воздвиг себе такую крепость, что падет нескоро. Впрочем, сегодня ему не стоило горевать о том, что будет. У него были другие планы, и, дождавшись, когда из развороченного экваторами котлована вылезет рабочий, Мецудо бросил на него ожидающий взгляд. Все здесь давно были подкуплены Дайниппон Банком, а потому беспокоиться о том, что кто-то проболтается потенциальным противникам — например, Токийской Электросети — не стоило. Хотя кое-какого одноглазого идиота вряд ли заинтересовали бы новости о находке в земле, разве что заставили бы тренировать своего ручного протеинового монстра сильнее. Рабочий дрожал, он явно был напуган находкой, и Мецудо заинтересовался еще сильнее тем, что же такого они обнаружили там, внизу. Он заглянул бедолаге за плечо, но там, в земле, была лишь огромная резная дверь. Раньше бы Мецудо хотя бы удивился или выгнул бы бровь в недоумении, но сейчас даже это не поразило его. За столько лет он увидел столько невозможного, что огромные стальные врата, закопанные в землю, стали почти что нормальным явлением. То есть, конечно же, они не были нормальны. Просто удивление пропало. — Я думаю, кто-то проводил кодоку, — прошептал посиневшими губами бедняга, после чего несчастным взглядом немо попросил Мецудо не спускаться. — С людьми. Понятное дело, что он не хотел подвергнуть хозяина опасности, но Мецудо лишь хмыкнул себе в бороду и бодрым прыжком спустился вниз. В его-то годы надо было внуков нянчить, а не по котлованам шастать, но когда он соблюдал рамки нормальности? С ними в Кенган Ассоциацию вход заказан. Кодоку или гу, о которых говорил рабочий, было старым глупым ритуалом, оставшимся после многих столетий веры в духов и магию. Внутри маленькой тесной банки помещали несколько ядовитых животных, после чего ее закрывали. Победителя, единственного выжившего, почитали, а его яд использовали... да для чего только не использовали. Мецудо не был удивлен, что кто-то до сих пор баловался такой дрянью, хотя это определенно вызывало вопросы, но то, что кто-то провел подобный ритуал с людьми... Будь он человеком высокой морали, он бы разозлился. Но все, что ощутил Мецудо в тот момент — жуткий интерес. Что же вышло в результате? Кто остался внутри? Или же все сгинули, и он войдет на мертвое поле, где когда-то царило кровавое пиршество? Замерев перед дверьми, Мецудо нахмурил брови и многозначительно посмотрел на своих телохранителей. Он уже давно не был сильным молодцом, что был способен с пинка открывать такие двери, усох и постарел, а потому предоставил право открытия ритуальной комнаты своим верным подчиненным. Те тоже выглядели напряженными, и то, что два огромных бугая боялись войти внутрь, веселило Мецудо просто неописуемо. Двери с медленным скрипом открылись внутрь — там царила темнота. Из комнаты повеяло затхлым смардом, воняло кровью и прочими отходами, особенно тухлятиной. Неудивительно, подумал Мецудо, в конце концов они могли опоздать. Он не знал, были ли тут воздуховоды, но не удивился, если бы создатели этой комнаты их не оставили. Победитель мог банально задохнуться, это было бы очень забавно, но в то же время глуповато. Под ногами лежало множество тел, изломанных, окровавленных. Лица у половины были содраны с кожей, оставалось лишь гадать, как выглядели они раньше. Взрослые, дети, мужчины и женщины — кого тут только не было. Создатель этого адского котелка явно не ограничивал себя в выборе потенциальных жертв. Но у всех было нечто похоже, и Мецудо лишь хмыкнул, заметив это. Взгляд — абсолютно пустой. Звериный. Даже у трупов. — Мы опоздали, — пробормотал его телохранитель, и Мецудо хмыкнул. Было бы обидно. Он остановился в тот момент, когда спереди что-то зашуршало — и в эту секунду же осознал, что победитель все это время скрывался в тени. Подобно дикому зверю, он выжидал, когда Мецудо с охраной пройдет дальше от света, туда, где их проще всего было бы убить. И в ту секунду, когда нужная дистанция была достигнута, рванул вперед. Будь он полон сил, то, возможно, даже добился бы своего. Но Масамичи, Четвертый Клык, за один удар заставил дикого зверка отхватить удар прямиком в челюсть, после чего так же методично вбил его голову в пол. Нападавший попытался было дернуться, задрожал, но Масамичи повторил свои действия, и, спустя минуту, тот безжизненно замер. То, что обычно Масамичи делал за мгновение, заняло намного больше времени, и это уже говорило о том, что за чудовище победило в этом зверском ритуале. Ухмыльнувшись, Мецудо подошел ближе к победителю, и, когда Масамичи попытался было отгородить его от нападавшего, лишь хмыкнул и добродушно отпихнул его тростью. — Неужели ты не веришь, что вырубил его надолго? — хмыкнул старик. Масамичи помрачнел лицом — свои неудачи он явно признавать не хотел, но жизнь мастера была дороже гордости раз в сто — после чего проворчал: — Я ни в чем не уверен, если честно. — Расслабься. Посмотри на него. И вместе они перевели взгляд на победителя человеческого кодоку. Вопреки всем ожиданиям, это был не взрослый человек — ребенок, совсем юный пацан. Он был хорошо сложен, и Мецудо невольно присвистнул — он напоминал дикую ловкую кошку. Но только вот время пребывания в этом затхлом месте все же дали о себе знать, и вместо здорового активного пацана перед ним лежал кто-то, кто двигался уже исключительно на силе своей воли. Ни грамма жира, лишь мышцы. Настолько исхудал, а все равно двигался так быстро, что не будь рядом Масамичи, то Мецудо голову бы на плечах не удержал. Обойдя его вокруг и ткнув тростью — просто на всякий случай — Мецудо довольно усмехнулся и кивнул телохранителям. Масамичи выглядел недовольным, но даже без слов понял, чего желает хозяин — а если тот так сказал, то сопротивляться не имело смысла. Если Мецудо Катахара чего-то захотел, то он всегда получал этого — все в мире знали это, а потому бессмысленно было разводить полемику. И, смотря, как подхватывает за шкирку пацана Масамичи, старик сузил глаза. Он видел глаза этого мальчишки, и они тоже были нечеловеческими. Дикими, страшными. — Звереныш, — хмыкнул он. Мецудо, как и любой хороший хозяин, любил держать своих маленьких чудовищ поближе к себе. Первые несколько недель мальчишку продержали в подвале, прикованным цепями к стене. Не слишком гуманно, как кто-то мог заметить, но в таком состоянии это был единственный вариант, при котором он не пытался никого убить. Точнее пытался, разумеется, даже ранил парочку человек, но не до всех дотягивался. И, наблюдая за стеклом за то, как рвет и мечет дикий звереныш, бегая кругами по клетке, Мецудо лишь ухмылялся. Его довольное лицо явно было понятно лишь одному человеку рядом, и им был Курэ Эрио, что продолжал коситься на старого приятеля с осуждающим видом, в это же время стараясь не упустить ни единого действия, что творил пацан внизу. Когда тот дернулся так сильно, что цепь на стене затрещала, Эрио нахмурился сильнее, после чего пробормотал: — Зачем тебе это чудовище? Или совсем на старости лет крышей поехал? — когда Мецудо бросил на него ироничный взгляд, Эрио скривился еще больше. — Знаешь, иногда я перестаю понимать, что творится у тебя на уме. Есть люди-загадки, а ты — человек-еблан. Ну давай, признавайся, зачем притащил этого крысеныша? Собираешься натаскать его на бои? — Прямо в точку, — со смехом ответил Мецудо. Они оба уставились вниз, в подвал, где мальчишка пытался выдернуть цепь из стены. То, с каким рвением — и успехом, судя по вылезавшим титановым болтам — он делал это, Мецудо конечно оценил, только вот кровавой резни в своем доме ему совершенно не хотелось. Он открыл телефон и набрал номер Масамичи, после чего пробормотал: — Ну-ка выруби нашего маленького монстрика на пару часов, он явно устал и хочет спать. — И как вы его вырубаете? Ударом в челюсть? — со смехом поинтересовался Эрио. Он с иронией уставился за стекло, где мальчишка бесновался, все еще не в силах выдрать цепь окончательно. И изумленно открыл рот, когда навстречу бешенному зверьку вышел Масамичи, но не с голыми руками, а с ружьем — и ту секунду, когда тишину внизу прервал выстрел, а пацан взревел и начал носиться кругами, явно пытаясь разболтать цепь, чтобы добраться до Масамичи, вдруг резко развернулся к Мецудо и хмыкнул. — Пристрелить его хочешь? — Боже упаси, Эрио, — Мецудо выразительно взглянул на старого друга. — Это же самая глупая трата ресурсов — брать и стрелять. Поверь, если Масамичи попытается уложить его кулаками, то ничего путного из этого не выйдет. Мы уже пробовали, и он чуть не сломал моему дражайшему телохранителю руку. Но вот транквилизаторы на него просто восхитительно действуют, спит как убитый. — Ага... Хм. Весело фыркнув, Эрио покосился вниз, где бег кругами стал замедляться, и вот, спустя несколько минут, мальчишка начал шататься из стороны в сторону, как пьяный. Масамичи не сдвинулся с места ровно до того, как, наконец, дикий звереныш не пошатнулся окончательно и не упал на пол, после чего свернулся калачиком. То, насколько диким он был, забавляло патриарха клана Курэ, однако он продолжал не понимать, каким именно образом Мецудо собирался приручать этого дикого зверя. Тот тоже глядел на мальчишку с нескрываемой гордостью, после чего, заметив недоуменный взгляд друга, с умным видом добавил: — Добрых десять часов крепкого сна и столько же заторможенности после. — Он убьет тебя, если ты подойдешь к нему, — Эрио искривил губы. — Мне-то, конечно, не жалко, ты уже давно помереть должен был с таким безумным образом жизни, но это не самый милый способ найти себе смерти, ты знал? В смысле, найми себе киллера, будь добр. Хватит растить себе маленьких чудовищ. — Эрио. Следующая реплика Мецудо была самым мудрым, что было сказано не только в тот день, но и, наверное, за всю долгую историю знакомства этих двоих. То, с какой простотой и уверенность в голосе это было сказано, еще долго вспоминалось патриарху Курэ, как самая простая и элементарная форма ответа, нечто настолько невозможно прекрасное, что не хватало подобрать слов описать, как поразил это ответ Эрио. В ту самую секунду Мецудо ответил: — Заткнись. И просто смотри. В конечном итоге, постепенно Мецудо удалось наладить контакт с мальчишкой. Тот умел говорить — плохо, по слогам, но примерно понимал, что было ему сказано, хотя большую часть времени отвечал либо низким рычанием, либо мрачным взглядом. Последний у него особенно отменно получался, Мецудо каждый раз аплодировал ему, стоило зверенышу спугнуть им какого-нибудь назойливого работничка ассоциации, что пытался объяснить председателю нелогичность приручения столь опасного человека и прочие опасные далеко идущие последствия. Мецудо плевать на них хотелось, пацан рычал, а бедолага-советник сбегал как можно дальше, чтобы не быть размазанным по стенке. Видимо то, что Мецудо не выглядел как боец, дало пацану понять, что он пришел сюда не драться. Это и стало опорной точкой их общения. Постепенно, медленно они налаживали контакт. Мецудо приносил ему еды, говорил что-то бессмысленное, и пацан слушал. Спокойно он себя вел только в присутствии Мецудо, и это жутко веселило старика — он не ощущал себя таким важным с того момента, как у него родился сын. Тому, впрочем, тоже все еще надо было уделять внимания, нельзя ж одну дитяточку на другую променять, пусть и более сильную. В конечном итоге, Мецудо приказал снять с мальчишки цепи. После чего потащил его первым делом в душ — воняло от него потом и чем-то еще, о чем Мецудо думать явно не хотел. То, что пацан доверял лишь ему, стало первым неудобством, но, как здраво рассудил старик, лучше уж он один раз вернется душой и телом в старые времена, когда был простым бедняком, что не мог позволить себе прислугу, и потрет спинку зверенышу сам, чем тот откусит кому-нибудь палец. Тот, конечно, так еще не делал, но Мецудо решил не рисковать. Стоя, мальчишка оказался ростом намного выше его, что в его шестнадцать... возможно шестнадцать было вполне себе неплохо. Смотря на него снизу вверх, Мецудо присвистнул. В душе, правда, звереныш был насильно усажен на пластмассовую табуреточку, которая под ним казалось слишком маленькой, после чего Мецудо, закатив рукава — мочить их как-то не хотелось, как бывший бедняк, дорогую одежду он все еще берег и ценил — схватил душ и включил тепленькую воду. Последовавшую после этого реакцию он никак не ожидал, потому как звереныш вздрогнул и уставился на него таким диким взглядом, что Мецудо на мгновение усомнился, что сделал правильный выбор и выпустил его из цепей. Он убрал душ, но пацан вдруг схватил его за запястье — слишком сильно, и Мецудо с ухмылкой подумал, что синяк точно останется — и потянул назад, после чего прорычал: — Верни! — Понравилась, тепленькая-то? — в ответ мальчишка с диким видом закивал. Это заставило богатейшего человека во всей Японии умилиться, словно деньги и бесконечная побед не высушили его сердце полностью... ну, так, во всяком случае, о нем говорил Эрио. Но слушать Эрио — себе дороже, потому что у того даже после становления патриархом своего клана мозгов ни на йоту не прибавилось... Впрочем, Мецудо все равно растрогался, и сделал напор побольше. И видя, как жмурится от теплой воды пацан, он невольно сравнил его с маленькой черной кошкой. Было в нем что-то кошачье, может внешность, может поведение... Очень глупое поведение. Ладно, этот ребенок был несоцализирован, напомнил себе Мецудо. Требовать от него приличий и манер было бы так же глупо, как и его самого — остановиться и прекратить заниматься всякой чушью, а мальчишку пустить на расход. Такие дикари никогда не станут нормальными людьми, он понимал это, но попытаться все равно хотелось. Тем более, если пацан хотел, болтал он вполне охотно. В своей странной и чудной молчаливой манере, но все же. Издевательства с губкой и шампунем мальчишка терпел стоически, лишь жмурился сильнее, когда Мецудо намыливал ему волосы. Было забавно думать, что какого-то звереныша он мыл первее, чем родного сына... Едва не отвлекшись за мыслями, он чуть не плеснул шампуня мальчишке в глаза, и тот скуксился, когда вода ударила ему прямо в лицо. — Как тебя зовут? — как бы между делом поинтересовался Мецудо. В ответ ему донеслась тишина. Пацан пустым взглядом сверлил стену перед собой, и Мецудо понял, что имени-то у него наверняка и не было. Он привык называть его зверенышем, но, все же, чтобы стать членом общества, нужно было что-то более нормальное, а не... Не это. Придумывать имена Мецудо был мастак — исключительно по его собственному мнению, когда он начал предлагать варианты для имен детишек Эрио, тот зашипел и пригрозил ему никогда больше так не делать, иначе клан Курэ объявит ему самую настоящую войну — а потому моментально отобрал в голове несколько вариантов. Все они, без исключения, были взяты из телевизионных шоу. Водя душем по спине, отчего пацан изгибался, словно ластящаяся кошка, Мецудо задумался и задал еще один вопрос: — Ты помнишь, кто запихнул тебя в ту комнату? В этот раз ответ был более осмысленным — хотя все еще отрицательным. Звереныш повертел головой, и Мецудо нахмурился сильнее, гадая, кто же мог вырыть такую комнату. Определенно, это была очень интересная загадка! Тайные комнаты по всей стране, ритуалы, еще и вести из Изнанки о том, что один очень своеобразный боец начал плодить культ какого-то там Нико... Или что-то в этом духе, Мецудо не слишком вслушивался в свежие сплетенки от Эрио. Тот иногда напоминал не патриарха клана ассасинов, а болтливую бабку, которой лишь бы языком почесать было. Очень хотелось рассказать ему об этом сравнении, но за это головы ему точно не сносить — помимо болтливости не по теме, Эрио обладал такой замечательной чертой характера, как способность обидеться на все что угодно, даже самую безобидную шутку. Его внучок, зубастенький малыш Райан, перенимал от деда эти черты, и Мецудо, утирая слезы, уже предвосхищал все те громкие споры, что те наверняка будут устраивать. Яблочко от яблоньки, а в глазу своем бревна оба не замечают. Чуть подумав, он вернулся мыслями к зверенышу и поинтересовался: — Выходит, ты всех убил? — Да. Ну, хоть искренне. Убийц Мецудо, если честно, не очень жаловал — а потому запрещал своим бойцам убивать во время кенган матчей, лишь телохранителям дозволялось подобное. То, что звереныш уже вкусил крови, было, конечно, плохо, но если Мецудо сумел дурака Эрио из злобного бунтовщика-подростка воспитать нечто стоящее — что Эрио ни за что в жизни не признал бы, отпираясь, что это просто время на него так повлияло — то и этого маугли научит, что убивать нельзя. Потому что иначе из него бойца не сделать. Глупо было думать, что мальчишка так просто согласится. Но Мецудо умел убеждать людей, даже тех, кто давно балансировал на грани человечности, где сейчас и находился этот мальчишка. Многие заходили за эту черту осознанно, у этого же не было выбора — для него это был просто образ жизни. Переманить его на сторону адекватности было проще простого, никогда в жизни пацан не знал ласки и доброты, и Мецудо собирался использовать исключительно метод пряника, лишь изредка применяя кнут там, где не останется иного выбора. Надо было показать ему, что Мецудо — добродетель, дарованный тяжелой жизнью; что верить ему было не просто можно, а нужно. В конечном итоге, у ребенка не останется выбора — он просто привыкнет к Мецудо настолько, что просто не сможет уйти от него. Такая зависимость была отвратительной и мерзкой, но на пути к желаемому Мецудо был готов прибегнуть к любым способам, чтобы получить свое. Пусть это и означало дать вырасти маленькому чудищу, что не смогло бы отойти от него ни на шаг. Что было бы неспособно принять собственного решения... Чужая рука легла на голову мальчишке, и тот поднял взгляд на Мецудо. В ответ старик мягко улыбнулся ему и потрепал по волосам, после чего швырнул в лицо полотенце. Одного он, правда, не рассчитал — с концептом полотенец пацан знаком не был, и, когда ему на лицо приземлилось что-то, он завизжал диким зверем и вскочил на ноги. Но скользкая вода и стоявшая позади табуреточка были против него, отчего ноги у пацана разъехались, а сам он, запнувшись о стульчик, с грохотом шлепнулся на плитку. Смотря на то, как булькает мальчишка лицом в пол и задницей кверху, Мецудо вздохнул. Это, конечно, было очень мило и забавно, но ему еще так много надо было исправить, так много... Перевоспитать этого маленького монстра. И, в первую очередь, научить его, что такое полотенце. К счастью, с одеждой никаких проблем не возникло. Этого Мецудо опасался больше всего, но даже майку с изображением огромного Мокки мальчишка воспринял более чем спокойно, хотя Масамичи — чья, собственно, это и была майка — распознал в этом оскорбление себя, своих вкусов и увлечений, отчего с Мецудо намеренно не разговаривал. Старик лишь посмеялся над этим — кто бы мог подумать, что его безобидный жест так поймут? Ему всего-то была нужна майка на рослого пацана, а Масамичи жил в поместье, и потому... Ладно, чего уж там таить, это и правда было издевательство. И как только тот его распознал? А Мецудо-то думал, что и не поймет небось... — Сегодня у нас вечер кино! — объявил он мальчишке, пока тот дрожащими руками держал в руке такояки. О том, что такое кино, тот естественно ни разу не слыхивал, а потому, когда Мецудо потащил его в свой особый зал для просмотра фильмов — что Масамичи воспринял как еще одно оскорбление, потому как только ему разрешалось смотреть там фильмецы вместе с хозяином — и когда продемонстрировал начало одной из первых попавшихся под руку кассет, пацан так широко раскрыл рот, что, казалось, сейчас свернет себе челюсть. Мецудо один раз себе так свернул, ему не понравилось. Кассетой, которая попала ему под руку, оказалась запись всех серий одной из известнейших токусацу-франшиз в мире, Камен Райдера. Одиннадцатый сезон, Агито! И пока герой в маске на мотоцикле рассекал на экране, раздавая пинки здравому смыслу и резиновым монстрам, Мецудо с ухмылкой посматривал на то, как с открытым ртом на все это смотрит мальчишка. Кажется, нечто подобное — простое развлечение вместе со вкусной едой — ударили по его не привыкшему к такому мозгу так сильно, что первые несколько минут после завершения первой серии пацан издавал лишь восхищенные булькающие звуки, явно неспособный описать своим скромным словарным словарем все то, что было у него на уме. Такояки он уничтожил так же быстро, а потому Мецудо щелкнул пальцами, призывая приготовить еще — и Масамичи, проклиная судьбу за появление нового фаворита, отправился за ними на кухню. Вторая серия произвела впечатление ничуть не хуже; впрочем, непривыкший к мягкой мебели, пацан то и дело вертелся на месте, явно неспособный занять комфортную позицию. То, с каким серьезным видом он все это делал, умиляло, и Мецудо смахнул с глаз набежавшую слезу. Все же надо было спорить со старым дураком Эрио на деньги, что он не просто приручит дикую зверушку, но еще и заставит ее полюбить его больше всей жизни. Удобную позицию звереныш нашел лишь в тот момент, когда свернулся калачиком у ног Мецудо, обняв подушку. Облизывая сладкие от такояки пальцы, он внимательно наблюдал за всем, что происходило на экране, то и дело вздрагивая — и Мецудо поблагодарил богов, что тот быстро понял, что творящееся на экране творилось, собственно, на экране, а не в реальности. Хотя понимал ли пацан то, что это была лишь постановка, а не документальные съемки — тот еще вопрос... Мысль об этом его развеселила, и Мецудо решил, что ни за что ему не скажет. Об этом, спустя добрый десяток лет, спросит кое-кто другой и сильно растеряется, когда верный боец Дайниппон Банка на полном серьезе начнет искать главного противника Ультрамэна в ближайших кустах. Впрочем, до того момента было еще далеко... Необычная обстановка, теплая вода, вкусная еда, мягкий диван — все это устроило зверенышу такую головомойку, что он, не привыкший ко всему этому, заклевал носом уже к середине пятой серии. И видя, как уже еле-еле держится в сознании, Мецудо хитро усмехнулся и потрепал мальчишку по волосам. Описать, насколько он был доволен получившимся результатом — тому, что первая же порция пряника подействовала на найденыша так хорошо, что тот уже и заснуть рядом с новым хозяином себе позволял — у него слов не хватало. А ведь это было только начало, начало их новой жизни, где из чьего-то успешного эксперимента гу Мецудо собирался создать себе лучшего бойца за всю историю Кенган Ассоциации. Он уже знал, кто будет нести имя Пятого Клыка. Не стоило даже сомневаться. И этот статус подходил мальчишке как нельзя замечательно. Свернувшись клубком еще сильнее, пацан уткнулся носом в подушку и громко засопел, уже не в силах держать глаза открытыми. Он не обратил внимания на то, что телевизор был уже погашен, и балансировал где-то на грани сознания и сна, не зная, кому подчиниться — усталости и счастью, или же страху, что сон в незнакомом месте мог убить его. В этот рез Мецудо решил действовать без транквилизаторов... во всяком случае, в еду он их класть точно не приказывал. Он подозрительно покосился назад, на Масамичи, но тот и бровью не повел, как бы демонстрируя свою непричастность. Хм-м-м-м, выглядело довольно подозрительно. Но, главное, что на конечном результате сработало идеально. Кто бы мог подумать, что дикий зверь уснет рядом с ним, словно одомашненная кошка. Хорошо, что не мурлычет, а то Мецудо совсем задумался бы о полном перевоспитании. — Я знаю, как меня будут звать, — сонно промямлил звереныш и сжал подушку сильнее. Мое маленькое милое чудовище, с умилением подумал Мецудо. — Меня будут звать Агито. Как того... в тряпке... — Шарфе, — поправил его Мецудо. Затем задумался и добавил: — Хорошее имя. Глупо и броско. Камен Райдер из пацана вышел бы такой себе, но раз уж нравился ему герой в плаще, то что уж там. Да и имя было броским, коротким и запоминающимся. Потом они вместе придумают фамилию — если Агито, конечно, понимал смысл подобной концепции — но пока можно было обойтись и именем. Жаль, что теперь звереныш не звереныш, Мецудо понял, что уже привык звать мальчишку именно так. Он погладил пацана по волосам, и, когда тот уснул совсем крепким сном, накрыл его пледом. Все шло просто замечательно. Мецудо, как и любой хороший хозяин, любил держать своих маленьких чудовищ поближе к себе.