Demons x desire.

Отвратительно. Юкио смотрит в зеркало, и единственное, что он испытывает — отвращение. Глупо наверное вот так стоять и разглядывать отражение в мельчайших деталях, но младшему Окумуре важно. Он ищет черты. Сходства и различия с тем, другим, имя которого лучше не произносить даже мысленно. Несколько родинок, очки, широкие мужественные скулы — такие разные, если смотреть отвлечённо, не вдумываться. Цвет глаз, форма губ, уши и подбородок… Слишком одинаковые. Поэтому Юкио сосредотачивается на собственных губах и нелепо пытается улыбнуться так же ярко как старший. Эта улыбка сводила с ума, кажется, всю жизнь. Сначала даря ребяческое восхищение неуёмной позитивностью и жизнерадостностью брата, позже заставляя хотеть видеть её как можно чаще, рождая желание стать её первопричиной. Сейчас же просто заставляя желать. Убрав с лица жалкое подобие самой примечательной черты брата, Юкио с мазохистичным усердием цепляется за родственную схожесть. Брат. Если демоны существуют, чтобы пробуждать в людях пороки, Рин явно самый сильный и худший из всех. Находясь рядом, он приносит столько счастья и боли, что хочется кого-нибудь убить. Если уж не его, так самого себя, безропотно поддавшегося демоническим чарам. Юкио трясёт головой, отгоняя неправильные мысли. Он, профессиональный экзорцист, как никто понимает бессмысленность подобных рассуждений. В конце концов он взрослый состоявшийся мужчина, он может взять на себя ответственность за омерзительные чувства. Рин не виноват, он просто самый недосягаемо поразительный человек во всех мирах. Это Юкио не смог, будучи так близко, остаться в рамках братского восхищения, позволив ему прорасти куда глубже. Съехавшие на кончик носа очки очень кстати вырывают Юкио из пучины раздумий. Рин вернётся с тренировки совсем скоро, и, если всё пойдёт хорошо, он будет слишком уставшим для разговоров. К сожалению, кажется, «хорошо» для Юкио уже невозможно. Брат сегодня оказывается непривычно загруженным, будто наконец решился прочитать пару книг по антидемонической фармакологии и пытается осмыслить информацию. Пару раз Рин мычит, начиная наконец разговор, но тут же делает вид, что напевает песенку. Вроде старший, а такой дурак. Юкио поправляет очки, отвлекаясь от мысли, как умилительна эта глупость. — Юкио, тебе ведь уже признавались? Младшему Окумуре искренне жаль, что его предположения всегда оказываются реальностью. Весь вечер он убеждал себя в бредовости теории отношений, но чутьё не обмануло и в этот раз. Сука. Лунный свет, заливающий комнату прозрачной дымкой, позволяет увидеть смятение на лице Рина. — Я не считаю отношения приемлемыми для себя, — по очевидным причинам, Юкио старается закончить толком не начавшийся разговор. Он и так всё знает. Он хочет и дальше иметь возможность строить в воображении идеальный мир, где однажды… — Не дури, ты меня понял, — серьёзность в голосе пугает. — Я не хочу обижать её или отталкивать. Но я просто… не готов, наверное. Она хорошая и мне хочется защищать её. Но вдруг я просто путаю это с… — Рин замолкает на пару секунд, за которые Юкио успевает умереть две сотни раз. — Путаю дружескую заботу с любовью. — Любовь ни с чем не спутаешь, — вымученно констатирует Юкио, отворачиваясь к стене. Ему невыносимо от того, насколько точно он знает, о чём говорит. — О, так ты… — Нет. Это из книги, — наглая ложь, хотя Юкио уверен, что в какой-нибудь художественной литературе есть такая фраза. — Ты читаешь что-то, кроме учебников?! — Пока делаешь что-то неважное, мозг лучше обрабатывает полезную информацию. Спи, может запомнишь хоть что-нибудь из услышанного на сегодняшних лекциях. — Зануда, — зевая, тянет Рин. Длительные размышления выматывают, так что вопреки обычной мятежности он закрывает глаза и погружается в сон. Договорит когда-нибудь потом. Юкио смотрит на доску. Очки неплохо скрывают синяки под глазами от бессонной ночи, но всё же он не хочет вызывать подозрений расфокусированностью взгляда. А ещё не хочет видеть ни Рина, ни Шиеми. Морияма точно глаз не спускает с брата. Но ей — можно. Она девчонка, чужая, рядом с ней Рин, пожалуй, чувствует себя мужчиной, а она может прятаться за его спиной. На душе гадко как никогда. Когда Рин выходит из аудитории вместе с Шиеми, Юкио тошнит. Они не ведут себя как парочка, им явно по-тёплому неуютно находиться так близко после признания, а значит Рин ещё ничего не ответил. От этого могло бы стать спокойнее, но почему-то вовсе не становится. Юкио знает Морияму уже давно, раньше они общались почти на равных. Сейчас же сердце горит синим пламенем иррациональной ненависти. Просто потому что ей можно, а Юкио нельзя. Шиеми может сказать Рину о чувствах и даже — немыслимо — надеяться на ответ… Юкио усмехается шальной мысли, что стал Драгуном, чтобы иметь свободный доступ к оружию. Он может закончить всё это прямо сейчас. Избавить мир от своей гнилой порочности, толкнуть Рина прямиком в утешающие объятия Шиеми. Тёплое дуло пистолета приятно упирается в висок. Палец без намёка на дрожь ласково гладит курок. Одно нажатие, плавное движение, как скольжение смычка по железным струнам… И больше некому будет защитить Рина. Рука обессиленно падает, ударяясь о кресло. Нужно жить. Юкио выдержит, он почти привык. Он один достаточно сильный, чтобы защитить брата в том числе от самого себя. Несколько дней Юкио предельно внимательно высматривает любые изменения в Рине и Шиеми, но не находит ровным счётом ничего. Они словно застыли в утомительной недосказанности. Рин ещё никогда не принимал решения так долго. Это настораживает, лишает сна и сосредоточенности. Юкио готов сорваться на миску риса за то, что она такая белая и Рин трогал её руками. Ещё и чёртов Мефисто будто нарочно отправляет на задание. Его ухмылка тогда кажется особенно гадкой. Этот мудак точно знает, что Юкио провалит миссию, и поверхностное натяжение чаши терпения будет под угрозой прорыва. Только этого не хватало. С другой стороны, уже заметную бессонницу можно будет оправдать неудачей. Разговаривать с Рином нет никаких сил. Это за всеми пределами возможностей. Поэтому Юкио усердно притворяется спящим, ожидая, пока заснёт брат, чтобы хоть немного просто спокойно на него посмотреть. Только посмотреть, не прикасаясь руками к болезненно твёрдому члену. Ему ещё не настолько плохо, чтобы дрочить на Рина. Может быть через пару дней, когда всё прояснится и стыд за подобное действие не сможет стать последней каплей. — Окумура-сенсей? — Шиеми стоит ровно, сжимая кулачки в жесте решительности. Юкио мысленно тянет «блядь», но поднимает на студентку измученный взгляд. — Да, Морияма, какие-то вопросы по материалу? — господи, пусть она скажет «да». — Нет. Не совсем… Совсем нет. Лекция была увлекательной и понятной, спасибо, что обучаете нас. Но я хотела… Рин, наверное… Он вам что-нибудь говорил? — Он говорит так много, что бывает трудно уловить суть, — давай, сучка, выкручивайся и стыдись своих слов, жри дурацкие отговорки. — Обо мне. Он говорил обо мне? Я не знаю, что думать и что делать… — Жди, — философски замечает Юкио, поправляя очки. Не одному же ему ждать. Что такое несколько дней по сравнению с годами. — Но я ведь… Он же знает, как тяжело мне это далось! — Юкио хочется смеяться демоническим, разрывающим горло хохотом. — Я ведь сказала, что люблю его… Люблю. Его. Люблю. Эти слова, прозвучавшие невинным девичьим голосом, обращённые к Рину… Шиеми не могла предполагать, как они повлияют на преподавателя. — Да что ты знаешь о любви, — ядовито плюёт Юкио, стискивая зубы. — Повелась на смазливое личико и демоническую силу. Что ты можешь ему дать?! Что ты можешь сделать для него?! Ты хочешь брать, брать и брать! Забрать его! — кулак тяжело ударяет по столу, и Шиеми вздрагивает, инстинктивно отступая. — Забери… Забери его, — внезапно жалко почти шепчет Юкио, с надеждой заглядывая в чужие глаза. — Забери его себе и люби так сильно, как только сможешь. Шокированная Морияма вздрагивает и неуклюже выбегает из кабинета, хлопнув дверью. Теперь она знает. Она не идиотка, чтобы об этом рассказывать, да и кто поверит, что идеальный Юкио такая испорченная тварь без капли морали. Но она знает, и этого достаточно для прогулки по краю крыши. Как было бы прекрасно остаться чернеющим бордовым пятном на асфальте. Жить в памяти скорбящего Рина идеальным братом, а в памяти Шиеми прогнившим ублюдком. Больше не жить вовсе. Не мучиться фантазиями, эмоциями, выжигающими нутро чувствами. Рин будет плакать. Щёки покраснеют и промокнут от слёз, синее пламя бесконтрольно окутает тело, он будет кричать и обвинять во всём себя. Только он совершенно не виноват. Нет, он не должен больше терять близких, ни под каким предлогом. Юкио с тоской смотрит на асфальт и решительно идёт к общежитию, обрекая себя на дальнейшее существование. — Шиеми сегодня вела себя странно. Я думал, она подождёт моего решения, но она отправила меня в комнату и убежала. Ты ничего здесь не находил? Может какую записку или цветы? Услышав ненавистное имя, Юкио вытянулся и сжал кулаки, но с каждым словом расслаблялся. Она не рассказала. Это ожидаемо, но всё равно приятно получить подтверждение. — Нет, я только вернулся. Может у неё были срочные дела? А ты хотел… — Отказать. Я, только не смейся, подумал над твоей фразой из книги, и решил, что это правда. Чувства нельзя ни с чем спутать, а если путаешь, значит их нет. Кажется, сегодня я видел настоящую любовь. И это не то, что я чувствую к Шиеми. Предчувствие пиздеца встаёт комом в горле, но Юкио живёт с ним последнюю неделю, так что старается не обращать внимания. Хуже уже не будет. Да и осмысленный отказ Рина немного успокаивает, закрывая хотя бы один гештальт. Пока что брат никуда не денется. — Самопожертвование и ревность. Звучит негативно, но когда невзаимно любишь, испытываешь это, так ведь? — Рин садится на кровати и смотрит так пронзительно, что становится физически больно. — Не знаю, — пожав плечами, Юкио сосредотачивается на расстёгивании пальто. Пальцы почти не дрожат. Морияма точно не могла рассказать. — Знаешь. Я слышал. Кровь застывает, сердце бьётся, готовое остановиться, и Юкио за секунду бледнеет до бумажно-белого. Только нажитые за последние особенно нервозные дни синяки под глазами, чёрная оправа очков и ненавистные родинки выделяются на будто искусственно выбеленном лице. Юкио отрицательно мотает головой и отступает к двери, мёртвой хваткой вцепляясь в ручку, но почему-то не поворачивая её. — Нет… нет-нет… Нет-нет-нет… Забудь. Умоляю, Рин… — дрожащие синие губы смыкаются в тонкую нить, не желая больше произносить ни слова. — Нет. Как ты представляешь забыть такое? Как ты вообще мог… Всё это? — Рин выглядит на удивление спокойным, однако серьёзным. Будто экзамен сдаёт. — Я не… всё не так… Я просто волновался… — Заткнись. Это звучит жалко. Я не хочу видеть тебя таким. Не хочу быть причиной того, что однажды ты всё-таки спустишь курок возле своей гениальной башки. Заткнись, вздохни и объясни всё человеческим языком. Покажи, что ты думаешь. Юкио тоже не хочет. До смерти не хочет, но следует совету и вздыхает, небрежно скидывая на кровать тяжёлое пальто. Показать Рину, что он думает? Да его братец полнейший идиот, раз просит об этом. Но разрешение уже получено, и тело больше не подчиняется голосу разума. Ноги Юкио подходят к Рину, руки Юкио опускаются на тут же ссутулившиеся плечи Рина. Взгляд становится предельно осмысленным за бесконечно долгое время. — Я насквозь пропитан этой мерзостью. Разве ты не чувствуешь гниль, когда я так близко? Не чувствуешь эти миазмы, более ядовитые, чем все, с которыми ты имел дело? Скажи, что тебе не отвратительно видеть, как у меня стоит от одного прикосновения к тебе. Морияма испугалась. И ты, уверен, тоже убежал сразу, как только услышал всё, что я ей сказал. Хочешь объяснений? Держи. Если бы я только мог выбирать, я бы ни за что не стал испытывать эту концентрированную агонию. Вся ёбаная Геенна не сравнится с кипящей внутри меня любовью к тебе. Сердцу было плевать, что мы братья, оно просто выбрало тебя как то единственное, ради чего я готов жить. Рин смотрел неотрывно вперёд, то ли боясь, то ли не желая поднять голову. Сколько раз он старался не замечать упирающихся в спину взглядов, как часто в угоду разуму интерпретировал то слишком долгое молчание, то слишком частые разговоры Юкио. Как долго он отказывался верить в тщательно скрываемое очевидное. Нельзя сказать, что он никогда не задумывался о том, как однажды узнает, что глупые подростковые фантазии оказались реальностью, а Юкио выскажет в лицо все гнетущие чувства, но Рин тут же отметал эту мысль как пугающий плод воображения. Как самую невозможную из всех недоказуемых теорий. Но в данный момент нельзя выбросить и забить на полные отчаянного самоуничижения и жестокой любви слова. Кончик хвоста нетерпеливо бьёт по подушке, будто Рин чего-то ждёт. Любое необдуманное действие ведь можно списать на демоническую половину личности. Рин никогда не отличался умением долго рассуждать, он импульсивен. Он делает всё, что хочет. Взгляд горящих синевой глаз поднимается от самых ступней по длинным крепким ногам, по явно вздыбленной ширинке форменных брюк, по тренированному телу, по шее с медленно опускающимся кадыком и останавливаются на подбородке Юкио. Сейчас Рин очень хочет увидеть на родном лице не гримасу напряжённого беспокойства, а выражение бесконечного удовольствия. Как же эгоистично так легко потакать сиюминутному ощущению правильности лишь из-за того, что всегда считал именно такие слова истинным проявлением любви. Рин сглатывает и кладёт руку на каменно твёрдый член брата, поглаживая его. Юкио ожидал чего угодно. Всю минуту бездействия он готовился к удару, к крику, к истерике и пожеланиям больше никогда ни за что его не видеть. Это было бы нормально. Это было бы то, чего он заслужил. А тёплая ладонь на стояке совершенно не вписывалась в эту картину, однако чувствовалась отчётливо. — Блядь, Рин… Стиснув зубы, Юкио глубоко вздыхает и падает перед братом на колени, тут же прижимая его к себе и утыкаясь губами в горячую шею. — Рин, не надо. Я не хотел так. Не хотел, чтобы ты… — Заткнись. Юкио, я пережил смерть отца, новость, что мой настоящий отец Сатана, что я, блядь, демон. Неужели ты думаешь, что не переживу возможность быть счастливым в твоих руках. — Не говори так. Ты не понимаешь. Столько рисков, и они… Они все узнают, — старательно отрицая саму возможность, Юкио неотрывно скользил губами по мягкой коже, медленно приподнимая белую футболку брата, чтобы ощутить пальцами его тепло. — Ты здесь гений. Неужели не сможешь сохранить такой простой секрет? Это задание для тебя как для экзорциста, — млея под напористыми прикосновениями, Рин охотно подставлялся под поцелуи. Если отбросить предрассудки, сейчас — самый правильный момент всей его жизни. Они семья. Они всегда были друг у друга и всегда будут. Разве это не так любимая Юкио логика, разве это не самое лучшее и очевидное решение среди всех происходящих безумств. — Я люблю тебя. Ты даже не представляешь… — Так покажи. Покажи, чтобы я знал. Услышав прямую просьбу, Юкио неверяще заглядывает в замутнённые глаза старшего брата и тонет в чувстве вседозволенности. Можно. Дьявол, в самых прекрасных кошмарах Юкио не видел, как Рин с уверенностью отдаётся в его власть. Он так мечтал прочитать в родных глазах согласие, но теперь, когда видит, он совершенно растерян. Хочется так много всего, что выбрать нужный сценарий никак не получается. Юкио буквально слышит, как скрипит собственный мозг и кипит сердце, но из всего многообразия желаний какое реализовать сейчас?.. Решение приходит внезапно и оказывается таким простым, что почти смешно. Они — демоны. Они не должны решать, что сделать сразу, а что откладывать на опасно миражное «потом». Рин сильный, он сможет выдержать сметающий всё на своём пути поток чувств. Заострившиеся зубы Юкио смыкаются на прохладной мочке Рина, вызывая короткий стон. Огненные рога трепещут, пока пальцы с отросшими когтями филигранно выводят каждый изгиб желанного тела. Чёрт, Рин даже не представляет, на что согласился. — Я больше никогда никому не позволю забрать тебя, брат. Подхватив Рина под колени, Юкио опрокидывает его на кровать. Одежда мешает, не даёт в полной мере насладиться открывшимся видом, а потому Юкио разрывает чужие шорты и футболку, чтобы внимательно рассмотреть обнажённое тело старшего брата. Такой сладкий, что можно облизывать вместо мороженого. Отличная идея. Ухватившись за худые бёдра, Юкио закидывает ноги Рина на изголовье кровати, чтобы тот опирался на лопатки. Рин смущённо краснеет, но возражать не решается: таким дерзким Юкио бывает редко, и это действительно возбуждающе, когда он смотрит с неприкрытым желанием и готовностью подчинить. — Не отводи взгляд, — приказывает Юкио, и сам остаётся шокирован, насколько безапелляционно прозвучала просьба. Не давая Рину времени удивиться или возразить, Юкио ведёт языком по ложбинке от копчика до поджавшихся упругих яичек брата, а затем приникает губами к тёмно-розовому сжатому анусу, тут же пытаясь протолкнуть в него заострившийся язык, чтобы почувствовать жар и вкус тела Рина. — Боже, Юки… — В этой комнате нет никаких богов, — мычит Юкио, недовольный тем, что его отвлекли от растяжки брата. Усмехнувшись про себя, Юкио проникает языком как можно глубже и хлёстко шлёпает Рина по упругой ягодице. С приказами они вроде разобрались, а как насчёт боли? Всё же Юкио всегда был немного садистом, прикрывая свою наклонность шутками, и его фантазии никогда не сводились к сладкой нежности. Рин от шлепка чуть дёргается, но не уворачивается. Кажется, это именно то, чего ему не хватало, чтобы полностью расслабиться. Всю свою жизнь он будто специально нарывался на побои, удары и наказания, боль отрезвляла его и давала понять, что он нормальный человек, особенно после смерти старика Широ. Неужели они с Юкио идеально подходят друг другу даже в таких необычных предпочтениях. Язык проникал в Рина с каждой минутой всё легче, а собственная эрекция доводила до помутнения в глазах. Отпустив бёдра брата, Юкио позволил ему лечь, и почти по-армейски быстро скинул с себя рубашку и расстегнул брюки. Нет, всё это точно очередной сон, такого определённо не может происходить в реальности. Мечта, годами отравляющая и без того мрачное существование, вот-вот исполнится, но поверить в это… до крайности просто. Будто наконец всё именно так, как всегда должно было быть, а угрызения совести — лишь назойливо мешавшая мелочь. Приспустив брюки с бельём, Юкио приставляет головку к блестящему от слюны входу и с трудом преодолевает сопротивление мышц. Размер и толщина не позволяют войти сразу, приходится делать мелкие частые толчки, чтобы Рин всё же принял в себя член брата. — Расслабься, — приказывает Юкио и впивается когтями в самый верх бёдер Рина, буквально натягивая его на себя. Вероятно Рин несколько раз был порван, но благодаря демонической регенерации раны зажили за пару секунд. Чувство наполненности оказалось слишком непривычным, однако на зависть большой член брата не ощущался как нечто инородное, наоборот, приятно расширял мышцы и стенки кишечника, доставляя неведанное ранее удовольствие. Оторвав взгляд от низа своего живота, Рин осмотрел брата и чуть не захлебнулся воздухом от немого восхищения. Обнажённый Юкио возвышался над ним, синее пламя бросало тени на подкаченное рельефное тело, усыпанное созвездиями родинок, и внезапно привычный жест — как Юки поправляет большим пальцем очки — показался самым горячим зрелищем в мире. Рин мог бы рассматривать брата вечно, но Юкио за несколько секунд бездействия разорвал последние ниточки контроля. Заставив Рина закинуть ноги на свою поясницу, Юкио на коленях придвинулся ещё ближе и придавил его к кровати своим разгорячённым телом. Сразу сорвавшись в быстрый рваный ритм толчков, Юкио кусал и вылизывал каждый участок кожи, до которого мог дотянуться. Ему безумно нравилось слышать пошлые стоны наслаждения брата, однако из соображений безопасности он заткнул Рина двумя пальцами, буквально трахая ими его влажный рот. Как бы близки они сейчас ни были, Юкио было недостаточно. Физический контакт с Рином важнее воды, воздуха, всей чёртовой Ассии и Геенны в придачу. Свободной рукой подхватив Рина под лопатки, Юкио приподнял его и усадил на себя сверху, тут же переместив ладонь на мокрую от пота и слюны задницу брата. Быстро двигаться в таком положении не получалось, зато войти можно было до конца, а взгляду открывалась восхитительная картина, как раскрасневшийся Рин в жалких попытках сдержать эмоции смыкал губы вокруг пальцев и неумело, но довольно приятно их облизывал. — Юки… Прошу… Коснись меня. Неразборчиво выговоренные слова вызывают лишь усмешку, и Юкио кусает брата чуть ниже плеча, наказывая за крайне неуместную просьбу. — Даже не думай. Сейчас ты должен кончить только из-за того, что я внутри тебя. Тебе ведь нравится это? Нравится, как тебя трахает младший брат? Хочу увидеть, как ты бьёшься в оргазме благодаря моему члену. Давай, ты сможешь, я знаю. Рин мычит нечто, похожее на «жестоко», но в процессе задыхается, потому что Юкио широким мазком лижет напряжённый сосок и втягивает его, дразня языком. Руки бесконтрольно цепляются за крепкие плечи, а хвост обвивается вокруг чужой талии, чтобы сохранить равновесие, и Рин, кажется, почти готов в самом деле кончить, так и не дотронувшись до члена, плотно прижатого к животу. Он не знает, насколько брат опытен в сексе, а сам обычно снимал напряжение в душе, но сейчас Рин был абсолютно уверен, что никто не смог бы доставить ему большего удовольствия. Юкио словно знал его тело наизусть, касался именно тех точек, от которых мурашки бежали по спине до самого кончика хвоста, брал самый подходящий темп и причинял боль, пронизывающую все сосуды вплоть до сердца. — Юки… Я больше не… Я сейчас, Юки… Вопреки логике, Юкио не может отказать себе в удовольствии услышать, как Рин будет кричать, а потому прижимает брата крепче и впивается когтями в его горло, фиксируя голову. Двигается Юкио под правильным углом, в этом он уверен, ведь Рин начинает судорожно вздрагивать и лихорадочно цепляться за чужие руки в попытке найти хоть какую-то опору среди вывернувшейся наизнанку реальности. Даже если бы хотел, Юкио не смог бы продержаться дольше из-за того, как сильно Рин начал сжиматься вокруг него, и он кончает, протолкнувшись как можно глубже, вслушиваясь в потрясающе громкие стоны любимого брата. Аккуратно уложив Рина на кровать, Юкио устраивается рядом с ним и обнимает крепко, насколько позволяют обессилевшие руки. Теперь, после утоления измучивающих желаний, хотелось быть мягким и действовать размеренно. К примеру, вдумчиво целовать до сих пор вздрагивающего брата, лаская языком его пересохшие от учащённого дыхания губы. — Всё в порядке? — разрывать поцелуй почти физически больно, но Юкио считает себя обязанным теперь позаботиться о Рине. — Да… Больше, чем когда-либо. Ты просто… Есть хоть что-то, чего ты не умеешь? Откуда ты… ну… Знал, что делать? — Человеческая физиология примерно одинакова. Хотя первый раз всегда метод проб и ошибок, — Юкио совершенно не хотел заставлять брата ревновать, но и лгать ему не мог. Только не теперь. — Ты думал обо мне? — эгоизм всё же главная черта Рина, поэтому он без зазрения совести дразнит Юкио, глядя прямо в уже человеческие глаза. — Я делал это из-за тебя. И всегда, каждую секунду жизни, я думал только о тебе. Особенно когда трахал первокурсников. — Скотина четырёхглазая, — с деланым возмущением вскрикивает Рин и щёлкает брата по переносице. Винить Юкио он не может: фактически тот спасал Рина от своего греховного влечения. — Знаешь, — неожиданно осмысленно продолжает Рин, — если это тот грех, который нужен нашей демонической половине, я рад, что мы — дети Сатаны. — Дурак. Не забудь поблагодарить папочку за братика с толстым хуем перед тем, как убьёшь его. Во избежание истерики, Юкио затыкает стучащего кулаками в его грудь Рина глубоким напористым поцелуем и отрывается только когда брат прекращает всякое сопротивление. — Ничего уже не будет как прежде, — Рин хмурит брови и прикусывает губу. — Я больше не смогу называть тебя очкастым идиотом, — смех рушит показную озабоченность, Рин смеётся непринуждённо, заражая позитивным настроем гиперответственного брата. — Расслабься. Для братьев естественно дорожить друг другом, никто ничего не заметит, если мы случайно не засосёмся. А с Шиеми что-нибудь придумаем. Всё будет хорошо, — договаривает Рин уже с закрытыми глазами, проваливаясь в уютную бездну сна.