Пекло

Первое задание Лелдона было проверочным. В ободранной одежде, бледная и худющая, как поднятая нежить, Кара, конечно, не внушала ему ни доверия, ни веры, однако же и не упала в обморок при виде собравшейся воровской шайки. Мужчины оставались мужчинами и нагло глазели на едва округлившиеся девичьи формы, хоть мешковатая мантия и сокращала простор для фантазий. Шестнадцать — уже не девочка. Если созрела для преступлений, то созрела и для взрослой жизни. В этом городе, опустошенном войной, детство вообще быстро кончалось, но Кара не походила на снующих под ногами и сбивающихся в голодные стаи сирот: выпрямленная спина, ехидные колкости и застывшая брезгливость во взгляде выдавали в ней жительницу Чёрного Озера, хоть и забитую куда-то глубоко подростковым максимализмом. Она знала, что отличалась от сброда Портового района и сожжённых после эпидемии останков Гнезда Нищих, и гордилась этим, не понимая, что представляла из себя красную, горящую пламенем мишень для ублюдков вроде Лелдона. На улице её ждала девушка-тифлинг, небрежно оперевшись плечом о стену. Хвост нервно подёргивался, разрушая почти идеальную иллюзию. — Он бросит тебя в самое пекло, — сказала она тогда. Кара впервые за всё время бродяжничества улыбнулась и ответила: — Отлично. Там я буду хорошо себя чувствовать. Воровкой Кара так и осталась никчёмной — склад тогда сгорел вместе с товаром, — однако Лелдон что-то разглядел в ней, в мелкой выскочке, вечно всем недовольной. Для начала пришлось её сломать: в притоне, что стал им временным убежищем, ей выдали швабру, ведро и кусок мыла, а когда опытные «рыбаки» и домушники возвращались, Каре велели разносить еду и напитки. — Ярость — это, конечно, хорошо, — говорил Лелдон каждый раз, когда Кара изволила артачиться. — Только какой прок с неуравновешенной поджигательницы, когда всё должно быть сделано тихо? Как поумнеешь, тогда и возьмём на дело. Выходило, что Кара при Лелдоне должна была остаться вечной служанкой. Обессиленная от ярости, она могла лишь зыркать ему вслед и мечтать о сладкой расплате. Идти всё равно было некуда. Нишке везло куда больше; хоть опыта пока и не хватало, всё же совсем на мели она не сидела. Кара искренне считала, что воровство, как и магия, давалось с рождения, без трудозатрат, ошибок и отчаяния. Какой-то внутренний якорь — гордость? стах? смущение? — мешал и с места сдвинуться, рот раскрыть и хоть что-то попросить. Однако Кара хорошо умела требовать, поэтому однажды, когда гнев перелился через край, она решительно подошла к Нишке и заявила: — Я буду с тобой работать. Упрашивать даже не пришлось. Хитрый прищур и взмах хвоста, как у довольной кошки, не предвещали лёгкую прогулку, но и шанса лучше Каре точно не подкинут: Нишка повела её на дело, которое не могла провернуть сама. Нужный дом находился в Портовом районе, ничем не примечательный — то ли лавка алхимика, то ли зачарователя. Большую часть дня они слонялись вокруг, наблюдая за дверью, а когда из неё вышел лунный эльф с кислой физиономией, Нишка подала знак готовиться. — Этот замок не берут отмычки, — призналась она. — Но ты же магичка — вот и придумай какую-нибудь магическую… штуку! — Что внутри такого ценного? Пучок базилика? — фыркнула Кара. — Нет, мозги одной рыжей малявки. Кара, твоё дело вскрывать, а моё — оценивать и продавать. От колкостей Нишка отбивалась играючи, с улыбкой; мрачное настроение Кары на неё будто не действовало вовсе — или же, наоборот, раззадоривало. Когда тебе шестнадцать, каждая женщина кажется взрослой и опытной, хотя на деле разница между ними была несущественной: внутренний ребёнок в Нишке не желал сдавать позиции и быстро нашёл в лице Кары достойного собеседника. Защитные чары затрещали под огненным касанием, пока не сломались вместе с замком. Нишкин хвост покачивался из стороны в сторону, едва не сшибая с ног. Сравнение с кошкой вновь пришло на ум, когда она склонилась и чуть ли не носом упёрлась в пол. — Тут ловушка. — Я ничего не вижу, — буркнула Кара, сложив на груди руки. Теперь ей снова было скучно, а следом нахлынуло мерзкое ощущение никчёмности. Нишка, конечно же, всё прекрасно понимала, однако разъяснительную беседу приберегла на потом. Пока что она выхватывала с полок всё, что могла унести — свитки, бутылки, блестящие камни и другую магическую мишуру, в которой Кара не разбиралась. Сама она, наконец сообразив, что по-настоящему ворует, схватила первое, что попалось — один из посохов, подвешенных на стойке. Звук спускового механизма долетел, точно эхо — чересчур поздно. Брызги кислоты окропили руки и одежду, но боль пришла не сразу. Кара взвыла, согнувшись пополам. Тут же подлетела Нишка, схватила за плечи и вытолкала наружу. Обратный путь Кара помнила смутно. В каком-то грязном закоулке её усадили на землю, располосовали рукава кинжалом и полили одним из украденных зелий то, что должно было быть руками, однако огромные вздувшиеся пузыри деформировали их до неузнаваемости. Сквозь пелену слёз Кара едва различала и саму Нишку, чья извечная болтовня стала лучшей припаркой: — …Видишь, как удачно мы украли сильное зелье лечения? Сейчас пришлось бы за него целое состояние отдать… а в храм Илматера нам нельзя — стражники, если не дураки, будут искать по ожогам. Смех срывался на истеричные нотки, однако натренированные пальцы не дрогнули; Нишка и сама боялась, но держалась, не бросила, и Кара в этот момент поняла, что если отдаст жизнь, то лишь за неё. Возвращаться в притон они тоже не спешили; посчитали награбленное — получилось не густо, но всё же что-то, да и злосчастный посох каким-то чудом унести удалось: Кара вцепилась в него скорее с испугу, нежели из жадности. — Вот поэтому, — Нишка указала на подзатянувшиеся ожоги, — главной буду я, а не ты. Добычу делим так же: тебе треть, а мне остальное. — Почему это треть? Любой человек давно бы проучил Кару или просто бросил на произвол судьбы в этом грязном тупике, где никому не будет дела до желаний какой-то неуравновешенной девки, однако Нишка не была человеком — точнее, всего наполовину — и ни в какую категорию не влезала. Впрочем, добродетельной она тоже не была и на место ставила на понятном языке. — Потому что ты вскрываешь магические замки — это даже не треть работы, но я округляю, — для наглядности Нишка оттопырила палец прямо перед насупившейся девчонкой — и не тот, что обычно показывали в приличном обществе. — Я же ловушки устраняю и продаю награбленное, что даёт две трети. Воровская математика весьма проста, как видишь: если хочешь зарабатывать, нужно работать. За это Кара её и полюбила: все, от якобы любящих родителей до последнего негодяя Лелдона, пытались запугать и навязать своё мнение, а Нишка — договаривалась и не навязывала свою позицию неопытной, побитой жизнью девочке. После приюта и бродяжничества Нишка, конечно, понимала, что Кара ещё легко отделалась, но никогда не «мерилась» невзгодами и не расспрашивала о родителях, был ли ещё дом, куда можно вернуться. На улицы, по каналам и прямо в море сливалось много грязи вперемешку с нечистотами и слезами разбитых надежд. Кара не искала в Нишке давно потерянную мать — напротив, первые страницы с детством были стёрты из памяти, выжжены яростью. Раны от обид и предательств зарубцевались, однако гной так и норовил отравить кровь. Кара постоянно искала подвох, приглядывалась к Нишке, боясь — или неизбежно рассчитывая? — найти доказательства обмана. Словно бездомная кошка, попавшая в питомник, она спрятала на случай побега кошель с заначкой под полом, а сверху уложила свой спальник. Теперь у неё был схрон, как у настоящего вора. Время летело стремительно, благословив и подхватив в лёгком вихре Нишку с Карой, но с Лелдона и многих других шаек, вроде Муаровых бандитов, оно сдирало заживо кожу. Что-то менялось в Невервинтере с каждым приходом зимы, когда дни становились всё короче и холоднее, а людей посещали тёмные, тяжёлые мысли. Поговаривали о новых войнах, возможном голоде и лусканских магах, рыскающих по округе. Доносы стали обыденностью, и стража отбилась от опустевших рук лорда Нашера, отдав предпочтение хозяевам улиц вроде Эксела. Однако Кару не беспокоили дрязги банд и делёжка власти на улицах: она была молода и неудержима, огненные жилы переплелись с венами, и сила росла день ото дня, раскрывая новые разрушительные возможности. В звонких, хлёстких искрах сам Коссут нашёптывал обещания великого будущего, но Кара и так знала, что однажды сама возглавит уличный сброд и выбьется в люди, переедет в район повыше, где водилась настоящая добыча. Ей не понадобятся связи отца в Академии, чтобы заявить о себе. — Поосторожнее, подруга, — ворчала Нишка каждый раз, когда Кара чересчур усердствовала с заклинаниями. — Не хочу, чтобы ты мне хвост подпалила. Конечно, она лукавила: разве что огненный шторм, которым Кара пока что не владела, застал бы Нишку врасплох — настолько гибкой и ловкой та стала, а по запаху гари научилась различать заклинания или их комбинации с алхимическими смесями. Кара парировала: — А я думала, тифлинги сами в родстве с огнём! — Сразу видно, что ты в Академии не училась: путаешь нас с дженази. Я по теням, скорее. Подмигнув, Нишка буквально растворялась среди ночных улиц; точно полнокровная демоница, проскальзывала в запертые на десяток замков дома и возвращалась с уловом. К сожалению, Кара не могла стать такой же незаметной — наоборот, точно пламя факела посреди тёмной комнаты, ярко светилась на весь Невервинтер. Уже скоро воришки и любители украсть украденное смекнули, что видеть её в одиночестве — плохой знак. Почти все новички ходили с ожогами в назидание другим, хотя уродов в Портовом районе хватало и без вмешательства Кары. Однако даже у самой удачливой парочки не могло всё идти гладко. Кара тяжко переносила провалы, особенно произошедшие по её вине, однако не признавала ошибки вслух. Всё на лице было написано: на алых от стыда щеках, покусанных губах и в ярком, искренним как в ярости, так и в горе взгляде. В последнее время она была сама не своя — а всё из-за треклятого Лелдона, которому Кара, по сути, была обязана жизнью: успех меньшинства не мог оставить без ревностного внимания. Обычно Нишка не рисковала понапрасну, если знала, что гарантировано выйдет невредимой и с добычей, однако и у неё была мечта — не дело, а билет в роскошную жизнь. У каждого была такая. Дома богачей манили даже тех, кто в жизни и хлеба не украл. — Лелдон, сам того не ведая, подкинул мне интересный дом. Если всё пройдёт удачно, замахнёмся на что-то поинтереснее. Золотая монета то появлялась, то исчезала в ловких пальцах Нишки, гипнотизируя Кару до зевоты. — Рыцари и аристократы покупают охранные амулеты у лучших зачарователей ценой в состояние — такие чары не пройти, не надейся. — Пока что, — Нишка хитро прищурилась, и Кара рассмеялась. — Пока что. Дома в Торговом районе не особо отличались друг от друга, теснились, точно напуганные овцы, образуя узкие ветвистые улочки, где скапливались нечистоты и выброшенный мусор. Нишка уверенно вела Кару сквозь лабиринт по разведанной тропе, оглядываясь и облизывая губы — она что-то чувствовала, но почему-то не делилась тревогами, быть может, списав на мандраж. Кара же, конечно, не выучилась азам магических искусств — хотя бы части о безопасности применения заклинаний — и лишь в теории знала о школе Ясновидения, к которой обращались даже опытные следопыты. Откуда ей было знать, что Лелдон следил за ними и не поскупился на изощрённую ловушку? Дома в Торговом районе лишь выглядели маленькими и скромными: планировка каким-то образом будто расширяла пространство, отчего комнаты казались огромными и пустыми ящиками. Подёргивая в нетерпении хвостом, Нишка начала подниматься на второй этаж. Кара как всегда тащилась следом, пока её подельница, точно ищейка, вынюхивала ловушки и сокрытые тайники. Дверь в хранилище была заперта на несложный замок, с которым Нишка быстро управилась, а Кара топталась на месте и хмурилась, когда хвост бил по ногам. В голове было слишком пусто — для грабежа, для работы, для выживания в принципе, — поэтому, когда открылась дверь, Кара даже не думала глядеть по углам. Воры часто соперничали, грабили друг друга, но никогда по-настоящему не желали друг другу смерти. Какой же наивной она была, думала Кара, пока полировала пыльный пол щекой, и кто-то прижимал её, унизительно встав одной ногой на поясницу. — Если увижу, что ты колдуешь, сразу лишишься руки, — оцепенение длилось недолго, однако Кара не рискнула дёргаться, веря на слово. Тем временем в комнату продолжали заходить члены банды, а сам Лелдон встал в проходе, загородив единственный выход. Нишка инстинктивно закрывала ушибленные рёбра рукой и шипела от боли; гримаса ярости сильно исказила плавные, округлые черты лица и обнажила чуть вытянутые клыки, напомнив о демонической крови в ней. Лелдон рассмеялся. — Наконец-то я вижу твою настоящую сущность, но проявляешь ты её, когда валяешься грязью под ногами. — Это я тебе нужна, не трогай девчонку, — быстро, запинаясь от ужаса, проговорила Нишка и взглянула на Лелдона снизу вверх. Кару мутило, и даже внутренний огонь молчал, словно ледяной водой облитый. — Я знаю, знаю, — вздохнул он и сделал несколько шагов к Нишке, опустился на одно колено, точно сраный рыцарь Нашера, и крепко схватил её за подбородок. — Видно, ты забыла мои правила: никто не обносит точки, которые я решил присвоить себе, никто не соскакивает. Вы приносите часть добычи мне. Вы принадлежите мне! Он говорил всё громче, не применяя силу, а наседая своим авторитетом, неизбежностью положения. Для наглядности кто-то вдавил Кару сильнее, пока не хрустнули позвонки. Поманив лёгкой добычей и довольно сносной жизнью, Лелдон дождался, пока они утратят бдительность, чтобы поставить на место и преподать урок для всей шайки. Каре до смерти хотелось жить, хотелось домой, подальше от тёмного хранилища и обозлённых бандитов — схватить Нишку за шкирку и бегом бежать, хоть сквозь живых людей, если те встанут на пути. Она никогда не убивала, да и не было необходимости, но сейчас была уверена, что отнимет жизнь, не дрогнув. Решительность на пару с яростью снова гнали по крови огненную магию, и Квара вспыхнула, точно спичка, не произнося ни слова. Бандит, что держал её, тут же отскочил с криком; в нос ударил запах палёной одежды. На сей раз не тратя время попусту, Кара ухватилась за спонтанно открывшийся канал и влила столько сил, сколько могла сбросить за раз, раздув мгновенный пожар. Пламя с удовольствием вгрызлось в деревянные балки и поползло во все стороны; пищи оказалось вдоволь, чтобы мгновенно окружить банду Лелдона. В голове было приятно пусто, и Кара позволила огню разлиться вдоволь. Дыхание перехватило от восторга — или же дыма, вытеснившего воздух. Ей всегда нравился запах горящего дерева, но сейчас Кара впервые ощутила, как горела свежая плоть, завёрнутая в тряпки и доспехи — великий Коссут, это было великолепно! Слабый, испуганный крик раздался будто из другой реальности — смертных, а не вотчины огненного бога, — но Кара его тотчас узнала и мгновенно распахнула глаза. Лелдон сбежал, как трус, оставив умирать тех, кто не смог выбраться. На лестнице образовалась давка: в панике, подгоняемые пламенем, воры закалывали тех, кто мешал выбраться наружу, бросались из окон; по ступеням грузно скатились тела. Однако Кара искала всего одну фигуру с дьявольски назойливым хвостом. — Нишка! — она запаниковала, когда не нашла её сразу в клубах дыма. Балки трещали, сыпались обгорелые доски, пол полыхал под ногами. Одно из двух: либо они провалятся, либо потолок обвалится им на головы. Или же все сразу. Кожа почти что плавилась; волдыри наливались соками, но метущийся разум пока ещё не различал боли. Всего на миг Кара забыла о смертной плоти и возомнила себя не иначе как огненным элементалем. Она упала на колени, задыхаясь, на ощупь нашла Нишку и дёрнула за плечо, однако та не шевелилась. Ловушка захлопнулась, и Кара обессиленно упёрлась лбом в засыпанный пеплом пол. Собственная жизнь не имела значения в тот момент: Нишка умрёт — если уже не умерла — по её вине, хотя предупреждала об осторожности каждый раз с самого первого дела и кислоты на руках. Сейчас было то же самое, а Кара как обычно сначала сделала, а потом подумала. Как же она собиралась выбраться, когда лежала вот здесь, под сапогом громилы Лелдона? Пройти сквозь препятствие. Огонь огнём не потушить, однако дом и так был готов сложиться. Боль пронзила каждый мускул, когда Кара приподняла Нишку и забросила её руку себе на плечо, поднялась, обхватила талию, но освободила правую руку для пасса. Страх и ярость, вся её любовь протянулась к источнику магии и вернулись огненным раскатом, волной, что обрушила стену и часть потолка. Черепица посыпалась вниз ливнем. Правая нога провалилась, Кара споткнулась, но успела проскочить в последний момент к краю и с удивлением уставилась вниз, где в окружении испуганных зевак в опасной близости от обвала эльф сплетал какое-то заклинание. — Прыгай, быстрее! — заорал он, как только увидел её, и Кара шагнула вперёд вместе с Нишкой, рассчитывая, что примет на себя большую часть удара, однако левитация смягчила падение. Кто-то оттащил их от пожара, пихнул в руки маленькое ведро с водой, на что Кара злобно прокричала: — Это мне ещё зачем?! — С удовольствием сделаю всё сам, — с раскрытым ртом Кара могла лишь проследить, как эльф толкнул ведро и тем самым потушил подол её мантии — точнее, то, что от него осталось. Она опустила взгляд на руки, однако он её остановил. — Ожогов много, не спеши. К твоему счастью, девочка, я как раз шёл к заказчику с партией зелий, — его рот скривился, вспарывая кожу морщинами. — И жил он… вот здесь. Дом сложился, как карточный, почти потушив пожар. Если хозяин был внутри, то их поймали с поличным не просто за поджог, а ещё и за убийство. — Как… как она? — пролепетала Кара единственное, что её сейчас беспокоило. Нишка лежала рядом на траве и всё ещё не шевелилась. — Надышалась дымом. Жить будет. Эльф устало присел рядом, и Кара наконец смогла рассмотреть его поближе: явно дорогая мантия с вышитыми узорами и слоями разных тканей почернела от сажи, виднелись обугленные дыры, волосы выбились из маленького хвоста на затылке, а тонкие бледные пальцы испачкались в крови и копоти. Кара дёрнулась, когда он надорвал её рукав и перевязал руку от кисти до локтя; мгновенно проступили алые пятна. — Ага, и аптечку с собой носишь, когда идёшь в гости. — Видно, ты желаешь мучительной и бесславной кончины, раз кусаешь руку помощи, — съязвил в ответ эльф, однако лицо, отмеченное испариной, оставалось беспристрастным. Ему будто было всё равно, и Кару на самом деле это устраивало. — Мы всегда помогали друг другу — Нишка и я, — она задумалась и тут же уточнила: — Хотя это она всегда меня тащила, спасла от голодной смерти или чего ещё похуже, вот мне и хотелось… А она в итоге всё равно снова это сделала, спасла нас из пожара. В ушах до сих пор стоял её испуганный крик, вернувший Каре контроль. Чтобы получше запомнить этот момент, она сжала пальцы в кулаки, сдавила до слёз и белой пелены перед глазами, приняв ту боль, что заслужила. Всё тело покрывали очаги ожогов, но рукам досталось больше всего, пока Кара поднимала Нишку и тащила к спасению. — Должна признать, с левитацией фокус отличный. Получилось скупо, но раньше Кара не старалась кого-то похвалить. Ей казалось, что спасение Нишки стоило недолгих унижений. — Да и ты ничего… в мгновенном уничтожении имущества. Когда подошли стражники, эльф встретил их, как свидетель и друг потерпевшего. Держался он холодно, как какой-нибудь зануда из Академии или аристократ из Чёрного Озера — такой же скользкий и высокомерный. Кара всё ждала, когда он повернётся и укажет на неё пальцем, однако этого так и не произошло. Затем к догорающим останкам прибежал хозяин дома, грозя судом лорда Нашера, и ситуация закрутилась, как в какой-то легкомысленной бардовской песне. — Мы обворовали его, помнишь? — Кара резко обернулась на негромкий голос Нишки, однако боялась к ней притронуться, а потому лишь глупо пялилась на повязки и кляксы противоожоговой мази на её лице. Она тоже не спешила вставать и стонала при каждом движении. — Твой первый раз. Поняла? О боги, как же больно смеяться… — Он безумен. — Да, заберёт к себе и начнёт пытать за каждый свиток, — Нишка сделала над собой усилие и полезла в карман, морщась, однако все усилия были напрасны. — Ублюдок! Пусть его Ад поглотит, а демоны нарядятся кишками! — стражники и высокомерный эльф повернулись на крик Нишки, но она на них даже не глядела. — Ублюдок Лелдон стянул мою счастливую монету! Вот поэтому мы в заднице, подруга! Кара прыснула и тут же в голос расхохоталась. Что-то отчаянно надрывалось внутри и лоскутами слезало ненужной обгоревшей шелухой. Слёзы продолжали бежать по щекам, но ей было всё равно: Нишка всё ещё рядом, и Кара не собиралась отдавать её никому — ни Лелдону, ни даже смерти. Она сомкнула пальцы на тыльной стороне её руки и чуть сжала. Эльф вернулся один, но по его лицу не читался какой-либо вердикт, и Кара вновь почувствовала ярость: что за несносный тип! — Есть хорошая и плохая новость, но вам сейчас интересна только одна: вы свободны, стража и мой заказчик не имеют претензий, потому что вы — случайные несчастные жертвы в этой ужаснейшей трагедии… — Ага, тем более что это правда! — подхватила Кара, однако Нишка не была столь оптимистична. — Нет уж, рассказывай про свою «неинтересную» новость. — Само собой, я не делаю одолжений, если не планирую получить нечто взамен в будущем, — он несколько раз обернулся и лишь затем негромко пояснил: — Я решил, что ваши незаурядные таланты могут пригодиться — под моим строгим контролем, конечно же. Ваши преследователи поумерят свой энтузиазм, поэтому немедленно завязывайте с… небезопасным средством к существованию. Думаю, сегодняшний день поможет вам обеим принять правильное решение. Он говорил как закостенелый торговец, который разучился общаться по-человечески, вот и с их жизнями обходился, словно с товаром. Только Кара собрала мысли в кучу для колкого ответа, хихикнула Нишка: — Я была права: нас будут пытать. Работой. Им дали ещё по банке мази и зелья на будущее, затем эльф удалился с хозяином дома — должно быть, к бюрократам Нашера. Сидеть у пепелища было опасно — люди Лелдона обязательно явятся, — и Нишка с Карой, поддерживая друг друга и стараясь не трогать особо опаленные части тела, побрели прочь из Торгового района. Возвращаться в убежище, где остались их вещи, было глупо, да и страшно, поэтому выбор пал на отдалённые и заброшенные части города, где вору ловить нечего, кроме наглых крыс. Невервинтер погрузился в очередную серую, апатичную осень длиной до весны. С таким же настроением Кара ждала девятнадцатый день рождения, сидя на голом полу в хибарке с прохудившейся крышей — наверное, не такой участи желал для неё папаша. Однако эта мысль впервые не вызывала язвительный отклик в душе. К счастью, огонь всё ещё был на её стороне, рос внутри, но при этом не вырывался с каждым эмоциональным порывом: присутствие Нишки чудесным образом дисциплинировало; для Кары она была словно драгоценным, но крайне хрупким сосудом. Колкости и откровенная ругань оставляли мелкие шрамы, но огонь вгрызался куда глубже. Почему-то они так и не заговорили о том доме и пожаре, едва не лишившем их жизней: возможно, Нишка понимала, что Кара получила свой урок, а может, сама тяжело переживала из-за попытки обмануть Лелдона. Страх загнал их в тёмный угол. Когда листья окончательно осыпались с деревьев, весь город выцвел. Больше он напоминал огромное животное, впавшее в спячку до лучших времён, однако сон его на сей раз был неспокойным: нищие и воры только и шептались, что о тьме, ползущей со стороны Топей, и о воинственных отрядах орков у Колодца Старого Филина. — Не выйти теперь за город, — вздохнула Нишка, хотя истинного сожаления в её голосе не чувствовалось. Она металась от стены к стене, и хвост подёргивался в такт рваному шагу. — А в Форте Локе сейчас беженцы и бродячие торговцы собираются — кучи барахла, за которым всем стражникам не уследить! — Будь это лёгкая добыча, вся шайка Лелдона выскользнула бы из города. Что ты воровать собралась? Тряпьё на гнилой тележке повезёшь? — Ну это будет хоть что-то. Руки чешутся. Уютное, но всё же опасное пламя срывалось с кончиков пальцев; Кара знала, насколько неприятным становилось выражение её лица в его свете, и намеренно чуть прогибалась вперёд. В Нишке от крови демонов оставалось чуть, только рога, хвост да кожа, а под ней — абсолютно человеческое мясо: иначе она бы не возгордилась, не потеряла лучший улов и свою счастливую монету, не вернулась к началу. Теперь они настоящие изгои, даже среди нищих и воров. — А в том тряпье спрятано всё нажитое непосильным трудом, — парировала Нишка — даже в минуты отчаяния она не прекращала мечтать. — Мы в приюте так делали. Кара с досадой вспомнила свой тайник в воровском логове и порадовалась, что Нишке ничего заранее не сказала — к чему он нужен, если в нужную минуту Кара всё равно была далеко и не могла уже вернуться? Глупость какая-то, думала она, лучше бы на себя потратила или, например, купила для Нишки полезное зелье. Давно разбитые окна были заколочены, однако ветер завывал из прохудившейся крыши, пролезал между досок. К ночи похолодало; демоническая кровь помогала Нишке согреться, но Кара не могла таким похвастаться — разве что костер развести по щелчку пальцев, но прогнившие доски отказывались ей подчиняться. Завернувшись в старые одеяла, она растирала руки и ворочалась, пока рядом не зашевелилась Нишка. — Думаю, раз мы начинаем сначала, то пора навестить наше первое место преступления: этот эльф же обещал работу по «талантам». Кстати, кажется, его зовут Сэнд. — Похоже на кличку собаки, — так и не сумев согреться, маясь от бессонницы, Кара изливала злость практически в каждой фразе. Пальцы сжались в кулак, точно на чужой шее. — А потом дойдём до Лелдона. Нишка придвинулась вплотную; ловкие пальцы быстро проделали брешь в коконе одеял, обняли Кару и притянули ближе. Мгновенно стало жарко, точно в печке, закружилась голова. Волосы на затылке встали дыбом, когда Нишка потёрлась о них носом и выдохнула. Так Кара и пролежала, боясь пошевелиться и нарушить драгоценный момент; злость сменили стыд и щемящее чувство раскаяния — подлые приспешники проявленной доброты. В родном доме, где не приходилось голодать и кутаться в проеденное молью тряпьё, она никогда не ощущала подобного и знала, что не убежит, даже если они с Нишкой окажутся перед лицом смерти.