***
На памяти Ойкавы, это первый раз, когда Иваизуими не пришёл на утреннюю тренировку, никого не предупредив. Сам Тоору тоже пришёл с пятиминутным опозданием, потому что ждал Ива-чана на перекрёстке как и обычно, но когда тот не явился и через десять минут указанного времени, Ойкаве больше ничего не оставалось, кроме как пойти одному на тренировку. Он записал если не десяток сообщений Иваизуми, но те явно ещё не были даже прочитаны, а последняя их переписка закончилась в восемь тридцать два вчерашнего вечера. То, что Ива-чан мог проспать, тоже слишком отличалось от его привычного распорядка дня. Больше всего Хаджиме ненавидел, когда кто-то опаздывал, поэтому Тоору частенько получал пинок под зад от лучшего друга за свои постоянные опоздания. Тренер подзывает к себе капитана, расспрашивая по поводу их аса, но у Тоору абсолютно растерянный взгляд, пожимание плечами и ещё несколько оставленных сообщений, которые на протяжении всего учебного дня остаются непрочитанными. После уроков Ойкава напрямую идёт в сторону дома Хаджиме с явной целью, но когда он подходит к его дому, то ощущает, как сильно начинает колотиться его сердце от волнения, он даже не понимает, от чего именно он так переживает, но противное чувство тревоги сжимает его грудную клетку до удушения. Открывают ему не сразу, спустя долгих семь минут, Ойкава уже думал повторить детские путешествия и попробовать пробраться в (не)чужой дом через задний двор, они всегда оставляют там двери открытыми, но для осуществления этого плана ему бы понадобилось ещё десять минут ожидания. Открывает ему заспанный Иваизуми, он чешет голову, вид у него до ужаса уставший, а в какой-то момент глаза удивлённо округляются, когда он, наконец, понял, кто стоит перед ним. — Ойкава? — переспрашивает он. — Какая неожиданность, не правда ли, Ива-чан? — Тоору бесцеремонно отпихивает Иваизуими в сторону, проходя к нему домой. Родителей все ещё нет, они возвращаются к часам восьми вечера. — Что это такое? — О чём ты? — Хаджиме широко зевает, прикрывая рот кулаком. — Погоди, — он оглядывает парня ещё раз. — Сколько время? — Пять вечера, Ива-чан, пять, — хмыкает Ойкава. — Неужели ты проспал целый день? Чем ты вообще, блять, мог заниматься, чтобы проспать весь день? Ойкаву, на самом деле, достаточно трудно вывести из себя, как и слышать нецензурную лексику из его рта. Иваизуими осторожно делает шаг назад, закрывает, наконец, входную дверь и не может найти себе оправдание. — Я просто, — говорит он, заламывая пальцы, — отстань, — его настроение меняется быстрее, чем выстрел, Ойкава приподнимает одну бровь, упирает руки в бока и ожидает следующих оправданий, хотя тут и пню понятно, что ожидать совершенно нечего. — Я не знал, что так произойдёт. Проспал. — На часов десять? — хмыкает Тоору, пытаясь в голове уложить, чем Ива-чан так мог заниматься, чтобы проспать до почти, мать его, пяти часов. — Да, — Хаджиме начинает злиться, по нему это всегда легко прочитать: он сжимает ладони в кулаки, сверлит Ойкаву взглядом, но у Тоору, как у его лучшего друга и капитана волейбольной команды, есть право выставлять претензии. — Со всеми бывает. Отвали, ладно? Он разворачивается, шагая на кухню. В обычной ситуации, при обычной ссоре, Ойкава бы что-нибудь добавил от себя, а затем двинулся за парнем на кухню, желая перехватить что-то из чужого холодильника. Но не в этом случае. — Ладно, — шипит Тоору, — не забудь и не проспи хотя бы завтрашнюю тренировку. Ладно? Ответа он не услышал хотя бы из-за того, что слишком сильно хлопнул входной дверью. Ойкава отлично игнорировал почти весь вечер приходящие сообщения, но звонок от Иваизуми проигнорировать не мог только потому, что входящий от Ива-чана можно было увидеть также редко, как и полное солнечное затмение. — Что? — отзывается Ойкава, падая на кровать, прижимая телефон к уху. На том конце голос Ива-чана звучал странно и чересчур радостно. — Дуракава, — тянет Хаджиме, а Тоору хмурит брови, — неужели ты обиделся, что я… ха-а… Проспал, — смешок посреди фразы ввёл парня в ещё большее недоумение. — Ива-чан? — зовёт его Ойкава. — М-м? — чуть ли не мурлычет в трубку Иваизуми. — Что с тобой? — спрашивает Тоору, садясь на кровати, чувствуя, как сердце начинает ускоряться и парень даже не до конца может сказать почему: от такой интонации Иваизуми или тревожности, потому что всё это пиздец как странно. — У меня просто хорошее настроение, — он замолкает на несколько секунд, — почему ты меня игнорировал? Ойкава не знает, что точно ему ответить. Обиделся ли он на него? Не так уж и сильно, чтобы игнорировать. Злился? Вероятно. Беспокоился? Определённо. — Ты, — сглатывает Тоору, — пропал на целый день, я понятия не имел, где ты, учитывая, что ты пошёл за какой-то посылкой своей сестре. — Ох, — выдыхает Иваизуими в трубку, — ты беспокоился? — Да. Долгий и приглушённый смешок, это протяжное «ха-а» дрожью отозвалось по всему телу Ойкавы, он стиснул зубы, а потом понял, что, кажется, ему нужно ещё сжать бёдра. Тоору прикрыл глаза, перед его тёмным взором предстала картина, как Ива-чан лежал на своей широкой кровати, он запустил ладонь в свои короткие волосы, глаза прикрыты, а ноги согнуты в коленях — Хаджиме расслаблен, но Ойкаву до сих пор мучает вопрос, что заставило его лучшего друга разговаривать с ним так. — Ты какой-то не такой, Ива-чан, — Ойкава старается, чтобы его голос не дрогнул и у него всегда отлично получается притворяться. — Я же сказал, — хмыкает он, — у меня отличное настроение. — Так что ты делал ночью, что сегодня проспал аж до пяти вечера? — попытался в который раз Тоору. Ива-чан молчит, а Ойкава почти чувствует, как он добился ответа. — Это секрет, — мычит Иваизуми, — тебе он не понравится. — Мы же друзья, — шепчет в трубку Ойкава. — Мне всё равно, понравится он или нет. Хаджиме опять смеётся, только теперь более грубым смешком, словно его отличное настроение начало сходить на нет. — Не в этот раз, — цокает Ива-чан, — я надеюсь, что никогда его тебе не скажу, Дуракава. Ойкава не успевает вставить слово. — Я приду завтра, — говорит парень, — обещаю. Тоору кивает, но только потом понимает, что Иваизуми его не видит, поэтому лишь отвечает: — Хорошо, — говорит он тихо, — спокойной ночи, Ива-чан, — Ойкава старается смягчить свой голос на обращении, только это у него получается не так гладко. — Спокойной. Хаджиме быстро отключается, оставляя после себя гудки и недоумение.***
Ива-чан не обманул, он и вправду на следующий день стоял на их месте, руки привычно в карманах школьных брюк, рубашка на выпуск и галстук ослаблен, в одном ухе наушник, и черные провода выделяются на фоне бледной школьной формы. Выглядел Иваизуми помято, синяки под глазами залегли, а волосы не привычно топорщились вверх, а в разные стороны, словно парень вообще забыл утром посмотреть в зеркало. — Сегодня ты раньше обычного, — заявляет Ойкава вместо приветствия. — Это чтобы ты не опоздал, — хмыкает лениво Хаджиме. — Весёлая ночка? — улыбается капитан команды, бросив на друга поспешный взгляд, полностью утверждаясь в своих словах, что Иваизуми выглядит не слишком хорошо. Тот проводит ладонью по лицу, нажимает пальцами на внутренние уголки глаз и переспрашивает, промычав: — М-м? — это не похоже на вчерашнюю интонацию. Совсем. — Я просто не выспался. — Я про твой звонок, — напоминает Ойкава. — Что это было? — Я вроде просто позвонил попросить у тебя прощения, — бурчит Ива-чан, поднимая брови. — Не знаю, что ты там ещё себе придумал, Ойкава. Тоору замолкает, но не позволяет улыбке пропасть с его лица — однако в голове он абсолютно запутался и потерялся. Хаджиме и в правду отзывается так, словно того самого вчерашнего телефонного разговора не было. И теперь парень не понимает, это у него крыша поехала или у друга. Они доходят до школы в тишине.***
После тренировки Тоору ждёт Хаджиме, только тот машет ему рукой и вновь, как и пару дней назад, говорит: — Иди один, — Ойкава сжимает губы в тонкую полоску, — у меня есть кое-какие дела. — Что за такие у тебя дела, Ива-чан? — пропевает парень, но ему уже становится не до смеха. — Если ты просто нашёл себе девушку, то так и скажи. Дела у него. Скажи «нет», — просит Ойкава у себя же в голове. — Какая девушка? — фыркает Иваизуми. — Помогаю сестре. Всё. Вот только легче Ойкаве не стало. Они расходятся на той же развилке, как и в прошлый раз, капитан команды какое-то время стоит и смотрит Хаджиме вслед, собирается пойти своей дорогой домой, но ноги словно его не слушаются, и он разворачивается и следует прямо за своим другом. Господи, он всерьёз решил проследить за Ива-чаном, видимо, Ойкава и в самом деле не видит границ, как и заявлял его лучший друг. Тоору отстаёт от него на добрые метров двести, но колючий затылок Хаджиме все равно в зоне видимости. Когда Иваизуми останавливается на светофоре, Ойкаве приходится прятаться за остановкой, выглядывая осторожно, а затем быстро бежать на красный свет, чтобы не упустить парня из вида. Ойкава на самом деле уже не знал, чего ему ожидать. Но явно не бара и какой-то компании людей, среди которых он узнал и старшую сестру Иваизуми. И у Ойкавы встревает вопрос: как вообще в данной ситуации Ива-чан помогает своей сестре. Тоору не был бы собой, если бы не то упрямство, которое дано ему с рождения — благодаря ему он и стал лучшим связующим по крайней мере в префектуре Мияги, и благодаря ему он сидит уже битый час недалеко от того бара, где скрылся Ива-чан с этой компанией. Сидит и ждёт, пока Хаджиме не покажется на улице, чтобы его припереть к стенке и теперь точно выбить объяснения, почему он считает, что пить с друзьями сестры — это теперь считается за помощь. Понадобилось в целом два часа и три минуты, чтобы колючая голова Ива-чана показалась на улице. Он улыбался, широко, почти счастливо, его сестра потрепала его по макушке, выглядела она так же, только её ещё слегка покачивало. Компания из незнакомых людей двинулась в другую сторону, и теперь был выход Ойкавы. Он пересёк улицу, останавливаясь прямо перед Хаджиме и его старшей сестрой. — Неужели это Тоору? — протянула девушка, растягивая губы в широкой улыбке. — Приветик, милый. Ойкава её игнорирует, хоть это совсем неуважительно по отношению к старшим, но его внимание сконцентрировано на Иваизуми, который, видимо, даже не сразу понял, что перед ним стоит его друг. — Ойкава? — переспрашивает он, а его язык словно еле перемешивал слова. Тоору втянул носом воздух, но запаха алкоголя он не слышал вовсе. Ойкава протягивает руки вперёд, обхватывая лицо Хаджиме, дабы тот смотрел прямо на него. Сестра рядом хихикает, Иваизуми поддерживает. — Эй, ты что… — он не успевает продолжить, потому что в свете фонарей Тоору различает, насколько сильно у него расширены зрачки. — Ты что-то принимал? — спрашивает он серьёзно. — Ойкава, — Хаджиме кладёт свои ладони поверх рук Тоору, его пальцы гладят чужую кожу и парень старается не обращать на прикосновения внимания. — Всё нормально. Это ничего страшного. Ойкава даже не понимает, что Ива-чан говорит. Какое, блять, ничего страшного. Проблема в том, что Ива-чан сам, наверное, и не понимает, что говорит. — Ты, — выдыхает Ойкава, — зачем? — Это просто кайф, что тут такого, — вновь вмешивается сестра Хаджиме, и Тоору бросает на неё самый злой взгляд, который только возможен. Ива-чан кивает несколько раз. — Не злись, — он поднимает одну ладонь, задевает пальцами шею и касается подбородка. Тоору прошибает током от этой прикосновения. Он скидывает его руки, отходит на несколько шагов от него. — Отвали, — шипит он. Ойкава уходит. Широкими шагами пересекает улицу, направляется домой, даже не замечая, как он открывает свою входную дверь. Его мать была на кухне и даже не услышала, как зашёл в дом её сын, что было ему только на руку. Тоору запирается в комнате, откидывает сумку, падает на кровать, прижимая подушку к лицу и старается не закричать. У него не выходит, но подушка идеально поглотила большинство звуков. Он просто, блять, не может поверить, что это произошло. И Ойкава абсолютно не знает, что ему делать. Телефон вибрирует, он достаёт его из кармана, видя входящий вызов от Хаджиме. И сбрасывает. Не сегодня. Не сейчас. Он не может с ним разговаривать, даже если Ива-чану помощь нужна больше, чем ему. Ойкава ему поможет. Но не сейчас.***
Тоору до безумия рад, кажется, впервые, что сегодня суббота, и именно в эту субботу тренировку решили отменить сразу по нескольким причинам. Он проснулся поздно, но тут же появилось желание замуроваться обратно, превратить кровать в саркофаг и быть тут вечно. Он потянулся к телефону, что лежал на полке сверху, не зная даже, чего ему ожидать. На часах почти двенадцать, Ойкава даже удивлён, что мама не залетела к нему в комнату несколько часов назад, дабы вырывать его из сна. А ещё его ждало около пятнадцати пропущенных вызовов и в три раза больше непрочитанных сообщений. Ойкава даже удивлён, что Иваизуми хватило сил так долго ему названивать и написывать. Он спускается вниз на кухню, собираясь поздороваться с семьёй и спросить, что на завтрак, но встречает его совсем не улыбка родителей, а тот самый колючий затылок, который он вчера преследовал. В доме пусто, кроме него и, какого-то чёрта, Ива-чана, больше никого нет. — Что ты тут делаешь? — спрашивает Ойкава, заставляя Хаджиме повернуться. Выглядел он ещё хуже, чем когда-либо. — Тоору, — зовёт его Иваизуми, и парень аж отходит на шаг. Непривычно слышать из его рта своё имя, а не Ойкава или же любимое Дуракава. Своё имя уху кажется таким резким и почти неправильным. — Как ты сюда попал? — хмурится Ойкава. — Мама твоя впустила, — пожимает плечами Хаджиме, — они с твоим отцом поехали за покупками. Ива-чан встаёт из-за стола и подходит к Ойкаве на расстояние вытянутой руки. Тоору скрещивает руки на груди, словно защищаясь. Ойкаве кажется, что это всё плохой сон, абсолютно не смешной, глупый и он натыкается на сплошные недоразумения. В какой момент до безобразия ответственный Иваизуми превратился в человека, который вписался в ту самую плохую компанию и начал употреблять. Теперь в голове капитана всё стало на места, тот телефонный звонок, хихиканье Ива-чана, он, скорее всего, и в тот раз был под кайфом, никак больше не объяснишь его поведение. Да твою мать, Тоору мог поставить почти на каждого человека, что тот может пойти по кривой дорожке, но не блядский Иваизуми Хаджиме, которого он знает с детства. — Зачем? — спрашивает Ойкава. — Зачем тебе это нужно было? Ты на себя сейчас в зеркало посмотри, ты выглядишь ужасно. — Я отвратителен тебе? — лишь спрашивает Ива-чан. Ойкава не может ответить на это сразу. Первое, что лезет из горла это «да». Но он почему-то не может это сказать. — Я не знаю, — отвечает Ойкава. И это, на самом деле, лучше, чем «да». Плечи Иваизуми опускаются, а Тоору жадно ловит каждое его действие. Они стоят друг напротив друга, а между ними словно огромная стена. Первый раз за десяток лет. И Ойкава замирает, когда видит, что его лучший друг начинает плакать. Он делает это почти беззвучно и, наверное, Тоору отмирает только тогда, когда слышит всхлип. К чёрту эту стену, думает он, делая шаг вперёд, обхватывая Ива-чана за плечи и притягивая к себе, заставляя его упереться лицом в его плечо. Он чувствует, как Хаджиме сжимает его домашнюю майку на спине, комкает её и плачет намного громче. — Только не ты, — сопит он ему в плечо, голос заглушает ткань, но Ойкава все равно разбирает слова, — я не хочу, чтобы ты испытывал отвращение ко мне. — Ты мне не противен, — отвечает Ойкава, поднимая ладонь, и в следующее мгновение запутывает пальцы в его коротких чёрных волосах. — Тебе нужна помощь? Ему больно от того, как Иваизуми содрогается в его руках. — Да. Он отрывается от его плеча, поднимая заплаканные глаза. Ойкава нервно сглатывает, они буквально в нескольких сантиметрах друг от друга. Он не отдаёт себе отчёта, придвигается ближе, видя, как Ива-чан бегло кидает взгляд на его губы. И Тоору прислоняется губами к его лбу. Он прикрывает глаза, пальцы Хаджиме, наконец, отпускают его майку, но руки опутываются вокруг торса. — Я помогу, — шепчет Ойкава ему в лоб.***
Иваизуми остаётся у Ойкавы, и вместо того, чтобы поговорить, Ива-чан засыпает у него на кровати. Тоору просто смотрит на него, а затем открывает ноутбук и занимается своими делами, но тихо, дабы его друг не проснулся. Мама стучится негромко и заглядывает в комнату, но, увидев Хаджиме, лишь спрашивает: — У него всё хорошо? — шепчет Ойкава-сан. Тоору кивает. — Он не заболел? Иваизуми-кун выглядит не очень хорошо, — продолжает беспокоиться его мать. — Просто устал, — качает головой Ойкава. — Спасибо, мам. — Захотите поесть, всё есть в холодильнике, — она слегка поджимает губы, пытаясь найти правильные слова, — заботься о нём, Тоору. Он просто кивает. Его мама уходит из комнаты, а он находит наушники, подключает их к ноутбуку и включает какое-то видео на Ютубе. Хаджиме просыпается ближе к часам трём дня, когда у Ойкавы всё затекло, ему хотелось либо встать, либо полностью лечь. Он краем глаза замечает, что Ива-чан начинает ворочаться на кровати, а затем лениво раскрывает глаза, и в них полное непонимание, а затем в его голове наконец-то складывается картинка, где он находится. — Когда я успел уснуть? — спрашивает Иваизуми. Его голос хриплый, сонный, но Ойкава старается не поворачивать к нему голову. — Где-то между своими слезами и согласием посмотреть «Чужой», — хмыкает Тоору, за что тут же получает по своему бедру чужой ногой. — Драться не обязательно, Ива-чан, я просто ответил на вопрос. Иваизуми переворачивается на спину, смотря на потолок, подложив руки под голову. Он молчал, а Ойкава не собирался его торопить с разговором, который всё равно рано или поздно состоится. — Есть хочешь? — спрашивает Тоору. — Нет. — Ладно. А потом Ойкава нарушает свой же уговор в голове, он откладывает ноутбук, ставит его на пол, чтобы не мешался, и поворачивается к лежащему Хаджиме. — Ива-чан, — начинает он. — О нет… — стонет Хаджиме, закрывая лицо руками. — Нет, мы поговорим, — упрямо произносит Тоору, придвигаясь ещё ближе, заставляя Иваизуми согнуть ноги в коленях. — Что у тебя произошло? — В смысле? — не сразу понимает Ива-чан, он убирает руки от лица, глядит на Ойкаву, который выгибает брови и кивает на него, мол, а ты не догадался по какому случаю мы тут собрались. — Я не знаю, как это происходит у других людей. И я не понимаю до конца, почему сам решил попробовать. Просто мне предложили, а я захотел. И всё. Здесь нет долгой и грустной истории, как я пришёл к наркотикам. — А твоя сестра?.. — Ойкава даже не знает, как правильно задать вопрос. — Давно, если честно, — Иваизуми садится, оказываясь прямо напротив друга; Хаджиме неловко чешет затылок, а Тоору впивается в него взглядом. — Я не осуждаю её за это. У неё тогда вроде какие-то проблемы были. Поэтому Хисуме иногда так расслабляется. — А ты? — Ива-чан вопросительно поднимает брови. — Давно? — Летом первый раз, — пожимает он плечами. — После тестов. — Ага, — тянет Ойкава. Он хочет отвернуться, закрыть глаза, уши, он понимает, что Ива-чан не тот долбанный наркоман, который валяется где-то во дворах, он всё такой же Ива-чан, но он словно смог заглянуть дальше, намного дальше его обложки. — Вот, чёрт возьми, поэтому, — начинает злиться Хаджиме, кидая в него подушкой, попадая точно по лицу Ойкавы. Тот тут же выходит из оцепенения, перехватывает подушку, сжимая её в руках и отрешенно смотрит на Ива-чана. — Эй! — вскрикивает парень. — Ты чего?! — Из-за этого твоего идиотского лица я не хотел тебе рассказывать! — у Ойкавы чувство, что это он теперь во всём виноват. — Выглядишь так, будто… Я не знаю как, но выглядишь ужасно! — Неправда! — он замахивается подушкой, но Иваизуми успевает вытянуть руки, схватить эту подушку и потянуть на себя. Тоору, не ожидая, валится вслед за подушкой прямиком на Хаджиме. — Забери свои слова назад. Я отлично выгляжу. — У тебя отвратительное выражение лица, — фыркает парень, словно не замечая этой излишней близости. — Только не надо меня жалеть, Дуракава. Ойкава молчит, собирается вставать, упираясь руками в подушку между ними, но та оказывается не слишком широкой, и ладони соскальзывают с неё, а парень от неожиданности вновь чуть не падает на друга. Хаджиме удерживает его за талию, его прикосновения отдаются приятным теплом, Ойкава выдавливает из себя смешок. — Больно надо мне тебя жалеть, Ива-чан, — Тоору чувствует, как прикосновения ладоней Хаджиме становятся жарче, он не убирает их, а пальцы барабанят по его телу. И сам Ойкава, почему-то, не торопится слезать, хотя, если мама или отец заметят их в таком положении, ответить на многочисленные вопросы будет очень тяжело. Они просто пялятся друг на друга, и у Ойкавы закрадывается в голове мысль, что сейчас должен произойти переломный момент. И в его фантазиях есть один настойчивый переломный момент, озвучить который он не позволит даже у себя в черепной коробке, потому что когда признаешься в этом — всё пойдёт наперекосяк. Переломного момента не наступает, Тоору в какой-то момент начинает винить себя, что струсил, только в чём — неизвестно. Точнее известно, но только где-то глубоко внутри. Хаджиме тоже ждал этого переломного момента. Они оба его упускают из-за сообщения, пришедшего противным пиликаньем с телефона Иваизуми. Ойкава медленно слезает с него, парень тянется за телефоном. — Сестра спрашивает, пойду ли я сегодня с ней, — Тоору выгибает бровь, словно и так непонятно, какие у него мысли на этот счёт. — У нас сейчас будет тренировка, — пожимает плечами капитан, вставая с кровати. — Но у нас нет её сегодня. — А у нас будет. Собирайся. Хаджиме даже не знает, благодарить его или проклинать, зная, что для Ойкавы значит тренировка без команды.***
До среды они ходили со школы вместе, а в среду в этот раз Ойкаве потребовалось уйти в другую сторону, потому что он пообещал сестре, что потренирует своего племянника пару часов после своих тренировок. И так получилось, что Тоору провёл Ива-чана до его дома и затем двинулся дальше в сторону дома своей сестры и её семьи. Ойкава верит Хаджиме. Тем более, у его друга нет же такой зависимости. Он не так часто и употребляет. Доверяй, но проверяй, — думает Ойкава, возвращаясь домой, было около восьми вечера, поэтому зайти к семье Иваизуми не было плохим тоном, к тому же это он — Ойкава, ему в этот дом всегда открыты ворота и двери. Родители Хаджиме часто работали допоздна, поэтому громкая музыка, которая лилась со стороны комнаты парня не была неожиданностью. Ива-чан говорил, что ему даже легче заниматься уроками под музыку, поэтому сейчас звонить в дверь смысла не было и Ойкава двинулся через задний двор, не прогадав, что двери там всегда были открыты. Но ради приличия, он постучал в дверь его комнаты и, дёргая ручку, нараспев произносит: — Ива-чан, как… Иваизуми лежал на кровати, выдыхая дым вверх; дым плотный, клубками поднимается к потолку, как и разочарование Ойкавы. Хаджиме приподнимается на кровати, смотря на незваного гостя. — Ясно, — Тоору разворачивается, собираясь закрыть дверь и попросту уйти. Он даже не знает, как можно помочь Иваизуми, как можно ответить на его просьбу о помощи, когда она ему нахрен вообще не сдалась. Дверь за его спиной распахивается быстро и резко, если бы Тоору не отошёл хотя бы на шаг, то, скорее всего, был бы впечатан в стенку. — Тоору, — выдыхает Хаджиме ему в спину. — Не уходи. Ойкава смотрит на него через плечо. — Я не хочу тут оставаться, — хмыкает он, но улыбки на его лице не заметно. — Я не хочу оставаться с тобой, Иваизуми. Тоору надеется, что Хаджиме позовёт его. Что он попросит его не уходить, сделает что-нибудь, а не будет стоять столбом посреди коридора, его зрачки до безумия расширены, ему сейчас хочется летать, а не слушать нравоучения своего друга или чувствовать нутром, как он недоволен. Ойкава должен был последовать своим словам, обязан был просто развернуться, свалить и реально не писать, не звонить и не ждать на перекрёстке каждое утро. Вероятно, это тот самый переломный момент. Поэтому он подлетает к Иваизуми, хватая того за грудки, он мнёт в кулаках его домашнюю майку, а его тело приколачивает к стене; справа от них комната Ива-чана, но Ойкава отказывается делать шаг в сторону. В обычное время Иваизуми никогда бы не позволил этому произойти. Чтобы его прижал к стене Ойкава? — да никогда в жизни. — Да что с тобой не так? — шипит ему в лицо Тоору. — Тебе так нравится это делать? Так нравится пробивать третье дно собой? Клянусь, Хаджиме, если я увижу, что ты куришь или принимаешь что-то ещё раз, я выбью из тебя всё дерьмо, даже если ты меня убьёшь потом, когда придёшь в себя. Хаджиме смотрит на него странно, Ойкава видит в его взгляде совсем другие эмоции, которые до этого либо не замечал, либо их попросту не существовало. Тоору надеется на первый вариант. Переломный момент. Ойкаве попросту везёт, что он на несколько сантиметров выше Ива-чана, ему даёт это какое-то преимущество, когда он наклоняется чуть вперёд, останавливается перед губами Хаджиме, их кончики носов соприкасаются, а Ойкава вновь почему-то медлит. И Тоору почти расстроен, что Иваизуми целует его первым. Парень подаётся вперёд, накрывает ладонями кулаки Ойкавы, где внутри скомкана ткань его майки, заставляя отпустить его и опустить руки вниз. Хаджиме действует напористее, проводя языком по его губам, словно прося приоткрыть рот. Тоору поднимает руки обратно, обхватывает ладонями шею и лицо Иваизуми, забирая первенство и целует открыто, дотрагиваясь своим языком до его, слыша негромкий скулёж со стороны Ива-чана. Когда они отстраняются друг от друга, Иваизуми прислоняется лбом ко лбу Ойкавы. Он негромко просит: — Останься со мной. И Тоору останется.