и я задержал дыхание

Маленькая струйка крови стекла с губ по подбородку. В глазах страх и красные нити лопнувших сосудов. Он сжимал чужие запястья так, что после на фарфоровой коже оставались фиолетово-зелёные пятна, похожие на холодный космос. Влажные дорожки по щекам и судорожное дыхание.   Эдварда толкнули к стене с такой силой, что ему казалось, будто его позвоночник раскололся вдребезги. Из горла вырвались хрипы, так как голос сорвался несколько минут назад от сильного давления на связки.   Роберт завёл руки блондина над его головой, приподняв подбородок Хайда, заглядывая ему в глаза.   — Клянусь, я перережу тебе глотку, Лэньон! — шипел Эдвард, но его голос дрожал, дробился.   Кончиками пальцев Роберт провел дорожку от щёки до горла блондина.   Он касался маленьких царапин, считая каждую родинку на бледной, почти прозрачной коже, через которую были видны синие венки.   Роберт знал каждый сантиметр тела Хайда.   Он знал каждое место, куда можно надавить, чтобы заставить Эдварда кричать во всю глотку. — Да что ты можешь сделать? — он рассмеялся. — Ты жалкий! Посмотри на себя.   Эдвард пытался выбраться из крепкой хватки Лэньона. — Я тебя не боюсь…   Роберт не видел в Эдварде человека. Для него Хайд был вещью, игрушкой, с которой можно делать все, что пожелает душа. Издеваться, ломать, использовать. Даже отдать кому-нибудь, словно вещь. Но лишь на время, потому что принадлежала эта вещь именно Роберту. Это корнями въелось в болезненное сознание Эдварда, а оттого тот всегда возвращался.   По крайней мере, до настоящего момента.   — Тогда почему ты дрожишь? — прошептал он у лица Хайда, наклонившись.   Эдвард молчал. На мгновение Роберт посмотрел на блондина по-другому: парень, почти ребёнок, с узкими худыми плечами, белой кожей, похожей на озаренный лунным светом снег, с миллионами рубцов, покрытых тонким слоем запекшейся крови. Копна пшеничных волос была сильно растрепана. Изумрудные глаза, некогда живые и яркие, были похожи на стылые озера - в них уже давно не отражалось ничего, кроме пустоты.   И Роберт уже не ловил на себе их взгляд.   Хайд опустил голову. Почему-то Роберту стало действительно жалко его. Было время, когда он смотрел на юношу совсем иначе: с любовью, с нежностью.   Сейчас кроме ненависти и отвращения Эдвард ничего не вызывал.   Лицо, которое хотелось целовать, сейчас просто хочется разбить в мясо.   Роберт безмолвно смотрел сквозь блондина, полностью погрузившись в свои мысли. Выждав момента слабости, Эдвард с силой ударил Лэньона ногой в живот. Роберт попятился назад.   Хайд побежал. Он не видел и не слышал ничего. Он не чувствовал боль в рёбрах, по которым получил удар всего минут двадцать назад.   Роберт быстро среагировал.   Подорвавшись, он побежал следом за блондином. Игрушки не должны убегать от своих хозяев.   Эдвард оступился. С грохотом он упал на бетон, стесав колени. Он почувствовал, как кто-то схватил его за воротник куртки и отбросил к стене. К его месту. Игрушки должны знать свое место.   — Маленький ублюдок! — Роберт ударил блондина по лицу.   Лэньон не понимал, почему он все ещё бегает за юношей.   С каких пор слежка за Эдвардом Хайдом стала его хобби?   Нос блондина был разбит. Алая жидкость пачкала одежду. На такую панораму Роберт невольно засмотрелся, а болезненные стоны юноши были для него лучшей музыкой.   Он сел на колени рядом с Хайдом. Его ладонь легла на волосы блондина. Он огладил их, зарываясь пальцами в золотистые пряди и путая те.   — Перестань, — успокаивающе прошептал он.   Эдвард не прекращал дрожать. Хрустальные капли слез все также стекали вниз по его щекам.   — Я сказал перестать! — Эдвард вздрогнул от резкого повышения тона.   Всё ещё сидя на корточках, Роберт притянул податливое тело блондина к себе.   Большим пальцем Роберт пытался утереть кровь с лица Хайда. Это не помогло – он лишь размазал её, словно художник, делающий мазки краски по белому холсту. Роберт часто дарил своему творению синюю, розовую, фиолетовую, красную краску. Все старался усовершенствовать картину, увенчивая её новыми цветами.   Наклонившись, Лэньон коснулся своими губами холодных губ Хайда.   Он гладил его по щеке, касаясь губами лба, подбородка, покрывая поцелуями все лицо.   Эдвард боялся, но не уходил. Он потратил огромное количество времени на попытки бросить все, сбежать от Роберта. Наркотики, алкоголь, он старался всеми силами вызвать у Лэньона отвращение к себе.   Он бил его, часто, долго, но Эдвард не уходил.   Лэньон говорил, как он его ненавидит, но Хайд все равно оставался.   Эдвард столько раз клялся себе, что сбежит, но как бы далеко он ни пытался уйти, почему-то все время возвращался.   Роберту нравились «сломанные» люди. Они настоящие. Они знают цену предательству, знают цену правде, знают цену любви, а потому понимают последствия поступков. Эдвард был настоящим. Всегда, с самого начала Эдвард был самым искренним.   Он любил его настоящим.   Или, он любит его?   Эдвард кинулся на шею Роберта, обвивая её своими тонкими руками.   Он никогда не сможет уйти от него.   Пусть когда-то Роберт заиграется и сломает свою игрушку, но до этого момента Эдвард не уйдёт. Он стерпит каждую рану, нанесенную на свое тело.   Всё заживёт.     Всё всегда заживает.