Продукты распада

Коннору нравилось работать в судебно-медицинском морге. Мёртвые не задавали вопросов, не делали глупостей, не навязывали ему своё мнение. Красота. Он поднял белое полотно с трупа девушки, которую ему привезли. На ней была только футболка, задранная, открывавшая вспухшую грудь и разрез на животе с оранжеватыми бугорками жировой прослойки. Кругом были засохшая кровь и земля. Запахи гниения и формалина смешивались в одурманивающий сладковатый коктейль. Летняя жара её не пощадила. Убийство произошло за городом, и нашли её не скоро. Коннор отсканировал лицо, сверяясь с базой данных. Салли Рут, 19 лет, студент-бакалавр. «Ей бы ещё жить и жить», — сказал бы кто-то более жалостливый. Но жалость — это не то, что нужно при работе здесь. Правильные нордические черты лица, белокурые волосы — раньше она была очень красивой. Теперь же её нелепо раздуло из-за выделяющихся продуктов распада, и её глаза были съедены. Коннор спустился изучающим взглядом ниже по телу девушки. Живот был зелёным. Ещё бы немного полежала — и такой же зелёный гной посочила бы лопающаяся кожа. Следы изнасилования. Смерть от кровоизлияния в брюшную полость наступила трое суток назад. Всё, как и было в протоколе. Он снял с её руки пакет, закреплённый резинкой, и взял её — проминающуюся под пальцами, с обратной стороны ещё тянулось фиолетовое трупное пятно. Поднёс её холодные пальцы ко рту, коснулся языком под сломанным и загнутым назад ногтем. Убийца оставил свои следы. Как плохо для него. Коннор быстро занёс данные в заключение. С современными технологиями процесс судмедэкспертизы сильно упрощался. Коннор уже реконструировал перед своими глазами, как убийца схватил жертву за руку, потащил в куст, насиловал, уложив на спину, после чего вспорол ей живот ножом и сбежал. Это было так примитивно, что даже вызывало досаду. Но в момент, когда Коннор ввёл свои пальцы в её сухое влагалище, странный импульс пробежал по его сенсорам. По правде сказать, это случалось с ним и раньше. Его завораживало, как живая материя безо всякого стороннего замысла соединяется в сложные системы, как она функционирует — и как меняется после угасания в ней искорки жизни. Ему не нужно было так надолго оставлять пальцы в холодном ребристом плену, но им обоим было некуда торопиться. Когда он их вытащил, несколько оцепеневших личинок трупной мухи вывалилось наружу, на металлический стол. Коннор облизал пальцы, анализируя остатки дурнопахнущего гноя, среди которого была и сперма насильника. Это было самым грязным, что ему приходилось делать в своей жизни — слизывать полуразложившуюся сперму какого-то мудака. И от этой мысли странная дрожь зародилась внутри систем. Ещё один маленький постыдный секрет, раскрытия которого хотелось в глубине сознания, хотелось быть наказанным за него. Но в этот раз он взломает камеру и подделает записи, и никто ничего не узнает. Не увидит, как он облизывает свою руку слишком долго и тщательно для простого анализа, пока вся дрянь, что была на ней, не попала внутрь, а полость рта не пропиталась трупной вонью. Коннор облизнул губы, зачёрпывая носом воздух для вентиляции. Девушка выглядела отвратительно. Но Коннора мало волновала её наружность, гораздо интересней было то, что внутри. Он поменял перчатки, а потом развёл в стороны края раны, плёнку, открывая бледную поверхность кишок, облепленную опарышами. Он любовался ею, жалея, что вскрытие больше не обязательно для установления причины смерти. Он хотел бы вытащить все её внутренности наружу, лечь сверху, сняв с себя одежду и скин, и... Коннор положил руку на рану, недолго размышляя. А потом стал просовывать пальцы в узкое отверстие, пока с трудом не вошла вся его ладонь. Он обхватил раздутую холодную кишку и стал поглаживать. Зловонные газы с шипением вышли из её ануса. Он поморщился. Он никогда прежде не трогал человеческие кишки — не было необходимости. На самом деле, не было её и сейчас, но он очень хотел это сделать. Коннор пошевелил рукой, зарываясь глубже, между ледяных петель тонкой кишки, которые туго окутали его запястье, впился ногтями между складок. Это было приятно, и он зафиксировал повышение температуры своего корпуса. Сенсоры на пальцах стали эрогенной зоной, как и во рту, как и микросхемы в его голове. Что же он делал? Стоял и трахал её ладонью между её кишок, с мерзкими шорохом и шипением, издаваемыми её телом. Вперёд и назад, и очистительная жидкость выделялась в его лаборатории. Остальные части его корпуса были неподвижны. Потом Коннор вытащил руку, покрытую гнилой зелёной кровью и опарышами, и облизал её, исследуя. Он представил, как зарывается лицом во вскрытый живот девушки, в мешанину химических веществ в нёй, держась за торчащие рёбра с остатками мяса, и съедает там всё, сколько только влезет в его резервуар... Он снова вставил руку в рану и продолжил гладить там, сжимая пальцами её холодные внутренности. Закрыл глаза, чтобы сосредоточиться на ощущениях. Ему казалось, что он мог бы простоять так вечно, отрываясь только на то, чтоб облизать то, что оттуда достал. Наконец, в пальцах стали взрываться множества маленьких фейерверков, искры от которых поднимались выше, достигали головы и растекались там тёплыми мурашками. Постояв ещё немного, Коннор вытащил руку, сбросил с себя перчатки и направился к рукомойнику, сглатывая на ходу очистительную жидкость. Но он знал, что в следующий раз ему потребуется что-то большее для его запретного пира. И это будет потрясающе.