я больше не уйду

Донхёк всегда отдавал себя всего танцам — он не мог иначе. Поэтому в очередном порыве он и не заметил, как его хён зашел в комнату, аккуратно прикрывая дверь. Минхён часто занимался таким: просто приходил посмотреть, что тут его младший делает. С недавнего времени у Донхёка не было соседа: он был счастливчиком среди всех участников 127. — Опять ты, — ноет Хэчан, запрыгивая на кровать и утаскивая Марка в объятия. Тот визжал под его натиском, но Хэчан давно понял, что старший всегда притворяется, лишь бы казаться холодным и недоступным: он никогда по-настоящему его от себя не отталкивал. — Эй, как ты относишься к своему хёну, — Минхён обожал, когда Хэчан называл его хёном, но дабы его побесить — Донхёк этого почти не делал в присутствии самого "хёна". — О каком хёне ты говоришь? — Донхёк изобразил удивленное лицо, а Марк рассмеялся, потому что его смешило абсолютно любое действие или слово Хэчана, а в особенности — его мимика. Минхён был уверен, что младшему бы отлично подошла карьера актера в подростковых дорамах. — Мы с Тэёном скоро уезжаем, — Донхёк не любил говорить об их разном расписании: во время камбэка они виделись каждый день, но скоро начнутся новые концерты superm, а значит — они расстанутся на пару недель. Марк будто почувствовал, что начал не очень веселую тему, и тут же попытался исправиться: — Может ты хочешь, чтобы я тебе что-то приготовил? — Да, пожалуйста, — Хэчан радостно запрыгал на кровати, вызывая на лице "хёна" очередную улыбку: умение Донхёка превращаться в невинного ребенка за пару секунд было таким милым и удивительным, что сердце Марка порой не выдерживало. Насколько Донхёк был раздражающим временами, настолько же он умел быть милым. — Что ты хочешь? — они сидели, обнявшись, но Марк делал вид, что совсем этого не замечает. В общежитии было тихо: все спали после выматывающей тренировки, а дримы еще, наверное, и не просыпались — пусть между ними и была чертова стена, те всегда прибегали и шумели до головной боли. Донхёк, на самом деле, любил моменты, когда они с Марком были единственными бодрствующими: он, потому что никогда не уставал от танцев, и Минхён, потому что не любил отдыхать (сколько бы мемберы не старались убедить его в обратном). Марк один раз, перепив соджу, признался ему, что иногда он не спит и не отдыхает, чтобы проводить с ним больше времени — ведь они стали так мало видеться. Донхёк тогда покраснел, как помидор (с ним обычно такого не случалось), а Джэхён — единственный трезвый среди старших — засмеялся в голос, поглаживая Донхёка по голове. — Кажется, ты нашел правильного мужчину, — пошутил он тогда, но... как же Донхёку хотелось, чтобы все это было не шуткой. — Чего я хочу? — говорит он немного грустным голосом после минуты молчания. — Чтобы мой хён всегда был рядом, — и смотрит взглядом, каким умеет смотреть только Донхёк. Марк зарывается лицом в чужие волосы, пытаясь скрыть смущение и грусть, потому что сердце его в данный момент разрывалось на миллионы маленьких кусочков: что Донхёк с ним делал? — Я бы тоже хотел быть всегда рядом, — отвечает он бурчанием в его макушку, и они оба молчат. Между ними такие странные отношения: все знают, что Хэчан — любимый донсэн Марка, а Минхён — любимый хён Донхёка. Они поддерживали друг друга и много времени проводили вместе: можно было даже сказать, что они выросли плечо к плечу. Между ними произошло множество всего. Донхёк до сих пор помнил самый первый дебют Марка, когда тот прибежал к нему в комнату, и они плакали почти целую ночь, ведь их мечты, наконец-то, начали сбываться. Они делили все самое хорошее и все самое плохое, они знали все секреты друг друга и не только. Марк всегда на него жалуется, говорит, что Хэчан приставучий и пугает его, но ни для кого не тайна, что со своими переживаниями и радостями Минхён всегда первым делом бежит к своему любимчику-донсэну. Они не были лучшими друзьями, никто из них никогда об этом не говорил. Хэчан не знал, почему, но его личная причина была в том, что он не хотел лучшего друга Марка. Он хотел себе любимого парня Минхёна. Это и был его, пожалуй, единственный от Минхёна секрет, который знал только он и Тэён-хён, просто потому, что он все видел и понимал. Хэчан был благодарен старшему за поддержку и возможность поплакать в чужую подушку, пока никто не видит и не слышит. "Почему мы просто не можем быть вместе?" — самый частый вопрос в голове, прыгающий на подкорке сознания чуть ли не каждую минуту. — Что ты сказал? Хэчан непонимающе смотрит на Марка, приподняв бровь. Кажется, у его хёна окончательно поехала кукуха. Он смеется над старшим: — Я ничего не говорил, Марки. — Нет, ты... Ты спросил, почему мы просто не можем быть вместе, — Минхён готов поставить свою жизнь на кон, что ему не послышалось, а по лицу Хэчана пробегает тень ужаса: как он умудрился произнести вслух собственные мысли? — Это песня, — тут же находит оправдание Донхёк, — я пел ее в голове и не заметил, как спел вслух. — Это не было похоже на песню, ты спросил это обычным голосом, — стоит на своем Минхён, и Донхёк, покрасневший, не понимает, какого черта он привязался к этим словам. — Какая разница, как я это сказал, отстань от меня, — неожиданно напирает он, отталкивая старшего. Ему тут же становится холодно и неуютно, но уже поздно — Марк поднялся с его кровати. — Если ты этого так хочешь. Минхён чувствует, как будто его окунули головой в прорубь: все тело сковало, а в районе сердца очень болело. Он услышал эту фразу, и у него затеплилась надежда внутри: неужели Донхёк чувствует тоже, что и он? Но, судя по реакции, Ли была противна даже такая мысль. Он хмыкает сам себе и дергает ручку. У Донхёка в голове паника: хён сейчас уйдет, а потом и совсем уедет — они обычно, если ссорились, то надолго. В груди начинает болеть от одной мысли, что они не смогут обниматься и видеться, что из-за глупости Донхёка они упустят возможность побыть рядом еще немного. — Хён, — зовет он почти плаксивым голосом, и Марк останавливается у самой двери. Донхёк не выдерживает и бежит к нему обнимая со спины так крепко, что Марк не может выдохнуть. Он слышит за спиной тихие всхлипы и готов отдать все в этой жизни — лишь бы его Донхёк никогда не плакал. Он тут же разворачивается, и они вместе падают почти на пол, обнимаясь и сжимая руки. — Прости меня, хён, — Хэчан жмется к нему, как маленький щеночек, и Минхён себя ненавидит. — Прости меня, пожалуйста... Не уходи... Не уходи от меня, хён, пожалуйста, — Марк совсем не знает, что делать, если кто-то плачет, но просто прижимает младшего к себе и целует в макушку, чувствуя, как Донхёк дрожит всем телом. Он уже очень давно не видел, чтобы тот плакал так сильно. — Это ты меня прости, Хёк, — Минхён старается сделать голос веселым, но он у него ломается, как кусок непрочной ткани, по швам (или это сердце?). — Я не хотел тебя обижать... Я не уйду, слышишь? Они много ссорились, но Донхёк никогда не приходил извиняться первым, зато сейчас ему казалось, будто Марк уйдет — и вся его жизнь разрушится. Ему без Минхёна было невыносимо, больно, одиноко. Хотелось зарыться в одеяло и ждать в таком состоянии, пока старший вернется (они иногда с Джэхёном так пересекались на кухне поздними ночами, когда тот не мог уснуть без Тэёна, а Донхёк не мог нормально существовать — какое там спать). — Я больше не могу без тебя, — честно признается Донхёк, опуская все свои выстроенные годами стены разом. Он обнимает Минхён и молится богу, чтобы тот не оттолкнул и не ужаснулся — тогда можно будет умирать на месте. — Я больше без тебя не могу, — он плачет навзрыд почти, цеплясь ладонями за чужое худи. — Не выдержу больше ни минуты... Не уходи от меня, хён. Минхён обнимает еще крепче и сам плачет: то ли от боли, то ли от радости, переполняющей с макушки до пят. Он не может говорить, потому что губы трясутся, а голос уползает куда-то в живот. Он просто жмется к чужой щеке, обхватывая обеими руками поперек талии и тихо всхлипывая в складку на домашней рубашке. Он больше никогда от него никуда не уйдет.