Взрослый

Мио давно взрослый и имеет право на свои ошибки. Он первый переходит ту линию в отношениях с лучшим другом, которую, возможно, и не стоило переходить. Но он целует Юм-Юма сам, потому что Юм-Юм бы никогда не решился на такое. Мио давно взрослый и давно самостоятельно выбирает, как поступить. Отец бы, наверное, осудил его. Впрочем, он уверен: отец бы промолчал. Потому что отец прощал своему сыну все, что угодно. Но отца больше нет, и никто больше не станет его совестью. Никто, потому что не Юм-Юму осуждать Мио. Не Юм-Юму, ведь он плавится в его объятиях. Не Юм-Юму, который жарко стонет под его руками. Не Юм-Юму, кричащему, когда Мио вбивается в него так, будто боится потерять. И никто ничего не скажет Мио, хоть и в соседней спальне в одиночестве засыпает в их общей постели дочка Ткачихи. Королю страны Дальней нужен наследник. И плевать, о чем шепчутся за спиной. Мио давно взрослый, и глядя на своих детей, он все чаще не понимает, как его отец смог пережить те долгие годы разлуки. Он все чаще думает, что его отец — куда смелее него, ведь он сам никогда бы не решился отправить своих мальчиков на смерть. Его отец мудрее — ведь между королевским долгом и личным, он сумел выбрать страну. А Мио, Мио давно запутался. Мио давно не то что взрослый: у него уже седые волосы. И у его жены. И у Юм-Юма. За их спинами давно никто не шепчется, столько лет прошло, кого это все теперь волнует? Он улыбается Юм-Юму, он всегда ему улыбается, а как иначе? — Мио, мой Мио, — шепчет Юм-Юм. Имеет право. И Мио снова улыбается в ответ. Улыбается, каждый раз думая лишь об одном: как же он оказывается хотел, чтобы это были чужие губы. И пусть бы они шептали: — Буссе.