Ломка

Какая же жизнь иногда шутница. Вчера ты бегаешь за покупками для своей начальницы, заключенной в собственном доме, а сегодня стоишь на неизвестной человечеству планете, боясь вдохнуть, причем не только от изумления и шока, но еще от осознания того, что здесь может даже не быть кислорода. Джеймс и Роджер в тот день не думали ни о чем: они схватились за руки и уверенно шагнули в неизвестность. По ту сторону портала могла быть смерть, которую они готовы были встретить, только бы их не разбросало по разным концам мира… «Может, смерть была лучшим вариантом из всех?» — думал Джеймс, сворачиваясь в клубок на большой и чересчур мягкой постели, которую гостеприимно организовал им Ватсон. Они провели здесь уже неделю. Правда неделя по местному календарю заметно отличалась от привычной — от полудня до полудня они насчитали всего 16 земных часов, и режим сна несчастных ученых, и без того достаточно хаотичный, теперь был окончательно сбит. И если Роджер, утомленный насыщенными днями в чужой среде, спал часто и крепко, то его верный напарник, который всегда был более метеозависим, ночами мучился от мигрени, давления и ломки. Последняя убивала его, заставляя задыхаться, захлебываться слезами и до дыр прокусывать пальцы, чтобы ненароком не заскулить. Приказ был отдан. Мы покидаем пролив. Каждый год они отмечают День Победы, как и все порядочные граждане. Как порядочные граждане, они как следует напиваются, гордо исполняют гимн Англии прямо на шатком барном столике, а затем тащат друг друга домой, хрюкая от смеха, когда Дядя Джек рассказывает особенно смешную шутку про немцев. Интересно, испытывает ли сейчас угрызения совести тот, кто продал эту страну, позволив нацистам взять контроль? Зачем они сделали это? Зачем отдали граждан в безмятежное ядовито-цветное рабство? Зачем сделали из острова полигон для экспериментов над людьми? Джеймс никогда не разбирался в политике. Он лишь помнил шум моря и печальные глаза Роджера. Мам, что случилось? В этих воспоминаниях нет ни лиц, ни силуэтов — лишь голоса, пытающиеся свести его с ума. Он не помнит свою мать, не помнит семью. Где сейчас те, кто говорит с ним из далекого прошлого? Джеймсу отчего-то казалось, что их уже давно нет, а он, как последняя сволочь, забыл об их существовании. Ведь нельзя цепляться за прошлое: если ты забыл, что делал вчера, значит это не так важно; если забыл человека, с которым вчера был знаком, значит ему уже не место в твоей жизни. Будь это твой супруг, с которым вы клялись друг другу в вечной любви, ребенок, который когда-то, смеясь, тянул к твоему лицу крошечные ручки, или мать, которая всегда знала, как накормить тебя до отвала и чем вылечить твое больное горло. Ты уверен, что это безопасно? Военным давали испытывать экспериментальную версию препарата чуть раньше остальных жителей. Тогда еще никто не знал, для чего он нужен, и к каким последствиям его распространение приведет потом — кажется, его подавали под видом антидепрессантов и, чего греха таить, работало все на ура. Легкую забывчивость и рассеянность причисляли к побочным эффектам. Они говорили, это временно, и всем было плевать, на самом деле. Страна была убита горем, которое народ был готов заедать хоть таблетками, хоть ядом. Джеймсу однажды предложили купить капсулу цианида калия, и он с отчаяния согласился. Несколько дней спустя Роджер дал ему за это пощечину. Роджер… Где бы он сейчас был без Роджера? Теплая, мягкая рука нашла его дрожащую ладонь в темноте. Пальцы сцепились сами собой, а Джеймс только сейчас заметил, что его подушка насквозь промокла. Тяжелые слезы градом катились с припухшего лица, из носа текло, а судорожные попытки вдохнуть переходили в новый неконтролируемый поток слез. Сдерживать вой больше не было сил и смысла. Однажды мы с тобой уплывем далеко-далеко… Джеймс притянул теплую ладонь к груди. У него был такой сложный характер, что поначалу он боялся, что Роджер устанет жить с ним. Но он не устал. С Роджером всегда было так спокойно и тепло: какое бы безумие он не проворачивал днем, на какой бы риск он не шел, не думая своей глупой головой, когда на город ложилась ночь, он всегда ложился рядом, отгоняя от возлюбленного плохие сны одним своим присутствием, одним своим тихим дыханием, без которого Джеймс больше не может уснуть. Мы найдем место, куда не ступала нога человека… Губы Роджера коснулись его затылка настолько нежно и невесомо, будто луч солнца коснулся его головы, будто летний ветер всколыхнул темные волосы. Сердце, кажется, пропустило пару ударов. Дыхание постепенно возвращалось в свой ритм, щеки стали высыхать, а зрение — проясняться. Теперь он мог видеть из огромного окна ночное небо. Бескрайнее, удивительное небо, которое человеку никогда не изучить, сколько бы он не глядел вверх из-за стеклышка телескопа. Звезды сегодня выглядели как-то по-особенному, а луны отчего-то было две. Мы откроем с тобой другой мир… Все происходящее с самого начало было похоже на невероятно красивый сон, только теперь Джеймс уже не хотел просыпаться. Он не жалел ни о единой прожитой минуте, ведь все они вели его к этому моменту. Мы будем счастливы, Джеймс Он наконец смог заснуть. На соленых губах его застыла легкая улыбка. Кажется, ему больше не нужны таблетки, чтобы чувствовать себя счастливым.