Родственный Дух

Стив, если честно, ненавидел этот мир. Он его спасал, он с ним возился, он делал всё для людей, его населяющих... Но ненавидел его всей душой. Почему он должен был испытывать боль, просто желая полюбить? Почему он попал в этот жалкий один процент населения, "осчастливленных" наличием родственной души? В его время таких "половинок" называли проклятием, губительным огнём, никто никогда не хотел проснуться с пятном на ребрах прямо под сердцем. Так почему же теперь это стало так модно? Не "Чёрная метка", не "Дьявольская печать", а "Поцелуй ангела"... Теперь это выставляли на всеобщее обозрение и гордились. Что б её, эту сексуальную революцию, которую Стив благополучно проспал. Он по привычке дёргался, когда кто-то пересекал его личное пространство. Судя по тому, что он мог жить и не загибаться от боли, ему досталась Вторая роль — его накроет от близости родственной души. А вот Первая роль... Стив видел, что она могла сделать с человеком. Он помнил, как однажды ночью солдат перебудил весь лагерь диким воем, а когда его увозили — буквально лез на стены и плакал. Стив мысленно слышал, как задыхался тот бедный парень, ещё пару ночей, и проклинал собственную впечатлительность. Выходит, родственная душа самого Стива была обречена страдать с каждым вздохом. Впрочем, за прошедшие полвека учёные изобрели всевозможные лекарства для облегчения жизни таким, как эта бедняжка, так что, наверное, она не особо страдала. Как бы Стив хотел не быть безвольной игрушкой в руках Судьбы. Как бы он хотел просто выбрать хорошего человека и любить его до конца дней своих... Но сейчас, даже если бы он выбрал, однажды всё равно бросил бы. Потому что родственные души всегда находили и встречали друг друга. История не знала ни одного случая, когда пара осталась бы врозь. Их тянуло друг к другу, как проклятые магниты, через время и пространство, пока они просто не сталкивались и не взрывались. Говорят, обретение соулмейта стоило всех страданий. Говорят, через боль человек получал такое колоссальное удовольствие, что готов был агонизировать вечно. Его мир полностью перестраивался и концентрировался только в родственной душе. Стив не любил боль. Видит Бог, её в его жизни было предостаточно. В том, старом мире, он одно время хотел найти свою половинку поскорее, но не из романтических, а из альтруистических побуждений. Он был уверен, что девушка страдает и ненавидит его, и только встретившись с нею и забрав боль себе, он смог бы как-то ей помочь... А потом случилась Пегги. И Стив влюбился по-человечески, не так, как "на роду было написано", но искренне и чисто, в первый раз. И по сравнению с собственным счастьем боль неизвестной и безымянной меркла. Баки только хмыкал на его переживания по этому поводу и качал головой. У него тоже была метка. И он тоже жил без боли. Но, в отличие от Стива, он никогда не хотел найти родственную душу, а однажды, будучи пьяным, вообще признался, что был бы благодарен войне, если бы она слегка подправила его любовную ветку, устранив её. Конечно, он сказал "избавила бы малышку от страданий", но смысл был Стиву ясен, как день. Он стыдился этого. Стыдился себя, не желающего отношений, бегущего от любого контакта, как от огня. В современном мире, если бы кто узнал об этом, заклеймили бы его фриком. Не принято было желать "несчастья", желать одиночества и пустоты... Но Стив желал, тайно надеясь, что его половинка просто не дожила до этого века. Проснувшись в будущем, Стив узнал, что пары не обязательно должны были быть разнополыми. И это его несколько ужаснуло. В два раза больше шансов наткнуться на судьбу! Он-то раньше не обращал внимания на мужчин, спокойно жал им руки, дружил с ними... А оказывается, любой из них мог оказаться тем самым. Он ещё сомневался, что природа могла настолько жестоко пошутить над человечеством, пока не увидел её "шутки" собственными глазами. Когда Старк превратил Беннера в Халка одним прикосновением, кое-что стало более ясным. А так же вскрылось то, что Тони сидел на жёстких транках лет с пятнадцати, и они здорово так тормозили его умственные способности. Всего лишь за три дня рядом с Брюсом он создал Альтрона... Закончилось тогда всё не очень хорошо, и Брюс в итоге уехал, а Тони снова пришлось сесть на подавители, и неуёмная техническая энергия слегка поутихла. Зато характер испортился просто в край. И Стив ещё раз убедился, что обретение родственной души до добра не доводит. Наташа сватала ему кого попало. Она — одна из немногих, чьи прикосновения он мог допустить и кого с охотой касался сам. Вышло так, что она дотронулась до него практически сразу же, как увидела, а он даже не успел ничего предпринять. На её лице мелькнуло разочарование, и на его вопросительный взгляд она ответила, что тоже "меченая", и надеялась хоть на секунду перестать чувствовать "это". Пожалуй, это был единственный раз с тридцатых, когда Стив пожалел, что не может разделить чью-то боль. Мысль о том, что он возможно хотел бы быть родственной душой Нат, напугала его и ещё больше отстранила от желания завести отношения. Но Нат никак не хотела понять и признать, что ему никто не был нужен. Ему пришлось показать ей карточку в клуб "без обязательств", где клиентов обслуживали исключительно безметочные, чтобы она поверила, что он не свихнётся от спермотоксикоза, а потом он ещё битый час доказывал ей, что не от человеческого общества бежит, а исключительно от своего собственного наказания. И тем не менее. В его окружении, как оказалось, не водилось ни одного человека, хоть сколько-нибудь способного его понять. Они все выросли в этом веке — веке принятия, осознания и терпимости — и считали отсталыми тех, кто не "гнался за мечтой", предпочитая сидеть на попе ровно. Что ж, Стив привык быть не таким, как все. У него была вся жизнь, чтобы свыкнуться с этой ролью. Хотят они страдать — пусть их. А он уж как-нибудь так, в половинчатом виде протянет... Но он не мог запретить себе влюбляться. Это произошло неожиданно. Внезапно. Как-то резко, он даже не совсем понял, как. Просто однажды он проснулся в мокрых простынях, ещё трясущийся от удовольствия, с диким сожалением, что проснулся один... Брок Рамлоу остался во сне. В подсознании. Под кожей. Так глубоко, что Стив даже не знал, за какой конец потянуть, чтобы его оттуда вытащить. Они не были друзьями. Они никогда не жали друг другу рук. Стив видел, что Рамлоу бы хотелось прикоснуться к нему, но он не давил на Стива, и Стив думал, что подружиться они всё же смогли бы. У Брока была метка. Стив видел её однажды, ошиваясь в общей СТРАЙКовской душевой. В этом времени меченых стало раза в три больше, чем в начале двадцатого века. Стив считал, что природа изо всех сил боролась с перенаселением, а глупое человечество как всегда перевернуло всё с ног на голову... Вот есть, к примеру, острый перец, такой, что аж глаза жжёт одним своим запахом. Природа создала его таким, чтобы его никто не трогал, но человечество решило, что из него получится отличная приправа. С родственными душами вышла примерно та же история, только похуже. Любить то, что причиняет сильнейшие страдания, как-то нездорово. Стив знал, что Брок в свои сорок ещё не встретил соулмейта, и подозревал, что он тоже не горел желанием менять свою жизнь ради гипотетического "кого-то". Скорее всего, Брок, как и сам Стив, не чувствовал никакой боли, а если и чувствовал, то уже настолько с нею сросся, что не обращал на неё внимания. Тони говорил, что даже через подавители всё равно чувствуется разница. Состояния "боль замороженная" и "без боли вообще" абсолютно точно нельзя было перепутать. Но хоть однажды попробовав "без боли", обратно к "заморозке" вернуться было смерти подобно. А Брок умирать не хотел. Цеплялся за самые видные жизненные уступы, держась за них крепче, чем лев за бедро антилопы — выпивка, женщины, война. Он стоял на этих трёх китах так уверенно, что не только сам не падал, но и другим не давал. Стив мог припомнить лишь один раз, когда Рамлоу вообще прикоснулся к кому-то живому, и этим кем-то оказался сам Стив. Примерно за неделю до того дня, когда он осознал свою неудобную влюблённость. Миссия была грязной и кровавой, автоматные очереди косили направо и налево, так что воздух процентов на сорок состоял из пуль. Стив подставился очень глупо, он даже подумать не успел, что к чему, а грудь внезапно полоснуло калёным железом, продирая до позвоночника. Лёжа в луже собственной крови и слушая треск в наушнике, Стив думал, как же было бы хорошо, если бы шальная пуля напрочь снесла бы ему метку. Пусть бы даже она превратила её в безобразный шрам, пусть бы выкорчевала её, как опухоль, вместе с окружающим мясом... Стив бы смог жить с дыркой в груди, если б это было физически выполнимо. Но врачи уже давно доказали, что снять метку можно было только вынув сердце. Буквально. Стиву было так больно, что он бы хотел вынуть сердце. Лицо Брока с бешено сверкающими над маской глазами выплыло откуда-то сбоку и наклонилось к самому Стивову носу. Горячая — даже сквозь перчатки, куртку, жилет и майку — рука обожгла свежую рану. Стив завыл сквозь сжатые зубы. Кажется, пуля сместилась глубже и задела какой-то важный нерв, отчего больно стало не только в груди, но и везде. Впрочем, Стиву было просто всепоглощающе больно, и без разницы, чуть сильнее, или чуть слабее. Брок же как-то странно булькнул и покрыл кого-то матом, поторапливая с носилками. Он больше не касался Стива, боясь потревожить рану, лишь нервно шёл рядом до самого джета, раздавая указания. В больнице Стив провалялся три дня. В самом начале даже пережил остановку сердца. Врачи смотрели на него странно, твердя про какой-то "двойной стресс", но потом эти разговоры быстро прекратились, как раз после того, как Брок переговорил с его лечащим врачом. Стив бы хотел как-то отблагодарить Рамлоу за своё своевременное спасение, может быть, благодарность перетекла бы во что-то более... Более. Но Брок лишь хищно и как-то остро скалился на все попытки Стива завести разговор, и быстро переводил тему, даже не давая ему шанса перевернуть общение в личную плоскость. Стив уже задолбался ненавидеть мир, который упорно поворачивался к нему отнюдь не аппетитной задницей. Он никогда не был нужен тем, кто был нужен ему. Он всегда нуждался в тех, кому было на него, по большому счету, плевать. Исключением был лишь Баки, и то, последнее время Стив не был уверен, что не выдумал себе их взаимоотношения. Баки казался далёким и невозможным. Слишком идеальным для этого ужасного неприветливого мира, который Стив теперь называл домом.

***

Он всё так же страдал по Рамлоу, когда это случилось первый раз. На кухонном столе появилась чашка. Обычная, прозрачная, черно-коричневая. С остатками кофе, которого у Стива в доме отродясь не водилось. Звонок Наташе занял всего пятнадцать секунд, и через полчаса она уже стояла в кухне и смотрела на чашку вместе со Стивом. На камерах и жучках — Стива очень разозлило их наличие, опять — не оказалось и следа постороннего. В отсутствие хозяина, в квартиру никто не проходил, на кухне, казалось бы, никто не появлялся... Ну, или незнакомец был в курсе о наличии следилок, и умело их обошёл. Стив вымыл чашку и убрал в шкаф, а утром уехал на одиночную недельную миссию, запретив Наташе что-либо предпринимать. По возвращении обнаружилось, что, пока Стива не было, квартира не пустовала. В ней словно кто-то жил всё это время. На столе лежали газеты, которых Стив не читал, в кухне была еда, которую Стив не ел, в ванной стояли баночки, которыми Стив не пользовался... Это было бы даже забавно, если бы не специфика Капитанской работы, тихо подсказывающая, что происходящее вполне могло оказаться ловушкой. В спальне прямо на подушке обнаружился сложенный вдвое лист бумаги. Обычный, принтерный, безликий лист. Лишь пара строк, написанных печатными скучными буквами, отличала его от миллиона других таких же листков. "Не ищи меня. Ты мой, я твой. Оставим всё как есть. Боль — это не то, чего ты заслужил". Ноги у Стива подогнулись и он рухнул на матрас, заставляя его надсадно скрипнуть. Родственная душа нашла его. Нашёл. "Я твой" кололо сердце, заставляя его судорожно сжиматься. Стиву будто перерезали ниточки, и он, как неумелая марионетка, теперь не знал, как пошевелиться. Человек, способный отнять у него всё, был рядом. Где-то настолько близко, что можно было, если постараться, почувствовать его запах... Стив старался, но не чувствовал ничего, кроме страха. Каждый раз, открывая дверь квартиры, он нарочно громко гремел ключами, надеясь спугнуть того, кто мог ожидать внутри, но внутри неизменно никого не оказывалось. Он каждый раз с опасной пустотой внутри ждал, что за поворотом кухни обрисуется силуэт... Конечно, Стив гадал, кто бы это мог быть, но лишь для того, чтобы держаться от этого человека как можно дальше. Раньше он думал, что одинок, но, как оказалось, это была лишь видимость. Любой из тысячи сотрудников ЩИТа мог быть его парой, а учитывая, что все поголовно были шпионами, записку не стоило воспринимать буквально. Написать её могла и женщина, стремясь запутать Стива... Или это был двойной блеф, и всё же написали правду? Стив не знал. Не хотел знать... Из него достали не одну пулю, как он думал, а четыре. Его вынужденно касались доктора и медсестры, персонал больницы, несколько младших агентов, Тони, Наташа... Счёт шёл на десятки. Рамлоу. Его касался Рамлоу... Из всех возможных вариантов этот был самый желанный и самый жуткий одновременно. Если соулмейтом окажется именно Брок, Стив плюнет на всё и уедет куда-нибудь в Арктику. Навсегда. Чтоб никто не знал, что он там умер. Ему хотелось иметь хоть какой-то шанс с Броком. Хоть призрачную надежду на близость с ним. Хоть в мыслях. Хоть в фантазиях... Если Брок окажется его родственной душой... Они никогда не смогут быть вместе. Не с их предубеждениями и характерами. Но в то же время Стиву до смерти хотелось знать, имел ли он на Брока природное право. Мог ли он стать для него кем-то особенным, единственным в своём роде? Мог ли он повелевать его болью? Держал ли он в руках его судьбу? Одна мысль об этом странно пьянила. Но последнее время Рамлоу игнорировал даже те жалкие попытки коммуникации, на которые был способен Стив, и Стив... Забил. Он решил, что форсировать ситуацию — не лучший выбор. Лучшим, по его мнению, было сделать вид, что всё шло как надо. Когда он возвращался домой, иногда его даже ждал ужин. По вкусовым пристрастиям определить незнакомца было невозможно. То итальянская паста, то рагу, то китайская лапша из ресторанчика на окраине Бруклина... В доме появилась крепкая выпивка. Стива ничего не брало после модификации, но он иногда назло пил горький виски, чтобы позлить своего невидимого сожителя. И тот предсказуемо вёлся на провокации, в отместку оставляя полные пепельницы или забрызгивая зеркало в ванной зубной пастой. Надо признать, это был тяжёлый удар по Стивову педантизму, но Стив держался. Пришлось освободить половину шкафа, которая тут же оказалась забита чужой одеждой. Чёрные, синие и белые вещи, в большинстве своём принадлежащие ЩИТу. Впрочем, Стив и так знал, что на стороне их обладателя искать не стоило. Конечно, он полез в гардероб своего соседа, пытаясь что-то выяснить, но все вещи вполне могли налезть на любого рядового оперативника или штатного агента. Ничего подозрительного, кроме коробки с кожаным блестящим комплектом сбруи как из фильма для взрослых, там не обнаружилось. Да и этот набор юного натуралиста был скорее приколом, чем реальным намёком. Чувство юмора у нового соседа было странным, но его ненавязчивая забота и постоянное незримое присутствие быстро приручили Стива и усыпили его постоянную бдительность. Он словно съехался с кем-то и теперь жил не один. Разве что, рабочие графики у них с партнёром не совпадали, так что они совсем не виделись, только и всего. Стив недоумевал, как и когда его сожитель умудрялся обживаться в квартире, если по ночам Стив был практически всё время дома, а в рабочее время всё его окружение смирно торчало где-то в поле его зрения. Однажды он не выдержал и написал на жёлтом квадратике стикера большое и значительное "как?", на что в ответ получил такой же стикер, только розовый: "С превеликой осторожностью". И с этого момента начались действительно странные отношения. Они стали... Общаться. На журнальном столике появился диск с каким-то боевиком и всё с той же кислотно-розовой бумажкой: "Посмотри". Стив посмотрел в ближайший же свободный вечер и весь сеанс плевался и чертыхался, настолько ненатурально всё выглядело. Кажется, родственная душа решила над ним поиздеваться, о чем он прямо заявил в ответном стикере. К концу недели Стиву пришлось скупить половину канцелярского отдела в соседнем супермаркете, потому что диалоги начались весьма азартные. После очередного липучего сердечка на мониторе компьютера — "я видел историю твоего браузера" с подмигивающей рожицей — Стив впервые ощутил нечто, похожее на теплоту. Желудок слабо трепыхнулся, пытаясь распознать в безликом смайлике знакомые черты. Разумеется, безуспешно. И Стив специально оставил для соседа открытую вкладку с забористым порно, намекая, что видел его фетиш-костюм. Соулмейт оказался рукастым и хозяйственным. Он починил всё, до чего у Стива не доходили руки, докупил и обновил все запасы бытовой химии и заменил кое-какую старую технику. Стив был крайне благодарен ему за это и даже оставил пару сотен на тумбочке в прихожей. Незнакомец денег не взял, залепив их негодующе-оранжевым: "Я тоже здесь живу!". Стив улыбался. Намного чаще, чем вообще привык. Он возвращался домой с умиротворением, потому что дом теперь был тёплым, живым и не пустым. Оказалось, это было не так уж плохо, можно даже сказать, приятно. Стиву нравилось происходящее. Даже дикая влюблённость в Рамлоу потеплела, из бушующего костра превратившись в ровное, мягкое свечное пламя. Стив уже не был так уверен в том, что не хотел соулмейта. Возможно, он бы даже был бы не против его увидеть. Но на все просьбы и намёки в виде заныканных камер, сосед только смеялся и ворчал, в зависимости от настроения. Стив хранил все его записочки, как восьмиклассницы хранят валентинки от футболистов школьной команды. У него была отдельная обувная коробка под кроватью, забитая бумагой, и однажды, открыв её, он обнаружил внутри большое красное сердце, явно вырезанное вручную. Это был ничего особо не значащий очередной жест присутствия, но Стива почему-то развезло. Он вдруг понял, в чём оказался, осознал себя в этих сюрреалистичных отношениях так остро, что чуть не сорвался в астматический приступ, от которого успел напрочь отвыкнуть за эти годы. Его квартира больше не была его. Она была... Их. Во всем чувствовалось незримое присутствие кого-то "не чужого". Иногда Стив просыпался раньше будильника с острым ощущением, что на него смотрят. Словно бы на соседней половине кровати кто-то действительно лежал секунду назад, наблюдая за его лицом. Он точно знал, что в его отсутствие Родственный Дух, как он привык назвать своего партнёра, любил поваляться на его простынях. По вечерам они ещё хранили чуть терпкий, пряный запах кого-то, и от этого запаха у Стива начинала медленно, но верно болеть голова, а иногда и зубы. Отголоски "соулмейтства". Наверное, Духу в его доме жилось чуть полегче, чем где-либо ещё. Наверное, запах самого Стива ослаблял его постоянную боль... Что ж, Стив был совсем не против. Постепенно подозрительность и угловатость уходили, они притирались, учились терпеть бытовые привычки и узнавали друг друга. Стив уже выучил, какой кофе предпочитает его партнёр, какие у него любимые пирожные, мыло, телепередачи и что он хотел бы получить в подарок на Новый Год. Наверняка, про него можно было выяснить не меньше. Он ничего не скрывал. Можно было узнать всё, что угодно, вплоть до его сексуальных предпочтений. О том, что Родственному Духу известно, что он любит в постели, выяснилось, как обычно, внезапно. Готовясь ко сну, Стив расправлял кровать, когда обнаружил под покрывалом небольшую коробочку. На ней весьма красноречиво сиял голубой стикер с заборным рисунком, неумолимо анатомически похожим на некоторую часть Стива. Кем бы ни был этот человек, он определённо видел Стива без штанов. В коробке оказался продолговатый металлический предмет с чёрной крышкой. На крышке были тумблеры включения и мощности, но рядом, в пенопласте, сияло пустое углубление. Вместо пульта в нём торчал пресловутый стикер: "Познакомьтесь". И Стив знакомился до самого утра, сходя с ума от насыщенности вибраций и нужной, плотной длины. Казавшийся ледяным поначалу, металл от трения нагрелся. Он был таким гладким, что по смазке скользил незаметно и свободно, так что всё, что чувствовал Стив, это только плавное, необходимое давление. Он кончил трижды, пока не понял, чего ему не хватало. Отдачи. Ему нужен был любовник. Нужно было разделить это удовольствие... А рядом не было никого, только безликие стикеры. Впрочем, хватило и их — по этим бумажкам двигалась его рука, выводя для него эти буквы... "Ты потрясающе красивый!" — было вложено под тарелку с любимыми Стивовыми оладьями, и он понял, что это был не дежурный комплимент. Он осмотрел весь квартал и не нашёл ни одного здания подходящей высоты, чтобы заглянуть к нему в окно. Его соулмейт был снайпером? На учениях через два дня он лично проверил навыки Рамлоу в стрельбе и... Разочаровался. Тот, конечно, стрелял, но без огонька, присущего тому же Баки. Без души. И вряд ли он выбрал бы снайперскую винтовку себе в оружие. А простой бинокль мог быть у кого угодно, так что к разгадке тайной личности Стив не приблизился ни на йоту. Он, кажется, увидел в глазах Брока скрытую искру понимания, но вполне возможно, что ему показалось. Почему-то Стив не нашёл в себе сил заговорить на волнующую тему. Почему-то он не мог заставить себя просто подойти к Броку и спросить в лоб. Порой мелькала мысль вообще не говорить с ним, а просто схватить за руку или за шею без спроса и, наконец, захлебнуться агонией. Или... не почувствовать ничего. И ещё неизвестно, что было бы больнее. Стив боялся обломаться, боялся обрести то, от чего бежал всю жизнь, и потому... Молчал. Когда он достал подаренный вибратор в следующий раз, его поджидал очередной сюрприз. Ничто не предвещало. Но это случилось. Он уже чувствовал капли пота на спине и жар, ползущий от скул до самых плечей, палочка на самой низкой вибрации скользила почти свободно, как вдруг вздрогнула в его руках, срываясь на самую сильную мощность. Стива тряхнуло, подкинуло и сжало до звёзд перед глазами. Вибрация тут же чуть стихла, а телефон пиликнул входящим сообщением. "Трахай сильнее, детка". Стив, не сдерживаясь, простонал. Очевидно, за ним наблюдали. Почему-то этот вуайеризм заводил похлеще, чем если бы любовник присутствовал рядом. Стив подчинился и сделал, как было велено. Игрушка вела себя непредсказуемо, то вибрируя до самого желудка, то замирая, так что Стива, остановленного за пару секунд до оргазма, трясло. "Вмнсте со мнрй Стив". Судя по скачущим буквам, Родственный Дух тоже был на грани. И одно провидение знало, каким образом Стив почувствовал тот самый миг... Видимо, какая-то мистическая связь между соулмейтами всё же существовала. Это было настолько ярко, настолько сочно, что на мгновение он даже забыл, где он и кто он. Не существовало никого и ничего, кроме пульсирующего удовольствия и жжения где-то под ребрами. "Ты нечто". Почему-то Стиву не хотелось звонить по сохранившемуся номеру. Он подписал его просто "Мой". И этого хватило. Стикеры перешли в смски, и жить стало немного легче. Однажды Стив даже отправил сообщение прямо во время бриффинга, тщательно следя за реакцией окружающих, но никто ничем не выдал своей причастности. Ни Рамлоу, ни кто-либо другой. Стив дал себе зарок, что обязательно подойдёт и поговорит с Броком. Вот сегодня. Ну, может, завтра. Обязательно после миссии. Ну, после выходного, который шёл после миссии... А потом случился Лифт. Именно так, с заглавной буквы. Точка невозврата. Переломный момент, с которого жизнь Стива полетела в бездну. Брок стоял очень близко. Стив слышал тот самый запах, чувствовал, как наливаются ломотой кости, но не смел сделать шаг. Вокруг было слишком много народу. Во время драки казалось, что Брок всеми силами отчаянно желает коснуться Стива. Его безболье было так близко, но так недосягаемо... Стив не менее отчаянно отбивался чем угодно — щитом, поручнем, наручниками, пистолетами — только не руками. Только чтобы не тронуть его. Он знал, что пропадёт, если это случится. Выключится. Не только от безумной боли, но и от безысходности правды. Это поставит точку в их недоотношениях, и вряд ли для того, чтобы начать новую главу. В любом случае, это позволило бы другим схватить его. Он не настолько потерял голову. За последние месяцы Брок, безусловно, уже стал родным, но Стив всё ещё ставил свободу превыше всего. "Это личное". Первое смс после побега. И последнее. Мгновением позже телефон смялся в крепкой хватке и улетел в пруд. Стив был зол. Он не мог вернуться домой, хотя сомневался, что Рамлоу сдал бы и это, иначе вместо Лифта была бы Гостиная. Но рисковать не хотелось. Думать ни о чём другом не получалось, ни о ЩИТе, ни о ГИДРЕ, ни о предательствах. Только о Броке, о его смуглой коже и напряженно искривленных губах. Стив будто увидел его впервые в этом гребаном Лифте и с тех пор потерял покой. В животе гранитной глыбой осело предчувствие чего-то неминуемого. Как будто над Стивом нависла гигантская волна цунами, а он был так мал, что даже не видел её края, и потому не осознавал, что грядёт погибель. Не видел масштаба катастрофы, но чувствовал, что на тихий берег упала тень. Его отвлек Баки. Баки-Баки-Баки. Ничего больше не имело значения. Всё личное отошло на второй план. Стив даже не мог сосредоточиться на том, во что превратилась его собственная жизнь. Не мог прочувствовать каждый момент и вдохнуть поглубже перед нырком в тёмный омут. И в Лагосе... Стив будто упал на Валькирии в лёд. Снова. Тело сковало холодом до боли. Он знал, что Рамлоу, по идее, мог бы нейтрализовать его одним прикосновением, но почему-то не делал этого. Вместо этого он бил словами, больно и метко, точно зная, на что давить, чтобы вывести Стива из себя. Это был тот же Брок, что и раньше, хамоватый, хитроглазый и сильный мужчина, которого Стив привык считать своим. Но он сделал то, чего никогда не сделал бы настоящий Рамлоу. Эхо взрыва звучало в каждом ударе Стивова сердца. Вспышка боли захватила всё тело стремительно, достигая такой высоты, за которой чувствительность уже терялась. Стив онемел. Он буквально ощущал, как мир становится серым, как внутри что-то отмирает, трескается и отваливается. Не может быть. Не может. Не случилось. Не с ним. "Вернись, сукин сын, хочу взглянуть тебе в глаза". И тишина в ответ. Когда всё закончилось, Стив ещё неделю не мог найти в себе достаточно мужества, чтобы вернуться в квартиру. Сэм не был слепым и понимал, что с другом что-то не так, но в его глазах светилось такое скорбное понимание, что он просто молчал, не позволяя себе лезть в душу. Стив даже не был уверен, что она ещё у него была, эта душа. Всё лежало на тех же местах, где было оставлено. Даже пятна крови Фьюри были на месте. Но Стив абсолютно точно знал, что и ЩИТ, и ГИДРА уже провели свою зачистку. Сдерживаться он смысла не видел. Стена проломилась с пятого удара кулаком. Штукатурка засыпала дурацкий мягкий ковёр, который Брок купил к весне. Следующим оказался разбит бар. Дорогие бутылки летели в стену, оставляя некрасивые коричневые пятна и засыпая своими останками пол. Босые ступни Стива были все в осколках. И он был в ярости. Расколошматить ванную — тоже не помогло. Баночки, зеркала и плитка превратились в месиво, но даже этого было недостаточно. Стив хотел сильной, дикой боли, такой, которая бы доказала, что он живой. Такой, которая могла быть только от прикосновения родственной души. Такой, которую теперь ему не суждено было испытать никогда. Он потерял всё, даже несмотря на то, что обрёл взамен. Потерял из-за собственного страха и упёртости. Странно, но даже слёз не было. Его будто выжгло изнутри, оставив больное чёрное пепелище. Уснул он только уничтожив кухню, прямо на полу, посреди кусков холодильника, а проснувшись, лишь ещё раз убедился, что эмоциональное восприятие атрофировалось. Ему было всё равно.

***

Дни потянулись за днями. Помирившись с теми, с кем было нужно, он снова причинял добро и насаждал справедливость, но уже без былого задора. Он даже рассказать никому не мог. Да и не хотел. Единственный, кто знал, что с ним произошло, был Тони. Он даже ничего не спросил, кроме: "Твой жив?" и, получив скупое мотание головой, оставил Стива в покое. Но с того времени половину обязанностей по восстановлению мира Старк взял на себя и отвадил от Стива прилипчивых и прозорливых журналистов. Вещи в квартире оставались на своих местах. Окурки в пепельнице с жёлтым стикером "убери" покрывались пылью. Вещи в шкафу приобретали лежалый душный запах. Соковыжималка, выжившая в разгроме, так и стояла посреди стола, мешая нормально готовить. Стив ничего не трогал. Он пользовался своей половиной кровати, своим шампунем и своим ножом для мяса. Ему казалось кощунством влезать в вещи Родственного Духа, будто этим он мог как-то попрать его память. Новых вещей не появлялось. Старые не сдвигались с места даже во время уборки. Порой Стиву хотелось плюнуть на это всё и вызвать клининговую компанию, но даже после того, как он разбил всю квартиру, убираться решил сам. Это было... Личным. Заглянувшая Наташа хотела было сложить с кресла плед, перед тем как сесть, но Стив не задумываясь одёрнул её: "Не трогай, это его." Он даже не покраснел, даже не дёрнулся, почувствовав её острый взгляд. К счастью, она не стала задавать вопросов, но приходить стала чаще, за что Стив был ей искренне благодарен, хоть и молчал. Пережить это в одиночку он бы, наверное, не смог. Забывал бы есть, бриться, не выходил бы из дома и не включал бы телевизор. Он бы просто лежал и смотрел в потолок от работы до работы, но друзья не давали ему выпасть из жизни. В целом, жилось Стиву не очень-то плохо, учитывая отсутствие реакции на внешние раздражители. Единственный проблеск чего-то живого случился, когда он достал коробку с вибратором. На пике оргазма кристально чётко обнажилось собственное одиночество и ненужность. После оргазмов, разделенных с соулмейтом, самоудовлетворение больше не служило успокоением. Стив стёр с висков дорожки горячих слёз и убрал игрушку обратно в коробку, желая больше никогда её не видеть. Он прошёл все стадии принятия и уже смирился со своей участью. Даже нашёл в своём положении некоторые плюсы. Больше всего его грызла вина за собственную нерешительность из разряда "мог бы, но не сделал". Он бы всё отдал за ещё один шанс. Дни слились в один сплошной серый видеоряд. День сурка. Стив приходил домой, ел одно и то же, писал пожелание "спокойной ночи" на номер, который ещё в хорошие времена выучил наизусть, и ложился спать. А утром, после пожелания "хорошего дня", отправлялся в штаб. И так по кругу. В особо тяжёлые моменты он писал на мертвый номер смс подлиннее, чем в пару строк. В основном негодующего содержания. Иногда просто ныл, зная, что ему всё равно никто не ответит. Сообщения не доходили, но он продолжал писать. И жизнь в очередной раз преподнесла ему сюрприз. Тем вечером он вернулся с убойной миссии в Сирии, где половина отряда чуть не полегла из-за глупости нового командира СТРАЙКа. В сообщении Стив подробно описал, что, куда и почему этот придурок должен себе вставить за такие просчеты, а так же по полочкам раскритиковал его технику ведения боя. В итоге он заключил, что раньше было лучше, и с предыдущим командиром не мог сравнится никто. Когда телефон пиликнул входящим "Ну ты и зануда, детка", Стив пил чай, который тут же пошёл носом, заставляя гортань сжиматься в судорожном кашле. Трясущейся рукой ему удалось набрать "Я просто однолюб", и практически тут же словно внутреннюю плотину прорвало. Чувств было слишком много, они наслаивались одно на другое, дезориентируя и оглушая, но самым сильным из них была надежда. Утром Стив встал с гудящей головой и ломотой во всём теле, словно на следующие сутки после Потомака. Но стоило ему только доползти до ванной, как всё недомогание будто рукой сняло... Над раковиной висело новое большое зеркало с кислотно-розовым стикером: "Только попробуй разбить. Уши надеру. Лично".