портрет

Ярик рисует его везде: на полях тетрадей с конспектами, в скетчбуке, на салфетках. Рисует ручкой, карандашом, завалявшимся в сумке маркером, но даже этого не хватает. Даже этого недостаточно. Ярику хочется нарисовать его так, как нужно: красками и на холсте. Не ориентируясь на собственные наброски, а прям как есть, с натуры. Чтобы прочертить каждую морщинку, которые из уголков глаз разбегаются, стоит только улыбнуться, прорисовать каждую складку белоснежной рубашки, а ещё найти тот самый оттенок зелёного для глаз. Ярик видит его каждый день в одной и той же кофейне, в одно и то же время, всегда за одним и тем же столиком у окна. Ярик про него ничего не знает, но подозревает, что он спускается сюда на обед из того самого офисного здания напротив. И только ради этого Ярик день за днём ходит в эту кофейню, безуспешно пытаясь сосредоточиться на написании курсовой и подготовке к экзаменам. В первый раз он видит его совершенно случайно, просто взглядом пробегается по посетителям и вдруг застревает на одном из них. Рассматривает чужой профиль, замечает чуть нахмуренные брови, цепляется за ослабленный узел тёмно-синего галстука и откровенно залипает на руки. Ярик тут же хватается за карандаш, даже не успев подумать, немного грубыми штрихами зарисовывает спешно эти руки на последней странице тетради, стараясь ловить те моменты, когда чужие пальцы хвастаются за кружку с кофе. Но даже этого скоро становится мало. Ярик рисует руки, рисует губы, рисует глаза, рисует лицо в профиль, рисует усталые (ему так кажется) плечи, рисует уже всю фигуру целиком, стараясь успеть зарисовать максимум, пока он сидит почти неподвижно, вчитываясь в неизменно разбросанные по столу бумаги. Ярику хочется каждый раз к нему подойти, заговорить, вручить один из многочисленных уже набросков и, может быть, угостить кофе. Хочется знать его имя, разглядеть лицо поближе, послушать голос — его Ярик слышал лишь однажды, но пары коротких фраз в ответ на телефонный звонок слишком мало. Хочется сократить между ними расстояние, но что-то останавливает его всякий раз, стоит только почти уже решиться. Ярик будто к стулу прирастает, с места сдвинуться не может и просто смотрит ему в спину, провожает взглядом до двери и долго после ругается мысленно на себя самого. Всё меняется волей случая в один из дождливых летних дней.

***

Саша, признаться честно, знатно уже задолбался. И от работы, и от переменчивой питерской погоды, и от того, что с отпуском этим летом он снова пролетает. Конечно, можно и в ноябре взять себе путёвку хотя бы в тот же Таиланд, да только в одиночку ехать совсем не хочется. Поэтому вместо осенних путешествий он планирует купить наконец машину и рвануть на недельку к друзьям в Москву, только радости от этих планов совершенно почему-то не испытывает. У Саши скучная работа, вечные дедлайны, начальник с закидонами в лучших традициях второсортного кино, одинокая квартирка почти что на другом конце города (конечно же, в ипотеку), никакой личной жизни и вечера с приставкой по выходным. Друзья в шутку советуют завести хотя бы кошку или хомячка, но Саша в ответ виновато пожимает плечами — аллергия. Саша привыкает к рутине, к серости города, привыкает ездить утром и вечером по одному и тому же маршруту с как будто бы одними и теми же людьми — все лица в голове смешиваются в одну неразличимую массу. Ещё привыкает сбегать на обед в одну и ту же кофейню через дорогу, чтобы голова не так сильно потом болела от духоты офиса. Саша умело себе врёт о том, что это — стабильность, но иногда ловит себя на мысли, что от монотонности (и монохромности) жизни хочется волком выть. День как-то сам собой не задаётся с самого утра: будильник предательски молчит вместо того, чтобы вовремя просигналить о том, что пора на работу, маршрутка до метро едет дольше обычного, стаканчик с дешёвым кофе по пути к офису неудачно выскальзывает из рук, а проливной дождь не оставляет никаких шансов на то, чтобы хотя бы попытаться появиться в офисе в более-менее приличном виде. Саша злится, психует, огрызается невольно на невинный вопрос коллеги о планах на выходные, сбегает спешно на обед, как только появляется возможность, по пути до кофейни успевает промочить ноги в лужах, а уже внутри с досадой понимает, что мест свободных не осталось совсем. Хочется воззвать к всевышним силам с вопросом, чем он, Саша, всё это заслужил, но никто ему всё равно ответа не даст. Он уже собирается было забрать заказ с собой и обедать в офисе, но вдруг замечает свободное место за столиком, где сидит только какой-то паренёк с ноутбуком и что-то очень усердно печатает. У паренька волосы какого-то дикого фиолетового цвета, смешно нахмуренные брови и три пустых чашки из-под кофе на столе. Саша решает, что в таком столпотворении подсесть к другому человеку — нормальный выход из ситуации, поэтому он забирает свой поднос, подходит к столу и, чуть наклонившись, интересуется: — Извини, тут свободно? Ты не против? Ярик же, воюющий всё это время со своей многострадальной курсовой, не сразу понимает даже, что обращаются к нему. Он отрывается от текста, поднимает голову, видит знакомые черты лица, всё тот же синий галстук (красный с узором на прошлой неделе был симпатичнее), а ещё те самые глаза, которые в миллионный раз пытался рисовать по памяти все выходные. Он несколько секунд просто молча таращится, не сразу понимает, что нужно на вопрос ответить, а потом быстро-быстро кивает и даже пытается сдвинуть ноутбук ближе к краю стола, чтобы место освободить. — Садись, конечно, не вопрос. Сегодня здесь как-то слишком много людей, да? — Ярик чувствует себя так по-идиотски глупо, суетится, отставляет свои пустые чашки в сторону, убирает тетрадь обратно в сумку и всячески старается лишний раз на своего внезапного собеседника не смотреть. — Многовато, да, — задумчиво кивает Саша, отпивает кофе из своей чашки и тут же морщится — сахар забыл. — А ты часто тут бываешь? Я замечал уже как-то, знакомая фиолетовая голова. Ярик снова залипает, не знает, как вообще это воспринимать и как реагировать, поэтому просто кивает, а потом пожимает как-то неловко плечами и решает промолчать в ответ. Саша за ним поглядывает, накалывая на вилку кусочек помидора из салата, усмехается едва заметно и думает о том, что паренёк этот какой-то странноватый. Нелепая цветастая толстовка, волосы эти фиолетовые, кроссовки тоже яркие — слишком много цвета для петербургской серости и для всей сашиной жизни, в которой из всех красок выделяются только его галстуки и красно-зелёные сигналы светофоров. Они молчат какое-то время: Саша без особого энтузиазма ковыряется вилкой в тарелке и думает о работе, Ярик что-то пытается ещё написать в курсовой, но думает о чём угодно, кроме этого. Хочется снова зарисовать уже такое знакомое лицо, когда теперь возможность есть так близко рассмотреть, но пялиться сейчас было бы слишком нагло, поэтому он со вздохом захлопывает крышку ноутбука и первым нарушает их молчание: — А меня Ярик зовут, кстати. Ярослав. — Саша, — у Казьмина выходит только подобие вежливой улыбки, но он всё равно почему-то старается этот нескладный разговор хоть как-то поддержать. — И чем же ты занимаешься, Ярик-Ярослав? — В художественном учусь, — у Ярика ответная улыбка получается какой-то неловкой, потому что сам он себя сейчас чувствует ужасно глупо и нелепо, а ещё вдруг понимает, что надо бежать обратно в универ на последнюю пару. Хочется, конечно, бессовестно её прогулять, чтобы ещё чуть-чуть сейчас рядом с Сашей посидеть, но зачёта ему тогда точно не видать. Поэтому он спешно собирает все свои вещи, что-то сбивчиво тараторит о том, что ему пора, спотыкается на ровном месте по пути к выходу, а потом вдруг тормозит и начинает рыться в своей сумке. Криво выводит ручкой на весу номер телефона на обратной стороне одного из старых рисунков, возвращается к столу, кладёт вырванную страницу рядом с кофейной кружкой и, не сказав больше ни слова, пулей вылетает на улицу. Саша даже понять толком не успевает ничего, смотрит сначала Ярику вслед, а затем на рисунок: на обратной стороне кроме цифр чуть дрожащим почерком выведено: «Надеюсь, по выходным ты тоже любишь выпить кофе?». День теперь не кажется Саше таким уж отвратительным и кошмарным.

***

То, что Ярик в жизнь Саши залетает резко, как вихрь, вышибая дверь с ноги, получается как-то само собой. Ярика просто становится сразу очень много: он Сашу каждые выходные зовёт гулять, таскает по городу и бесконечному количеству кофеен, зовёт в кино, в театр, напрашивается в гости на поиграть в приставку и даже один раз уговаривает сходить в Эрмитаж. Ярик слепит Сашу сильнее, чем редкое, но жаркое питерское солнце, Ярик всего Сашу собой как будто пропитывает, подпускает сразу к себе максимально близко, хотя у него и так душа нараспашку. У Саши первое время от него кругом идёт голова. Он пытается сначала Ярика немного притормозить, усмирить, но сдаётся после очередного виноватого взгляда, потому что ему такому отказать ну просто невозможно. Ярик всю рутину сашину рушит, ломает и танцует на её руинах под какую-то знакомую песню, которую играют по вечерам в центре города все уличные музыканты. После одной из таких прогулок Саша признаётся, что, вообще-то, играет иногда на гитаре «просто так, для себя». На следующих выходных Ярик приезжает к нему, уговаривает что-нибудь сыграть и подпевает, пока они ждут курьера с пиццей. Саша не замечает, когда почти вся его жизнь вне работы на Ярике замыкается. Они всё ещё видятся в кофейне, пока у Казьмина обеденный перерыв, проводят вместе все выходные, ходят почти на каждую новую премьеру в кинотеатрах, успевают поиграть почти во все игры, что есть у Саши в коллекции и иногда по несколько часов спорят за чаем на его крохотной кухне о том, какое аниме всё-таки лучше. В одну из августовских ночей Ярик уговаривает Сашу пойти смотреть на разводные мосты, снова долго водит по бесконечным улицам города, уговаривает выпить по стакану пива в весьма сомнительном подвальном баре, а потом неловко тычется в губы поцелуем в каком-то пустом и безлюдном дворе. Саша в тот момент зависает сначала, а потом вдруг смеётся и целует уже сам. На то, чтобы Ярик нарисовал его красками, да ещё и на холсте, да на таком большом, Саша соглашается далеко не сразу. Его вообще вся эта тема с бесконечными рисунками от Ярика очень сильно смущает, потому что он просто этого не понимает. Но Ярик упрямится, раз за разом уговаривает, пытается подкупить или надавить на жалость, а потом прибегает уже к совсем крайним методам. На вопрос Саши «Что дарить тебе, Яр?» накануне дня рождения без раздумий отвечает: — Возможность нарисовать тебя наконец. Саша ему уже не может отказать. После нескольких часов кропотливой работы Ярик получившимся портретом остаётся весьма доволен, особенно когда зелёный для прорисовки цвета глаз замешивается идеально и с первого раза. Саша всё ещё с трудом принимает такое количество изображений себя самого, но радуется тому, что Ярика это делает счастливым. Саше жизнь серой не кажется больше. Ярик её своими цветами умело раскрасил.