О стихиях, маяках и их смотрителях

Джо всегда была самой яркой из них всех — думает Эми, глядя на то, как её старшая сестра дурачится в компании Лори. Часы над каминной полкой бьют одиннадцать, Мег и Джон ушли домой около получаса назад, а профессор Фридрих незаметно для себя задремал в кресле у очага. Эми вяжет шарф. Еле слышно звякают друг об друга спицы, петли послушно связываются одна с другой. Эми заглушает тревогу и упорно смотрит на своё творчество, а не на мужа, смеющегося в компании любимой старшей сестры. Джо всегда была порывистой, словно ветер. Она осталась такой даже сейчас, будучи замужней дамой и готовясь стать известной на всю страну писательницей (Эми не сомневалась, что книга сестры получит большой успех, когда выйдет. Иначе просто и быть не может). Жизнь била из неё ключом, она заражала своей энергией всех вокруг — от сестер до учеников. Эми тихо вздыхает, думая, что ей, с её неповоротливостью, никогда не угнаться за этим ветром. В детстве они часто шутили, что волосы Джо — её единственное украшение. Эми никогда так не считала. Джо всегда была красива — внутренне прежде всего. Она была самой красивой из них… после Бет. После Джо шла Мег, утонченная и очаровательная в своем изяществе. Она могла бы взмахом ресниц разбивать сердца богатеньких кавалеров, но вместо этого влюбилась в неимущего Джона Брука и была по-настоящему счастлива, особенно теперь, когда бедность наконец-то осталась в прошлом. И пускай так называемое высшее общество, в котором Эми теперь появлялась с относительной регулярностью в уважаемом статусе миссис Лоренс, не принимало её, Мег ни капли не скорбила о потере такого рода. Эми тихо фыркает себе под нос и сбивается со счета. Высшее общество, подумать только. Стайка щебечущих пустоголовых девиц и сборище надутых, самоуверенных мужланов, не видящих в женщинах ничего кроме хорошеньких кукол для рождения детишек и удовлетворения своих потребностей. Как, впрочем, и большинство мужского населения в целом. Эми рада, что Лори не относится к подобным типам. Его приводит в восторг каждый раз, когда его жена решает немножечко эпатировать публику (Эми и сама не ожидала от себя подобных выходок, но зачем-то научилась у мужа играть в бильярд и курить сигары, пусть и считала табак редчайшей гадостью.). Лори смеется, что в такие моменты Эми напоминает ему Джо. Эми боится, что он женился на ней только ради того, чтобы быть поближе к своей первой любви. Эми ревнует к Джо. Тихо, молча, внутри себя. Запихивает ревность на дно души, словно старые платья в чемодан. Она знает, что между мужем и сестрой никогда и ничего не было. Она знает, что Джо любит своего Фридриха — начитанного, теплого, прямолинейного и надежного как скала, принимающего её такой, какая она есть — с вольнолюбивыми мыслями, вспыльчивостью и неуемной тягой к приключениям. Знает и то, что Лори любит её — видит это в его глазах и прикосновениях, в том как он улыбается ей и периодически подкидывает кощунственные по меркам света идеи — например, научиться играть в бильярд. Правда, он при этом всегда какой-то отстраненный, далекий, нарочито правильный. Но это ведь пустяки, разве нет? И все-таки… все-таки… — Ох, Тедди, — доносится в череде смеха со стороны камина и Эми вздрагивает, осторожно скашивая глаза. Джо и Лори играют в шахматы, споря попутно о чем-то своем и смеются, смеются, смеются… Лори протягивает руку и взлохмачивает подруге волосы. Эми вздрагивает, вытягиваясь как струна и поспешно возвращается к рукоделию стараясь не обращать внимание на трясущиеся руки. С ней он никогда не был таким раслабленным. Эми вздыхает. Она никогда не понимала, почему Лори её выбрал. Слишком уж быстро всё завертелось между ними, а она никогда не была настолько же яркой и красивой как Джо. Даже таланта, как показала поездка с тетушкой по Европе, у неё особо не было, хотя ученикам и родным нравились её картины. И они с Лори никогда не были настолько близки, потому что он всё свое внимание уделял Джо. Он никогда не обращал внимание на неё, разве что за редкими исключениями. Эми становится холодно, словно она была сейчас во дворе, под предрождественским снегом, а не сидела в теплом каминном зале одного из самых богатых особняков в их городишке. Губы дергает слабая, нервная улыбка. Да, она согласилась выйти за Лори, за своего милорда, не только из-за любви, но и по финансовым соображениям, но любовь все-таки стояла для неё на первом месте. И она очень старалась, чтобы он не пожалел о своем выборе. Но каждый раз, когда она видела его рядом со старшей сестрой, она начинала ощущать себя все такой же скрипкой второго плана, как и прежде. Эми почти не сомневается, что на самом деле Лори по прежнему влюблен в её сестру и эта мысль медленно, но верно разрывает её на части — до тихих слёз по ночам, пока Лори спокойно сопит во сне, уткнувшись носом в её плечо. Ей бы себя счастливой в такие моменты чувствовать, а она… Ну дура же, как есть дура. Может быть стоило тогда ответить согласием Фреду? Да, он не Лори, но он совершенно точно любил её, пусть и был слегка напыщенным простачком. Хотела же согласиться, до последнего. А как увидела его на одном колене с такими заветными для себя словами — не смогла. Глупая, глупая Эми Марч. Права была тетушка, называя её пропащей и непутевой. Эми вздыхает и как можно незаметнее вытирает увлажнившиеся глаза. Фридрих Байер, проснувшийся некоторое время назад, смеривает её внимательным, долгим взглядом. *** Если бы Лори мог летать от счастья, он уже вовсю парил бы под потолком. Это было самое счастливое рождество с тех самых пор, как его родители ушли один за другим в мир иной. Когда-то ему казалось, что мир навсегда утратил краски, но потом в его жизнь ворвались сестрички Марч и серый цвет его жизни как-то сам собой ушел на второй план, а потом и вовсе исчез — а он даже этого не заметил. И сейчас, когда рядом с ним был дед, жена и её сестры с их мужьями, родителями и детьми, он вдруг осознал, что пустота в его сердце окончательно рассосалась, уступив место теплому и тихому счастью. Эми называла это «внутренними котами», но только теперь он понял, насколько она была права в своей метафоре. Эми вообще очень часто бывала права, особенно насчет него. Там, в Париже, именно её прямота и даже некое, скорее всего неосознанное, презрение, позволили ему взять себя в руки и не покатиться по наклонной в своей жизни. Маленькая капризная девочка выросла, превратившись в прекрасного лебедя с серьезными, немножечко грустными глазами и прорывающейся периодически сквозь доспехи учтивости непросредственностью и живостью. Лори восхищался ею, тянулся к ней как тонущий в шторм корабль тянется к маяку, свет которого дает морякам надежду и спасение. Джо была штормом, притягивающим, околдовывающим и бурлящим. Она в одно мгновение захлестнула его с головой, а он и рад был — её порывистость и жизнелюбие позволяли ему отвлечься от мрачных мыслей и чувствовать себя живым. Лори пропустил момент, когда она превратилась в зависимость и наркотик. Помнил только, что когда она ему отказала — мир рухнул, земля разверзлась, а бушующее море наконец-то поглотило его с головой и швыряло по скалам и безбрежным водным пространствам. А потом появилась Эми. Сначала — как напоминание о Джо, повлекшее за собой новую волну, а потом… Эми была его маяком, светом, теплой журчащей речушкой на залитом солнечном светом лугу. Она согревала, успокаивала, звенела как колокольчик, врачевала кровоточащие раны, да и вообще — придавала силы бороться. Жить. И когда Лори снова встретился со штормом-Джо, он с удивлением осознал, что и шторма то никакого нет (да и был ли он вообще?), только море, волны которого беспокойно, но равномерно накатывают на берег. На берег. Не на него. И хотя Лори очень рад, что их дружеские (братско-сестринские) отношения остались прежними, но от облегченного выдоха всё равно не удерживается — он специально оставил жену с родными из страха, что при встрече с первой любовью всё останется по прежнему, а эффект маяка-Эми был временным… Но он не был. Эми — его маяк. Джо — море, омывающее скалы, на которых этот маяк стоит. Профессора Фридриха Лори ассоциировал со скалами, сдерживающими стихию, а себя — со смотрителем маяка. Эми он про это никогда не рассказывал — слишком сентиментально, слишком по-детски, слишком нелепо. Лори хотелось выглядеть достойным в её глазах. Лори старался вести себя как можно более серьезно в её компании, позволяя себе полностью расслаблялся только в компании Джо. Эми выглядела счастливой, хотя иногда он ловил на себе её мимолетные, почему-то очень грустные взгляды. А ещё, просыпаясь периодически посреди ночи, слышал тихие вздохи, подозрительно похожие на всхлипы, но так ни разу и не решился спросить — а действительно ли она плакала, ведь утром Эми всегда сияла улыбками (ну или недовольством, если планы требовали более ранних, чем она привыкла, подъемов). Да и разве были у неё причины плакать? Она любила его, он любил её, все их близкие были рядом, счастливы и здоровы, не считая бедняжки Бет. Но и она — Лори был уверен в этом, — была с ними, просто не так, как им всем хотелось бы. Пробегающая мимо Джо хлопает его по плечу. Лори вздрагивает, выныривая в счастливую реальность из своих беспокойных мыслей, и сразу же подхватывает на руки пробегающую мимо Дейзи Брук. Дейзи хохочет, крича о том, что она умеет летать. Мег отрывается от беседы с матерью и сияет от счастья, наблюдая за дочерью. Её сын тем временем развешивает украшения вместе с дедом и профессором Фридрихом и выглядит невероятно серьезным для своего возраста. — Ты обязан стать следующим, второпроходец, — подтруднивает Джо, обнимая его со спины, когда племянница убегает, вернувшись с небес на землю. — Если это будет мальчик, Эми наверняка захочет назвать его Рафаэлем или Микеланджело. Лори отыскивает глазами жену, которой невероятно идет надетое на ней голубое платье. Она словно чувствует его взгляд — поворачивается, посылая ему улыбку. На её пшеничных, убранных в аккуратную прическу локонах, пляшут каминные отблески. — А если девочка, то Шарлотта, Энн или Эмили, — говорит он, думая о том, что, наверное, был бы рад дочке чуть больше, чем сыновьям. — Я бы предпочел Эмили. Эми-младшая, в сокращении. — Ты совсем размяк, друг мой, — Джо взъерошивает ему волосы и кладет голову на плечо. — Нет мне прощения. А что насчет тебя, мисс ясовсемнедумаюозамужестве? — Только после вас. Джо смеется. Лори тоже смеется. Эми, почти никем не замеченная, выскальзывает в коридор. Профессор Фридрих переводит взгляд с закрывшейся двери на жену, отдает Джону-младшему очередное украшение и поднимается на ноги. *** — У меня разболелась голова, — говорит Эми, когда Лори находит её в библиотеке какое-то время спустя. — Видимо я слишком отвыкла от шумных семейных сборищ. Она улыбается ему, но Лори (теперь) не обмануть. Он почти ненавидит себя за то, что раньше не замечал — глаза его жены по прежнему грустные, а улыбка — не настоящая. Точнее, не совсем настоящая. Натянутая. Неискренняя. А ещё — слипшиеся от слез ресницы и влажные дорожки на щеках. А ещё она прямая, словно натянутая струна и кажется Лори невероятно хрупкой — словно стекло. Нет, — поправляет он сам себя. — Не стекло. Хрусталь. Его светлая, звонкая, солнечная Эми все это время была несчастна из-за него, а он даже не замечал этого. Вот вам и смотритель маяка. — Фридрих сказал… — Лори понятия не имеет, как ему следует начать этот разговор, но начинать нужно. Он ведь мужчина, а не мальчишка. Он поклялся защищать её. Только вот защитником оказался хуже некуда. — Между мной и Джо ничего нет. Правда, Эми. — Знаю, — глухо говорит Эми, поворачиваясь к нему спиной. Она плавным шагом движется вдоль стеллажей, ведя кончиками пальцев по корешкам книг. — Я никогда не сомневалась в твоей верности. И в любви Джо к Фридриху тоже. Она не из тех, кто способен выйти замуж назло другому. Только по большой большой любви. Она доходит до окна, под которым стояла в свой последний день посещения школы и останавливается. Хрупкая, — мечется беспокойная мысль в голове Лори. — Какая же она хрупкая. — Тогда почему? — Как-то раз я сказала тебе, что не пойду за тебя только потому, что ты не достался Джо. Я всегда была второй скрипкой после неё, а меня ты никогда особо не замечал. Лори открывает рот, чтобы возразить, но возражать нечего и он закрывает его обратно. — А потом всё так быстро заверетелось. Но чем дольше мы с тобой живем, тем больше мне кажется, что я для тебя так и осталась на втором месте. Эти слова даются Эми невероятно тяжело, но, словно в насмешку, после произнесения становится легче. Как будто теперь она окончательно принимает такую данность и смиряется с ней. Она знает, что потом ей будет очень больно и холодно, но это будет потом. Когда никто не будет про это знать. В конце концов, она выходила за Лори не только из-за любви. Это слабое, но все-таки утешение. — Рядом с Джо ты всегда выглядишь таким расслабленным и счастливым, а я никогда ни в чем недотягивала до неё. Эми усилием воли сглатывает, подавляя душащие её рыдания и поворачивается спиной к разыгравшемуся за окном бурану. — Такова реальность, Теодор. И ничего такого, из-за чего тебе следовало бы волноваться. Я знала, на что иду. Лори молчит, чувствуя как это чуждое, по жизни ненавистное «Теодор» (она даже в Париже его так не называла), произнесенное холодным официальное тоном, придавило его к земле, перекрыв воздух. Голубое платье больше не кажется ему аллегорией на теплые речные волны. Теперь это лед, подобно тому, что сковывает каждую зиму поверхность горных озер. — Ты не права, — говорит он (почти что шепчет, на самом деле). Его уютный мирок безжалостно раскалывается на куски под гнетом суровой реальности и от этого ему хочется кричать и топать ногами, словно маленькому. Да только это не поможет ему, потому что провалившись в любовь жены он совсем перестал обращать внимание на неё саму. Эми больше не кажется хрупкой. Теперь она кажется ему холодной и несгибаемой. Лори был уверен, что он отдает ей достаточно любви в ответ, но ошибался. Будь этого достаточно, Эми не стала бы ревновать. Не превратилась бы из звенящей речушки и солнечного света в это подобие ледяной статуи. Лори снова ушел с головой в море-Джо и даже не заметил, как именно это произошло. Права была тетушка Марч, когда называла его непутевым. Он и есть непутевый. Даже хуже. — Ты мой маяк, — говорит он, потому что все остальные слова кажутся ему отвратительно избитыми. Лори никогда не любил подобные разговоры, а уж находить правильные слова так и вовсе ненавидел. А сейчас и вовсе завидовал Джо с её писательскими талантами. — Джо море. А ты маяк. Только смотритель из меня получился отвратительный. Эми ничего не отвечает ему, только смотрит — удивленно и вопросительно. — Фридрих это скала, которая сдерживает море, а все остальные — цветы и деревья. — Бет это скорее солнце, а не цветок, — голос Эми звучит хрипло и как-то устало, но лед на горном озере дал первую трещину. — Она была лучшей из нас. — Ты моё солнце, — ляпает Лори, но отступать некуда. — И маяк. Знаешь, что общего у солнца и маяка? Это свет. И ты никогда не была для меня второй после Джо. Раньше ты была первой после Мег, которая была второй после Джо, а потом Мег стала второй после Джо, которая стала второй после тебя, потому что я люблю тебя и старался стать достойным тебя, потому что не хочу, чтобы ты жалела о своем выборе. А Джо это как сестра которой у меня никогда не было, понимаешь? Я бесконечно благодарен ей за то, что она мне отказала тогда, потому что вместе мы были бы глубоко несчастны. А сейчас мы можем общаться с ней как раньше. С ней я могу расслабиться и полностью побыть самим собой. Она бесконечно мне дорога, это правда. Но люблю я тебя. — Знаешь, что я думаю, Теодор Лоренс, — Эми оттаивает слезами, стекающими по щекам и голосом, который подрагивает от подступающих рыданий. — Ты дурак. — Знаю — Лори послушно склоняет голову. Его все еще немного потряхивает от шока, стыда и облегчения, а ещё глаза на мокром месте, как у мальчишки. Совсем как в тот день, когда Джо его отвергла. Забавная параллель, только вот смеяться ему сейчас совсем не хочется. — Но я правда старался… Эми отвечает ему молчанием. Она обхватывает себя руками, словно мерзнет. Но её выражение лица уже гораздо мягче, чем несколько минут назад. — Я не хочу чтобы ты был достойным, — говорит она наконец. — Я хочу, чтобы ты был собой. Не только с Джо. — Да, госпожа президент, — Лори отвешивает шутовской поклон и получает тычок под бок и крепкое объятие. От Эми пахнет цветами, красками и свежей выпечкой. И ещё — духами, которые он привез ей из последней деловой поездки. Внутренние коты снова заявляют о своем присутствии в его груди, но пока что очень деликатно и осторожно. — Я тоже сравнивала Фридриха со скалой, — говорит Эми, уткнувшись носом в его плечо. — А вот Джо с ветром. Я всегда мечтала догнать её, но у меня никогда не получалось это сделать. Лори хочется сказать, что ей совсем не нужно этого делать. И вообще — много чего хочется сказать, потому что у них оказалось (кажется) целое море тем для разговоров. Но время для разговоров придет потом, а пока — сорвать с губ жены жадный, жаждущий, но торопливый поцелуй и возвращаться назад к гостям, потому что рождество наступит совсем совсем скоро, а это значит, что вся их огромная семья должна быть в сборе в такой важный, пусть и ежегодный момент. … — Джо сказала, что если у нас будет мальчик, то ты захочешь назвать его Рафаэлем или Микеланджело, — говорит Лори, пока они идут по полутемным коридорам поместья крепко держа друг друга за руки. — Я бы назвала его Тицианом, — улыбается Эми. — Ты видел, какие у него портреты?! Да они просто… божественно прекрасны! Её глаза горят от восторга. Они всегда так горят, когда она рассказывает ему о тех деятелях искусства, чье творчество ей небезразлично. Вот и сейчас — она рассказывает о Тициане взахлеб, тараторит без остановки, размахивая руками и совершенно позабыв о том что она — приличная девушка. — А дочку? — смеется Лори, сумев уловить паузу в этом потоке красноречия. — Я поставил на сестер Бронте. — Бет. Я бы назвала её Бет. Внутренние коты топчутся по его грудине молочным шагом с громким урчанием. Лори останавливается и притягивает жену к себе, зарываясь носом в её макушку. Эми запрокидывает голову и смотрит на него сияющими от счастья глазами. Лори знает, что потом она закидает его вопросами о том, как именно он её заметил, за что, почему и все в таком духе, и все еще кажется себе слишком нелепым и сентиментальным, но приходит к выводу, что в его жизни случались вещи и пострашнее чем разговоры о своих чувствах со своей собственной женой. Лори тихо смеется и затаив дыхание проводит костяшками пальцев по скуле любимой женщины. Эми ловит его пальцы своими, прижимает их к своей щеке, впервые обращая внимание на то, что кольцо подаренное когда-то Джо отсутствует, и улыбается. Она счастлива. И он, с ней, кажется, тоже. И любит он её. Все остальное — неважно.