Перед концом

Если бы они с Эдуардом как раньше жили в Вене, то все бы сейчас удивлялись, насколько их дочь похожа на покойную императрицу. Элизабет-младшая и впрямь походила на тетю, но это сходство касалось лишь черт лица, волос, фигуры, но никак не души. Чуть более тяжелый подбородок, непроницаемое или насмешливое выражение глаз,- Элизабет Мария Тааффе во всем была дочерью своего отца. Она умела казаться очаровательной и хрупкой, но это был тщательно продуманный образ, а не ее натура. Присущая девочке сила воли и холодный ясный ум позволяли ей производить то впечатление, какое она хотела. Настоящую Элизабет знал разве что ее муж. Отец и дочь понимали друг друга с полуслова, а то и вовсе обходились без слов. Порой она ловила себя на мысли, что ревнует Эдуарда к дочери. Нередко ей казалось, что у них очень странная семья и едва ли во всей империи можно отыскать хоть одну похожую. А вот их первенец, Генри был в первую очередь ее сыном. Ему досталась огненная душа Виттельсбахов, авантюристов и мечтателей. К счастью, ее Эдуард был слишком практичен, чтобы любой ценой пытаться сделать из сына политика. Если муж и был разочарован, то ничем себя не выдал и , как ей показалось, вздохнул с облегчением, когда Генри заявил о своем желании стать военным… Они никогда не говорили ни о тете , ни о Рудольфе, но ей и без слов было понятно, что Эдуард весьма невысокого мнения об их политических талантах. -Наш сын- истинный Виттельсбах. -Я предпочел бы видеть в нем истинного Тааффе. -Расчетливого и амбициозного? -Здравомыслящего и практичного. Вот главное отличие между нами, Мари. Зато Мэри заставляет меня сожалеть, что женщинам нет хода в политику. У нее есть и способности, и выдержка. Когда они выбирали имя для дочери, унаследовавшей глаза ее тети, казалось кощунством назвать ее иначе. Эдуард не стал с ней спорить, он поступил значительно тоньше: свою дочь он звал только Мэри и никак иначе! По мере того, как девочка взрослела, ее сходство с отцом все усиливалось, и теперь она знала, каким был ее муж в детстве и юности. Наблюдательная и замкнутая Элизабет, казалось, следит за каждым, кто вхож в их небольшой семейный круг. Она много и с удовольствием читала и часами пропадала в замковой библиотеке. Казалось , она стремится поскорее вырасти и испытать себя. Острый проницательный взгляд, совсем недетское выражение лица, безупречные манеры…идеальный ребенок, не доставляющий родителям ни малейших хлопот. А ведь они ни в чем не ограничивали дочь, ее не сковывал ни долг, ни этикет, но сдерживала любовь к отцу. Элизабет Мария Тааффе просто старалась делать то, что по ее представлениям, должно было понравиться отцу, и почти никогда не ошибалась. В присутствии дочери Эдуард даже улыбался как-то по-особому, ласково и нежно и относился к ней с редкой для него снисходительной мягкостью, а Элизабет…Элизабет ловила каждое его слово и тянулась к отцу так, как никогда не тянулась к ней. Впрочем, у нее всегда был Генри. Ребенком сын очень напоминал ей то ли Рудольфа, то ли ее саму в детстве. Сорванец и заводила, но замковая челядь в нем души не чаяла, а отец мудро устранился и предоставил Генри столько свободы, сколько было нужно непоседливому и живому подростку. Она раньше боялась, что муж станет читать сыну отповеди вроде той, что ей так запомнилась, но нет. Эдуард никогда не повторял своих ошибок. Он редко позволял себе критиковать сына, но дочь хвалил без меры. Может быть, поэтому особой близости между ее детьми как-то не сложилось. Но Генри никогда не завидовал сестре, давно решив про себя, что мама любит его больше. Красивая, нарядная, веселая мама с короной рыжих кос казалось совершенно особым ,сказочным, неземным существом. Все друзья завидовали ему из-за матери. Даже отец уступал ей, потому что тоже восхищался ее красотой. Он и представить себе не мог, кто бы еще смог повлиять на его отца , пусть даже в такой малости, как семейные дела. *** Когда Элизабет исполнилось шестнадцать, она решила, что пришло ее время и настал подходящий момент для покорения столицы. Эдуард не хотел расставаться с дочерью, которая наверняка заставит многих потерять голову, но свойственная его Мэри требовательность к людям означала, что ей и впрямь необходимо выйти в свет. И потом мечта Элизабет встретить человека, похожего на ее отца, могла осуществиться только в Вене, если вообще осуществиться. Она вот не уверена, что хочет иметь в семье еще одного Эдуарда Тааффе. Все же в ее отношении к мужу всегда было больше страсти, чем любви, хотя теперь она и не могла без него обходиться, потому что слишком к нему привыкла. Но в тот момент, когда граф, светясь от гордости, торжественно представлял ее окрестным жителям и замковым слугам , она некстати вспомнила слова тети… «Это впечатляющая победа, Мари…но не любовь» …и признала их правоту. Кто же из них одержал победу? У нее нет ответа ,и наверно уже никогда не будет. Здесь, в Богемии, графине Тааффе(порой ей казалось, что это другая женщина, непохожая на нее, на Мари) дышалось значительно легче, чем в Вене. Здесь люди не провожали их липкими, отвратительными взглядами, и не шептались возбужденно , стоило им отойти. Несомненно, их свадьба была самым громким скандалом со времен женитьбы императора на своей младшей кузине, в обход старшей. Любит ли она его? Вот об этом лучше не думать. Она никогда не умела долго противиться его обаянию и всепобеждающей вере в себя, потому и вышла за него замуж. Ей нравится его дразнить, нравится бросать ему вызов, нравится растрепать всегда гладко зачесанные назад темные волосы - это никогда не сможет ей надоесть. Нравится его ирония, пусть даже иногда и злая, его проницательность и щедрость. И резкая победная улыбка человека, который привык во всем быть первым. Такую же улыбку она видела на своем лице, когда примеряла перед зеркалом старинные украшения. Фамильные драгоценности семьи Тааффе были великолепны и необычны, как и сам граф. Все же в положении графини были свои преимущества. Стоило Элизабет узнать, что отец впервые увидел ее мать, когда она была ничуть не старше ее самой, это показалось ей необычайно интересным. В конце концов отец уступил ее уговорам и кое-что рассказал, но судя по его странно-холодному тону , эти воспоминания не доставляли ему радости. -Какой была Мари в шестнадцать? Давай лучше это пропустим, потому что я влюбился в нее три года спустя. Твоя мама сегодня говорила, что ей нравятся исключительно военные, завтра танцевала только с дипломатами, а послезавтра могла весь прием проговорить со своим сводным братом, принцем Рудольфом. Ради нее проматывали состояния, стрелялись, а она была вызывающе - красива и меняла поклонников , как перчатки. -Наверно, тебе было трудно с ней, отец. Ты рад, что я на нее не похожа? -Возможно. Сколько себя помнила, Элизабет всегда восхищалась отцом. Ей казалось, что мать недостаточно сильно его любит и не ценит так, как он того заслуживает. Мама слишком легкомысленная и поверхностная, чтобы заметить, какой выдающийся человек ее отец. *** Он думал, что все во дворце будет злить его и раздражать, но нет. То, что он чувствовал сейчас, было ближе к грусти, чем к ненависти или зависти. Прошло восемнадцать лет , и он бы не поручился , что ему хватило бы сил и способностей стабилизировать обстановку в империи теперь. Новое время требовало новых людей. Нынешний канцлер, Эрнст фон Кербер , возможно и является воплощением всех качеств идеального политика, но хватит ли этого ,чтобы удержать власть? Стать премьер-министром не так уж трудно, если есть знания и опыт, а вот остаться им достаточно долго, чтобы успеть подновить систему... Еще в начале своего второго министерства он быстро понял, что власть настоящая, прочная, долговечная, увы, не совместима ни с какими реформами. Один неверный шаг - и тебя сметут тобой же вызванные силы. Неважно, кто это будет: федералисты, социалисты или же сторонники «воссоединения» с Германией. Пытаться угодить всем и сразу - занятие неблагодарное , а порой и опасное. А создать коалицию , подобную его «железному кольцу», теперь уже не получится. Фон Керберу не позавидуешь. Пусть даже у нового премьер-министра и есть то, чего никогда у него не было - популярность. Впрочем, в его время без этого вполне можно было обойтись. Мысленно он попытался поставить себя на место нынешнего премьера. Нет, пусть лучше все останется как есть. Партия старочехов сошла с политической арены чуть раньше, чем он. Консерваторы всей душой стремятся в объятия Германии, либералы безнадежно устарели, что же касается социал-демократов…он, граф и землевладелец всегда был для них , как кость в горле, а после Исключительного закона нечего и рассчитывать на их помощь. Пожалуй, он начинает понимать когда-то раздражавший его фатализм императора. Положение монархии сегодня если не безнадежное, то близится к этому. Эффективно управлять Австрией в таких условиях под силу лишь гению, вот только… подобные крайне запутанные ситуации обычно порождают любителей простых решений, вроде революции. Если бы император вручил ему сейчас цепь канцлера и поручил бы сформировать кабинет, он бы просто не знал, как распорядиться данной властью. Пытаться восстановить порядок в государстве, где с каждым днем все больше хаоса - это будет слишком похоже на отчаянную авантюру, а он всегда презирал деятелей подобного типа. Нет ничего более жалкого и нелепого, чем политик, который приходит к власти без четкой программы. Сейчас у него такой программы нет и быть не может. Вот так люди и теряют волю к борьбе, а потом превращаются в фаталистов. Все, что он хочет теперь - это умереть в империи, не охваченной ни войной, ни революцией. Он мог вволю позлорадствовать и найти корень нынешних бед в том, что среди его преемников не было ни одного, чья система могла бы превзойти или хотя бы сравняться в прочности с его «политикой примирения народностей». Но это было бы слишком мелко и пошло. Австро - Венгрия опасно больна национализмом, в свое время он смог лишь загнать эту болезнь внутрь, но никак не приблизить выздоровление. А он не хочет жить в независимой Чехии. Его дочь вовсю флиртовала с каким-то немолодым военным. Ради любопытства он поискал в толпе канцлера и тут же осознал свою ошибку. Целеустремленностью Мэри можно было только восхищаться. Портретами ее спутника пестрели все правительственные газеты. Пресса хвалит его, но судя по его первым распоряжениям , а также по списку тех должностей, что он занимал раньше- Эрнст фон Кербер , действительно, лучшее, что есть у Австрии сегодня. Что ж, будет любопытно познакомиться с ним, а пока почему бы ему не представиться графине Хотек? Их владения граничат, а ,кроме того морганатическая супруга кронпринца по меньшей мере на десять лет моложе его жены. Это самый быстрый и эффективный способ напомнить Мари, что она пришла на прием не одна. *** В сорок с небольшим приятно слушать комплименты от юношей вдвое моложе. У нее такое чувство, что ей снова шестнадцать ,и она никогда не покидала двор. Однако, интересно, что же предпримет граф? Стоило ей отыскать в толпе гостей императора статную фигуру в темно- сером, как она резким движением раскрыла веер и стала яростно им обмахиваться, надеясь хоть чуть-чуть остыть. Ее муж, несмотря на свои почти шестьдесят, блистал остроумием и галантностью в обществе очаровательной шатенки, которая прославилась тем, что сумела женить на себе кронпринца. Тааффе в очередной раз поразил ее безупречностью своей тактики. Ровно в тот момент, когда она уже собиралась немного потанцевать со своим первым мужем, ее нынешний супруг подошел к ним, и Отто пришлось отступить. Граф оточенным жестом подал ей руку, она вежливо ему улыбнулась, но глаза остались холодными. -Я говорил, что злость тебе идет, дорогая? -Да. Неоднократно. А я говорила, что ты сама мстительность? -Безусловно, я где-то это уже слышал. Или читал. Но согласись: месть придаст особую прелесть этому вальсу. Семейная идиллия никогда меня не привлекала. -Да, ты привык рисковать и добиваться своего. Что ж, мое замужество при всех его недостатках нельзя назвать скучным. Между тем на другом конце зала стояла пара, пожалуй, не менее интересная или во всяком случае заслуживающая внимания. Молодой человек, высокий, стройный, чьи рыжие волосы богатством красок соперничали с блеском парадного мундира, со странным напряжением смотрел куда-то вдаль, едва обращая внимания на свою спутницу. А ведь она была очень красива. Тоненькая и совсем юная, почти девочка - удивительного сложения и с таким прелестным личиком, какое редко где можно встретить. Одета она была в строгое черное платье, похожее на траурное. -На кого ты так смотришь? Теперь вижу. Очень красивая пара. Ты их знаешь? -Это мои родители. Хочешь познакомиться? -Странно, но они больше похожи на врагов, чем на супругов. -Мама обожает ссориться с отцом, а отец с удовольствием ей подыгрывает. Я никогда этого не понимал. -И они счастливы? -На свой особый лад. Моя сестра решила не размениваться на мелочи и сразу взялась за канцлера! Как же они с отцом похожи! -Честно говоря, твоя семья меня немного пугает. -Меня все время преследует ощущение, что отец женился на маме по ошибке. Надо будет расспросить ее, как это вышло. -Добрый вечер! Вы с отцом опять в ссоре? -Нет, а вы? -Тоже нет. Они обменялись неприязненными взглядами и надолго замолчали. Магде тут же стало неловко, и она быстро покинула бал. Обидно, но раньше их с Карлом считали примером крепкой мужской дружбы. У них было немало общего: отцы-политики, замки в Чехии, запрет пользоваться особняками в столице. Его отец не желал видеть Карла Туна в своем доме, впрочем, и он у друга по службе никогда не был. Наместник Чехии придерживался тех же взглядов. Когда-то отец Карла сыграл значительную роль в падении Эдуарда Тааффе. Именно он и довел положение в Чехии до открытых выступлений против императора. Почти сразу же после вынужденной отставки отца по столице разнеслись слухи, что император , желая отблагодарить графа за пятнадцать лет спокойствия и процветания, предложил ему самому выбрать себе награду. И бывший канцлер взял с сюзерена слово, что тот никогда не назначит графа Туна ни на один хоть сколько-нибудь серьезный государственный пост. Как потом объяснила ему мама, даже сводя счеты со своим врагом, отец руководствовался здравым смыслом, а не эмоциями. Еще никто не отменял старую, но действенную тактику: предлагать посты всем потенциальным революционерам. Она всегда имела успех, примером чему служил Виктор Адлер, которого теперь в насмешку называли «императорским социалистом». Эту историю рассказала ему мама. Не желая вызывать разногласий между ними, отец никогда не говорил с ним о политике. Но они с Карлом были добрыми друзьями. Между ними никогда не было ни соперничества, ни вражды, до тех пор , пока однажды не увидели в летнем кафе Магду Марию Фучс… *** За свою жизнь она повидала немало политиков(может быть, даже больше, чем ей того хотелось), но Эрнст фон Кербер на ее многоопытный взгляд было совершенно непохож на государственного деятеля. У канцлера были лихие усы военного образца, почти военная выправка(такое впечатление, что он недавно снял генеральские эполеты), а свой придворный мундир он носил молодцевато и с шиком. С первых слов он поразил ее простотой и сердечностью, что было особенно заметно на фоне более сдержанного и надменного Эдуарда. Эрнст фон Кербер казался честным и открытым человеком, у него было приятное лицо из тех, что сразу вызывает симпатию. Вот только глаза порой выдавали его, расставляя все точки над i. Впрочем, ей доводилось встречать и более странных политиков. Рассеянный и чудаковатый, почти смешной, министр финансов Юлиан Дунаевский, вопреки первому впечатлению, был гением во всем , что касалось денег. Даже ее муж, требовательный до жестокости, говорил о нем с неизменным восхищением. Ее дочь зачарована холодным блеском канцлерской цепи? Что ж, пусть будет так. Какие причудливые па порой вытанцовывает судьба! Она долгие годы училась различать за мрачной и давящей фигурой канцлера куда более приятного Эдуарда, а ее дочь увлечена фон Кербером в первую очередь потому, что он возглавляет правительство. В отличие от нее, Эдуард доволен и горд, он счастлив хоть на один вечер оказаться в своей стихии, но ей неприятна затея Элизабет. Дочь просто не знает, что ее ждет. Она видит лишь внешнюю блестящую сторону, но едва ли отец нашел бы время на долгие беседы с ней по вечерам, если бы остался канцлером. Политика не терпит соперниц, Тааффе не стал бы добиваться ее руки, если бы он знал , что будет править до последнего вздоха. Все эти государственные мужи спору нет яркие и интересные люди, но только до тех пор, пока не живешь с ними под одной крышей. Ни любовь, ни восхищение, ни страсть, не говоря уж о красоте и уюте не способны в их глазах соперничать с должностью канцлера или министра. Они настолько одержимы политикой, что им не нужно ничего , кроме власти. От вечеров , проведенных в роли супруги канцлера, голова у нее болела сильнее, чем если бы она перепила шампанского. К счастью, Эдуард принял свою отставку весьма достойно. Он умел обращать себе на пользу все, даже поражение. Хотя она его уход поражением не считала, таким людям, как ее муж, власть придает ненужную жестокость и неприятную веру в собственную непогрешимость. *** Дружеская пирушка офицеров его полка уже близилась к завершению. Это был тот тягостный момент, когда веселье уже закончилось, а расходиться еще не хотелось. В наступившей тишине отчетливо и резко прозвучал уверенный голос человека, привыкшего отдавать приказы. Генри Тааффе вздрогнул и стремительными движениями побрызгал себе на лицо холодной водой, а потом кинулся к зеркалу, чтобы поправить мундир. -Да брось, к чему эти церемонии! О кутежах нашего полковника до сих пор ходят легенды. -Это мой отец. -Но он же штатский!.. На вошедшем без стука мужчине средних лет и впрямь не было мундира, но это не мешало ему казаться воплощением власти, причем власти карающей и безжалостной. Всеобщий любимец Генри Тааффе , даже командуя на плацу, не обладал и сотой долей этой всеподавляющей уверенности в себе. Граф Тааффе, о котором говорили разное, и внешне отличался от сына более резкими чертами лица и куда более тяжелым взглядом, выдержать который было трудно. И если ослепительная графиня была на недавнем балу душой их общества и очаровала всех без исключения, то отец Генри вызывал у всех только одно желание: встать и немедленно покинуть комнату. Один его взгляд сделал их присутствие излишним. Он привычным движением сунул под стол пустые бутылки, в спешке убрав и еще не раскупоренный «Ледяной виноград». Вина Богемии славились на всю Австрию. -Оставь. Надеюсь, здесь найдутся чистые бокалы? Только сейчас он заметил, что отец как будто постарел со вчерашнего дня, да и хвататься сразу за вино было ни в его привычках. -А где мама? -Они с Элизабет отправились выбирать свадебное платье. -Так быстро? Я знаю, что моя сестра привыкла добиваться своего, но зачем это канцлеру? -У моей дочери прекрасный вкус и завидное политическое чутье. Но мне будет ее не хватать. -Разве вы с мамой не останетесь в Вене? -Жить в столице, не занимаясь политикой…для меня это пытка. Лучше уж выращивать виноград в Эллишау. Внезапно на него нахлынула жалость к отцу, но он быстро ее подавил. Жалеть отца позволено лишь матери и может быть, сестре. Хотя способность Элизабет без сожалений расставаться с родными и близкими ради более интересных и нужных , была целиком и полностью папиным наследием. -Неужели вам это нравится, отец?! Он же старше ее на… -Я знаю. Но, видишь ли, Эрнст фон Кербер устраивает меня куда больше, чем твоя дама сердца. До меня дошли слухи, что ты собираешься стреляться из-за этой Фучс. -Как ты узнал?! -Дуэли в офицерской среде только кажутся тайными. На самом деле они известны достаточно широко, чтобы делать ставки.Ты знаешь, что отец твоей избранницы охотно и с радостью отдаст ее Карлу Туну? -Да, потому что он богаче. -Людям подобного сорта здравый смысл не свойственен. Много лет назад ее отца судили за растрату в военном министерстве. А председателем суда был твой дед. -Он был виновен? -Да, но дело закрыли за недостатком улик. У него были слишком сильные покровители. -Все это не важно , отец. Я не отдам ее ни Карлу, ни кому-то другому! Я люблю ее. -Пусть так, но ваша дуэль- это дикость. Есть гораздо более цивилизованные способы влюбить в себя девушку. -Какие? -Докажи ей, что она тебе дороже, чем гордость, честь и все остальное. Докажи, что нуждаешься в ней, что без нее ты ничто…и тогда твоя фрейлин Фучс вряд ли посмотрит на кого-то другого- насмешливо сказал отец и жесткая усмешка сделал его лицо почти отталкивающим. -То, о чем вы говорите…это не любовь. Это больше похоже на капкан…на охоте. -С молодежью бессмысленно спорить о любви. Все равно вы слышите только себя. Твоя сестра сделала блестящую партию, и я очень ей горжусь. На мгновение из-под маски пусть и не слишком любящего, но внимательного отца выглянул кто-то хищный, недобрый. Казалось, этому человеку нравится разжигать вражду между ним и сестрой, хотя он , может быть, и ошибся. К счастью, это ощущение чужой злобной воли быстро прошло. -Значит, вы против Магды. -Зачем? Ты все равно будешь стоять на своем до конца. Но помни: ее отец- игрок, он спустил все свое состояние на скачках. У нее нет ни имени, ни денег…однако, я уважаю твой выбор и буду обращаться с ней так, как если бы она была самой завидной невестой в Вене. -Отец!.. -А мать всегда на твоей стороне, ты это знаешь. -Я не уверен, что Магда предпочтет меня. -Может, это и к лучшему…да эта Фучс должна гордиться, что мой сын сделал ей предложение! -А мама гордилась? -Нет, но в жилах твоей матери есть королевская кровь. Кроме того, у нас с ней всегда были значительные политические разногласия. *** Мать Генри сразу очаровала ее своей простотой и любезностью. Она приняла ее почти как дочь. Графиня Тааффе, несомненно, была самой красивой дамой из всех ее знакомых. Спокойная таинственная женщина, которой достаточно было лишь обратить туманный взор своих зеленых глаз все равно на кого: мужчину ли, женщину или ребенка - чтобы они, словно под гипнозом, следовали за ней куда угодно. С красотой хозяйки особняка мог соперничать лишь ее портрет, выставленный в центре гостиной на всеобщее обозрение. Под ним стояла подпись самого известного живописца Вены, а великолепная рама старинной работы придавала женщине на картине величие императрицы. Белое бальное платье, бриллианты, но волосы, вопреки моде, свободно падают на плечи и струятся по спине. В глазах глубина и загадочный блеск, гордо поднятый подбородок свидетельствует о высшей степени уверенности в себе. -Подарок мужа на годовщину нашей свадьбы, - словно бы отвечая на невысказанный вопрос, сказала графиня. Если музыку Эдуард и впрямь не слишком любил, то к живописи он относился с куда большим уважением, видимо, сказалось детство, проведенное среди великолепных полотен, которые его отец привез из Италии. Ее позу, наряд и драгоценности они выбирали вместе с художником. Тогда она с удивлением обнаружила у мужа прекрасный вкус и тонкое понимание красоты. И если в начале сеансов позирования она боялась, что выйдет что-то парадное и неживое, то затем влюбилась в свой портрет и теперь всюду возила его с собой. Услышав голоса за дверью, она вздрогнула, и чтобы скрыть испуг нагнулась поправить юбку. Графиня говорила ей, что Генри придет вместе со своим отцом. -Что-то не так? -Нет, все в порядке.- уверенно солгала она. Она вовсе не хотела знакомиться с графом Тааффе, слишком живы в памяти были слова отца: «-Сын Тааффе? Никогда! Только не он! -Но я думала, тебе нравится Генри… -Его отец…он , конечно, заплатит мои долги, но потом втопчет меня в грязь…и будет втаптывать, пока ему это не надоест. Тааффе нравится ломать людей, он в этом деле мастер!» -Как все прошло? -Извинения были безупречны. Молодежь проявила удивительное здравомыслие. А мы с Туном…в нашем возрасте стреляться уже смешно. -Отец, это Магда Мария Фучс. -Я рад знакомству. До этого она видела графа лишь издали, и знала исключительно по рассказам отца и Генри. Хозяин особняка учтиво склонился над ее рукой, и она получила возможность рассмотреть его получше. Этот блестящий аристократ был ровесником ее отца, но казался гораздо моложе. Она с горечью отметила, что граф Тааффе относится к тому типу людей, которых не уродует возраст. Морщины легли на его лицо со странной гармоничностью, россыпь седины ему даже шла, а фигура почти не отличалась от фигуры его сына. Это была красивая и величественная старость, которую и старостью – то назвать трудно. Какой контраст с ее прежде временно одряхлевшим отцом, с его трясущимися руками и жалким, затравленным взглядом! В этом мире и впрямь нет справедливости. Ее душила бессильная злость, хорошо, что Генри отвлек внимание графа и тот ничего не заметил. Интересно, почему эта девушка, которую он видит впервые в жизни, смотрит на него, как на врага? Странная особа, очень странная. Определенно, она видела в жизни больше, чем его сын. Генри ,как и многих, обмануло ее смазливое кукольное личико, но он видел ее насквозь. Именно такие, прошедшие огонь и воду девицы, с опущенными глазками и срывающимся голоском раздражали его больше всех остальных представительниц прекрасного пола. Да еще и Мари носится с этой фарфоровой куклой, как будто ей мало было Вечеры! Увлеченная разговором с графиней, она только сейчас заметила, какой у них великолепный особняк. Вдвойне великолепный в сравнении с тем местом, где жила она. Умом она понимала, что должна сделать все, чтобы понравится отцу Генри, но сердцем уже ненавидела графа, с первой минуты их знакомства и даже раньше. Судьба дала этому человеку все, а ее несчастного отца раздавила без жалости! *** -Она тебе не понравилась, - подытожила Мари, когда они остались одни. -Неужели это было настолько заметно? -Если ты с кем-то холодно – вежлив - значит, этот человек тебя раздражает. -Что наш сын в ней нашел? Смазлива, но не более. И очень расчетлива. -Ты уверен? Не думаю, что все так просто. -Я довольно хорошо разбираюсь в людях. -В мужчинах, возможно. Но не в женщинах. -Странно слышать это от своей жены. Конечно, мне случалось ошибаться. Я ошибся с Вечерой, ошибся с тобой…а вспомни , сколько раз ты ошибалась во мне? -Все потому, что ты необычайно убедителен в роли человека, которому никто не нужен -Неужели ты даже сейчас видишь меня только таким? -Я никогда тебе этого не говорила, но…ты - моя поддержка и опора… -Я никогда не слышал от тебя ничего более похожего …на признание в любви.