Колодец

Пролог …От крысы не осталось ничего, кроме хвоста и части задней лапы, да ещё нескольких кровавых капель, уводивших в лаз, куда охотнику не пробраться даже ползком. — И Кек не пустил туда стаю? — спросил Руца, дослушав историю до конца. — Зачем? — изумился отец. — Будто мало того, что стало с двумя отбившимися! Таммнра один стоит всей стаи, так я слышал. Разве мало места в Лабиринте, что надо лазить по дальним тоннелям? — Но… — Слушай меня, Руца, ты стал мужчиной, воином, ходишь с собственной стаей. Но твой отец дольше живёт и больше знает. Нечего делать в дальних тоннелях. Пусть они остаются для таммнра. Он не найдёт себе пары и проживёт не дольше наших крыс. — А если он придёт в Логово? — Таммнра не приближается к нашим жилищам. Может напасть на стаю, если почует течную крысу. Если успеет спариться, самку придётся убить до того, как принесёт потомство. Вот почему я говорю: нечего делать там, где он может обитать. Руца прекратил расспросы. Отец дольше живёт, это верно. Но он, Руца, тоже слышал в детстве рассказы старых осов, ещё из того поколения, что породило отца и мать. А им рассказывали их деды об охотнике, которому некогда удалось приручить таммнра… Частный жилой дом, Подмосковье Колодец располагался между ухабистой дорогой и высоким соседским забором. Трава вокруг была не вытоптана, ни ворота, ни цепи — одно бетонное кольцо, прикрытое ржавым железным листом с приваренной скобой. Видать, совсем не использовался с тех пор, как пробурили артезианскую скважину, может, высох давным-давно. Андрей брезгливо взялся за скобу и приподнял крышку. Колодец был глубоким, внизу в сумраке слабо блеснула поверхность воды. И тянуло оттуда сыростью и чем-то ещё — нельзя сказать, чтобы гнилью или падалью, но неприятным и чужим. Не то что пить — автомобиль мыть не захочется этой водичкой. Андрей опустил ржавый лист на место и вытер ладонь о старые джинсы. — К колодцу с Женькой не подходи, — сказал он Инне, вернувшись в дом. — Кто их знает, чего туда могли набросать. Не нравится он мне, раз не нужен стал никому, так и засыпали бы вообще на хрен. Жена подула на ложку, попробовала почти готовый суп и потянулась за баночкой с солью. — А я думала, вдруг там вода хорошая, надо поглядеть. — Это вряд ли, похоже, что из него не один год не черпали. Малой-то где? — С Рокси, — улыбнулась Инна. — Рокси теперь в дом до зимы не загонишь. Вольер обживает, углы пометил, подстилку и миску я ему туда унесла. — Такса же, охотничья порода, не эти ваши чихуахуа. Чувствовалось, что ему в квартире некомфортно, он же с твоей мамой постоянно на даче жил. — Главное, с Женькой как-то общий язык нашли, а я боялась… — Это уж точно, — кивнул Андрей. — Жаль было бы пса в приют отдавать. Ну, раз вольер ему понравился, пойду приведу там в порядок кое-что. Заодно и малому расскажу, что как делается. Инна выключила плиту, проводила мужа взглядом, откладывая в сознании очередной момент, будто скряга медную монетку в сундук: «Андрей любит сына, не избегает его, не бросит…» Чтоб тебе повылазило везде, Риточка, кузиночка дорогая! Из друзей в соцсетях удалить — минутное дело, а попробуй теперь избавиться от занозы, цепкой, как чертополох. И ведь с сочувствием всё с таким, участливенько, ах, сестрёнка, беда какая, сю-сю-сю. «Смотри на жизнь реально, Инка, не нужны такие дети мужикам, у него нормальные будут, рано или поздно всё равно одной придётся поднимать…» * * * Оно было внизу, и оно было голодно. Всё, что движется по земле и под землёй, было едой. И сам он был такой же едой, как корм, который папа сыпал из большого пакета в Роксину миску. До ушей не доносился скрежет чего-то твёрдого по чему-то каменному, Женя и так знал, что этот звук есть. В свои шесть лет он многое знал о том, чего никто не слышит. Когда рядом были разные чужие люди, знание валилось со всех сторон, разрывало на части, он не понимал, как от этого спрятаться, пока не становилось больно. Не так, как бывает, когда упадёшь и ударишься, но кричать от такой боли хотелось намного сильней. Когда он переехал сюда с родителями, стало гораздо лучше. Пока где-то поблизости не появилось оно. Бесполезно звать маму с папой, они спят и не слышат то существо, которое голодно. Они не поверят. Они думают, что Женя плохо умеет говорить словами, и поэтому всё время молчит. Но если говорить всё, что знаешь — решат, что он опять заболел. И поведут к специальным врачам, которые будут ласково разговаривать и показывать всякие картинки, но потом станет только хуже. И маме с папой станет хуже. А мама и так часто боится, что Женя и дальше будет болеть. И что они с мамой останутся одни… Почему? Что с папой может случиться? «Оно же не доберётся к нам, не найдёт нас?» Женя знал, что под полом нижнего этажа в доме ничего нет. Есть яма, там мама собирается хранить картошку и всякие запасы. Яма в отдельном сарайчике, он запирается снаружи на замок. Если оно проберётся в яму и всё съест — оно уйдёт? А если оно не захочет есть сырую картошку и морковку? И где оно сейчас скребётся, чтобы выбраться наверх и найти еду? Лабиринт, дальние тоннели Ход уводил за пределы Города, был извилистым и узким, но не имел ни разветвлений, ни тупиков. Может показаться, в таком легко отыскать что угодно. Если бы так оно и было, таммнра обитал бы где-нибудь в другом месте. В дыры и щели смогли бы пробраться только крысы, да и то поодиночке, но Руца не позволял им отходить далеко, помня о потере в стае Кека. У обитателей Лабиринта острый нюх и хорошо развитое умение чувствовать сородича, но пока что стая ничем помочь не могла и сосредоточилась на безуспешных поисках пропитания. Камни сочились сыростью, под ногами и лапами хлюпало всё больше и больше воды, и по всему выходило, что в этом тоннеле они снова никого не найдут. Здесь даже обыкновенных городских крыс нет. Таммнра охотится где-то в другом месте. Но Руце упорно казалось, что именно отсюда надо искать путь. Он не смог бы объяснить, кто или что вызывает очень слабые, исчезающие ощущения, далеко ли их источник, давно ли ушёл. В одном был уверен: ни в каком другом месте Лабиринта не происходило похожего. Говорят, в Ночь Осаннмма можно слышать и чувствовать намного больше, чем обычно. Вот бы сейчас было так! Нет, священной ночью никто в семье Ось не покидает Логова, это ночь мужчин и женщин, зачинающих новую жизнь с благословением богини. Скорее бы уж! Руца выругал себя за то, что отвлекается на пустые мечты. Ночь Осаннмма наступит, когда придёт пора, а не когда ему захочется. Что это? Он замер, сосредоточился, прикрыл глаза, несмотря на кромешную тьму, царившую в тоннеле. Крысы затихли, но всё портил шум капающей неподалёку воды, пока Руца не поймал мерный ритм и не превратил его из врага в союзника. Прикосновение. Кто-то ищет, с любопытством и со страхом одновременно. Это — свирепый жуткий таммнра? Не зверь, не другой охотник, не тот, кто полон силы магического Источника. И он даже не в Лабиринте, он над ним… О таких встречах Руце не рассказывали ни старые осы, ни молодые. Ты больше не хочешь еды? Нет, ты другой, не то, голодное, которое приходило ночью… Руца не знал, как ответить, и просто вообразил охотника в узком и сыром каменном тоннеле. Так отчётливо, как только мог. Потом представил рядом стаю маленьких крыс, чтобы не напугать незнакомца. Попытался мысленно объяснить, что не хочет зла, что ему очень интересно, кто это сумел до него дотянуться с поверхности. «Ничего не выйдет, я всего лишь слабый ос, и нынче не Ночь Осаннмма…» Ты заблудился? Это крысы? Тебе не страшно? Голова Руцы трещала от попыток хоть как-то откликнуться и выразить дружелюбие. Это твои крысы? Как наша собака? А где ты живешь? Тебе надо пойти домой до ночи, вдруг опять придёт тот, кто очень голоден, он съест и крыс, и тебя… Вроде бы новый знакомый воспринимал часть картин, которые Руца выстраивал для него в голове. От усилий всё смешалось, образы сменяли друг друга против воли, картина Логова сплеталась с видом грозного вооружённого оса, которому не страшны неведомые прожорливые твари, пусть только сунутся, стая сама их сожрёт… вот поесть сейчас бы самое время. Ты можешь выйти оттуда наверх? Я бы принёс печенья и попросил у мамы бутербродов. А крысы едят собачью еду? Руца понятия не имел, где тут ближайший выход на поверхность. Он вообще мало что соображал: настолько его измотали собственные неуклюжие попытки общения. Хотелось окунуть голову в холодную воду и держать, пока не пройдёт гул и звон в ушах. А потом, успокоившись и набравшись сил — продолжить необычную беседу. Интересно же, почему никто никогда не мог разговаривать с Руцей издалека, и вдруг так получилось. А ведь там, наверху, не великий колдун и не бог из древних сказаний. Там ребёнок, который боится чего-то очень голодного и злого. Значит, таммнра всё же прячется в этих норах и, может быть, выходит на поверхность по ночам. Его нужно найти. Непременно. Частный жилой дом, Подмосковье — Малой спит? — Лицо у Андрея было хмурое и озабоченное. — Только что уложила, — сказала Инна. — Битый час сказки про гномов рассказывала. Из него двух слов не вытянуть, ты же знаешь, а тут прямо заинтересовался, стал расспрашивать, кто живёт под землёй. Может, и впрямь всё наладится? — Хорошо бы. Андрей тяжело вздохнул. — Что-то случилось? — насторожилась жена. — Рокси убежал, обормот. Я его выпускал порезвиться, зашёл в дом, потом Димыч позвонил, потом сестра… короче, не заметил, когда он исчез. — Прямо на улицу удрал? — тихим, севшим голосом спросила Инна. — Ты посмотрел? — Да я нашёл даже, где он пролез. Под забором. Там в одном месте чуть подрыл и… то ли унюхал кого, то ли просто в загул потянуло. Я выходил, вокруг поискал, позвал. Не откликнулся. Что теперь, всю ночь с фонарём бегать? Машин здесь мало, бродячих собак я ни разу не видел. «Вот и видно, что не твоя собака. Ты его забрать только из-за Женьки согласился». — Набегается и вернётся той же дорогой. А завтра после работы я всё там заделаю. Больше не убежит. — Что мы Женьке скажем, если не вернётся? — Не знаю, — снова вздохнул Андрей. Подошёл к Инне, обнял за плечи, мимоходом отметив, как она вся напряжена. Нашёл же дурной пёс время для загула! Сразу ясно, что никто с ним нормальной дрессировкой никогда не занимался. — Ну что с ним может случиться? Пойдем спать, Ин, поздно уже… * * * Утром, когда Рокси не отозвался ни на зов, ни на шуршание пакетов с кормом, Андрей быстро пробежался возле ближних домов и вернулся мрачнее тучи. — Я же вчера мимо чёртова колодца проходил. Я видел, что крышка на месте! А сейчас глянул — сдвинута. Настолько, что собака роксиных габаритов спокойно пролезет. Что тут творится вообще? Пальцы Инны мелко дрожали, совсем как раньше, в городе, после приступов у сына. — Тише, вдруг Женька проснулся, — прошептала она. — Не сам же пёс крышку сдвинул и в колодец скакнул. — Вот именно. Неужели какая-то сволочь Рокси в колодец бросила? Просто так, от не хрен делать. Ну, если доберусь до мрази… Слушай, Ин, а ты не видела, сосед строиться ещё не начал? — Строителей точно не видела. Там мужчина живёт во времянке, вроде как материалы сторожит. Тихий такой, немолодой. — Тихие хуже буйных бывают. Ладно, Ин, мне ехать пора. Ты на всякий случай калитку не открывай никому вообще. Хоть кем пусть назовётся. Вначале мне позвони. — Само собой. * * * Мама с папой думают, что он наверху не слышит, как они разговаривают внизу. Всё слышно, если захотеть, только слушать надо не ушами. Мама сказала, что они дадут объявление, и Рокси обязательно найдётся. А папа думает, что его убили. Так оно и есть, но человек с соседского двора в этом не виноват. Теперь, когда папа сказал про колодец, всё стало понятно. Значит, оно умеет лазить по стенам. Оно живёт внизу, а ночами вылезает наружу и ищет еду. И Рокси никто не бросал в колодец, это оно его нашло и сожрало. Оно будет вылезать снова и снова, и каждый раз будет убивать. Если словами объяснять папе с мамой, что колодец надо засыпать, они не поймут. Скажут, что он всё «нафантазировал», что не бывает никаких чудовищ, вылезающих из колодцев, это всё детские страшилки. Остаётся только попробовать так, как Женя обещал себе никогда больше не делать. Будет плохо и больно, но нисколько не лучше дрожать от страха и ждать его, когда оно снова проголодается. Нынешней ночью заснуть не удастся, придётся притворяться, иначе мама будет целую ночь сидеть рядом, а ей не под силу прогнать существо, которое голодно. Надо спросить у того, кто живёт внизу и хотел говорить с ним без слов. Но он не откликнулся, когда Женя попробовал его позвать. А что, если он и существо из колодца — одно и то же? Днём оно не голодно, и поэтому не страшно, оно хочет дружить и разговаривать, только выходит это у него хуже, чем у Жени. А ночью выползает из колодца и ищет еду. Нет, нет, нет, нет, они совсем не похожи… Пожалуйста, пожалуйста, хозяин стаи… я не знаю, как ты называешься по-настоящему, у тебя есть братья, ты показывал, позови их, найдите его, пожалуйста… Если его не убить, оно будет есть и ваших крыс, и вас самих, ему всё равно. Лабиринт, дальние тоннели Руца постарался вооружиться как можно лучше. Два дротика, два метательных ножа, и самое главное — чёрный, слегка изогнутый нож из навской стали. Еле удалось ненадолго выпросить его у отца, но сам Руца на такой ещё не заработал, очень уж дорого шасы за них просят. На всякий случай самок он с собой брать не стал, кроме одной, которая была уже стара для рождения крысят, но дралась по-прежнему яростно и умело. Охотникам не привыкать к долгим переходам; Руца собирался выйти к полудню, и до ночи рассчитывал быть на месте. Но не успел уйти далеко от Логова, как начало грызть странное беспокойство и тяжкое предчувствие. Таммнра уже вышел на охоту? Или Руце грозит новая беда по пути? Или кому-то другому? Например, неизвестному ребёнку, который живёт наверху, может издалека говорить без слов и боится чудовища, выходящего ночью. Руца не знал его имени, не видел лица и не понимал, откуда взялось желание защитить во что бы то ни стало. Челов слишком много на поверхности, они не знают об Оси, но болтают о жутких гигантских крысах в подземельях. Увидели бы любую крысу из стаи — убили бы, не раздумывая. Но Ось соблюдает режим секретности. А если чел с оружием лезет в Лабиринт в поисках добычи и забирается слишком далеко — сам становится едой. Руца твёрдо знал одно: он не хочет, чтобы тот ребёнок — будь он человский или нет, — который говорил с ним, как с другом, продолжал бояться таммнра. Или, того хуже, сделался его добычей. И он нёсся по тоннелю, то и дело обгоняя быструю стаю, и лишь однажды ненадолго остановился, чтобы попить и съесть ломоть вяленого мяса. Двигаясь по знакомому уже ходу, Руца не забывал время от времени сосредоточенно прислушиваться, чтобы не упустить, если с ним вновь попытаются заговорить. Вот! Так далеко! Ощущения настолько отличались, что поначалу показались совсем незнакомыми. В образах, неясных и отдалённых, больше не было детского бесхитростного любопытства — только страх. На бегу Руца с трудом уловил картины некрупной рыже-бурой собаки с длинным туловищем и колодца со сдвинутой ржавой крышкой. Нечто, вылезающее оттуда, представлялось «собеседнику» бесформенным чёрным пятном, в котором чётко обрисовывались кривые длинные когти. Руца почти слышал их скрежет по бетонному кольцу. Было у него при себе ещё одно сокровище — «Дверь». Недорогая и не особенно мощная, для портала на небольшое расстояние. Но что от неё сейчас толку, если Руца толком не знает местности наверху, не представляет, через какую дыру можно пробраться к колодцу? «Мы найдём, обязательно найдём!» Маленький ос отбросил прочь сомнения, изо всех сил пытаясь передать в ответ главное. «Не бойся! Я иду! Я помогу тебе!» У него слишком слабый разум, он не может мысленно попросить ребёнка представить как можно яснее место, где тот находится. Значит, будет искать сам. Только бы не опоздать! Руца перешёл с быстрого шага на бег. Крысы, ускорившись, продолжали бежать впереди: разведывали путь и вынюхивали опасность. Оставалось надеяться, что в этот раз они не подведут. Частный жилой дом, Подмосковье Андрей не успел забраться под одеяло, как с улицы донёсся вой собаки. «Рокси?» Не лай при вторжении чужака, не испуганный скулёж — громкий тоскливый звук на одной ноте. Бабка Вера бы сказала: «Ровно по покойнику завывает». Да что они, охренели там в корень! Инна с Женькой только-только задремали! Весь вечер прошёл на нервах, у сына опять случился приступ, а они так надеялись, что переезд за город поможет, что приступы провоцирует лишь скопление людей поблизости. Они даже радовались, что недалеко от мегаполиса могло сохраниться такое глухое место. Как-то не пришло в голову, что в приличных фильмах ужасов в глухом месте непременно должна водиться какая-нибудь дьявольщина. Вой не стихал. Андрей, вполголоса шипя сквозь зубы отборную матерщину, натянул джинсы и футболку, сунул ноги в шлепанцы. Спустившись вниз, вынул из шкафчика электрошокер и отпер входную дверь. «Если бродячая псина — пришибу. Если хозяйская — пришибу хозяина». По пути к воротам стало отчётливо слышно, что собака воет за соседским забором. Да что ж такое, она ни разу даже голос не подавала, они и не знали, что она там есть вообще! Хотя, конечно, в сторожах по любому сподручнее с крупным выученным псом. Да заткнётся он или нет, наконец, какая уж там выучка! Андрей постучал кулаком в калитку, потом в забор, ближе к времянке. В ответ ничего, кроме несмолкающего воя, который звучал всё отчаяннее. «Свалил в запой или к бабе, сука, а пса на цепи бросил — голодного, наверное». Он повернулся к калитке спиной и несколько раз ударил подошвой. Добился лишь того, что шлепанец свалился с ноги, а эффект вышел слабей, чем от кулака. Что теперь делать-то — перебудить всех, кто ещё умудряется спать? Хозяину в Москву звонить ночью? В полицию звонить — проникновение, мол, на чужую собственность? Долго придётся с ними объясняться, если окажется, что никто никуда не проникал, а сторож мертвецки пьян и беспробудно дрыхнет. Ноги сами пронесли несколько шагов до заброшенного колодца. Чёрт, опять крышка сдвинута… Приехав домой и застав жену в слезах, Андрей твёрдо решил, что всё сделает, чтобы избавиться от этого колодца как можно скорее. Сам не понимал, почему это так важно и срочно, но сейчас даже бесящий вой ушёл куда-то на третий план. Нечего тут прикидывать, во сколько это ему обойдётся, и что сказать соседям. Завтра же заказать гравий, чтобы ещё днём привезли. И крышку эту приварить намертво. Вой перешёл на грань визга, и что-то, вылетевшее из темноты, ударилось Андрею в грудь. Ноздри почуяли кисловатый запах, в шею вонзилось что-то острое, словно отточенные ножи, когти разорвали футболку и кожу. Андрей был крепким, спортивным мужчиной и не собирался сдаваться так просто. Несмотря на ужас и полное непонимание происходящего, он успел ткнуть шокером покрытую редкой жесткой шерстью тварь. Раз, другой… С тем же успехом можно было тыкать деревянную колоду. А потом острые зубы твари прокусили ему горло, вырвали кусок щеки. Кровь хлынула ручьём, ноги ослабели, Андрей покачнулся и, падая на колени, схватился за крышку колодца. Когда тварь отхватила ему нос и подалась выше, к глазнице, он последним усилием, захлёбываясь кровью, оттолкнул в сторону ржавую железяку и рухнул ничком на бетонное жерло. Уже не смог повернуться так, чтобы точно упасть вниз и задавить собственной тяжестью чудовище, жрущее его лицо. «Калитка… я не запер калитку…» Не успел понять, падает или нет… Тварь ловко увернулась от столкновения с бетонным кольцом и, крепко вцепившись когтями, вгрызлась в живот жертвы. * * * Женя не заснул, потому что не стал глотать мамину таблетку. Нельзя спать сегодня. Оно снова придёт. Мама задремала, сидя в большом кресле в Жениной комнате. Конечно, она устала и огорчилась. Папу вроде бы удалось убедить без слов, что колодцу не надо здесь оставаться, но до сих пор мутило и плыло перед глазами. Новый знакомый из подземелий сначала не откликался, а потом было очень трудно его понимать и пытаться что-то сказать: в голове всё путалось и вертелось вокруг Рокси, колодца и существа, которое вылезает ночами. Кажется, в конце концов, что-то получилось. Женя изо всех сил старался не слышать голоса мамы, её ласковых, успокаивающих слов, тихой песенки, которую она ему пела. Мама боится, что он снова начнёт болеть. А Женя боялся, что ей сделает очень плохо существо, которое голодно. И отталкивался от родного голоса, как от жужжания надоедливой мухи, пока мама не поверила, что он заснул, и не пересела в кресло. Там, где-то внизу, за него беспокоился друг, хотел прийти. Сможет ли найти дорогу, а главное — справиться с ночным ужасом? А потом завыла собака. Рокси никогда так не выл… Рокси уже нет, оно нашло новую еду… «Где ты? Где твоя стая?» Мама вздрогнула, открыла глаза, неслышно встала, вгляделась в темноту за окном. Вернулась к Жениной кровати. Лицо у неё было такое, словно она вот-вот завоет, как та собака. Он так дрожал, что обмануть её притворным сном нечего было и думать. — Да что ж такое? Не бойся, сыночек, это у соседей, она, наверное, одна… А хуже всего было, что папа внизу рассердился и вышел из дома. На улицу, прямо туда, где ходит тварь. «Нет, нет… папа сильный, он не поддастся…» вернись пожалуйста вернись так надо туда нельзя вернись вернись… Ничего не выйдет, Жене слишком плохо и страшно, чтобы заставить папу идти домой. Бежать оттуда. «Не-е-е-ет! Папочка-а-а-а!» Женя с истошным воплем вскочил с кровати. — Нет, нет, сыночек, не надо, я здесь, мама рядом, сейчас я позову папу… — Одной рукой мама обнимала его, другой потянулась к телефону. «Он не ответит». «Оно и её убьёт, а потом придёт за мной». нет мама мамочка нет не надо звонить не надо видеть не надо туда нельзя мамочка нет нет не надо… Мама отпустила его, неловко осела рядом с кроватью, повалилась на бок и застыла на полу, как сломанная игрушка. «Что я наделал?» «Так надо, она проснётся, нельзя, чтобы она пошла к папе». Всхлипывая и поскуливая, Женя нащупывал босыми ногами ступеньки лестницы, ведущей вниз. Что-то в нём словно раздвоилось: обе половины беззвучно выли от страха, но одна отчаянно посылала такой же беззвучный крик о помощи — любому, кто способен услышать. А другая… другая потянулась навстречу чёрному ужасу, пришедшему из колодца. Почувствовала его. Оно уже не распространяло вокруг всепоглощающий голод. «Папочка…» уходи убирайся уходи не дамся не отдам маму уходи я сильней убью убирайся я сильней я прикажу, и ты умрёшь… Оно почуяло его. Оно не знало, где он, а теперь найдёт и съест. Всё живое было его добычей, но нет, сейчас оно сбито с толку и озирается, ища, кто смеет ему приказывать. Оно поняло, что Женя сильней, и… готово подчиниться сильному. Служить ему, убивать для него и искать для него пищу. Тварь, которая убила папу и жрала его тело… она рада, что нашла хозяина. Женю накрыло новой, затмевающей даже страх смерти, волной паники. я не хочу… неееееет… * * * Крысы злились, постоянно отряхивались и вновь лезли в самые сырые места. Ни одно из них не выводило в колодец. Руца помогал как мог, направлял то туда, то сюда, казалось, они проверили все возможные щели — и всё ещё были внизу. Больше незачем было прислушиваться к дурным предчувствиям: Руца и так с беспощадной ясностью сознавал, что наверху, уже совсем недалеко, царят ужас и смерть. Таммнра охотится, и он нашёл жертву. Но ребёнок жив, Руца его чувствовал, его нужно спасать, а они со стаей до сих пор попусту тычутся носами в грязь и камни! Старая самка всей крысиной душой ненавидела лезть в воду с головой, но именно она, булькая и отфыркиваясь, высунула морду из камней, почти целиком скрытых мутной жижей, и громко, требовательно запищала. Крысы топорщили шерсть и скалились. Они нашли лаз, по которому кто-то недавно передвигался, они почуяли запах врага и жаждали битвы. Лаз вывел к отвесным стенам колодца. Руца, ни на миг не ослабляя связи с крысами, задумался: подняться он сумеет, а вот пролезть крысиной норой — вряд ли. По натянутым нервам, обострённым чувствам ударил грохотом отчаянный призыв, вырванный неведомой силой крик последней надежды. Руца потерял из виду свой передовой отряд, зато вспомнил кое о чём, не менее важном. «Глупый, глупый ос!» Он прикинул расстояние до поверхности, немного прибавил про запас и активировал «Дверь», подзывая остаток стаи. «Руца идёт! Держись!» Крысы без колебаний бросились в чёрный вихрь следом за хозяином. Запас оказался немного великоват, но лучше уж так, чем выйти из портала под крышкой колодца. Руца перекатился по земле, вскочил, стиснул в руках дротики и ринулся на врага. Сзади с писком возились крысы. Таммнра прыгнул. Ос успел метнуть дротик, без особого вреда ободравший бок твари. На второй принял зверя в прыжке, но тот с такой силой летел к лицу Руцы, что древко вырвалось из рук, наконечник обломился и застрял в теле таммнра, который и сейчас продолжал оставаться грозным противником. Первая вступившая в бой крыса, матёрый самец, убедилась в этом незамедлительно, и оставалось лишь надеяться, что рана не смертельна. Руца еле успел отскочить в сторону — на его счастье, во второй раз тварь прыгнула чуть-чуть медленней. Он повернулся, сжимая рукоять ножа. Крысы с двух сторон вцепились твари в задние лапы; одна из них тут же жалобно завизжала — когти на передней лапе рассадили ей морду. Словно топором или «Кузнечным молотом» врезало сверху и со всех сторон одновременно: — Сдохни-и-и! Руца едва не грянулся оземь мешком с костями, прежде чем осознал, на кого направлено пожелание. Нет, не пожелание — приказ. Чёрная сталь вспорола крепкую шкуру оглушённого таммнра. Руца почувствовал себя в безопасности лишь тогда, когда голова с вытянутой мордой и жуткими клыками отделились от туловища. Крысы, отпихивая друг друга, пытались добраться до мозга. Крышка колодца валялась рядом, а с бетонного кольца свешивался труп чела. Лица у него не было, из дыры в животе свисали кишечные петли. Старая самка и двое молодых самцов, которые с немалыми усилиями карабкались из колодца вверх, и поэтому опоздали к раздаче, украдкой слизывали кровь. Руца неловко переминался с ноги на ногу перед незапертой дверью дома. — Я думал, ты выше ростом, — сказал мальчик с глазами взрослого, прошедшего сквозь ад мужчины. — И у тебя автомат или огнемёт. — В Лабиринте с таким неудобно. А ты сражался с таммнра совсем без оружия, храбрый маленький воин. Когда-нибудь Руца споёт об этом балладу. — Оно так называется? Оно не вылезет больше? Никогда? Таких, как оно, больше нет? — Никогда-никогда, — заверил ос. — Нужна ли ещё тебе, маленький воин, помощь Руцы из Оси? — Можешь позвать к моей маме врача? Она спит, но на самом деле не спит, я боюсь, что ей будет плохо. — Я… конечно, сейчас позвоню. Убрать следы, скрыть произошедшее от глаз челов… и нельзя, чтобы мальчик и его мать видели, что именно стало с отцом и мужем, и… они свидетели, не знающие о Тайном Городе. Всего этого слишком много для разума бедного оса. Пусть Цитадель решает. Но, если придётся спорить о судьбе малыша с кем угодно, хоть с навом — Руца будет спорить. Они не видели, никто из них не видел… и не слышал. — Врач скоро приедет, — сказал он, позвонив в оперативный центр Тёмного Двора. — Я пока тут с тобой побуду, хорошо? — Расскажешь, как живут под землёй? И почему ваши крысы такие огромные? — Я спою песню. Не про таммнра, нет. Песню для маленьких осов, она немножко грустная, но никто не умирает, и всё хорошо кончается. — Ладно. Только принеси во-он оттуда собачью еду, если стая её будет есть. Рокси уже не надо… — Горло мальчика перехватило спазмом. Руца запел, стараясь унять дрожь в собственном голосе. Мальчик заснул на пятой строфе — будто сработал выключатель. Во дворе завертелся тёмный портал. * * * — Что вообще творится? — наседал на Богу Селим Кумар, очень недовольный — вызов застал его за полчаса до конца смены. — Осы с ума посходили? — Осы ни при чём. Это не обычная крыса. — Ну да, ну да. Страшный ужасный мутант, сбежавший из человской лаборатории через канализацию и вылезающий из колодца, как в кино… Так себе легенда, вот что я тебе скажу. — Никаких мутантов и вообще крыс, — отрезал Бога. — Работайте по сценарию обыкновенного криминала. Преступник скрывался от полиции, чел случайно его увидел, преступник убрал свидетеля. Труп приведите в надлежащий вид, опознание устройте, чтобы как положено, мне вас учить, что ли? Кстати, насчёт мутаций: слышал я занятную теорию о промежуточном звене между осскими крысами и Слепыми Волками… — Зоология не мой конёк, — отмахнулся Кумар. — Я бы предпочел поговорить о свидетелях. — Женщина большую часть времени была без сознания, она не свидетель. Вот с ребёнком всё так непросто, что как минимум, ещё раз мне придётся их навестить. Сегодня мать осмысленно беседовать не способна. Расспрошу оса подробнее, он-то охотно мне выдаст массу избыточной информации, частью в поэтической форме. — Сочувствую, — фыркнул Селим, но Бога подначку проигнорировал, раздумывая, по какой статье проводить оплату счёта Службы утилизации. * * * Гость был высокого роста, в ладно сидящей униформе. — Сердечно прошу простить за беспокойство, — он вежливо склонил голову в оранжевой каске с надписью «Мосводоканал» и тряхнул бейджиком на поясе. — Божий. Михаил Михайлович Божий. — Чудная фамилия. Инне вкололи столько лекарств, что она видела окружающий мир сквозь пелену, и ей было совершенно безразлично, что она открыла дверь постороннему. Пожалуйста, она поговорит с ним о пустяках. Хорошо поставленным голосом механической куклы. — Какая уж есть, — Божий с улыбкой развёл руками. — Я так понимаю, что сосед ваш на участке не проживает? — Там и проживать толком негде. Дом строить будет. — Тогда мне к вам. Видите ли, из полиции пришло уведомление о наличии бесхозного колодца, не соответствующего санитарным нормам и представляющего собой потенциальный источник угрозы для жизни и здоровья. Мы обязаны сообщить жителям, что принято решение о ликвидации колодца. Он будет забетонирован в ближайшее время. — Говорите уж как есть, — тон Инны абсолютно не изменился. — Никто бы в полиции не почесался, если бы Андрея убийца не столкнул в тот колодец. — Она глубоко вдохнула, сцепила пальцы так, что побелели костяшки. — Простите ещё раз! — воскликнул Божий с искренним огорчением в голосе. — Я не знал таких ужасных подробностей. Примите мои соболезнования… С вами всё в порядке? У вас есть родственники, чтобы побыли с вами? — Я просила не приезжать. Из-за сына, я боюсь представить, как он отреагирует на рыдания свёкров, — Инна не знала, что заставляет её рассказывать постороннему человеку о своих бедах, но, пока он слушал, внимательно и участливо, замолчать не могла. — Видите ли, у сына аутизм. Я не знаю, как мы переживём всё это. Я-то переживу, выбора у меня нет. А Женька… Мы его сюда перевезли, потому что он плохо переносил скопление людей. К соседке за стеной дети с внуками в гости придут, а у него приступ… — Инна всхлипнула, быстро схватила бумажный платок. — Всё в порядке. У меня успокоительное только что из ушей не льётся. — И всё же вам нужна помощь, Инна. — Разве она ему представлялась? Ах да, в полиции сказали. — Я не умею утешать женщин, всего день как потерявших любимого человека, — продолжал Божий. — Вы даже не можете оплакать его, как хотели бы, так сильно вы тревожитесь из-за сына. Послушайте, у меня есть дальний родственник, врач. Он давно оставил практику, занимается только наукой и преподаванием, но в таких вещах превосходно разбирается. Я могу устроить вам консультацию. Если у вас сейчас трудности с деньгами, вы ничего не будете должны ни ему, ни мне. Единственное, что потребуется от вас — не рассказывать и не рекомендовать этого врача вашим знакомым с… похожими проблемами. Он редко принимает пациентов, как я уже говорил. А желание рекомендовать у вас непременно возникнет, вы уж мне поверьте. Московская обитель, штаб-квартира семьи Эрли Брат Магнус не захотел, как он сказал, «читать длинную лекцию по телефону на голодный желудок». И Бога решил заехать в Обитель сам, а поскольку обсуждать дела на голодный желудок, он любил ничуть не больше Магнуса, с удовольствием воздал должное копчёной лосятине и стаканчику фирменной эрлийской медовухи. — Так вот, о вашем пациенте, — утерев губы салфеткой, начал Магнус. — Не мой это профиль, Бога. Мальчик пережил травмирующую ситуацию, это само собой, но у него нет нарушений психического развития, о которых человские врачи понаписали в его карте. — Эээ… Магнус, я несколько другое хотел знать, когда направлял его к тебе. — Терпение. Ты рассчитывал на нетипичный случай, а привёл к нам случай, не побоюсь этого слова, уникальный. Чётко выраженная первичная телепатия. — Мысли читать невозможно. — Невозможного не существует. К тому же о прямолинейном чтении мыслей речь не идёт. — Нечто сродни способностям осов? Раз уж у него с осом завязалось общение. Телепатическое, как ты изволил выразиться. — Если уж сравнивать по этой шкале, он ближе к осарам, пожалуй что. Или будет, когда подрастёт. — То есть, — Бога напряженно переваривал информацию, едва не забыв о трудах желудка, — будет способен воздействовать на сознание других челов? Может, ещё и без магии? Может, и не только челов? — Может, может, — с удовольствием повторил эрлиец. — Уже способен. Может, и не только челов, мы на себе экспериментов не ставили. Насчёт способностей к магии мы к одному мнению не пришли. Если и есть, то очень скрытые, в отличие от явной ментальной силы. Любой силой нужно уметь управлять, и при таком раннем пробуждении она доставила пациенту изрядные неприятности. Разумеется, неверно истолкованные. — Этому… умелому управлению можно научить? — Не в нашей академии, — безмятежно ответил Магнус. — Но можно облегчить, так сказать, постижение. Научить справляться с последствиями неумелой активности. Провести несложную терапию, чтобы последствия травмы не вылезли спустя годы. Если, конечно, Тёмный Двор готов финансировать проект. Мать пациента не похожа на богачку, и что бы она стала оплачивать? Прекращение так называемых приступов? Или, в перспективе — полный контроль над собой, из самой искренней любви и желания уберечь? Эпилог Лабиринт, дальние тоннели Он выполз, зализывая ранки от острых камней. Он выжил, когда мать перестала возвращаться с едой. Когда обрушились камни, и логово сделалось ловушкой, из которой не было выхода. Братья оказались слабее, и им пришлось стать едой, чтобы он жил. Он выбрался, нашёл крохотную дыру, прорвался, прогрыз… Путь наверх оказался замурован, но должны быть и другие. Рано или поздно он отыщет один из них. Там больше еды, чем под землёй, невообразимые количества еды, а он очень, очень голоден.[/MORE]