***
Тарелка выскользнула из рук и со звоном разлетелась на осколки. Мальчик замер, в ужасе глядя на куски стекла под ногами. Таких тарелок у тёти Петунии множество, но любая превращается в самую любимую, если с ней что-то происходит по его вине. Но он не хотел, не хотел! Просто не удержал, когда после мытья собирался отправить в сушилку. Руки мокрые и тарелка мокрая, вот она и выскользнула. Впрочем, мальчик прекрасно знал, что никакие оправдания не спасут его от наказания. Тётя с дядей и слушать не станут. Могут ударить, могут запереть в тёмном и тесном чулане на целый день, а то и на два. А кузен Дадли будет противно хихикать в узкое оконце в двери чулана и нарочно громко топать, поднимаясь и спускаясь по лестнице. Всё это уже было и не раз. В коридоре послышались шаги. Дверь на кухню распахнулась, и вошла тётя Петуния. Вот и всё. — Я слышала грохот. Что ты тут творишь, мерзкий мальчишка? — поинтересовалась она, и тут её взгляд упал на разбитую тарелку. — Ах ты, негодная дрянь! — взвизгнула тётя, стремительно приближаясь и замахиваясь полотенцем. Мальчик обречённо зажмурился и сжался в комок. Почему, ну почему эта дурацкая тарелка не может снова стать целой? Что ей стоит? Он ждал удара — удар не последовал. Мальчик осторожно приоткрыл один глаз и увидел тётю, стоящую в паре шагов от него. Лицо белое, глаза широко распахнуты, рот беспомощно раскрыт. Тётя хватала воздух так, словно могла вот-вот задохнуться и в ужасе переводила взгляд с племянника на пол. Мальчик тоже рискнул посмотреть себе под ноги. На полу лежала тарелка. Абсолютно целая. И даже трещинок на месте разлома видно не было. Мальчик облегчённо выдохнул и несмело улыбнулся. И чего так испугалась тётя? Всё ведь хорошо. Может, его не станут бить и ругать? Мальчик снова посмотрел на тётю и отшатнулся. На лице тёти Петунии появилось пугающее выражение, которого он никогда не видел. Она не двигалась с места и всё шептала серыми трясущимися губами: «Я так и знала, так и знала». Так страшно мальчику не было никогда. Даже когда Дадли с друзьями поколотили его на старой детской площадке, а тётя с дядей, которым он всё рассказал, наказали за враньё. Даже когда он во время прополки тётиных настурций вырвал вместе с сорняками несколько цветков. Даже когда его в первый раз заперли в страшном чулане без еды на пять дней. Мальчик сделал шаг к тёте, надеясь, что ещё можно что-то исправить, что-то объяснить (хотя он совершенно не понимал, что сделал не так), но тут Петуния очнулась и истерично заорала: — Вернон! И в этот момент мальчик понял: теперь всё изменится.***
— Голд! Реджина Миллс ворвалась в ломбард, словно ураган. Вышедший на её крик из подсобки владелец ломбарда посмотрел на неё с насмешливым удивлением: — Чем могу служить, мадам мэр? Ох, как же её раздражало эта его «мадам мэр»! Едва ли не больше прежней «дорогуши». Безумно хотелось вцепиться и вырвать его мерзкий ядовитый язык. А ещё лучше давным-давно сгнившее сердце. Реджина сделала глубокий вдох и пару раз сжала-разжала кулаки. — Всё неправильно, — холодно процедила она. — Твоё заклятье сработало не так, как следовало. Не изволишь ли объяснить почему? — Не имею чести знать, о чём вы, — в тон ей ответил Голд. — Какое ещё заклятье? С вами всё в порядке, мадам Миллс? — Лучше не бывает! — зло отчеканила Реджина. Она судорожно вглядывалась в глаза собеседника: хоть один намёк, крошечная искорка узнавания и понимания, отблеск воспоминания. Да хоть что-нибудь. Но глаза Голда не отражали ничего. Либо он великолепный актёр, либо и впрямь не понимает, о чём она. — Я говорю о твоём Тёмном заклятье, которое перенесло нас в этот проклятый, лишённый магии мир! О проклятии, которое ты придумал! Всё ещё будешь притворяться, что не знаешь, о чём я толкую? — Я не притворяюсь, мадам мэр, — сухо заметил Голд, — я действительно не знаю ни о каких заклятьях. Возможно, вам стоит поменьше читать фантастики. Даже детям известно, магия существует только в сказках. Если, конечно, под магией вы не подразумеваете деньги или власть. У вас, к слову, есть и то и другое. Так чего же вы ещё, чёрт возьми, хотите?! И почему от меня? — А ведь ты не врёшь, — поражённо прошептала Реджина. — Ты и в самом деле потерял память. Дьявол! — она издала нервный смешок и отвернулась. — Дьявол, что же делать? — Сходить к доктору Хопперу, — язвительно посоветовал ей в спину Голд. — Кажется, необоснованная вера в заклинания и фей в его компетенции. Реджина гневно сверкнула глазами в его сторону, но мужчина лишь холодно улыбнулся и небрежно не то кивнул, не то поклонился. Она раздражённо запахнула полы пальто и выскочила за дверь. Горожане торопились уступить ей дорогу, но Реджина едва их замечала. Она была не намерена так просто сдаваться, но что же ей делать? За что хвататься? Злость и раздражение гнали её по улицам, заставляли идти всё быстрее и быстрее, почти бежать. Очнулась она только на пристани. Полчаса быстрым шагом по промозглой погоде и продуваемым всеми ветрами улицам вернули ей ясность мыслей. Получить всё и сразу непросто, придётся приложить усилия. Реджина сделала глубокий вдох, наполняя лёгкие ледяным солёным воздухом. Что там Голд сказал? Обратиться к доктору Хопперу? Видеть этого сверчка неприятно, но он признанный знаток душ. Может быть, сумеет подсказать, что именно ей нужно для счастья? В груди тупо и противно ныло. Реджина часто-часто заморгала, чувствуя подступающие слёзы. С ума сойти, она не плакала уже — сколько? Со смерти отца? С гибели Дэниела? Что же с ней такое сегодня? Она не станет плакать. Королевы не плачут. Они решают свои проблемы. Реджина повернулась к морю спиной и решительным шагом направилась в офис Хоппера.***
Гарри сидел в чулане под лестницей, прижимался ухом к едва заметной щели между полом и дверью и изо всех сил прислушивался к приглушённому разговору. Двери в гостиную были плотно прикрыты, а тётя с дядей, хоть и ожесточённо спорили о чём-то, но делали это полушёпотом, и уловить удавалось только отдельные фразы. — Мы обещали, Вернон… — …не стану это терпеть… — …так поступить… — Не глупи, Петуния! Твоя сестра… — Но то письмо… — …это терпеть… — …защита. — Хватит! Гарри мало понимал из разговора, но одно уяснил достаточно ясно: сегодня он сделал что-то не то. Нечто, настолько ужасное, что вряд ли отделается просто ремнём или голодовкой. Это не на шутку пугало. Заставляло сжиматься в комочек и дрожать, как заячий хвост. К тому же, ему уже давно и сильно хотелось в туалет, но, хотя дверь была не заперта, он боялся разозлить тётю с дядей ещё больше. Приходилось терпеть, тихонько хныча от жалости к себе. В тот момент, когда мальчик почти решился потихоньку выбраться из каморки и добежать до гостевого туалета, дверь открылась, и на пороге воздвигся дядя. Было в Верноне Дурсле что-то монументальное и давящее. С самого детства Гарри боялся этого грузного неповоротливого мужчину. Он был скор на расправу и ненавидел племянника едва ли не больше жены. Однако сегодня к привычному отвращению и раздражению примешивалось новое чувство. Страх. Лицо дяди напоминало ту белую перекошенную маску, в которую до этого превратилось лицо тёти. Гарри отшатнулся, споткнулся и неловко рухнул на раскладушку. Дядя побагровел и сделал шаг вперёд. — Собирайся, урод! — рявкнул он так, что с потолка посыпались пауки. — У тебя есть десять минут. — Куда? — нерешительно пискнул Гарри. В любое другое время он не решился бы подать голос, опасаясь колотушек, но сегодня всё было не так с самого начала. Будущее страшило больше дядиных подзатыльников. — Не твоё дело! — отрезал дядя. — Время пошло. Вещей у Гарри было немного, так что сборы закончились, едва успев начаться. Сумка, брошенная мальчику дядей, выглядела пустой и тощей. Гарри сидел на полу, прижимая её к себе, как величайшее из сокровищ, и, не отрываясь, смотрел на дверь. Скоро она откроется — и что? Что будет дальше? Каждый день Гарри представлял, как однажды в дом Дурслей войдёт человек, который заберёт его с собой далеко-далеко, будет любить просто так, дарить подарки на праздники и готовить вкусную еду, петь на ночь колыбельные и читать книжки. В этом чудесном «далеко-далеко» не было тяжёлой домашней работы, зато имелись игрушки и собственная комната. Вот только чем старше становился Гарри, тем меньше ему верилось в то, что эта мечта сбудется. Ему месяц, как исполнилось пять лет, и он знал, что жизнь — жестокая штука. Ему хотелось верить, он цеплялся за свои мечты изо всех сил, но в глубине души уже начинал понимать: сказок не существует. И счастливых финалов тоже.***
«Почему бы вам не завести ребёнка?»… Реджина бездумно мешала ложечкой в чашке кофе. Он уже остыл и подёрнулся мутноватой пенкой («как-нибудь выяснить, из чего эта проклятая старуха его делает»), но женщина к нему так и не притронулась. Она и заказ-то сделала, чтобы не сидеть в одиночестве, бессмысленно глядя в окно. Такое поведение вызывает жалость, а Реджине жалость не нужна. О, нет, только не от этих счастливчиков, которые даже в Сторибруке ухитряются выглядеть отвратительно довольными жизнью. Слова доктора Хоппера, воспринятые поначалу, как издевательство, по некоторому размышлению стали выглядеть вполне здраво. Реджина почти жалела, что накричала на психолога и вылетела прочь, хлопнув дверью. Почти, ведь это было некрасиво и недостойно королевы. К тому же, сверчок по-своему прав. Реджина ещё помнила, как наслаждалась временем, проведённым с тем мальчиком, Оуэном, как всем сердцем желала, чтобы он задержался в их городе. Нет, не просто задержался. Остался навсегда, рядом с ней. Но Оуэн больше любил отца. Она не смогла стать для него по-настоящему важной и нужной. Так не стоит ли завести ребёнка, для которого она воплотит в себе целый мир? Может, и впрямь пришла пора стать матерью? Найти того, кто полюбит её и отогреет её бедное очерствевшее сердце. Разве многого она хочет? Собственное бесплодие, когда-то казавшееся идеальным решением, шансом не стать марионеткой в руках одержимой властью матери, теперь превратилось в насмешку над её желаниями. Никогда не взять ей на руки свою плоть и кровь. Впрочем, ребёнка ведь можно усыновить. Найти подходящего младенца, взять себе на воспитание. У него не будет иной матери, кроме Реджины. Кто сказал, что кровные узы прочнее духовных? Ведь утверждает народная молва: мать не та, что родила, а та, что воспитала. Ребёнок будет любить её беззаветно и искренне, для него она станет центром вселенной, а не Злой Королевой. Так почему и впрямь не усыновить кого-нибудь? Впервые за последний месяц Реджина позволила себе улыбку. Усыновление — дело непростое, но у неё есть деньги, власть и время. А ещё есть Голд, который обязан ей в новом мире буквально всем. Пусть даже и не помнит об этом. Вот он и подберёт ей малыша. И всё наконец-то встанет на свои места. Ошибка заклятья будет исправлена. Реджина подмигнула своему отражению в стекле и вышла из кафе, не оставив чаевых. Пожалуй, и платить за этакую бурду не стоило, но пусть. Совсем скоро Реджина получит своё счастье, так что к чему мелочиться?