excessive buying, overdose and dying

Ипполит врывается в дом, чуть ли не выбивая входную дверь с ноги и ничего вокруг себя не видя и не слыша. драгоценный братец, чтоб его черти съели, так любит играть на чужих нервах, и после тяжелого разговора младший Муравьев-Апостол чувствует себя более чем отвратительно, мечтает запереться в своей комнате, не желая контактировать с окружающим миром. краем глаза он замечает движение в гостиной, полагая, что это Миша – кто же еще? - Мишенька, твой дурацкий муж опять не хочет давать мне денег, - чуть ли не плачет Ипполит на весь дом. – а они мне очень нужны. ну очень! умоляю, поговори с ним! он уже разваливается на диване в ожидании Мишиного ответа, когда слышит вежливое покашливание. спохватывается. встречается взглядом с красивым молодым человеком, неловко улыбающимся ему. - Анастасий Кузьмин, - протягивает руку. – ты, должно быть, Ипполит. я жду здесь твоего брата. Ипполит ничего не отвечает, не может, потому что язык во рту ссыхается с небом, а мысли из головы улетучиваются в неизвестном направлении. день моментально становится теплее и ярче, и хочется расцеловать за это Сережу, даже несмотря на то, что он, на самом деле, жадный ублюдок. Ипполиту хочется танцевать прямо сейчас и больше ничего. Анастасий Кузьмин очень красив. - что опять случилось? – наконец объявляется Миша. – надеюсь, вы уже познакомились. Ипполит, это Анастасий, он работает с Сережей. - да, я уже понял, - тянет Ипполит, не отрывая взгляд от глаз Кузьмина. – Миша, мне нужны деньги. - мы уже говорили об этом миллион раз. я не распоряжаюсь деньгами твоего брата. это жестоко. это неприятно. это больно. это больше похоже на предательство. Ипполит зло смотрит на Мишу, бьет кулаком несчастную подушку и, проорав «как вы меня достали!», скрывается в своей комнате. в заначке находятся целых две драгоценные таблеточки, которые Ипполит сразу же и закидывает в себя, прикрывая глаза от мысли, что сейчас будет хорошо. конечно, Сережа ничерта не понимает, только читает читает читает свои тупые нотации о том, что плохо, а что хорошо. все грозится запереть в комнате и не выпускать. обещал даже привязать к батарее. но пошел он нахуй! будто Ипполит не сможет выпутаться и из этого дерьма. пусть за Мишенькой своим следит, а за ним не надо. Ипполит – взрослый мальчик, сам как-нибудь разберется, чего ему нужно от жизни. но старший Муравьев-Апостол продолжает стоять на своем и денег не дает. зато чуть ли не каждый день приводит этого своего Анастасия домой, и они подолгу сидят в его кабинете, что-то обсуждают, а потом пьют виски на кухне. Ипполит гадко хихикает и спрашивает, не ревнует ли Миша, на что тот укоризненно смотрит и просит перестать заниматься ерундой. и он бы и рад действительно перестать заниматься ерундой, но никак не может. все пялится на Анастасия издалека в надежде, что тот обратит на него ну хоть немного своего драгоценного внимания. тот как будто совсем ничего не замечает. этими своими рубашками, этой своей идеальной осанкой и высокомерной походкой, этими вечными кольцами на пальцах и волосами в укладке, он сводит с ума. Ипполит сидит на диване в гостиной и очень хочет завыть. тем более его начинает ломать. но денег все так же нет, и все заначки давно опустошены, так что Ипполиту только и остается, что царапать себя ногтями и ходить хвостом за братом в надежде, что тот смилостивится. - ну Сереженька, ну дай ты мне хоть немного. мне же не на что жить! - что, все? все заначки закончились? – ухмыляется старший Муравьев-Апостол. - это не то, что ты думаешь! – в ответ злится Ипполит. - да-да, расскажи это кому-нибудь другому! Анастасий стоит рядом и заинтересованно смотрит, когда Ипполит поднимает на него умоляющий взгляд. знает, что тот ему ничем не поможет, но не может не. Ипполит вообще разучился не кидать на Кузьмина взгляды при любом удобном случае. тот смотрит в ответ долго, до конца. - Сереж, я же обещал, что слезу. я же… - все, поговорим об этом вечером, ладно? вечером они действительно говорят, долго и серьезно. Сережа обещает вернуть ему содержание, но только если Ипполит пообещает держать себя в узде и действительно слезть. Ипполит на все кивает и обещает все, о чем просит брат. они даже смеются под конец разговора, и Ипполиту не хочется больше послать его нахуй, как он собирался сделать изначально. на их смех приходит Миша и целует младшего Муравьева-Апостола в лоб, а старшего – в щеку, и больше никто не ругается и не спорит, потому что Бестужев-Рюмин всегда был и есть их точкой равновесия и мира. хорошо хорошо хорошо. расслабленность растекается по всему телу, и Ипполит счастливо выдыхает, раскидывая руки и ноги на ковре своей комнаты. он ощущает такое непреодолимое счастье, и кажется, будто он может сейчас все. кажется, что вот-вот, еще совсем немного и он взлетит. чувствует, как сердце бухает в груди, пытается вдохнуть, вобрать в легкие как можно больше воздуха. выходит лишь глупая улыбка. сухость во рту не позволяет и дальше наслаждаться чувством бесконечного счастья. ему приходится встать – получается лишь с третьего раза, потому что перед глазами все плывет и не желает фокусироваться. за дверью своей комнаты Ипполит идет, опустив голову, надеясь никого не встретить, но неожиданно утыкается носом в чью-то грудь. всевозможные органы чувств, работающие в данный момент на пределе, кричат ему о том, что да! это он! поэтому младший Муравьев-Апостол, не стесняясь ничего, жмется ближе и обвивает руками чужой торс. - Ипполит, - шепчет Анастасий. – что ты делаешь? - восполняю потребность в близости и телесном контакте, - бормочет Ипполит. закрывает глаза и глубоко-глубоко вдыхает, зная, что завтра он все равно не вспомнит его запах, как бы ему ни хотелось. Кузьмину неловко. конечно, ему неловко, он же все еще ничерта не замечает. или… Ипполит сталкивается с его взглядом своим и видит, как что-то там меняется. разбивается ледяная корка? соскальзывает покрывало равнодушия? он видит, как глаза темнеют, чувствует, как хватка на талии усиливается (и когда только успел?), и радуется, как ребенок, потому что он, кажется, покорил эту неприступную глыбу. поэтому выскальзывает из рук Анастасия, направляясь на кухню – он ведь за этим и шел. - я не… - не переживайте, Анастасий, все хорошо, - улыбается Ипполит. – все просто отлично. чувство бесконечного счастья усиливается в разы. после Кузьмин постоянно приносит полные руки шоколада, и однажды Ипполит в ответ на это тащит его на кухню, насильно усаживает за стол и ставит чайник. - уверен, что ты предпочитаешь кофе, - тянет младший Муравьев-Апостол, рассматривая многочисленные коробочки с чайными листьями. - ну вообще-то, я предпочитаю зеленый чай, - вторит ему Анастасий. - интересненько, - ухмыляется Ипполит и наливает две огромные кружки. они сидят на кухне весь вечер, и Анастасий даже не вспоминает о своей дурацкой работе. рассказывает о любимых книгах, о местах, в которых хотел бы побывать, но времени никак не найдет, рассказывает о том, как в юности просто обожал сидеть на крыше до утра, рассказывает о родном городе, о семье, об учебе и о собаке из детства тоже рассказывает. даже рассказывает о том, как познакомился с Сережей. Ипполит в ответ тоже рассказывает всякие глупости, но больше смотрит во все глаза, боясь упустить хоть какую-то деталь. их прерывают Сережа с Мишей, наконец возвращающиеся с какой-то рабочей вечеринки. они слегка растрепаны, и Ипполит безошибочно по Мишиным губам может понять, что они только что долго целовались, прежде чем войти в дом. - что вы тут, чаи гоняете? – Бестужев-Рюмин, улыбаясь, присоединяется к ним на кухне. - ага, - раздраженно фыркает Ипполит. – вы только что разрушили идеальный вечер. и кто вас просил? Миша смеется и приподнимает бровь, смотря Ипполиту прямо в глаза. - извините, мы больше так не будем. потом приходит Сережа, и они с Анастасием о чем-то долго шепчутся. младший Муравьев-Апостол смотрит на это и разочарованно вздыхает, понимая, что такой вечер вряд ли когда-либо повторится, а как хотелось бы! Миша это, конечно замечает и подбирается ближе к нему. - нравится? - чего? – Ипполит чуть не давится воздухом. - ну я же вижу, что нравится, Поль. не надо мне врать. щеки Ипполита заливаются ярким румянцем, и он опускает взгляд, пряча лицо в ладонях и не зная, что сказать. ему вроде бы и хочется поделиться с Мишей своими чувствами, но это все кажется такой ужасной глупостью, что он только открывает рот и тут же его захлопывает. - не переживай. я все понимаю, - Миша хлопает его по плечу, понимающе улыбаясь. – помню, как сам влюбился. так что, если что, ты приходи, я всегда готов тебя выслушать, ты же знаешь. Ипполит заводит дурацкую привычку слоняться по дому в одной ночной рубашке, чем постоянно смущает Анастасия, который, кажется, поселился в их доме. тот больше не выглядит как бесчувственный айсберг в океане. каждый раз, когда они встречаются на кухне или в коридоре, Кузьмин закусывает губу и отводит взгляд. Ипполит откровенно веселится, когда светит обнаженными ягодицами, потому что ему ужасно льстит такая реакция. а еще его все больше привлекают внимательные глаза и большие ладони, которые так сильно хочется почувствовать на своей коже. которые мелькают перед глазами в моменты приходов, а потом будто бы доводят до пика и ощущаются так ярко. после Ипполит разочарованно стонет, потому что все снова было слишком реально. он будто бы действительно ощущал на своей коже мягкие поглаживания уверенных пальцев, что то сжимали, то оставляли еле заметные прикосновения. с каждым разом это становится все невыносимее и невыносимее. хочется большего, и Муравьев-Апостол берет. сыпет белого порошка больше, чем обычно, и ровняет в две дорожки. его берет спустя семь минут – в голове что-то отключается, и наступает восхитительная тишина. губы растягиваются в улыбке так сильно, что на них капельками выступает кровь. он почти уверен, что дома никого нет, поэтому выскальзывает из комнаты и бродит по комнатам, все так же блаженно улыбаясь. - Ипполит? – пробивается сквозь пелену, и поначалу он не может понять, реально ли это. но глаза Анастасия приближаются, становясь все более живыми. - ох, Анастасий, - Ипполит приваливается плечом к стене и смотрит из-под чуть опущенных ресниц. рубашка, прикрывающая лишь самую малость его красивого юного тела, бледная кожа и блаженная расслабленность - даже в таком состоянии он понимает, какое впечатление производит. – что же ты здесь делаешь? - я… - Кузьмин сглатывает и жалобно смотрит, по-видимому, сдерживаться нет сил совершенно. – работаю. как и всегда. Ипполит улыбается – ему так нравится эта игра, где он может делать все, что вздумается, а Анастасий, как взрослый серьезный человек, просто обязан держать себя в руках, что бы ни происходило. ему так нравится наблюдать за чужими мучениями. ему так нравится то, что не у него срывает крышу и не он бросается в омут с головой. вместе с тем Анастасий целует его мягко и ласково, но жадно – будто миллионы лет об этом мечтал. у Ипполита голова кружится от чужого языка, слизывающего подсохшую кровь с его губ, и пальцев, сжимающих талию. не понимает, это порошок так усиливает ощущения или наоборот, но чувство эйфории длится так долго, пока Анастасий не прекращает все одним движением. резко отстраняется, смотрит ровно пять секунд, за которые пьяный мозг Ипполита не успевает что-либо понять, и уходит, исчезает, растворяется в пространстве. он действительно исчезает, потому что они больше не сталкиваются на кухне, и в кабинете Сережи его не бывает. Ипполит часами караулит около входной двери, но ничего – брат приходит один и ничего дельного не говорит на расспросы. Миша тоже только пожимает плечами, на что младший Муравьев-Апостол злобно рычит и пинает стену. приходится вымаливать у брата номер Кузьмина и адрес заодно, выслушивая при этом тупые шуточки и вопросы. тот, конечно же, нихера не берет трубку, поэтому Ипполит оставляет ему миллион голосовых сообщений. «привет, это Ипполит. возьми, пожалуйста, трубку. нам нужно поговорить» «Анастасий, давай поговорим» «ты не сможешь бегать всю жизнь. давай просто поговорим» «пожалуйста, возьми, блять, трубку» «блять, как ты заебал! ты сам во всем виноват! сам все начал и теперь прячешься! ты охуел? возьми трубку!» «ну пожалуйста, Анастасий, возьми трубку» Ипполит тяжело вздыхает и бросает телефон на кровать. все бесполезно, что голова идет кругом, и он решает пока что оставить попытки. спустя пару часов, когда таблетки запиваются пивом и так – по кругу, он снова берет телефон и записывает жалобное «мне так плоооохо, забери меня, пожалуйста». и сердце с ума сходит, когда Анастасий действительно приезжает. в своем охуенном костюме он максимально выбивается из всей публики бара, поэтому Муравьев-Апостол узнает его издалека. - Поль, какого черта? – брови грозно сходятся к переносице. - ооо, ты приехал, - счастливо улыбается Ипполит, но тут же чувствует, как внутри все сжимается и выворачивается наизнанку. - блять, - Кузьмин хватает его и тащит в туалет, где пихает в кабинку, придерживая, чтобы не упал. Ипполита рвет долго и ужасно. Ипполиту мерзко и стыдно. Ипполиту хочется провалиться сквозь землю. но вместе с этим ему очень-очень хорошо – Анастасий здесь, он приехал. он отвозит его домой, укладывает в постель и обещает, что они обязательно поговорят. Ипполит засыпает с улыбкой на губах. он со всей силы вдыхает и перестает дышать на несколько секунд. его ждет непростой разговор, ход которого он совершенно не может предугадать, но это не значит, что ему не может быть приятно. крошечная доза порошка еще ни одному разговору не помешала, а им с Анастасием она очень даже нужна. Ипполит оказывается во дворе многоэтажки именно в тот момент, когда начинается действие. эйфория яркими волнами растекается под кожей и толкает вперед. он стучит в дверь дважды, прежде чем ему открывают. квартира у Анастасия небольшая, но уютная и хорошо обставленная. Ипполиту нравится. Ипполиту очень нравится. впрочем он не может сконцентрировать внимание ни на чем вокруг, кроме Кузьмина, который выглядит так непривычно по-домашнему в футболке и мягких штанах. кончики пальцев дрожат желанием потрогать его. - ты опять под чем-то, да? - Анастасий смотрит на него так серьезно, что появляется мысль бросить все это и свалить. но она теряется в тумане вместе с остальными. - это совершенно не имеет значения, - тянет в ответ. - ты же понимаешь, что… - Ипполит затыкает Кузьмина поцелуем, потому что сейчас совершенно нет настроения слушать дедовские нравоучения. ими он по горло накормлен своим братиком. а сейчас лучше целоваться и оглаживать чужие плечи, обтянутые тонкой тканью футболки. младший Муравьев-Апостол запускает руку ему в штаны и хватает за член, заставляя Анастасия напрячься. тот мычит в поцелуй, но не отпускает от себя, только притягивает ближе. его восхитительные пальцы быстро расправляются с пуговицами рубашки и ремнем, оставляя невесомые касания на обнаженной коже. опьяненный мозг упускает тот момент, как Ипполит оказывается лежащим на кровати в одной только распахнутой рубахе. Анастасий мягко придерживает за спину, целует его шею и плечи, медленно лаская член рукой, но тут определенно хочется большего, и Муравьев-Апостол тянет его посмотреть на себя. Кузьмин поднимает бровь в ответ на выразительный взгляд. - сделай уже хоть что-нибудь, - пальцы впиваются в плечи. перед глазами все плывет, но улыбку Анастасия он различает очень отчетливо, когда тот вводит в него один палец, парой движений разнося удовольствие по всему телу. это хорошо. это так хорошо, что Ипполит скулит. он будто ждал только этого всю свою жизнь. - хочу, - хнычет. – хочу твой член. - ну нет, - ухмыляется Кузьмин, лизнув ямочку между ключицами. – на сегодня с тебя и этого достаточно. Ипполит уже готов возмутиться, но чувствует, как его укладывают удобнее и губы пропадают с шеи. когда теплый и влажный рот оказывается на члене, ему моментально хочется перестать дышать, потому что в голове взрываются разноцветные фейерверки. он кладет одну руку себе на горло, чуть царапая, а другой сжимает в кулаке простынь. он не знает, куда деться от переполняющих эмоций, и потому шепчет «я люблю тебя» как заведенный, будто это может спасти его. опустошение приходит незамедлительно после оргазма, и его тут же вырубает. утром Ипполит чувствует себя просто прекрасно, даже несмотря на все еще легкий туман в голове, потому что ничего не может помешать ему наслаждаться видом обнаженного тела рядом. он моментально просыпается. скользит ладонью по груди, животу, обводит пальцами сосок, дорожку волос и, наконец, касается члена. тело под ним вздрагивает, и Анастасий открывает глаза. в его взгляде мелькает капля непонимания, но Ипполиту это так нравится, поэтому он медленно двигает рукой, оглаживая пальцами каждую выступающую венку. он неотрывно смотрит, впитывает каждую эмоцию, отражающуюся на лице Кузьмина: закушенную губу, прикрытые глаза, то нахмуренный, то разглаживающийся лоб. все это – безумно красиво. - Поль… - хрипит. – Поль… я сейчас… Анастасий задыхается. - давай, - Ипполит кусает его за ключицу и чувствует, как руку заливает сперма. он, не стесняясь, пробует ее на вкус, облизывая пальцы, и улыбается. приведя дыхание в норму, Кузьмин целует его в висок, и это так контрастирует со всем, что между ними происходит. вроде бы капля нежности, а разбавляет их страх вперемешку с трипами так, что по поверхности темных вод идут радужные круги и отзываются в груди Ипполита тянущим чувством. - мы хотели поговорить, да? – голос Анастасия все еще немного хриплый. – или мне стоит сходить сначала к твоему брату? - нет, не надо к Сереже, - возмущается Муравьев-Апостол. – это вообще не его дело. все это. - хорошо, - ласково улыбается мужчина. – но все это… что мы будем с этим делать? Ипполит долго-долго смотрит ему в глаза и произносит: - ты нравишься мне. серьезно. сильно. - ты мне тоже нравишься, Поль, но… - Муравьев-Апостол чувствует нарастающую панику в груди. - но? - но, если ты хочешь, чтобы у нас что-то получилось, тебе придется слезть с наркоты. пауза затягивается. Ипполиту очень хочется возразить, сказать «да я не сижу, я чист!», но он всегда знал, что однажды это случится. и это случается. и с одной стороны, да, Анастасий стоит того, чтобы слезть, потому что он умный, красивый и вообще самый классный. но с другой – что все это вообще значит? почему он должен? почему он не может принять его? в груди закипает гнев, и Ипполит больше не может об этом думать. - я пойду, - он выскальзывает из одеяла, натягивает джинсы и рубашку и очень хочет быстрее уйти. - Поль, мы справимся с этим. вместе. понимаешь? – Кузьмин догоняет его у двери, пытается взять за руку. - извини… мне правда нужно идти. слезы сами собой катятся по щекам. Ипполит как-то забыл, что иногда в жизни нужно выбирать, и это бьет его со всей силы. так, что спустя десять минут он захлебывается слезами и не может успокоиться. ему до ужаса жаль себя. а жалость к себе он привык заливать. он держится, кажется, слишком долго. заставляет себя держаться, сидит таблетках, но тело ноет и ломается, прося чего-то более твердого и ощутимого. оно просит Анастасия, но Анастасия нет и не будет. как, оказывается, сложно вбить в себя эту простую истину. Ипполит спит и спит, просыпаясь, только для того, чтобы закинуться, и снова утыкается лицом в подушку. иногда ему снится какая-нибудь глупость, вроде жестоких рук или злых глаз – сознание специально подкидывает ему то, чего не могло быть. тогда он будто выныривает из-под толщи воды, хватая ртом воздух. плетется на кухню, где обязательно сталкивается с кем-нибудь из домашних, чаще всего с Мишей. тот спрашивает всякую херню, не имеющую никакого значения. как он себя чувствует? нужно ли ему что-нибудь? может, к врачу? Ипполит выпивает два стакана воды и уходит. в конце концов, он берется за иглу. прокалывать ноющую кожу приятно, но это, как ни странно, не приносит ему должного успокоения. яркие пятна – больше не такие яркие, и перед глазами лишь мелькают отвратительные разлагающиеся лица и ничего более. его, конечно, накрывает спасительным забытьем, но спустя пару часов все начинается по новой. после нескольких приходов его долго рвет прямо на пол, и он чуть не падает лицом туда, куда только что блевал. мысли предательски возвращаются к тому злосчастному утру, и, думается, что, возможно, у него все-таки был выбор. дома Сережа делает попытку накричать, но Ипполит не реагирует. он вообще не реагирует. поэтому Миша отводит его в комнату, умоляет ничего больше не принимать, укладывает в постель и долго-долго сидит рядом, поглаживая руки, сплошь покрытые синяками. - солнышко, мы тебя так сильно любим, - шепчет и целует ладони. – я тебя так сильно люблю. когда Ипполит приходит в себя, рядом никого нет. накатывает такое бессилие и чувство одиночества, что он лежит и глотает слезы. его больно бьет в грудь. - Поль, - подрывается Сережа, как только Ипполит появляется в поле его зрения. обнимает крепко-крепко. Ипполит тычется носом ему в плечо. - прости меня, - шепчет. – обещаю, все будет иначе. и больше они не говорят, потому что Ипполит позволяет поцеловать себя в щеку и уходит. идет туда, куда тянуло все то время. видеть Анастасия странно, потому что Ипполит почти приучил себя думать, что больше никогда его не увидит. почти приучил себя не видеть его лицо, закрывая глаза. почти приучил себя не чувствовать его прикосновения на коже. вид у Кузьмина измученный, уставший. Ипполиту тяжело на него смотреть, и он думает о том, как выглядит сам. но все отходит на второй план, когда Анастасий тянется к нему, и Муравьев-Апостол падает в его объятия, шепча «Стась, я совсем не могу без тебя». голос срывается, и он начинает плакать, сжимая пальцами чужую футболку. ему так плохо, но теперь, теперь все будет хорошо, обязательно будет хорошо. Ипполит остается у Анастасия и больше не покидает пределы квартиры. для Кузьмина все отходит на последние планы, потому что им приходится учиться делить самые отвратительные моменты на двоих. противные звуки синдрома отмены начинают оглушать через пару часов, потому что весь организм заходится в истеричном вопле, который становится все более невыносимым с каждой секундой. тело тянет, давит к земле. оно будто и не принадлежит ему больше, хочется разодрать, выбросить, сжечь. он обивает руки о стены, сгрызает ногти в кровь и кричит кричит кричит, плачет, умоляет отпустить, но его не отпускает. не позволяет трогать себя, потому что мерзко мерзко мерзкое тело. он произносит страшные слова. я ненавижу тебя я ненавижу день, когда мы встретились я ненавижу себя за то, что полюбил тебя но крепкие руки все равно обвивают его и прижимают к себе ни секунды не колеблясь. даже когда один приступ рвоты сменяется вторым, третьим, четвертым, Анастасий все равно не отпускает его от себя. держит за волосы, поглаживает, шепчет что-то о том, что совсем скоро все будет хорошо. у него у самого слезы не перестают течь по щекам, но он понимает, что не может сейчас дать слабину, не может подвести своего мальчика. поэтому продолжает обнимать его, даже когда Ипполит всеми силами пытается оттолкнуть. боль сменяется апатией. гипертермия сменяется переохлаждением. холод пробирается от кончиков пальцев, распространяется по всему телу, замораживая черную кровь. сердце сковывает такой ужасной пустотой, что хочется достать его из грудной полости и выкинуть в мусорку. оно, кажется, больше не может чувствовать, но в следующую секунду разгоняется до скорости, которую не способно выдержать его тело. он царапает собственную грудь, только бы дать ему свободы, только бы дать ему свободы. только бы выпустить его на волю, чтобы не сжималось и не билось, как сумасшедшее, чтобы не замирало и не стремилось разорвать грудную клетку. только бы не чувствовать, правда ничего не чувствовать. все повторяется снова, и снова, и снова, и снова. они не спят уже бессчетное количество времени. Ипполит сидит на полу темного коридора и ждет, когда очередной приступ ломки скрутит тело. пока собственный скелет пытается убить его чуть меньше, чем обычно, он понемногу пытается дышать. дым покрывает каждый квадратный сантиметр их квартиры, потому что горчащий вкус никотина на языке – единственное, что он может себе позволить. Анастасий сидит напротив, касаясь его голых ступней своими. Кузьмин совсем не против сигарет, сам их покупает. он только хочет, чтобы его мальчику стало хоть немного легче. страх хватает за горло, когда он выныривает из небытия и не находит Ипполита рядом с собой. шарит по ледяным простыням, но ничего. тот находится в гостиной, весь сжавшийся, прижимающий колени к груди, освещенный закатными лучами. он поднимает голову, и его глаза пугают – смотрят безжизненно и пусто. - мне больно, Стась, мне очень больно, - шепчут губы. – помоги. Кузьмину хочется выть, но он берет себя в руки. сгребает Ипполита на руки и несет прямо так – в одной огромной футболке – в машину. когда садится за руль, делает телефонный звонок знакомому доктору, потому что сами они, кажется, не справляются. в больнице – не проще. Анастасий все так же не может и глаз сомкнуть, просто смотрит, как у Ипполита сменяются периоды бессознательности и осмысленности, когда он только плачет и просит ему помочь, и надеется, что ему действительно помогут, раз он сам не может. Миша постоянно вихрем влетает в палату, за ним заходит Сережа. Бестужев-Рюмин обнимает спящего Ипполита, целует его в щеки и лоб и долго-долго сидит рядом, поглаживая бледную руку. он плачет тоже, и Анастасий понимает, что они все здесь так сильно любят этого мальчика, так какого черта допустили все это? больше всех он, конечно, винит себя и никак не может оставить самого дорогого для него человека, когда Сережа просит поехать домой отдохнуть. я буду с тобой я буду с тобой я буду с тобой к концу лета становится немного легче. Ипполит чувствует себя лучше, и Анастасию разрешают забрать его домой. Муравьев-Апостол сидит на белых простынях, как много дней назад, и улыбается, протягивает руки. Анастасию сложно отказать – он берет его ладонь в свою и целует, потом оставляет невесомый поцелуй в темных волосах и, наконец, на губах. они не встают с постели следующие два дня просто потому, что могут себе позволить. только обнимаются и целуют друг друга так долго и так нежно, говорят много-много «я люблю тебя» и улыбаются. пока выдается теплая погода, выходят гулять. Ипполит радуется, словно ребенок, когда Анастасий покупает ему мороженое. он сладко-сладко пачкает в нем все лицо, и Кузьмин не может сдержать порыва и слизывает с кончика носа капельку. они смеются, и легкий ветерок ерошит волосы и напоминает о том, что все действительно стало легче. ходят в гости к Сереже с Мишей. те не могут перестать обнимать Ипполита. он слабо брыкается, но все равно улыбается широко-широко, потому что они любят его безумно. Анастасий, глядя на семейные объятия, тоже не может сдержать улыбку. он ведь теперь часть семьи и тоже любит их очень сильно. долго пьют чай и обсуждают все на свете. «будто и не было всего» - думает Анастасий. Миша приносит много конфет и самое любимое печенье Ипполита. Сережа ворчит, что тот его балует и тут же смеется. младший Муравьев-Апостол улыбается слишком ярко и слишком красиво, что Анастасий не может удержаться и переплетает его пальцы со своими. у него снова и снова тянет в груди нежностью, и, когда Ипполит смотрит на него, почти беззвучно произносит: - я люблю тебя. - я тоже люблю тебя, - Ипполит наклоняется к нему. Миша замечает это и делает вид, что утирает слезы. Сережа смеется и притягивает его к себе, целуя в макушку. у него весь день, начиная с того момента, когда Анастасий целует ключицы Ипполита, а потом оставляет его в кровати, дрожит сердце, будто что-то неправильно, и это что-то ускользает от него сквозь пальцы. улица встречает и провожает сбивающими с ног порывами ветра, будто говорит: «иди, иди скорее». пальцы подрагивают на ключе, но это ничего – говорит он себе. все хорошо. - Поль, я дома, - но только звенящая тишина отвечает ему. реальность идет разводами, потому что свет на кухне загорается так резко. а на полу – его мальчик. его прекрасный мальчик. - Поль, Поль, Поль, - без остановки повторяет Кузьмин, падает на колени, трясет его за плечи. – солнышко, посмотри на меня. Ипполит не отвечает. он – словно фарфоровая кукла. он не слышит и не чувствует, у него сердце не бьется больше, потому что кровь застыла в венах, и она все такая же черная, она не смогла. Анастасий прижимает к груди его хрупкое холодное тело, которое еще утром было наполнено жизнью до краев, и тоже ничего не чувствует и не слышит.