Ночь

Им слишком редко удавалось выкроить время только для себя – то Вселенная решала прекратить своё существование, то миру нужен был Супермен, то Готэм словно терял последние крохи разума. Когда же им это удавалось, Брюс был обычно на износе – морально и физически. Жить несколько жизней, носить несколько масок и разрываться Тёмным Рыцарем на несколько фронтов было утомительным занятием, и иногда казалось, что любой другой на его месте уже давно сошёл бы с ума. Они медленно, уговорами, ласковыми прикосновениями знакомых рук уводили его от компьютера и нескончаемой ответственности, заманивали в душ и под струями горячей воды разминали затёкшую шею и словно окаменевшие плечи до тех пор, пока Брюс не начинал таять в их руках. Вот так – без масок и обязательств – они виделись не часто. Добравшись же наконец до Брюса, они не собирались отпускать его просто так. В ход шло всё: слова Дианы, презиравшей ложь; сильные руки Кларка, из объятия которых было трудно выбраться; лассо правды, когда Брюс давился словами и чувствами, но, обычно немногословный и замкнутый, хотел сказать что-то важное. Его привычка хранить молчание в любых ситуациях, отточенная годами и не раз спасавшая ему жизнь, тоже находила своё применение. Диана и Кларк сами не заметили, как начали соревноваться: кому удастся извлечь малейший стон из тихого любовника? Под чьими пальцами он вздрогнет и рвано выдохнет, почти доведённый до оргазма? Не сразу, но гениальная идея пришла обоим: почему бы не объединить усилия? Почему бы рукам Дианы не обхватить налившийся кровью член Брюса, пока Кларк ласкал его изнутри, растягивая? Почему бы Кларку не целовать его в шею, оставляя засосы, которые Брюс – Брюси – Уэйн обычно скрывал от всего мира под высоким воротом чёрной водолазки, пока Диана брала его член в рот и начинала медленно ласкать головку языком, продвигаясь всё выше и выше к основанию? Пальцы Кларка постепенно наращивали темп, и оба они чувствовали, когда он наконец касался простаты – по слегка сбившемуся дыханию Брюса. Суперчувства же Кларка ещё и позволяли ему уловить едва заметно для обычного глаза дёрнувшиеся бёдра, и по его довольной улыбке Диана тоже это понимала. Кларк тянулся за смазкой, заменял пальцы членом и начинал трахать Брюса – быстро и жёстко, оставляя следы на бёдрах, возможно нажимая слишком сильно. После долгих споров Кларк всё же понял, хоть и не одобрял: Бэтмен всегда работал на износ, пока либо не валился с ног от усталости, либо не выкраивал время на сон. После пары недель, за которые в Готэме происходило несколько маленьких концов света, остановленных только благодаря постоянному вниманию и ни на секунду не стихавшей паранойе Бэтмена, сильные руки Супермена, сжимавшие до лопнувших капилляров и лиловых синяков на коже, были нужны Брюсу как глоток свежего воздуха. Кларк знал темп, знал, какой угол нужно задать, чтобы Брюс задохнулся на мгновение и выпустил воздух через нос, пытаясь унять сбившийся ритм сердца, по размеренному биению которого обычно можно было чуть ли не часы заводить. Диана проводила рукой по ходившим мышцам сильных бёдер, кралась ловкими пальцами одной руки к основанию члена и обхватывала его, поцеловав напоследок головку, а другой ласково – в противовес темпу Кларка – обводила яйца и тянулась к мошонке. Оба знали, что в этой игре победа в конце концов принадлежала бы Брюсу – слишком много было пройдено дорог и потрачено сил, слишком долго он тренировал своё тело не издавать ни звука. Но ради них он сдавался – и позволял им услышать стон, когда кончал. Глубокий голос, идущий глубоко из лёгких – не Брюс и не Бэтмен, где-то посередине. А потом Диана и Кларк, пряча глупые улыбки, делали то, чего Брюс, не считая своей семьи, мало кому позволял. Они обнимали его – с обеих сторон – и устраивались поудобнее, чтобы провести ночь с человеком, который мог сражаться наравне с богами и ради которого они бы отправились на край Галактики.