Гормоны

Очередной рассвет привёл с собой снова серое и безэмоциональное пробуждение. Сладко зевнув и потянувшись, девушка промычала что-то невнятное и перекатилась на бок. Лениво открывшись, глаз медленно оценил обстановку и решил ещё доспать. Пока никто не видит. Да и делать особенно было нечего.       Конан только и могла, что ходить с постной миной на лице и бушующим океаном внутри. Его, скорее к сожалению, никто не замечал, поэтому Хаюми с каждым днём чувствовала себя всё более измученной. Теперь уже от игнорирования.       Её лучший друг никогда не спрашивал, как у неё дела. Ему больше было по вкусу наблюдать из балкона своей башни за деревенскими, которых он считал «своим» народом. Наверное, это странно. Но Конан в глубине души расстраивалась из-за того, что Нагато перестал как-либо с ней разговаривать. Лишь бросал сухие приказы и тут же уходил. Как давняя подруга, она его отчасти понимала. А вот как женщина…       Готова была разорвать на маленькие ленточки. Она — Ангел! На неё никто не может смотреть с таким пренебрежением, будто и она тоже в его жизни совершенно пустое место. А кто его всегда поддерживал? Кто не дал умереть следом за Яхико? Было трудно, но Узумаки удалось вытащить из пропасти ненависти. На время.       В итоге ненависть ушла на щадящий режим — лютое и прекрасное в своём проявлении хладнокровии. По крайней мере, так покажется любой женщине, увидь она Пейна в первый раз. Образ аристократичности, взгляд лидера и доминанта, спокойный властный голос — от всего этого даже у Конан захватывало дух. Но всколыхнувшееся желание тут же ниспадает, едва синеволосая вспоминает: это ходячий труп её возлюбленного, который занял его лучший друг. И всё.       Чтобы не расклеиться окончательно и не впасть в такую же бездну равнодушия, Конан стала баловать себя различными вещицами. Покупала красивое нижнее бельё, крутилась в нём перед зеркалом и вставала в такие позы, от которых у любого мужика бы кровь носом пошла. Даром, что Нагато. У него бы разве что только бровь вверх поднялась бы. У трупа же не бывает эрекции.       Масла и ванны успокаивали и дарили странный покой, лишали всяких мыслей, оставляя только одну: «Как же мне хорошо», а хорошо настолько, что в какой-то момент Конан осознала, что…       С губ скользнул тихий стон, а шея запрокинулась на бортик ванной.       Нужен мужик, чёрт возьми.       И как на зло, на базе сейчас обитали лишь они с Пейном, и… Мадара? Нет, Конан нервно посмеялась, она о таком его точно никогда не попросит.       —И чем бы мне заняться сегодня? — спросила сама у себя девушка, проходя по коридорам и вслушиваясь в тишину. Внезапно шаги стихли у комнаты Пейна. Глаза прикрылись. А под веками тут же всплыл образ молодых Нагато и Яхико под козырьком одного из дома. Они над чем-то смеялись, а у Конан в душе разливалась теплота любви, когда она смотрела на них. На следующем образе она случайно застукала переодевающегося Яхико. Благо он успел стянуть только футболку, ибо от смущения нужно было бы ловить его.       А третий…       Повзрослевший, возмужавший, ото всех независимый. Он смотрит вдаль со взглядом властителя мира и готовится дать очередной приказ подчинённому. Холодный, неприступный. Для всех пример искреннего уважения. Он стоит, поставив ногу на порог балкона и наклонив голову к плечу. С яркой внешностью, (на самом-то деле) обворожительной улыбкой, если бы только захотел, и… охуеть каким соблазнительным телом.       Раскрытый плащ мерно раскачивался от порывов сквозняка, кожа невольно покрылась мурашками. Крупные штыри скорее придавали шарм мужчине, нежели ужас, в совокупности с накаченным телом, выступающими венами на твёрдых руках. Ох уж эти женские слабости… А в глубине жило само по себе одинокое сердце, потерявшее тепло и любовь людского мира. Конан знала — Нагато ещё жив: её жизнь даёт ему силы двигаться вперёд к своей цели, а Конан послушно семенит за ним. Ведь теперь они совсем одни…       Девушка невольно сглотнула: мемориал идеального мужчины пошёл трещинами и неожиданно пошевелился. Конан с удивлением осознала, что всё это время смотрела на Пейна через проём в двери. И теперь объект наблюдений лениво двинулся в её сторону.       Конан шарахнулась назад, в коридор.       Лицо опалил жар. Она ведь никогда не позволяла себе такого! Никогда не думала о Пейне, как о симпатичном объекте. Нет, когда жив был Яхико — это другое дело. За эти годы Конан задушила в себе всю симпатию к Яхико, и на это место пришла хладнокровная апатия. Поэтому, пустив в голову неправильные, но такие будоражащие низ живота мысли, девушка сделала то, что умела больше всего: рассыпалась на сотни частиц себя, в надежде разорвать это неожиданное влечение.       Мужчина вышел в коридор и невольно проводил взглядом пролетевшую мимо бумажную бабочку.       «Конан… снова дежурит?»

***

      Он чувствовал её странное волнение и спешку. При любом прямом взгляде янтарные глаза постепенно скользили вниз, испещряя его тело сотней резких линий, бледные щёки покрывал лёгкий румянец. Она говорила тише и меньше, больше наблюдая за ним. Больше… приглядываясь.       Какие странные перемены.       Мадара, вальяжно разлегшись на диване и читая газету, лениво перелистнул страницу и шумно вздохнул:       —Долго ты ещё здесь тухнуть собираешься? — спросил Учиха, переведя оранжевую маску на свою пешку. Тот дёрнул уголком губ, — Как бы, работа не ждёт.       —Сам-то ты что здесь ещё делаешь? — неожиданно перебил Пейн. —Ты говорил, что у тебя есть дела на границе.       —А у тебя дела в Конохе, где сидит самый проблемный джинчуурики. И кто, если не ты, решит эту проблему?       —А Конан?       —Я позову её, — бросил Мадара отрешённо и развернулся, чтобы уйти. Его догнала фраза: «На неё, кажется, весенняя хандра напала», и мужчина под маской странно улыбнулся.       Вообще-то, у него были более важные дела: например, почитать газету о внешней политике, или пойти прибить одних зазнавшихся нукенинов, начавших буянить на границе города. Теперь-то Аме с Пейном общее, и проблемы они делили поровну… Но сейчас ему странно захотелось повидать чего-то новенького. Вот прям страх припёрло. Особенно теперь, когда он знает, о чём эта девушка мурлыкала во сне…       Нет, ничего пошлого. Гулять по дому, мучаясь от бессонницы, ведь не возбраняется. Вот и он так думал, сосредоточенно пиля взглядом пол под ногами. И резко затормозил — аж в голове скрип тормозов раздался — когда из двери напротив донеслось прерывистое дыхание и тихий, такой нежный и… сука, к такому он не был готов. Возбуждающий стон.       Он проник в сознание через обоняние, клубясь во всех полостях приятным теплом и вибрацией. Мужчина даже без шарингана мог видеть этот шлейф, гуляющий по телу и совершенно нещадно раздражающий все рецепторы.       Тут Мадара внезапно вспомнил, что он всё-таки мужчина. Глянул на оттопырившегося в тесных штанах друга в боевой готовности и тихо присвистнул. Похлопал глазами и, услышав ещё один, протяжный, наполненный самыми прекрасными частотами для слуха мужчины стон, невольно припал к двери, стараясь прижаться как можно теснее. Как можно больше. Как можно глубже…       Его всего бросило в жар. Стянул чёрную перчатку, провёл рукой по лицу. Ведь так невовремя сработал шаринган — просочился через стену и… замер, как влитой. Словно выковали чертовски реалистичную статую и нарядили в человеческие одежды.       Скинутое покрывало, подушки валяются под ногами. На постели, метаясь, лежала синеволосая девушка. Стройные ноги раздвинуты, окна запотели от частого дыхания. И шальная ручка непрерывно орудовала у себя между ног, заставляя подвиливать таз навстречу пальчикам. Если бы они могли, чёрные глаза почернели бы сильнее.       Женский ротик приоткрылся с учащённым дыханием, тонкие пальчики, подняв, коснулись губ. Мадаре рефлекторно захотелось просунуть в этот сладкий ротик свои пальцы. Двинуть ими вглубь, к глотке, заставив облизать и с причмокиванием отпустить наружу, оставляя за собой ниточку слюны. Почувствовать жар, источающий чужое тело. Позволить сознанию улететь куда-нибудь на Марс, лишь бы слышать прекрасные звуки, видеть, как качаются навесу полные груди с оттопырившимися сосками, провести по ним руками и… Резко сжать. До крика. До скрипа челюстей и почти боли в штанах, где возбуждение стояло уже давно острым колом и не собиралось уходить в принципе.       —Ох ты… — мужчина невольно дёрнулся, почувствовав отрезвляющий порыв ветра от окна, и поспешил ретироваться. А Конан ещё несколько минут не могла понять, почему она проснулась, во-первых, не доведя себя до пика, и во-вторых… почему такое чувство, что здесь кто-то был, но внаглую наблюдал и даже не присоединился?!

***

      Находясь в достаточно приподнятом настроении, Конан отложила разобранные документы на край стола, встала и потянулась. Полночи провести в сгорбленном положении — это не хухры-мухры. Тут о-го-го какие последствия. Поэтому девушке следовало размяться и расслабиться. С недавних пор Конан приобрела привычку препарировать у себя в голове образ Пейна во всех его проявлениях, позах, одежде и без, а также подгонять фантазии под себя, представляя: …рыжеволосый мужчина лежит на животе и снизу вверх смотрит ей в глаза. Приоткрыв рот. И облизав нижнюю губу. Проследив за шевелением его руки, Конан замерла, но Пейн лишь подложил свою ладонь себе под голову. …она кидается на него, словно оголодавшая по ласке кошка: только с улицы, мокрая, возбуждённая от своих горящих мыслей и желания вернуться домой. Только к нему. И нет вообще в помине никакого Акацуки, никакого плана «Глаз Луны». Есть только его горячие, опаляющие губы, поцелуи, и руки, беспорядочно шарящие по телу и прижимающие точно промежностью на сосредоточие мужского вожделение. И от этого уже хотелось запрокинуть голову и закричать: «Да-а, Пейн!»       Любая мини-фантазия была запомнена и уложена в дальний ящик, до лучших времён. Ну, или пока она не решит, стоит ли ей вообще что-то делать с этим. Вроде нормально живёт. Прорва работы, куча различных игрушек, которые девушка добыла себе кровью и потом, буквально перешагивая через своё стеснение. Даже лицо-кирпич не выдерживало таких нагрузок. Никаких проблем вообще на горизонте нет.       Разве что, есть одна. Малю-юсенькая. Крошечная. Покрытая покрывалом невидимости, но не отсутствия.       Вот бы кто двигал эти игрушки…       С тяжёлым девичьим вздохом, очередная вещь из магазина перекочевала в тумбочку на полку, за плотно задвинутые дверцы. Как-будто игрушка сама виновата, что хозяйка такая беспросветная дура и не может выполнить то, что желает. А всё дело в чём? Правильно — в её неожиданно проснувшейся совести.       «Ну, как же я потом смотреть Нагато в глаза буду? И просить стыдно…» –сокрушалась Хаюми, нарезая по комнате круги, –«Но и терпеть я уже не могу. Я скоро умру от желания».       «О да, детка!» — внутренний голос тут же вскинулся, готовый лицезреть и возбуждаться.       —Помочь? — со стороны входа донёсся спокойный голос, а мужчина стоял с едва различимой улыбкой. Конан едва из рук не выронила то, что совсем недавно побывало внутри, внизу. Но всё равно — дави ты, растягивай или массируй — с настоящим мужиком это даже рядом не стояло. От бессилия хотелось выть.       С чем там Мадара собрался помогать Конан так и не стала уточнять. Хватило запоздалого понимания, что она так и стоит с фаллосом в руках, мучительно краснея и отчаянно желая провалиться сквозь землю. Очень непривычное чувство. И перед кем?!       —Мадара! — прорычала девушка, выпрямившись и отбросив свою игрушку в дальний угол. Двинувшаяся маска показала, что взгляд бросок заценил, —Стучаться не учили?       — Я бы такого зрелища себя лишил, нет уж, — хмыкнул мужчина, и отлипнув от косяка, пошёл к девушке. Та рефлекторно подобралась, приготовила руки для печатей, если этот мутный тип решит напасть. Но Конан вдруг подняла взгляд, и… оцепенела.       —Хочешь, я помогу тебе претворить твои желания в жизнь?       —Ты не сможешь… — пробормотала Хаюми, как завороженная, совершенно не отдавая отчёта словам.       —Поспособствовать могу, — уточнил Учиха, и порывшись в кармане, выудил парочку таблеток: белую и зелёную, —Таблетки с сюрпризом. Обе хороши, вот только какую ты выберешь?..       —Что ещё за шутки?! — зашипела янтароглазая, начав вырываться. Её тут же цепко схватили за подбородок и заставили замереть. Ей показалось, что Мадара под маской выдохнул и облизнул губы, а затем тоже замер, словно выжидая.       Как он хотел её поцеловать! Мягкие уста находились всего в сантиметрах от его пальцев, и он мог претворить свою маленькую фантазию в жизнь: изучить сладкий ротик напористыми пальцами, своим языком и губами, едва не вгрызаясь в податливую плоть. Смотреть с садистким удовольствием, как с прокушенной губы стекает капелька крови, и как он бы её слизнул. Легко. Нежно. Отчаянно.       Овечка, которую пасут два волка. И один-таки захотел показать зубы…       Внезапно его отодвинули от себя. А ведь правда, придвинулся едва не вплотную, вцепился в подбородок, словно в оплот спасения своей жизни. Который, в любом случае, он утащит за собой на дно, ибо с его дна выхода уже нет.       Мадара чертыхнулся, и поправив маску, едва ли не вылетел из комнаты, оставив девушку в полнейшем шоке. Она, что, обжималась с Мадарой? Куда катится этот мир? А таблетки он дал, чтобы она не мучилась? Хаюми помотала головой, отказываясь понимать эту ситуацию, а затем взглянула на таблетки.       Конан не любила сюрпризы от слова совсем. Но слова всё ещё звенели в голове: Хочешь, я помогу тебе претворить твои желания в жизнь?       —Хочу, чёрт возьми.

***

      Нагато как раз тихо-мирно читал уже пятую книгу, вертя в руках чашку чая. Чай-то он уже давно выпил, а вот дойти до стола чтобы поставить посуду — лень.       В этот момент в гостиную ворвался синеволосый вихрь, описав круг вокруг дивана и без стыда устроившись на его коленях! Нагато оказался настолько шокирован происходящим, что пропустил момент, когда Конан уселась к нему лицом и склонилась. В янтарных глазах плескался океан эмоций, бушующий шторм чувств и желаний. Больше — сожрать Пейна целиком, если он вякнет хоть слово. Вот прямо…       Только рот открылся чтобы что-то сказать, как его тут же заткнули весьма деликатным образом. Таким глубоким поцелуем, что у мужчины едва глаза не выкатились от второго удивления. Вялое сопротивление пресекалось. А вот через десяток секунд натурального шока кто-то тоже стал, видимо, насаживаться на одну волну. Провёл рукой по девичьему позвоночнику, пересчитал каждый позвонок, нырнул в копну волос и оттянул их назад, открывая взору белоснежную шею, к которой мужчина тут же припал. Слух умягчился приятной мелодией. Но надолго не хватило. Конан почему-то была чертовски нетерпелива.: кидалась к губам, уходила поцелуями по подбородку по шее к ключицам, очертила языком края каждого штыря на груди, отчего мужчину от каждого прикосновения пробивал едва не электрический разряд.       К чёрту всё.       Книги и чашка скатились на пол. Женское тело опустилось на подушки и оказалось тут же вдавлено массивной тушей сверху. Желанной и родной. Губы снова нашли друг друга, уже не отрываясь друг от друга очень долго. Конан могла себе представить, что целует настоящего Яхико. Живого и доселе любимого. А Нагато…       Как жарко… Никогда ещё так не было.       Руки стали расстёгивать блузку, затем откинули ненужную сейчас вещь в сторону. Татуированное тело нависло сверху, вглядываясь в затуманенные глаза. «Ты всё ещё хочешь этого?» — так и говорил его взгляд. Конан хмыкнула, и потянулась к домашним штанам своего лидера, дабы выпустить на волю то…       —Ах, Нагато, да-а, — мужская рука в ответ сжала чувствительный сосок, а ко второму припал горячий рот, вбирая розовую горошину в себя, как вишенку с торта.       Нежная рука легко и медленно провела несколько раз по члену, на что мужчина неопределённо промычал, и опустив одну из рук, заставил девушку едва не подскочить с дивана. Чувствительные точки горели огнём. Казалось, она в любой момент могла взорваться фейерверком невероятного оргазма. Что-то мешало. Хотелось плакать, как девчонка-подросток от такого разочарования. А руки к тому времени уже стали медленно массировать бёдра, пробираясь ниже мучительно медленно, а добравшись, заставили едва не крикнуть от удовольствия.       Пальцы очертили половые губы, раздвинули в стороны складочки и, скользя, легко проникли внутрь. Правда, почему-то Пейн замер. Недовольно завозившись, Хаюми увидела в дверях нарушителя их уединения.       —Иди сюда, — сказала Конан, протягивая руку к брюнету. Сейчас, при закатном солнце, Учиха казался беззащитнее, чем раньше. Даже черты лица были мягкими и крайне довольными, — Масочник.       Ему не надо было повторять дважды. Пока Пейн не решил всё испортить извечным ворчанием или того хуже, вдруг передумать, Конан стремительно поменялась местами с ним, усевшись на его бёдра, нетерпеливо поёрзала. Сзади почувствовала тепло ещё одного тела, которое голодными руками впился в талию девушки, она едва подавила шипение.       Наконец-то она получит то, о чём мечтала долгие месяцы полнейшего одиночества. И с кем! С двумя мужчинами, чьи тела напоминали идеальные фигуры, с любовью слепленные природой. И волевым, доминантным характером, который и не собирался участливо поинтересоваться на ушко: не больно ли ей? Как лучше сделать, чтобы она получила удовольствие? Почему… проявила инициативу? Только последний вопрос на отголосках действительности прыгал перед глазами Нагато, пока он целовал белоснежную кожу, обводя языком и всасывая внутрь, так, как не делал уже давно. А Конан сейчас была слишком возбуждена, чтобы думать о таких мелочах.       Мощные руки сжали ягодицы и усадили промежностью на оттопырившиеся штаны в районе паха; девушка завозилась. К покрасневшим пятнам тут же прилила кровь. Как и в голову, в прочем.       Губы столкнулись в поцелуе, доводя друг друга до исступления. Он чувствовал, что полыхает. Изнутри просыпается необычное чувство тепла и огня, охватывающее каждую частичку его тела. Боги, какая она была горячая. Жаркая. Мокрая… текущая и полностью готовая, едва не скулящая от перевозбуждения. Пейн просунул руку между их тел, медленно очертил сосок и спустился вниз. Двинул рукой по клитору, заставив девушку резко дёрнуться и застонать. Другой рукой он держал её за шею, целуя. И на мгновение почувствовал напряжение, когда диван под ними прогнулся.       А, Мадара…       Покалеченный жизнью парень, решивший разрушить этот мир и создать новый, всегда за высокодуховные идеалы и не ведущийся на поводу у низменных потребностей, сейчас — примеряется, с какого угла и в какую дырочку просунуть свой тоже изнывающий член. Внушительный член. Тоже давно не знающий женской ласки и теплоты глубин, покорно внимая идеалистическим предпочтениям хозяина.       Конан казалось, что сейчас её промежность является эпицентром вулкана, из которого вот-вот хлынет лава. Когда Мадара прижался к ней сначала торсом, затем бёдрами, она забыла как дышать.       —Белая, значит, — промурлыкал Учиха, орудуя пальчиками во влагалище, с которого катились капли смазки. Апогеем стало то, что, опустившись на колени на полу и наклонившись, он слизнул одну из них, протянулся по дорожке вверх и, путём нехитрых манипуляций, погрузил язык в промежность. Конан вскрикнула и двинула бёдрами, но их тут же зафиксировали. Она не заметила, что Пейн уже вылез из-под неё и стал стягивать с себя штаны, освобождая от «оков» внушительное достоинство.       Просто ночь, секс… и ничего большего.       Глаза жадно очерчивали немного угловатую фигуру девушки. Одежда улетела куда-то в угол, словно нагретая на солнце. Они боялись обжечься. Неожиданно чьи-то крепкие руки медленно провели по узкой талии, бёдрам, плечам и шее. Нескольких секунд ласки хватило с лихвой, чтобы янтарные глаза начали увлажняться.       — Я…       —Молчи, — шикнул Нагато, и резко убрав синие волосы на плечо, протолкнул твёрдый член в горячий плен женского рта. С другой стороны Учиха ещё немного поелозил, но всё-таки заполнил её собой. Резко. Безжалостно.       Так, как хотели они, отыгрываясь за все годы озлобленной на весь свет жизни. Конан не виновата, что в сердцах мужчин живёт тёмная энергия, которая со временем поглотит всё живое. И её тоже, ведь… Начало уже положено.       Чёртовы таблетки.       Чёртовы гормоны и взрослая жизнь.       Но хотя бы на время… позволь мне представить его. Я хочу, больше всего на свете…       Не этого ли ты хотела, Конан? Теперь ты шлюха в их глазах. И ради чего? Чтобы потешить себя несколькими минутами воображения, что вместо холодного трупа находится давно погибший любимый человек? Что может быть бессердечнее? Даже тепло к Нагато, как к другу, не спасло.       Уже потом она встанет с постели, потянется, окинет равнодушным взглядом опустошённых мужчин. Раскинет руки в стороны, стоя на балконе, обдуваемая холодным ветром. Как хранительница Аме. Как ангел-хранитель своего друга, заместо умирающей памяти. А гормоны…       Обито ещё несколько минут теребил в руках цветную таблетку. Потом, искоса глянув на друга, протянул её Пейну, и со словами: «Когда будет скучно, просто дай её ей», — покинул комнату. Про себя выдохнул, что Конан сделала правильный выбор. Очень сильный стимулятор, чтобы побороть все сомнения и страхи. А вторая…       —Ты не знаешь, почему уже вторую неделю дождь не идёт? А то я всем возможным запасся, пока здесь, а тут оказывается солнечно, — спросил путник, теребя в руках сложенный зонтик. Местный же пожал плечами, и когда путник скрылся, то мужчина довольно улыбнулся, продолжая ковать железо.       «Ангел усмирила бурю…»