***
К заботе Риты о его персоне и к вниманию, которое она проявляет к его жизни, Данилов привыкает охотно. Спустя несколько дней он уже не стоит столбом, когда она оказывается на пороге его квартиры, и даже не удивляется этому визиту. А по прошествию месяца ловит себя на мысли, будто так было всегда. Всегда Власова приходила к нему к гости по несколько раз на неделе — порой даже без предупреждения, но никогда не пересекаясь с визитами Николая Петровича. Всегда вытаскивала его в магазин, чтобы закупиться продуктами дольше, чем до завтра. А Круглов об этом даже и не догадывался, всегда принося какой-нибудь полуфабрикат с собой и никогда не заглядывая в холодильник. Всегда незаметно припрятывала початые и нетронутые бутылки в его же квартире, да так ловко, что Данилову первое время казалось, будто он сам переставил алкоголь или вовсе выпил да и забыл. Вот и сейчас капитана Данилова совершенно не удивляет их с Ритой утренняя прогулка по ближайшему от его дома супермаркету. Они договорились о ней совершенно спонтанно, когда вчера, встретившись за обедом в буфете и оставшись в помещении лишь вдвоём, разговорились, и он к слову сказал, что завтра, то есть уже сегодня, работает не с утра. Власова тогда предложила закупиться, и у Стёпы даже на долю секунды мысли не возникло отказаться. — Тебе стоило сразу после тяжёлой ночной смены ехать домой, — отзывается Данилов, глядя на свою спутницу и пытаясь заглянуть в её уставшие глаза. Он толкает перед собой тележку с продуктами и никак не может отделаться от настойчивой мысли, что виноват в том, что напарница не может выспаться. Ради него ведь она после суток дежурства не домой поехала, а прямиком к нему, чтобы с покупками помочь, а перед этим спросить обязательно, как он себя чувствует и удалось ли хоть немного поспать без кошмаров. — Отсыпаться, а не мучить себя. Чего ты себя не бережёшь? — Стёп, всё, я уже приехала, — отрезает Власова, не желая объясняться и продолжать это обсуждение. — И ты прости, конечно, но не тебе говорить о том, что беречь себя нужно. Возражать этому замечанию Данилов не собирается. Он напротив соглашается со словами напарницы — человека, день завершающего водкой и по полночи не идущего спать, чтобы оттянуть ночные кошмары, вряд ли пригласят на телевидение или ютуб для ролика о режиме дня и назначат экспертом по здоровью — кивает в ответ на её слова и уверенно заявляет: — Тогда завтрак сегодня с меня. Должен же я тебя хоть как-то отблагодарить за то, что ты для меня делаешь.---
— Слушай, Рит, — сидя напротив своей гостьи, Степан отвлекается от завтрака и поднимает на неё глаза, — как ты относишься к возможности возвращения человека с того света? Ну, вот он умер, а потом его душу берут и возвращают с другим лицом, в другом облике. Чтобы близкие могли поговорить с ним, обнять. — Я не совсем тебя понимаю, Стёп, — его слова вынуждают Власову отложить вилку в сторону, напрячься, удивиться и, вытянувшись как струна, перевести на капитана непонимающий взгляд. — Вернуть мертвеца? Ты серьёзно? — где-то в глубине души надеясь, что Данилов просто решил пошутить, возвращаясь постепенно к привычной жизни, спрашивает у напарника Рита. Но тот, вопреки её надеждам, кивает, поясняя, что в разговоре этом он абсолютно серьёзен. — Но как? Это ведь невозможно. Данилов поднимается на ноги и отходит чуть в сторону от стола, рукой взъерошивая волосы на затылке, и на спине своей ощущая неотрывный взгляд Маргариты. Она ждёт его ответа, сама банально не зная, что ещё сказать. В голове её не укладывается тот факт, что воскрешение возможно, что бывает такое чудо, как возвращение ушедших родных. И ещё сильнее переживает за Степана, который в любой другой ситуации и слушать бы не стал про все эти магические операции, а сейчас — Рита видит это абсолютного точно — поверил в такую притягательную сказку. — А если возможно? — Данилов разворачивается, заглядывая коллеге прямо в глаза. — Просто мы не привыкли к такому, поэтому и не верим. У нас в головах не укладывается, что умершего можно вновь увидеть, поговорить с ним, вот и считаем это дикостью, — капитан опускается обратно на стул напротив Власовой и продолжает свою мысль, перейдя на конкретный пример. — Бликов вернул на землю душу Чаркина, но в новом теле. Он в своём новом обличаи спас дочь, вернулся в семью… и, вроде бы, всё должно быть прекрасно, но кто-то узнал, что это Чаркин, и убил его. А? Как тебе такой вариант? — Какая-то слишком… смелая версия, — признаётся Власова, стараясь быть в своих формулировках как можно мягче, чтобы не качнуть маятник в голове Данилова ещё сильнее. — Тебе так не кажется? Почему ты веришь, что это был именно Чаркин? Потому что так сказали жена с дочерью? Потому что Бликов уверяет, что это Чаркин? Мало ли что и по какой причине они говорят. Стёпа, ты ведь даже не видел его. — Его не видел, да, — соглашается Данилов и окончательно собирается духом, чтобы раскрыть перед Маргаритой все карты. — Но я… — запнувшись на полуслове, Стёпа поднимается вновь и замирает, взгляд влажных глаз переведя в окно. Вязкий ком предательски подступает к горлу, заставляя прикрыть глаза и от собственного бессилия сжать губы. — Я сестру с племянницей вчера видел, — вдруг севшим голосом сообщает он и глазами ловит взгляд своей гостьи. — Понимаешь, вот этими собственными глазами видел. И руками вот этими обнимал. Я разговаривал с ними точно так же, как сейчас с тобой. Власова наблюдает, как Стёпа жестами сопровождает свои объяснения, слышит, как полная уверенность звучит в его голосе, и абсолютно теряется, что же делать ей самой, как реагировать на его слова, от которых у неё пропадает дар речи, озноб пробегает по спине, и сердце до боли сжимается в груди, как в тисках. — Но ведь они… — Я не сумасшедший, Рит, — склонившись над столом, Данилов ни на секунду не разрывает с напарницей зрительный контакт, они оба словно подсознательно заставляют друг друга не отводить взгляд, будто так проще будет разобраться со всем тем, что при озвучивании вслух кажется таким нереальным и вгоняет в состояние близкое к шоку, — и прекрасно помню, что они… что их больше нет. Но я уверен, что вчера в подворотне были они. Моя сестра и племянница. Я почувствовал, что это именно они, просто с другой внешностью, с другими голосами. — Собираясь было сказать что-то ещё в доказательство теории возвращения душ, капитан вдруг замолкает. Даже не садится, падает на стул и обречённо утыкается взглядом в столешницу. — Ты тоже мне не веришь, — выдыхает Данилов и, не дожидаясь, когда Маргарита задаст вопрос, зная наверняка, что её заинтересовало это его «тоже», объясняет: — Круглову вчера моё откровение не понравилось. То, говорит, Бликов — мошенник, то осмыслить всё нужно… спасибо за справкой не отправил. «Сложно так сразу взять и поверить в то, что человека можно воскресить», — собиралась сказать напарнику Рита меньше двух минут назад, а сейчас решительно передумала. Круглов, по сути, сказал давече то же самое, задев капитана за живое, а дважды выбивать Данилова из колеи этими словами, давать хоть малейший повод решить, что друзья считают его сумасшедшим, Власова хочет меньше всего. Маргарита поднимается со своего места, составляет опустевшие тарелки в раковину и, развернувшись к хозяину квартиры лицом, как бы невзначай спрашивает: — Послушай, а этот твой Бликов любого может вернуть? — Стёпа поднимает на неё удивлённые глаза, явно не ожидая такого поворота, но и рта открыть не успевает, как Власова продолжает речь. — Мне бы хотелось увидеться с одной девушкой, близкой родственницей, но её нет в живых уже почти десять лет. Может, ты узнаешь? Данилов беззвучно кивает ей в ответ, всё ещё не до конца веря в реальность Ритиной просьбы. Возможно, даже подвох ищет в её словах — но это где-то в глубине себя, под слоем десятка мыслей, чувством спокойствия, когда Власова составляет ему компанию в холодной реальности, и не успевшими потухнуть со вчерашнего вечера эмоциями. Он поднимается на ноги, когда Маргарита разворачивается; делает несколько шагов, когда она включает воду, стоя лицом к стене; и, оказавшись совсем рядом, когда подруга мочит под струёй губку, всё же решает ответить: — Конечно. Всё узнаю. — Стёпа протягивает руку, сжимая вспененную губку, а заодно и кончиками пальцев касаясь ладони Власовой. — Я помою. А ты подожди минут десять, и я тебя отвезу. — Да зачем, Стёп? Я сама прекрасно доберусь, — противится Власова, про себя всё же улыбаясь этой заботе и тому, что Данилов с каждым днём всё больше возвращается в привычное русло. — А тебе ещё в контору ехать, работу ведь никто не отменял. Данилов спорить и доказывать ничего не собирается, он лишь просит хотя бы эти десять минут подождать и позволить ему хоть до машины проводить свою гостью, и Власова соглашается. Про себя думает, что по пути к машине всё же уговорит подругу воспользоваться им, как личным водителем, даже аргументы и необходимые для озвучивания слова подбирает. Но не дождавшись исхода десятой минуты, понимает, что никого убеждать уже и не нужно, собственно, как не требуется и отвозить домой. Свою гостью Степан обнаруживает прислонившей голову к спинке дивана и погрузившейся в пелену дремоты. Он сначала с минуту с лёгкой улыбкой и одновременно с укоризненной мыслью: «А ещё хотела за рулём ехать» — наблюдает за Власовой от дверей, потом укладывает осторожно, чтобы не разбудить, и одеялом укрывает, заботливо подворачивая края и не оставляя лишних просветов. А напоследок ещё и записку оставляет: «Возьми их себе» — прикладывая связку ключей, отыскавшуюся в ящике комода.***
— Ты с ума сошёл, — не спрашивает даже, а уверенно заявляет Власова, налетев в коридоре ФЭС на Данилова, отпивающего прямо из фляги. Она забирает из рук коллеги сосуд и, поспешно завернув крышку, прячет его между двух папок в своих руках. — Пить прямо в конторе в рабочее время. Стёп, ты вообще соображаешь, что делаешь? — Да какая уже разница? — горько усмехается ей в ответ Данилов. После разговора с Кругловым в буфете ему меньше всего хочется следовать каким-то правилам, думать о том, кто и что решит на его счёт, и вообще оставаться в этих стенах. Злость смешивается внутри него с непониманием, и очень хочется оказаться на пути сильного ветра, чтобы он выдул прочь все лишние мысли и чувства. — Сначала у меня табельное забрали. Ну, правильно, опер и без оружия походит, а задерживать или защищать кого-нибудь голыми руками или силой слова, видимо, должен. Я, говорят, плохо себя контролирую. А я ствол не то, что не применял, не доставал даже! — выпаливает капитан, пугая проходящих по коридору лаборантов и привлекая к себе их внимание, и свой пыл усмиряет только после того, как Рита требовательно сжимает ладонь на его руке. — Теперь вот отстранили. Следующим шагом, похоже, вообще уволят. — Не говори ерунды. — А это не ерунда, Рит. Это пугающая закономерность. Данилов берёт Маргариту под руку, осторожно сжимая ладонью её локоть и, ничего не говоря и не спрашивая о её сиюминутной занятости, увлекает вслед за собой в сторону выхода с этажа. Рита отчего-то решает ничего у него не спрашивать, а лишь внимательно наблюдает за напарником, пытаясь по малейшим изменениям мимики понять, что к чему, и какая муха его укусила. Она крепче сжимает папки в своей руке, чтобы его фляга не вывалилась на пол, вновь приковав к их скромным персонам ненужное внимание, даже и не пытается освободиться от лёгких оков Данилова и уверенно шагает вслед за ним в распахнувший двери лифт. — Кому-то очень не нравится моё участие в этом деле, — продолжает свою речь Степан, когда створки лифта закрываются, и он начинает опускаться на выбранный этаж. Капитан встаёт напротив Власовой, плечом припавшей к стенке, и заглядывает ей в глаза. — И этот «кто-то» — товарищ генерал. — Баграев? — Баграев, — кивает в ответ, косясь на экранчик пройденного этажа. — Ему очень не нравится, что я настаиваю на поиске Чаркина, словно он знает всю правду и не хочет, чтобы до неё докопались. Что же это за правда такая, а? — Рита в ответ лишь едва заметно пожимает плечами, не зная, как и реагировать на такое предположение Данилова. Шутка ли — генерала возводить в ранг подозреваемого по делу об убийстве. — И практически во время каждого своего визита он намекает Рогозиной, что не всем место в розыскной группе. — Лифт негромко звякает, сообщая о прибытии на нужный этаж, распахивает двери, приглашая пассажиров ступить на асфальтовые земли гаража, и капитаны устремляются куда-то вглубь помещения. — Я не знаю, что он сказал Рогозиной, но сегодня Галина Николаевна, как видишь, к его словам прислушалась. И пистолет у меня, полагаю, по его приказу забрали. А дальше что? А, Рит? Скажи мне, что дальше: Баграев захочет, чтобы меня уволили — меня уволят? А если увольнения ему покажется мало, что тогда? Посадят? Убьют? — Стёпа… — ей хочется сказать, что Данилов сгущает краски, что в своих подозрениях уходит слишком далеко в сторону. И Рита сказала бы это, если бы не слышала вчера сама лично, как Баграев пытается надавить на Рогозину и вынудить отправить Степана домой; если бы не бросалось так явно в глаза — даже ей, не участвующей в расследовании — желание генерала всеми силами не дать распутать клубок до конца; если бы какое-то внутреннее чувство — интуиция, что ли? — не подсказывало, что что-то в этом деле не так и не заставляло бы сердце сжиматься от необъяснимого волнения. — Не может же быть вселенского заговора, правда? Ты ведь знаешь, Рогозина никогда не делает ничего просто так. И если решила отстранить тебя от этого дела, значит, так нужно. Я не знаю… может, чтобы внимание Баграева усыпить. Или кого-нибудь другого. Подожди, — шальная мысль вдруг появляется в голове, и Власова замирает на месте, схватив Данилова за руку. — Ты же не хочешь сказать, что Галина Николаевна… На всякий случай Рита оглядывается по сторонам, прежде чем продолжить, но так и не решается закончить вопрос, она лишь поднимает на Данилова обеспокоенный взгляд, и помимо собственных мыслей и пугающих предположений тонет ещё и в его глазах, наполненных одновременно бессилием и желанием во что бы то ни стало докопаться до правды. — Я хочу сказать, что Баграев слишком активен в этом деле. И активность его мне совершенно не нравится. Не знаю, причастен он как-то ко всей этой истории с Чаркиным, или просто по жизни такая сволочь редкостная, — Степан делает несколько шагов из стороны в сторону, стараясь привести в порядок мысли и усмирить закипающие эмоции. — Пока не знаю, — он останавливается в стороне от напарницы и обещает то ли ей, то ли себе самому: — но обязательно узнаю и со всем разберусь. И с тем, что творится вокруг личности Чаркина, и с тем, причастен ли к этому Баграев. — Стёп, — зовёт Рита, делая шаг ближе, но озвучить задуманное не успевает. — Рит, я не оставлю это дело, — капитан перехватывает право говорить вместе со взглядом подруги, устремлённым в его сторону. — Докопаюсь до самой его сути, чтобы каждый, абсолютно каждый, без единого исключения, понёс заслуженное наказание. Чего бы мне это не стоило. Знаешь, у меня не так много осталось в жизни, чтобы бояться идти до конца. — Я не думала тебя отговаривать, — объясняет Маргарита, когда Данилов замолкает, прикрыв глаза. Преодолевает те два шага, которые разделяли их последние минуты, и опускает ладонь на его плечо, сжимая ткань пиджака. Стёпа как по команде переводит на напарницу взгляд. — Просто дай мне знать, когда потребуется помощь. Хорошо? Стёпа молчит, не отводя от Власовой глаз, кладёт руку поверх её ладони и мягко сжимает пальцы, непривычно холодные даже для неё самой. Молчит только потому, что не знает, что и сказать — слукавить, пообещав просить помощи при первой необходимости, или признаться, что вовсе не хочет втягивать её в это дело, чтобы не рисковать и не ставить под удар? Он чуть сильнее сжимает Ритину ладонь и в итоге бросает в ответ ничего не обещающее, но и не отрицающее «Спасибо». К лифту они возвращаются молча, оба погрузившись в пучину мыслей, зная наверняка, как схожа их тематика, но не озвучивая вслух, дабы не нагнетать ситуацию и не нарваться на «лишние уши». Точно так же, не проронив ни единого слова, возвращаются и на этаж, с которого так поспешно почти что сбежали не так давно. — Попробуй поспать, Стёп, — просит Власова на прощание. — Без таблеток и алкоголя. Хотя бы пару часиков. Я понимаю, что это не так просто, как может показаться, но тебе сейчас правда это нужно. — Посмотрим, — пожимает плечами капитан. — Как получится. Ладно, пойду я домой, пока Баграев не решил в очередной раз вернуться и, увидев меня ненароком, возненавидеть с новой силой. Но вместо Данилова первой уходит Рита. Она, всё также сжимая в руке папки, собирается дойти наконец до стола и, разложив материалы по законченному недавно делу, дописать все отчёты, проверить все бумажки и сдать наконец всё это начальству. А Степан будто забывает напрочь и о желании отправиться домой, и о том, что стоит он у самого входа, и если генерал решит вдруг вернуться, не попасться ему на глаза будет нереально. Он провожает напарницу взглядом — словно кавалер, сопроводивший даму до дома и ждущий теперь, когда она скроется в подъезде, а лучше и вовсе за дверью собственной квартиры. — Рита! — окликивает подругу Данилов, вдруг спохватившись. И она мгновенно останавливается, не успев скрыться за поворотом. — Ничего не хочешь мне вернуть? — спрашивает, оказавшись рядом, и, незаметно для проходящей мимо парочки спорящих лаборантов, кивает на папки в Ритиных руках. Власова в ответ отрицательно качает головой. — Не нужно тебе сейчас это. Стёп, — она мягко сжимает его руку чуть выше локтя и заглядывает в глаза, — поверь, не нужно. А потом я обязательно верну, мне чужого не надо.---
Вернуть Данилову фляжку Рита приезжает уже на следующий день — отработав положенную смену и успев не только проводить уезжающего на соревнование сына на поезд, но ещё и услышать от него абсолютно прямое заявление о том, что фляжка — всего лишь предлог и, не будь её, обязательно был бы найден какой-нибудь другой, пусть даже глупый, но всё равно позволивший бы приехать в гости. Эти слова Власова ловко пропускает мимо ушей и вспоминает о них только тогда, когда приехав к Данилову и не дозвонившись в дверной звонок, вместо того, чтобы решить, что её совершенно не ждут, и удалиться восвояси, дверь открывает своими ключами. И тут же встряхивает головой, гоня прочь мысль, что он сам дал ей даже не повод, а явную возможность в любой момент оказаться в его квартире. У коллеги в квартире Рита себя чувствует уже практически как у себя дома. Ещё бы — ведь за последнее время она тут и прибиралась, и экскурсию небольшую слушала, и холодильник съестными запасами наполняла, она даже выспаться у Стёпы дома успела, совершенно этого не собираясь делать. Вот и сейчас, выслушав от бесчувственной девушки, что абонент не абонент, отыскав на полках шкафчиков и холодильника всё необходимое, Власова колдует над очередным кулинарных творением. — Чёрт, — негромко выругавшись, капитан старается стереть полотенцем брызнувший на блузку соус, но скоро понимает, что попытки бессмысленны, а спасти светлую ткань от въедания пятен можно лишь безотлагательной стиркой. — Надеюсь, Стёпа будет не против, — говорит Рита сама себе, с верёвки в ванной стягивая сухую футболку Данилова. Она улыбается своим мыслям, пытаясь представить изумление Данилова, когда он вернётся домой и в своей собственной квартире обнаружит незванную гостью — но это его вряд ли удивит, к таким визитам он успел уже привыкнуть, да и ключи сам ей отдал — в его собственной футболке, великоватой для неё, но на фигуре смотрящейся довольно мило. У Риты вполне правдоподобно получается нарисовать в голове возможные варианты сегодняшней встречи, рассмотреть в глазах воображаемого Данилова удивление, услышать уже привычную согревающую изнутри похвалу о своей готовке — тем более времени на это у неё предостаточно. Степан не появляется ни через час, ни через два. И Рита ещё с десяток раз набирает его номер в мобильном, пересиливает своё желание поставить на уши всех ФЭСовских компьютерных гениев — от неё ведь тогда не отстанут с вопросами — и вдруг успокаивается, самой себе сказав о том, что чувствует, что с ним ничего не случилось. И в конце концов засыпает — укутавшись в футболку Данилова и его одеяло.***
— Что сделал Данилов?! — Рите не верится в реальность сказанного и больше всего хочется услышать, что это не к месту придуманная шутка, а не чистая правда, что её зачем-то решили попугать, а не рассказать о последних сдвигах в деле Чаркина. Вот только эмоции на лицах экспертов, ужас и непонимание во взглядах убеждают в обратном, так и крича, что это не глупый розыгрыш и не злая шутка, а жестокая реальность, словно молот ударившая по голове. — Не-е-т. Он не мог застрелить Чаркина. — А улики говорят, что мог, — и сам не веря, что такое возможно, повторяется Холодов. Он нажимает несколько кнопок на клавиатуре, выводя дополнительные данные, и кивает на монитор, где теперь высвечиваются фотографии Чаркина и Лунёвой с места преступления и портрет Данилова прямиком из личного дела. — В добавок ещё и его новую жену. — И сделал он это из собственного табельного пистолета, — довершает историю Таня. И Власовой в ту же секунду вспоминается рассказ Степана о сданном оружии и о том, что ещё до отстранения он был вынужден на смену заступать с голыми руками, обречённый на безопасность не в полной мере. «Убить из табельного, не имея его на руках…», — проносится у неё в голове, окуная в пучину непонимания. — Как..? — начинает было Маргарита вслух, но сама себя успевает остановить даже не на половине, а уже на самом старте. Ей вдруг кажется необходимым проверить, насколько сильно эксперты посвящены в вопросы, близкие к расследованию, но в ходе дела не прописанные. — Что «как»? — не позволяя паузе повиснуть в лаборатории, переспрашивает Белая, и Рите становится однозначно понятно, что про сданный Даниловым пистолет известно не всем. Ей да Стёпе, Галине Николаевне, ясное дело… а кому ещё? Знает ли об этом кто-то помимо них? По какую сторону правды он в этом запутанном деле? Знаком ли? И чего от него ожидать? Вопросы, как слайды диафильма, сменяют друг друга в голове, звучат то громче, то тише, и Власовой в какой-то момент начинает казаться, что у неё началась паранойя, что врагов она уже стала искать там, где и быть-то их не может. «Ты же не хочешь сказать, что Галина Николаевна…», — проносится в памяти давеча сказанная фраза и то, что Данилов так и не ответил, ловко вернув разговор к персоне Баграева. — Рит, о чём ты? Что «как»? — Нет, ничего, — отмахивается от вопросов Маргарита и даже мимолётно улыбается, мол «всё в порядке, не обращайте внимание», но сразу же вновь становится серьёзной, не в силах полностью отстраниться от размышлений. — Это я так. По другому делу просто мысль одна пришла, ничего особенного, — продолжает врать Власова, параллельно отмечая, что поскорее нужно оказаться в стороне от любопытных глаз и дотошливых вопросов и постараться по полочкам разложить, что к чему, и понять, как действовать дальше. — Пойду-ка я, подумаю ещё над ней. А вы работайте! Эксперты провожают взглядами капитана, поспешно поднявшуюся на ноги и не глядя повесившую халат на крюк вешалки, и, когда Власова скрывается за ближайшим поворотом коридора, Белая с вопросом поднимает на Андрея глаза: — Странная, да? — Не говори так, — предостерегает напарницу Холодов, подняв указательный палец вверх. И, когда Таня сдвигает ближе к переносице брови, не понимая, что она такого незаконного сказала, объясняет: — ты вот, сидя на этом же самом месте, между прочим, про Данилова сказала, что он странный, а теперь что с ним? А он теперь в розыске за убийство. Так что не надо, не говори, что люди странные. Даже если именно такими они и выглядят.---
На улице уже непроглядно темно, когда Власова добирается наконец до дома. В голове всё тот же ворох мыслей, который за день не то что не уменьшился или стал хоть чуточку аккуратнее, а напротив увеличился, кажется, вдвое и нарушил тот небольшой порядок, что имелся. Рита не находит ответа ни на один вопрос, и ни одного решения не может придумать. Ей и вовсе на мгновение кажется, что невозможно найти ни единой ниточки ни к тем, кто помог Чаркину «воскреснуть», ни к тем, кто в итоге его всё-таки добил. Невозможно понять, в чём вообще идея этого глобального плана и кто в нём пешка, а кто гроссмейстер. Рита уже и думать боится, кто может быть замешан во всём том, что у неё и понять-то не получается, кто из сто лет знакомых может лишь носить маску друга, а не являться таким на деле, кто с одинаковой лёгкостью и чашку чая протянет, и выстрелит в спину. Капитан встряхивает головой, хоть на мгновение надеясь избавиться от душащих изнутри и почти что с ума сводящих мыслей. И ей это на удивление удаётся. В голове остаётся лишь одна — словно факел горящая в мутном тумане, словно Сириус светящая на ночном небосводе, и Маргарита в который раз достаёт из кармана мобильный в надежде увидеть сообщение от Степана. Хотя бы одно предложение, что с ним всё в порядке. Но входящих по прежнему нет. — Как же мне тебя найти? — в пустоту спрашивает Власова, положив голову на скрещенные на руле руки и прикрыв уставшие глаза. Но сидит она так недолго — и минуты не проходит, как Рита привычно берёт себя в руки, словно узлом связывая мысли, встряхивает головой, возвращая контроль над разумом, и выбирается из машины, по привычке задирая голову на окна своей картины, но, естественно, не находя в них света. — Рита! — раздаётся совсем рядом, и Власова даже на галлюцинации не успевает списать знакомый голос, когда из-за кустов появляется напарник и, оглядевшись по сторонам, пересекает расстояние до её машины, оказываясь совсем рядом. — Холодов сказал, что ты меня ищешь, — говорит Данилов, наблюдая, как Рита, достав из кармана мобильный, отключает его из сети. — Думаешь, могут слушать? — Я уже не знаю, что думать, — признаётся капитан, точно так же, как и Данилов, поглядывая по сторонам и надеясь не увидеть никого из коллег, а уж тем более — чёрную машину и «маски-шоу». — Баграев чуть ли не прописался в ФЭС. Рогозина сама не своя. Чаркин и Лунёва застрелены из твоего табельного. Стёпа, из твоего пистолета, который… я даже боюсь спросить, кому именно ты его сдал. — Ну, и правильно. — Правильно боюсь? — не отводя глаз от Данилова, уточняет Маргарита, но оперативник не отвечает, отведя взгляд в сторону. Рита в очередной раз оглядывается по сторонам и мягко касается ладонью руки напарника. — Давай ко мне поднимемся. Пойдём, не нужно стоять посреди двора.---
В квартире Власовой повисает молчание. Через минуту после озвучивания Даниловым версии, что Галину Николаевну давно уже устранили и заменили послушным двойником, и что она, эта марионетка в ловких руках верхушки Бюро, непосредственно причастна и к истории с «гибелью» Чаркина, и к его недавнему убийству, и даже к пожару в торговом центре, ни у него, ни у Риты не находится слов, чтобы нарушить тишину. А уже через пять начинает казаться, что разговоров на этой кухне и вовсе не было, как нет на ней и людей — так, восковые фигуры, как в музее. Власова опускает голову на сложенные «домиком» руки и взгляд останавливает на знакомой до малейших деталей столешнице, старается в порядок привести мысли и собрать во едино слова напарника, обрывки увиденных экспертиз, услышанные ненароком разговоры и собственные предположения. — Рит, — развернувшись спиной к окну и отбросив в сторону бесполезное разглядывание тёмных силуэтов во дворе, зовёт подругу Данилов. — Рита, — повторяет капитан, когда хозяйка квартиры не реагирует, и мягко опускает ладонь на её плечо. От неожиданного прикосновения Власова вздрагивает и, словно только сейчас заметив гостя в своей квартире и услышав, что он её звал, поднимает на него глаза. — Да, я здесь, — кивает Рита в ответ. Она поднимается на ноги и, сопровождаемая взглядом напарника, подходит к окну, замирает напротив него и, точно так же как и Степан с минуту назад, останавливает взгляд на тёмной картинке за стеклом. — Я просто никак поверить не могу, что такое возможно. Всё то, о чём ты рассказал. Чтобы Рогозина была на самом деле не Рогозиной… и чтобы этот человек с лицом Галины Николаевны совершил убийство… В голове не укладывается. — Андрюха только завтра сможет подтвердить это. Или опровергнуть, — скорее для порядка, нежели веря в такой исход, добавляет капитан. — Но я почему-то уверен, что не ошибаюсь. Рогозина бы так не поступила. Власова кивает не то его словам, не то своим мыслям, и запускает руки в собственные волосы, немного взъерошивая их, будто только именно так можно привести голову в порядок, разложить по полочкам все размышления и найти единственное верное решение. Ей всё ещё сложно поверить, что история с этим загадочным Бюро может быть реальной, что на самом деле в жизни существует такая организация — и, что важно, весьма сильная организация — вершащая человеческие судьбы. Но ещё больше не верится, что Галина Николаевна — настоящая Галина Николаевна — могла бы так поступить. Отказаться прислушаться к версии своего сотрудника, в единую секунду поверить в его причастность к убийству и во время допроса произнести это резанувшее Рите по сердцу: «…независимо от того, возьмём ли мы Данилова живым…». — Так, ладно, — Маргарита сбрасывает волосы на плечи и резко поворачивается к стоящему рядом Данилову. — Допустим, Холодов уже всё проверил, Зарубин был прав, что их люди везде, и твоя версия о Рогозиной подтвердилась. И на что нам эта информация, что с ней делать? Мы ведь не придём с ней к какому-нибудь генералу. При таком раскладе он и сам может быть из Бюро. Да или просто не поверит, но тут же сообщит и в ФЭС, и в другие инстанции. В любом случае в Бюро узнают о нашем интересе к ним. А дальше… даже думать не хочу. Но оставлять всё, как есть нельзя. Что мы делать-то будем? — Ты ничего не будешь делать, — отрезает Данилов. — Это моё дело, и я доведу его до конца! А у тебя ребёнок. Ты не должна лезть во всё это. Рит, ты не можешь подставлять себя и рисковать сыном! — выпаливает капитан и через глаза пытается заглянуть прямо в душу, чтобы именно там оставить послание, что вся эта история очень опасна, и он не хочет подвергать напарницу риску. — Я, конечно, идиот! Мне не нужно было тебя втягивать во всё это. Рассказывать, спрашивать. И в квартире твоей я быть не должен. Степан отлипает от стенки, к которой прижимался спиной, и собирается было удалиться в коридор, собрать свои немногочисленные вещи и вновь исчезнуть в неизвестном для Риты направлении. Но успевает сделать лишь один единственный шаг, прежде чем Власова крепко сжимает его руку, вынуждая остановиться. — Стёпа, стой! — она оказывается напротив друга и ловко перехватывает его взгляд. — Во-первых, я уже влезла в это дело. По собственной воле, а не из-за какой-то твоей оплошности. Потому что я знаю, что могу тебе помочь. И я обязательно это сделаю! А во-вторых, если тебе память отшибло, ты отстранён и в добавок к этому находишься в розыске. Стёп, ты даже группу захвата не сможешь вызвать! Как ты собрался идти до конца и узнать всю правду, если у тебя «руки связаны»?! — Данилов молчит, не отводя от напарницы взгляд. Он понимал, конечно, изначально, что Риту так просто не переубедить, что она не отступит от дела, если успела в него погрузиться, но всё же в глубине души верил, что его попытка сработает. — Я буду с тобой до конца. Хочешь ты этого или нет.***
— Группа уже на подъезде, — сообщает Власова, спрятав в карман «левый» мобильный — один из тех, которыми Холодов с утра пораньше успел обеспечить и их с Даниловым, и себя. Капитан кивает в ответ, давая понять, что услышал, и вновь выглядывает из-за укрытия, не то надеясь увидеть ещё кого-нибудь из Бюро, спешащего в клинику, не то всем богам молясь, чтобы, если и появится такой человек, он оказался не из числа знакомых. Ему меньше всего хочется усомниться в честности какого-то из коллег, особенно в свете последних событий. Собственно, как и Маргарите. Она стоит чуть в стороне и то и дело взгляд переводит от дороги, по которой, по заверениям, вот-вот должна прибыть к ним машина со специально обученными ребятами, ко входу в медицинский центр — в этом направлении, на самом деле, ничего и не видя за спиной Данилова. — Рит, — зовёт вдруг напарницу Стёпа и тут же замолкает, сжимая губы в тонкую полоску. Он даже не то что слова поточнее подбирает или не решается произнести их вслух, а ответ Ритин боится услышать. Вдруг по итогу он окажется такой же ложью, как Рогозина последние годы. Мало ли Власова не простит ему никогда, что всего на миг позволил проскочить в голове мысли, что она — не она на самом деле. Стёпа ловит на себе вопросительный, с уловимыми нотками волнения, взгляд и всё же находит в себе силы не бросать начатое. — Почему ты поверила, что я не виноват? Все улики ведь против меня. Власова пожимает плечами, вглядываясь в глаза Данилова и сама точно не зная, как ответить. Она спрашивала не так давно сама у себя, почему же уверена так непоколебимо в невиновности напарника — уверена чуть ли не одна среди всего коллектива — но ответа хоть приблизительного найти не смогла. Не то не сумев разглядеть его на поверхности, не то побоявшись признаться, что сын её в чём-то прав. — Я просто знаю, что ты не мог так поступить, — признаётся она. — Верю и всё. — Рисковое это дело — верить, — отмечает Данилов, которому такого её ответа оказывается вполне достаточно. — Не менее рисковое чем то, которым мы сейчас занимаемся, — добавляет он обречённо, по прежнему в этой авантюре переживая не о своей судьбе, которая в случае провала будет отдана на растерзание, а беспокоясь за Власову, которая за ним готова шагать и в огонь, и в воду. — На кон, как-никак, поставлено всё, что есть. Рита лишь не сводит с Данилова глаз: видит тень волнения, проскальзывающую во взгляде, но ловко тут же скрываемую где-то в глубине глаз; ловит себя на мысли, что скулы его будто стали острее — стоит неловко коснуться рукой, и кровь незамедлительно проступит на пальцах; чувствует, что он натянут словно струна, держащаяся на пределе. Власовой хватает всего мгновения, чтобы принять решение и совершить отчаянный и неожиданный для своего напарника поступок. Поступок, на который при других обстоятельствах она бы не пошла. Степан и сообразить ничего не успевает, когда её ладони касаются его лица, одновременно и обжигая, и обдавая прохладой, а на губах отпечатывается её поцелуй, выбрасывая из головы все лишние мысли и повторно убеждая, что Рита будет с ним до конца. — У нас всё получится, — обещает она полушёпотом и отсраняется, так и не дав Степану прийти в себя. — А вот и группа, — как ни в чём не бывало сообщает капитан, кивнув в сторону подъезжающего к ним микроавтобуса.---
После разрешения последних формальностей выдыхает, кажется, вся ФЭС: начиная от Галины Николаевны, к радости сотрудников оказавшейся самой что ни на есть настоящей, и заканчивая мальчишкой-практикантом, который обо всей этой истории и не слышал-то толком. Где-то среди стеклянных стен Белая по видеосвязи жалуется Тихонову на бессовестного Холодова, не поделившегося шокирующей информацией и начавшего с базой сравнивать каждого встречного. Последний в свою очередь, оккупировав зал для совещаний, Амелиной изливает душу, не давая той и слова сказать в ответ. И в конторе, создаётся впечатление, остаётся лишь два спокойных места: кабинет Рогозиной, где начальство обсуждает подробнее завершившуюся операцию, и буфет, из которого доносятся нотки лимона и мяты, и Данилов заваривает чай на двоих. — Никогда ещё не был так рад, что дело закончилось, — отзывается Степан, одну чашку придвигает напарнице, а из второй делает глоток, занимая за столом место напротив Власовой. Рита согласно кивает — это расследование по праву стало самым сложным для всех них, она спорить готова, что коллеги согласились бы лучше ехать в дремучую даль, где и спутниковая связь берёт через раз, и нескончаемые кучи вещдоков изучать, чем ночами не спать от пугающих тайн системы и не знать, кому доверять, а кого обходить стороной. — Стёп, — зовёт Маргарита и ждёт, когда их с Даниловым взгляды встретятся. — Теперь моя очередь услышать правду, — она сжимает ладонями чашку, так и не отнимая её от столешницы, и не сводит с напарника глаз. — Почему ты мне поверил? Не усомнился, что я настоящая, что меня не подменили ребята из Бюро. — А я должен был не поверить? — вопросом на вопрос отвечает капитан, но и сам понимает, что такого ответа недостаточно, и в глазах напротив видит, что Власовой нужны подробности. Он отставляет в сторону чашку и уверенно накрывает Ритину руку ладонью, осторожно сжимая её пальцы. — Я всегда знал, что ты на моей стороне. Иначе бы не вытаскивала из того болота, в котором я себя топил. Не рисковала бы, влезая в это дело. И не для какой-то своей выгоды. А ради меня, — улыбка появляется у Стёпы на лице, и Власова улыбается в ответ. — Потом ещё Холодов рассказал, что ты приборчик в лаборатории стащила, наплела конвою правдивую историю о снятии отпечатков и у Зарубина пыталась выяснить, где меня искать. Он правда не знал, да я и сам тогда понятия не имел, где буду отсиживаться… — Данилов делает небольшую паузу и продолжает уже тише. — Я тебе очень благодарен. Ради меня никто не сделал столько, сколько ты. Рита сжимает его свободную руку, параллельно наблюдая, как он осторожно, словно опасаясь протеста, гладит её ладонь, и вдруг вспоминает о позавчерашнем вечере, который она не без приключений провела в квартире напарника. — А если ты наконец появишься дома, то узнаешь ещё о несостоявшемся ужине, — как бы между прочим сообщает Власова. — Он там, бедный, в холодильнике мёрзнет. — Ты же мне поможешь его спаси, правда? — спрашивает Данилов, улыбаясь, и ловит улыбку в ответ.