Сломанные

      — Серьёзно? Микки Милкович? Этот криминальный гопник?       Лип, подложив руки под подбородок, смотрит на брата с высоты двухъярусной кровати. Сидящий внизу с учебником в руках Йен не торопится приступать к разговору: по тону старшего ясно, что мирно он не пройдёт.       — Ты же знаешь, что все Милковичи идут по прямой в тюрягу. Нахрена тебе связываться с уголовником?       — Микки не сидел, — парирует Йен, защищая честь своего недо-парня.       — Потому что не попадался, — флегматично поправляет Лип. — Но всё ещё впереди.       Йен хмурится, и старший брат, устало вздохнув, спрыгивает с кровати, достаёт из ящика стола зажигалку и садится рядом. Подожжённая сигарета заполняет комнату вонью дешевого никотина.       Лип, затянувшись, протягивает брату косяк, но Йен не торопится участвовать в привычном ритуале. Он слишком обижен, и Лип, понимающий своего брата как никто другой, чувствует это.       — Не делай вид, что это не так, — Лип выпускает изо рта толстый клуб дыма и снова предлагает ему сигарету. — Сам же знаешь.       Йен мнётся, тревожно облизывая губы. Он знает, что брат прав, но признавать эту правоту ему до смерти не хочется. Лип, читающий его как открытую книгу, улыбается про себя и повторно протягивает сигарету:       — У меня вопрос…       Йен кивает, разрешая его задать, и затягивается, откидывая голову назад и упираясь затылком в стену.       Лип смотрит на его лицо, потом оббегает взглядом тонкую шею и спрятанные под серой футболкой ключицы. Он думает про себя, как смог пропустить тот момент, когда его младший брат — рыжий, безобидный и жутко милый — стал засматриваться на брутальных и горячих парней.       — Микки сверху?       Йен удивлённо смотрит на брата: раньше тот не интересовался интимными подробностями его гейской жизни. Изредка подкалывал, но больше к задушевным разговорам по поводу ориентации не возвращался.       Зная, какое впечатление произведёт правда на Липа, Йен ещё раз закуривает и, довольно улыбаясь, качает головой:       — Не-а. Снизу. Он пассив.       Лицо Липа выражает полнейшее удивление. Он отбирает сигарету и делает глубокий затяг, чтобы прочистить мысли.       — Кто бы мог подумать, — бормочет он после того, как приходит в себя.       Йен пожимает плечами, откладывая учебник. Он уже успокоился: то ли дело в косяке, то ли в этом своеобразном ритуале. Всё было как всегда: он и Лип на его кровати, делящие на двоих одну сигарету и одну проблему. После выкуренного всё было легче, проще, понятнее.       Если бы не эти посиделки с братом, то Йен не знал, как бы пережил всё дерьмо своей жизни, начиная от Фрэнка и заканчивая мечтой об армии. Пусть и короткие, равные одной выкуренной сигарете, но толку от них было больше, чем от всех сеансов со сранным мозгоправом.       — Кхм, — Лип прокашливается и выкидывает сгоревший косяк. — Ещё вопрос.       — Давай. — Йен пытается улечься, но кровать мала и тесна для двоих. Не придумав ничего лучше, он укладывается головой на колени брата.       — Бля, теперь мне не комфортно его задавать, — натянуто смеётся Лип. — А, ладно. Похуй. Скажи… Как вы понимаете кто актив, а кто пассив?       Йен закрывает глаза, раздумывая над ответом. Пользуясь случаем, Лип рассматривает его лицо без опаски быть разоблачённым за столь нетипичным для себя занятием. Через пару лет брат станет ахуенным сексуальным парнем, блядским рыжим дьяволом, но сейчас Йен чертовски мил своими детскими ямочками на щеках, россыпью бледных веснушек и растрёпанной огненной чёлкой.       — Не знаю, — наконец отвечает Йен и, приоткрыв один глаз, с интересом ловит взгляд Липа. — Нахрена тебе?       Лип не отвечает на его вопрос. Лишь пожимает плечами, дёргает головой в сторону и странно кривится, но Йен понимающе кивает:       — Сомневаешься в себе, да?       — Нихуя! — чересчур бурно реагирует Лип, что только подтверждает домыслы младшего. — Просто… любопытно, если бы я тоже был этим, то… кем… Каким бы… Какую бы позицию…       Йен аж садится от такого: «И это Лип? Самоуверенный, нахальный, вечно вЛИПающий в дерьмо и умело из него выбирающийся? Лип, который с двенадцати лет трахается с девчонками? Лип, который сейчас мнётся и сомневается в своей ориентации?».       — Так не поймёшь, — Йен искренне пытается помочь брату. — Это понимаешь уже в процессе. Начинаешь целоваться и чувствуешь, кто наседает, а кто даёт заднюю.       — Заднюю? В прямым смысле, да? — истерично смеётся Лип. А потом поворачивается к Йену с каменным лицом. — Поцелуй меня, а?       В интонации — нервозность, она же в дрожащих пальцах и испуганном взгляде. А ещё нерешительность, совсем не соответствующая звучащему в голосе вызову.       — Ахуел, братишка? — Йен выдавливает из себя смешок, но тут же обрывает заметив, что Лип всё также невьебически серьёзен.       — Нет, просто… Хочу знать.       — Нихуя, блять, не «просто», — Йен кусает заусенец на указательном пальце и совершать то, о чём просит старший не торопится.       — Ой, не усложняй, а? И так хуёво.       — Чё за братское одолжение? Найди себе не инцестника и целуйся, пока не опупеешь.       — Это кого же? Микки, например?!       Лип, склонив голову на бок, поджимает губы, а Йен смотрит красноречивым взглядом.       Им не нужно объясняться перед друг другом за эти дурацкие предложения. Им вообще ничего не нужно объяснять — они братья и понимают всё без слов. Йен понимает, что Лип не пойдёт к кому попало. Это слишком интимно. Этот вопрос не доверишь постороннему. А ближе Йена у него нет никого. И если младший ему не поможет, то не поможет никто.       — Ладно, — закрыв глаза соглашается Йен. — Только покурим сначала?       — А меня не стошнит от поцелуев с провонявшим никотином парнем? — пытается разрядить обстановку Лип.       — Побудешь на месте всех своих предыдущих девушек, — парирует Йен, вытаскивая из полупустой пачки сигарету.       — Заранее приписываешь мне позиции сучки?       — Я всегда сверху, — Йен выпускает изо рта плотный дым. Он выглядит самоуверенно, и это нахальство никак не вяжется с щенячьими глазами на детском лице. Лип в очередной раз удивляется как может Йен — милый малыш Йен — быть активом и яростно драть парней старше себя.       Они сидят плечом к плечу, Лип чувствует, как покалывает обнажённая кожа там, где заканчиваются рукава футболки. И, чтобы отвлечься от этих ощущений, он забирает у младшего сигарету, на секунду прикоснувшись к холодным, очень холодным пальцам.       — Что-то ты не очень похож на горячего альфа-самца, — подмигивает Лип.       Они зачем-то оттягивают момент, прячутся за дежурными шуточками и незначащими фразами. И делают это целенаправленно, будто не желая приближать то, что дамокловым мечом повисло над ними. Каждый чувствует — интуитивно, но вполне чётко — что это что-то изменит. Сломает.       Ведь не зря эта сигарета горит чересчур медленно, а повисший в комнате серый дым плотной завесой отделяет их друг от друга. Или всех других от них.       Что скрывается за этой привычкой? Они делят друг с другом проблемы, выплёскивают обиды и разочарования. Они делят секреты, открывая то, что другим знать не следует. Они делятся друг с другом всем — всей жизнью — считая эту привычку естественной и нормальной. Она плотно вошла в их жизнь, как и они — друг в друга. Что решит один поцелуй? Ближе чем они были уже не стать.       Дело не в том, кто начнёт первым: кто старше или кто боится меньше. Дело в том, чтобы начать.       И Йен тянется вперёд. Забирает из неплотно сжатых губ практически догоревшую сигарету.       Стирает большим пальцем выступившую каплю слюны с нижней губы.       Замирает перед его лицом. Близко-близко.       Видит своё отражение в серых глазах напротив.       Перехватывает выдох Липа, не поморщившись от горькой никотиновой вони.       Не спешит, но и не раздумывает. Лишь позволяет понять, что сейчас произойдёт. Что-то, что навсегда изменит их отношения. Сломает.

***

      Спустя пару дней они просыпаются в одной постели от трезвонящего будильника, бьющего по ушам, и солнечного света — по глазам. Просыпаются практически одновременно, успевая поймать этот приятный миг пробуждения, когда всё тело ещё спит, но глаза уже видят напротив знакомый взгляд.       Йен чуть улыбается, когда Лип тянется к нему, оставляя на щеке утренний поцелуй. Он не прикасается к губам, зная как неприятно утреннее дыхание. Лип потягивается, едва помещаясь на своей кровати. И Йен едва удерживает его от падения, обхватив за талию. Тянет на себя, зарывается носом в кудрявые волосы и вдыхает едкий запах пота, оставленный вчерашним ночным буйством.       Они были правы. Тот поцелуй кое-что сломал между ними.       Сломал преграду, не дававшую им открыться друг перед другом. Сломал плотину чувств, которые они испытывали. Сломал неправильные границы, которые они воздвигли, сами того не осознавая.       Сломал проблемы, открыв перед каждым новый мир, в котором они стали счастливы друг с другом.       — С добрым утром.