***
Переговоры с послом проходят успешно, а вечером, сидя в своей каюте, Маккой вновь вспоминает дневной инцидент, и задница Джима — идеально пропорциональная, охрененная задница — никак не выходит из головы. «Он твой друг, — напоминает себе Маккой, — а ещё капитан, пациент…» Но руки сами тянутся к пряжке ремня, и приятное возбуждение не заставляет себя ждать. Он гладит пальцами твердеющий член, плотно сжимает их вокруг ствола, делает несколько коротких рывков и прикрывает глаза. Воображение рисует чёткие образы джимовой задницы, созданной, кажется, лишь для того, чтобы толкаться в неё со всем упоением и безумством. Как бы хотел Маккой этого прямо сейчас. Он приходит в себя, только когда липкая сперма течёт по руке, и жалеет, что всё так быстро закончилось. Минутами позже, уже стоя под душем, Маккой усмехается: — Отлично, Лен, ты только что подрочил на задницу лучшего друга. Дальше падать уже просто некуда. Знал бы он, как ошибался тогда.***
— Боунз, тебе говорили, что это невежливо — заглядывать в чужую тарелку? — Джим уплетает блинчики с земляничным сиропом и непрерывно облизывает свои пальцы — свои блядские пальцы, по которым этот сироп стекает вот уже пару минут. — Реплицируй себе что-нибудь сладкое. — Я на диете, — ядовито бормочет Маккой, пряча взгляд в чашке крепкого кофе без сахара. — На диете? Кто, ты? Ни за что не поверю. — Джим смеётся, и смех громким эхом отражается от корабельных стен. — С твоей-то фигурой и твоим образом жизни… Тебе не нужны никакие диеты, мой друг. — Эй, что не так с моим образом жизни? — вскипает Маккой, но Джим удивительным образом ускользает от любого ответа. — Будь здоров, Боунз, — он слизывает с мизинца остатки сиропа и убегает изображать бурную деятельность. В тот же вечер Маккой уединяется со стаканчиком виски, и всё, о чём он может думать, это проклятый сироп, которым испачканы джимовы пальцы. Размазывая капли предъэякулята по блестящей головке, он представляет, как Джим берёт её в рот, как трогает пальцами, как ласкает его подрагивающий член. Представляет, как сперма сочится по этим пальцам, и слышит — отчётливо, до боли в ушах — заливистый смех. Маккой кончает, крепко сжав зубы, и выдыхает, с облегчением обмякая в кресле. Одним глотком он осушает стакан с виски, и ему чудится, что на вкус тот как земляничный сироп. «Два — ноль в твою пользу, Джим Кирк, ты ведёшь».***
В атмосфере планеты бушует ионный шторм, а внизу ждёт отмашки застрявшая группа высадки. Поднимать кого-то на борт небезопасно, и у них есть лишь барахлящая аудиосвязь. — Джим, ты в порядке? — орёт Маккой, вцепившись в коммуникатор. — Я самолично надеру тебе задницу, когда ты вернёшься! Слышишь, Джим? — Ловлю на слове, Боунз! — Кирк забавляется, как будто ничего не случилось, как будто не он сейчас торчит на опасной планете, рискуя быть расщеплённым на атомы, если при транспортации что-то пойдёт не так. — Это не шутки! — Маккой надрывается, но очевидно, что зря. — Где твой инстинкт самосохранения? — Я не слышу тебя, Боунз, до скорой связи. Пока-пока. Сигнал пропадает, и Маккой сдавленно матерится. Если — когда — Кирк вернётся, он устроит ему такой медосмотр, что мало тому не покажется. Он исследует его чёртово тело вдоль и поперёк, просканирует мозг (может быть, безрассудство — это заразно?) и да, Маккой обязательно надерёт ему задницу. Его восхитительную, охуенную задницу, которая вечно нарывается на неприятности. Он будет шлёпать её, оставлять отпечатки ладоней, прикусывать — осторожно, но Джим запомнит этот урок… Коммуникатор пищит слишком громко, и не ответить нельзя. — Доктор Маккой, — слышится сдержанный голос Спока, — мы готовы поднять группу высадки, приготовьтесь встретить их в медотсеке. — Разумеется, мистер Спок, — говорит он в коммуникатор, а про себя выдыхает: — Блядь. Он чересчур разошёлся, представляя в мельчайших подробностях, что сделает с Джимом по возвращении, и едва ли ему удастся теперь скрыть столь заметный стояк. Конечно, он может сделать себе укол, ненадолго блокирующий выработку определённых гормонов, но… слишком поздно. Слишком, чёрт возьми, поздно. — Привет, Боунз, — Джим врывается в медотсек в компании двух ребят из службы безопасности и снова смеётся. — Спок сказал, что мы должны сюда заглянуть, чтобы ты, — он машет руками, — убедился, что мы… в общем, в норме. — Я распоряжусь, чтобы вас осмотрели, — кивает Маккой безопасникам, — а ты, Джим, пойдёшь со мной. Если уж пропадать, решает он, то не у всех на глазах. Оставив безопасников на попечение медсестёр, Маккой тащит Джима в свой кабинет. — Что, будешь наказывать? — притворно хмурится Кирк. — Повернись, — командует Боунз, не думая, как двусмысленно это звучит. Он хватает трикодер и начинает сканировать, не обращая внимания на джимовы шуточки, вернее, стараясь не обращать. — Ты обещал надрать мне задницу, — напоминает Кирк всё тем же шутливым тоном, и Маккой не выдерживает. — Ты действительно этого хочешь? — он старается звучать гневно, но голос дрожит, и Джим моментально считывает его состояние. — Неужели ты пошутил? А я так надеялся… — Замолчи! — тонкая грань между фантазией и реальностью рушится у него на глазах. — Разве ты не мечтал обо мне долгими хмурыми вечерами? — Кирк закусывает губу, и будь Маккой проклят, если это его не заводит. — Джим… Ты не понимаешь, что делаешь, — хрипит он, жадно хватая воздух, пока Кирк приближается, стремительно сокращая расстояние между ними. — Тебе это понравится, — шепчет Джим ему в ухо и опускает ладонь прямо на пах. — Блядь, — Маккой с тихим шипением подаётся вперёд, инстинктивно толкаясь в ладонь, и оставшиеся крупицы самоконтроля рассыпаются в прах. Пальцы Джима — те самые пальцы — расстёгивают его ширинку, достают член и крепко смыкаются на основании. Маккой делает вдох и, качнув бёдрами, выражает тем самым невысказанное согласие. Джим целует его, продолжая орудовать пальцами, запуская язык во влажное лоно рта, а потом отстраняется и падает на колени, прижимаясь губами к набухшему члену, вбирая его глубоко и ритмично насаживаясь, пока Маккой не начинает просить о пощаде. — Ты был обо мне лучшего мнения, верно? — Джим смеётся, и дивные черти пляшут в его глазах. — Ну же, давай, — он поворачивается спиной, оттопыривает зад и приспускает брюки. Маккой с удивлением обнаруживает, что на Джиме нету белья, и от этого сносит крышу. Он трётся членом между его ягодиц, ищет какое-то подобие смазки и, подхватив подходящий тюбик, щедро выдавливает его содержимое себе на ладонь. Когда первый палец с лёгкостью оказывается внутри, Маккой удивляется снова: этот блядский герой готовился! Он уже знал, на что шёл. Без труда протолкнув второй палец, а после и третий, Маккой убирает руку, чтобы приставить головку, а затем одним быстрым движением входит почти до конца. Джим шипит, извивается, но подаётся навстречу, и его звучный стон ласкает докторский слух. — Ну же, Боунз, ещё, — хнычет Кирк, невозможный в своей безрассудности, выгибающийся в пояснице, с запрокинутой головой. Маккой вбивается в него снова и снова, придерживая за талию, сжимая мучительно крепко, наверняка оставляя синяки. — Шлёпни меня. — Что? — Шлёпни меня, Боунз, пожалуйста… — ноет Кирк как несносный мальчишка, и Маккой поддаётся, опуская ладонь на его ягодицу. — Боунз, сильней! — Джим почти умоляет, и каждый новый удар крупной дрожью расходится по всему телу. Слишком сильно, слишком неистово, но Маккой всё-таки врач, и как врач он не может позволить себе забить пациента до смерти. К счастью, Джиму, похоже, достаточно. Он ещё стонет и всхлипывает, но больше не просит… вообще ни о чём. Он будто погружается в транс, и Маккою стоит большого труда не замедлиться и не спросить… — Ты в порядке? — В полнейшем. Маккой слышит вздох облегчения, не сразу осознавая, что этот вздох — его собственный. Джим в порядке, а его задница всё ещё притягательна, и Маккой двигается немного сильней, вбивается резче и через несколько коротких секунд кончает, прижимаясь к Джиму так крепко, как только возможно. — Боунз, ты… — тянет Джим. — Мы ещё не закончили, — осаждает его Маккой. Он выскальзывает из джимовой задницы и разворачивает Джима к себе лицом. Аккуратно придерживая, чтобы не сделать больно, наклоняется к его паху, лижет член, ласкает губами яички, а затем подключает руку и методично, по-врачебному чётко, доводит его до оргазма, подставляя губы и приоткрывая рот, ловя всё до последней капли. Поднявшись с колен, Маккой смотрит на Джима, но тот слишком ошеломлён, и Маккой обнимает его, крепко прижимая к себе, а потом долго гладит по голове, успокаивая. — Спасибо, — на грани слышимости говорит Кирк. — О господи, Джим, за что? — искренне недоумевает Маккой. Кажется, Джим что-то ему отвечает, но слов уже не разобрать. — Держись, сейчас я проверю, что там, — он поправляет брюки и кивает на закрытую дверь, — и мы займёмся тобой… твоим восстановлением. Какой же я был дурак, что позволил… Прости. Джим улыбается и трясёт головой: — Спасибо, что сделал это… для меня. Ты мой герой, Боунз. Спасибо… — Эй! По-моему, ты уже повторяешься. Джим негромко смеётся, и чувство вины не успевает обосноваться в голове Боунза. — Обещай, что сделаешь это снова. Потом, после… восстановления. — Ты ненормальный, Джим Кирк! Я это тебе говорил? — Говорил, Боунз, так много раз… — И я был абсолютно прав. — Как всегда, — неожиданно соглашается Джим, а Маккой вдруг окончательно понимает, что безрассудство на сто процентов заразно. Но если бы его кто-то спросил, то он бы без всяких сомнений ответил, что готов бывать безрассудным всегда, когда об этом попросит Джим.