Лекарство

Бай Ци устроился в своем любимом кресле у панорамного окна. Из него открывался вид на половину города, такого огромного, что высотки тянулись до самого горизонта. Сделал глоток идеально заваренного эрлгрея – А Ли, наконец-то, научился делать это правильно. Взял книгу. Он редко читал одну и ту же книгу дважды, но эту ему захотелось перечитать. Сборник стихов, один из многих на его полках. Но этот был особенным. Именно его он взял с собой, чтобы насладиться прекрасной поэзией под сенью плакучих ив, ровно год назад. Стояла ясная солнечная погода, ивы стали золотыми, листья сыпались с них, словно конфетти, от любого дуновения ветра. Бай Ци любил читать стихи осенью и не изменял этой привычке уже много сотен лет. Он раскрыл книгу, и из нее выпали три золотых ивовых листа. Ими он заложил страницу, когда к нему подошел потерянный молодой мужчина с белыми как снег волосами. Он назвал его чужим именем и сказал много таких слов, которые Бай Ци предпочитал не произносить даже про себя. В первые секунды Бай Ци хотелось прогнать незнакомца, но что-то не позволило ему этого сделать. Может, боль в его голосе. А, может, его сияющие глаза, от которых невозможно оторвать взгляда. Бай Ци этого не знал и не хотел об этом думать в тот момент. А теперь решил, что это уже не имеет никакого значения. Е Цзунь не был завороженным, но в лечении он нуждался не меньше. Да и от обычных пациентов Бай Ци его отличало лишь то, что спровоцировавшие одержимость артефакты сгинули в пучине времен. В остальном он был таким же, как все – потерянным, одиноким, несчастным. Он не просил помощи. Но иногда, очень редко, Бай Ци и не дожидался такой просьбы. И это был как раз такой случай. Если бы Бай Ци не начал лечение в тот момент, Е Цзунь мог бы стать настоящей катастрофой. Но, к счастью, этого не произошло. Бай Ци перепробовал все, что было в его арсенале. Но его средства давали лишь временный эффект, исцеление не наступало. И Бай Ци уже потерял надежду. Тогда он даже не подозревал, что и сам может являться лекарством. *** В тот день Бай Ци отправил А Ли за новыми шелковыми платочками. Ехать за ними нужно было в другой город, потому что там жила мастерица, которая идеально вышивала его монограмму. Очень тонкими нитками, подбирая оттенок в тон шелка. Бай Ци предпочитал иметь платки нескольких оттенков белого для разных костюмов. А Ли, конечно же, этого не понимал, но что он вообще понимает? – Ты еще более занудный, чем мой брат, – Е Цзунь устроился на столе и налил себе виски в стакан. – Виски с утра? – Бай Ци, как всегда, устроился у окна с чашкой чая и книгой. – А что, ты мне запретишь? – усмехнулся Е Цзунь. – Это вредно для твоего здоровья, – холодно ответил Бай Ци. – Это будет вредно для твоего здоровья, если ты не перестанешь мне указывать, что я должен делать, а что нет, – зарычал на него Е Цзунь. – Ты считаешь, что я не смогу врезать тебе хорошенько, если это потребуется? – Бай Ци закрыл книгу и внимательно посмотрел на Е Цзуня. Пока он не отказался от желания провести утро за чтением, но готов был сделать это в любой момент. – Ты можешь попробовать, надеюсь, А Ли не напугают твои кишки, разбросанные по комнате, – фыркнул Е Цзунь. Бай Ци вздохнул. Как же иногда тяжело быть нянькой злодея. – Я даже пробовать не стану, – он достал из кармана длинную ароматическую палочку, щелкнул пальцами, чтобы ее зажечь, и подул так, чтобы дым пошел на Е Цзуня. К сожалению, эти палочки действовали на него только как снотворное. У других они пробуждали воспоминания или даже позволяли вернуться назад во времени, а вот Е Цзуня только усыпляли. И то ненадолго. Может, все дело было в том, что он пришел сюда из другого мира. А, может, из-за артефактов, которые на него повлияли. Но он почти не поддавался той магии, которой обладал Бай Ци. Самое большее, что пока получалось – это утихомирить беднягу, когда тот совсем слетал с катушек. Подхватив Е Цзуня на руки, Бай Ци отнес его в спальню и уложил на кровать. Он не знал, что еще мог сделать и как мог помочь, и от этого становилось очень-очень больно. Он осторожно сдвинул белые волосы Е Цзуня с его лба, провел кончиками пальцев по щеке. Тот был невероятно красивым, когда спал. Таким красивым, что сердце замирало. Глядя на него, Бай Ци начинал понимать стихи из бесконечных томов на его бесконечных книжных полках. Вот только ни в одной его книге не было ответа на вопрос, как ему помочь. Бай Ци мог сдерживать симптомы, но Е Цзуню становилось все хуже. Его разрушительные стремления были все сильнее, а приступы агрессии длились все дольше. Как будто бы что-то выжигало его изнутри, но Бай Ци не мог понять, что. – Просто подскажи мне, – попросил он, коснувшись ладонью красивого расслабленного сейчас лица. – Дай хоть какую-то подсказку. Бай Ци закрыл глаза. Он знал, что если не вылечит Е Цзуня, то его придется убить. Потому что он станет слишком опасным и неконтролируемым. Но ничто не ранило сердце Бай Ци сильнее, чем мысль об этом. Он вдруг почувствовал, как его ресницы становятся влажными от слез, они стекают по щекам и впитываются в высокий ворот водолазки. Несколько капель, должно быть, попали на Е Цзуня, потому что он зашевелился. Бай Ци открыл глаза и обнаружил, что его слезы, впитавшись в одежду и достигнув кожи Е Цзуня, стали маленькими сияющими искрами. Бай Ци отпрянул. Он в первый раз видел такое и не мог дать этому объяснения. Е Цзунь снова зашевелился и открыл глаза. Он посмотрел на Бай Ци и улыбнулся. В первый, наверное, раз с того момента, как они встретились. – Почему ты плачешь? – спросил он. Его голос звучал обеспокоенно, но боли в нем стало как будто бы меньше. – Потому что не знаю, как тебе помочь, – тихо ответил Бай Ци. Е Цзунь коснулся лица Бай Ци, стирая слезы, и его ладонь засияла теплым золотистым светом, похожим на тот, каким светятся осенью ивы, когда сквозь их ветви проникают солнечные лучи. – Но почему ты так упорно стараешься? – Е Цзунь удивленно посмотрел на свои пальцы. – Я знаю, что ты не Чжао, хотя вы и похожи, как две капли воды. Я даже знаю, что ты не его воплощение. Зачем тебе все это нужно? – Потому что ты очень красивый, – Бай Ци коснулся кончиками пальцев длинных белых прядей. – И тебе очень больно. А я доктор. – Только поэтому? Это просто твоя обязанность? – лицо Е Цзуня снова исказилось гримасой презрения. – Лечить – это единственное, что я умею, – развел руками Бай Ци. – Но я хотел бы исцелить тебя, даже если бы не обладал своей силой. Хотя от нее все равно никакого толку, – вздохнул он. – Что есть она, что нет, – Бай Ци поднялся. – Тебе лучше отдохнуть. – Вы все думаете только о себе, – Е Цзунь сел на кровати, а затем тоже поднялся. – Все? – удивился Бай Ци. – Ты, Чжао, мой брат, – ответил Е Цзунь. – Вы думаете о том, какими хорошими вы хотите быть. Как вы хотите соответствовать своим стандартам. Беречь, защищать, исцелять – вы решили, что это ваши обязанности. Но вам плевать на тех, кого вы защищаете. Вы хотите исправить мир вокруг, но не понимаете, что иногда для этого нужно что-то разрушить. Бай Ци сделал шаг назад, готовый усыпить Е Цзуня в любой момент, если это потребуется. – Вот ты, – тот сделал шаг ему навстречу. – Ты хочешь исцелить меня. Но ты даже ни разу не спросил, что у меня болит. Ты просто хочешь поставить галочку в своем ежедневнике. И больше ничего. Каждый раз, когда я пытаюсь… пытаюсь… когда я срываюсь… Каждый раз ты просто усыпляешь меня. Это не спасает от боли. Никогда. Она просто уходит глубже, но не исчезает. Бай Ци моргнул. Он никогда не задумывался о том, что сейчас говорил ему Е Цзунь. Просто спросить – ему это не приходило в голову. – Чувствуешь? – Е Цзунь вдруг перехватил руку Бай Ци и приложил ее к груди там, где было его сердце. – Чувствуешь, как оно бьется? – удары отдавались в ладони. – Я хочу, чтобы оно взорвалось, – Е Цзунь заглянул Бай Ци в глаза. – Это убьет тебя, – тихо ответил тот. – Зато боль… выплеснется из него. Вся. Без остатка, – он отступил назад и снова завалился на кровать. Что сделать, чтобы сердце взорвалось, но не взорвалось? У Бай Ци не было ответа. Он почувствовал, как слезы снова покатились по его лицу. Это были слезы слабости. А Бай Ци ненавидел чувствовать себя слабым. Развернувшись, он вышел за дверь. Он не хотел терять Е Цзуня и не хотел проигрывать эту битву. И дело даже не в его профессиональной гордости. Просто это будет слишком больно. И страшно. Бай Ци и сам не знал, почему он так сильно привязался к этому похожему на острый осколок стекла человеку. Но он уже не представлял себе, какой станет его жизнь, когда тот из нее исчезнет. Бай Ци едва не зарычал от отчаяния, но все же смог взять себя в руки. Хотя бы настолько, чтобы не сорвать дверь с петель, возвращаясь. Хотя пнул он ее сильнее, чем ожидал, и теперь в дорогой древесине красовалась аккуратная ровная вмятина от его ботинка. Е Цзунь подскочил с кровати, он явно не ожидал ничего подобного. Но Бай Ци не дал ему опомниться. Преодолев разделяющее их расстояние в пару шагов, Бай Ци снова повалил его на кровать, впился в губы жадным поцелуем. Если ему все равно придется потерять Е Цзуня, то хотя бы это воспоминание у него останется. Это было слабостью Бай Ци, его тайным желанием, которое он скрывал даже от самого себя, прятал за высокими помыслами и благочестивыми устремлениями. Бай Ци ненавидел свои слабости и стремился избавиться от них любыми способами. Но сейчас он потерял надежду, и все, что у него осталось – это его единственная слабость, которой он готов был поддаться. Бай Ци всегда казалось, что если он прикоснется к Е Цзуню так, не как к пациенту, а как к мужчине, тот непременно захочет его испепелить. Но почему-то сейчас он даже не попытался оттолкнуть Бай Ци. Мгновение он не реагировал никак, а после ответил на поцелуй с не меньшей жадностью. От этого у Бай Ци задрожали кончики пальцев. Он никогда до этого момента не позволял себе слабость быть влюбленным в кого-то, кроме Сяо Чжоу, которой давно не было рядом. И слишком давно не испытывал воодушевления, приносимого ответными чувствами. Так что совершенно забыл это ощущение. Оно было невероятным. Е Цзунь слабо застонал и выгнулся. Бай Ци почувствовал, что его сердце стало биться быстрее. С каждым соприкосновением губ оно как будто ускоряло темп. Бай Ци с трудом представлял, что делать дальше. Его мысли никогда не заходили дальше поцелуев. То есть, он, конечно, знал теорию, ему попадались разные книги. Но готового плана на этот случай у него не было. Он отстранился, глядя на разгоряченного Е Цзуня. Его белые волосы разметались по темно-серым простыням. Они были похожи на белых змей. – Что-то не так? – нахмурившись спросил Е Цзунь. – Я не… – Бай Ци понял, что не может вслух сказать о своей слабости. Но, похоже, ему и не нужно было говорить. Каким-то образом Е Цзунь обо всем догадался сам. – Просто доверься мне, – прошептал он и снова поцеловал Бай Ци. Просто довериться. Довериться. Это было сложнее всего. Бай Ци не привык доверять и доверяться, и полагаться на кого-то, кроме себя самого. Но сейчас у него не было другого выбора. Он нырнул с головой в океан собственных слабостей, и это пугало его до жути. Отстранившись, Е Цзунь потянул с него водолазку. Сначала такая бесцеремонность возмутила Бай Ци, но он сумел сдержаться. В конце концов, он должен хотя бы попытаться проявить доверие. Без одежды он чувствовал себя уязвимым. Но в какой-то мере это уравнивало его с Е Цзунем. – Ты очень красивый, – выдохнул тот, касаясь губами ключицы Бай Ци. От этого легкого прикосновения его словно ударило электрическим током. – Знаешь, раньше я думал, что ты похож на Чжао. Но теперь мне кажется, что это Чжао похож на тебя. Что он просто твоя копия, причем, не самая лучшая. – Ты можешь сейчас не говорить о нем? – Бай Ци почувствовал болезненный укол ревности, когда Е Цзунь снова упомянул этого Чжао. Еще одна слабость, которую Бай Ци ненавидел. – Ты ревнуешь? – Е Цзунь тихо засмеялся. – Поверь, его ненависть ко мне такая сильная, что способна выжечь полмира. Но это больше не имеет никакого значения, – он снова стал целовать ключицы Бай Ци, его плечи, шею. Его пальцы потянулись к ремню на брюках. – Я не знаю, почему ты так похож на него… Но ты не похож на него ни в чем, – он внимательно посмотрел на Бай Ци. – Ты можешь… – Бай Ци вдруг осекся. Ему не хотелось слышать о Чжао. Ему. Не хотелось. А что при этом хотел сам Е Цзунь? Он прав? Бай Ци это не волновало? – Что? – Е Цзунь так и не дождался продолжения фразы. – Расскажи о нем, – попросил Бай Ци. Он откатился на спину и утянул Е Цзуня за собой, заставляя лечь сверху. – Нечего рассказывать, – пожал плечами тот. – Мы долго считали друг друга врагами. А потом… потом все вышло из-под контроля. И мы чуть не убили друг друга. Но что-то произошло… Я плохо помню, как оказался здесь, в этом мире. И сколько я здесь пробыл до нашей встречи. Ты был первым, кто попытался… позаботиться обо мне. Это очень странно. Это полная противоположность того, как относился ко мне Чжао. Но иногда мне кажется, что твоя забота просто… для галочки. Что это неискренне. Это очень больно. И тогда я жалею, что ты не Чжао, потому что его желание меня уничтожить было совершенно искренним. – Если он снова попытается, я оторву ему голову, – тихо пообещал Бай Ци. – Говори мне это почаще, – засмеялся Е Цзунь и снова поцеловал Бай Ци. И снова потянулся к его ремню, который так и не расстегнул. На этот раз Бай Ци не сопротивлялся. Он готов был дать Е Цзуню все, что тот захочет, лишь бы снова увидеть его волшебную улыбку. Проложив дорожку поцелуев от ключиц по груди к животу и ниже, Е Цзунь избавил, наконец, Бай Ци от его идеально отглаженных брюк. Это было странное чувство – остаться совсем без одежды в присутствии другого человека и не испытывать никакого дискомфорта. Даже напротив, Бай Ци нравилось чувствовать на себе взгляд Е Цзуня, горящий, жадный. Склонившись к бедрам Бай Ци, Е Цзунь провел языком по его члену, и от этого электрические разряды снова побежали по коже. А когда губы Е Цзуня сомкнулись на стволе, Бай Ци показалось, что в него ударила молния. Это было невероятное ощущение, которого он никогда раньше не испытывал. Поначалу оно казалось немного болезненным, но вскоре это прошло, и осталось только острое ни с чем не сравнимое наслаждение. Губы Е Цзуня двигались по напряженному члену вверх и вниз, его горячий влажный язык скользил по стволу, а головка упиралась в тесное горло. Бай Ци вдруг услышал хриплый низкий голос и только спустя несколько секунд понял, что это его собственный стон. Его как будто бы накрыло волной и потащило на дно мощным течением. Он пытался сделать вдох, но не мог, пытался сопротивляться, но был не в силах. Его сердце как будто взорвалось. И боль, что жила в нем долгие годы, выплеснулась из него. Вся. Без остатка. – Я рассчитывал, что ты продержишься дольше, – усмехнулся Е Цзунь, слизывая с губ жемчужные капли спермы Бай Ци. – Кажется, я знаю, как тебя вылечить, – Бай Ци снова не узнал свой собственный голос. Низкий, чуть хрипловатый и очень тихий, он звучал как-то совсем не так, как тот привык. – Я не думаю, что это лекарство, но думаю, что мне понравится с тобой трахаться, – засмеялся Е Цзунь. – Я всегда лечил, используя свою силу. Но с тобой это не работает. Я не знаю, почему, но с тобой все работает наоборот. И моя сила не действует на тебя. Зато моя слабость действует. Мои слезы. Моя ревность. Мое бессилие, – Бай Ци говорил очень тихо, взвешивая каждое слово. Он никогда не признавался ни в чем подобном, да и не испытывал ничего подобного. – Мне, правда… немного лучше, – Е Цзунь на секунду закрыл глаза. – То, что делает беззащитным меня, избавляет тебя от боли. Может быть, потому что ты из другого мира, я не знаю… – Бай Ци погладил его по щеке. – То есть, ты будешь заниматься сексом со мной только для того, чтобы меня вылечить? – нахмурился Е Цзунь. – Исцелить тебя от боли, похоже, можно только если я буду делать то, чего хочу, – ответил Бай Ци. – Если я поддамся… своим желаниям. Я хочу тебя не потому, что хочу тебя вылечить. Я хочу тебя вылечить, чтобы ты остался со мной. Навсегда. *** Бай Ци не догадывался, что, будучи доктором, может и сам оказаться для кого-то лекарством. И он совершенно не возражал против того, чтобы Е Цзунь получал свою дозу тогда, когда она ему потребуется. Как вчера вечером, например. Или сегодня утром. Бай Ци закрыл глаза и позволил себе легкую, но очень довольную улыбку. – Думаешь о сегодняшнем пробуждении? – поинтересовался Е Цзунь, легко касаясь его губ поцелуем. – Мне понравилось, – одобрительно кивнул Бай Ци, поймал Е Цзуня за руку и бесцеремонно усадил к себе на колени. – Кто бы сомневался, – засмеялся тот. И не было во всей вселенной звука прекрасней этого счастливого смеха.