Но не с ней

      Арсений ходил по своей квартире, зашёл на кухню, заварил крепкий чай, включил телевизор и слушал последние новости. Взлохмачивал свои волосы сильнее и отвечал на сообщения Серёжи, соглашаясь на встречу во вторник. Кажется, здесь было спокойно и слишком тихо, будто ничего не было.       Только простыни помнят его тепло. Только скользкий паркет помнит его осторожные шаги. Только на полках стояли его фотографии, мимо которых постоянно проходил Попов. Разглядывал, проводил пальцами по холодному стеклу, очерчивая его лицо, скулы и пухлые губы.       Антона.       Красивый. Ослепительная искренняя улыбка, и даже сквозь рамку мужчина будто слышал смех с этих фотографий. Где-то Шастун забавно кривляется, щурится немного от солнечного света... И почти на каждом фото обнимал, мягко целовал в висок или губы, чуть тянул на себя, сцепляя руки на шее Арсения. Он прямо светился, вызывая грустную улыбку на лице. Попов слегка коснулся своих губ, которые помнят, хранят и ещё чувствуют. Но теперь эти ощущения уже совсем не греют.       Тяжело выдохнув, он сильно ударил кулаком по стене и после схватился за свою покрасневшую ладонь. Теперь воспоминания с Антоном — лишь воспоминания. Словно вещи, брошенные в дальний тёмный ящик. Но не забытые. Они — осколки, въевшиеся в кожу. Уже почти не болят, но если надавить, заставить столкнуться лицом к лицу с ними, то они причинят страдания, опустошение: все эмоции вырвутся наружу и всё снесут на своём пути. Арсений болен Антоном. Тот уже в крови, под кожей, течёт по венам и поступает в самое сердце. Это долбанный вирус: неизлечимый, неизбежный. Не смертелен, но обрекает на сильнейшие и долгие муки. В один момент любовь окрыляет, делает счастливее, внушает уверенность в лучшую и прекрасную жизнь. Но стоит оступиться, как наступит переломный момент, и этот хрупкий карточный домик разрушится, и когда-то радостные минуты рухнут в небытие.       Плевать было на холодную погоду за окном: Арсений открыл окно и выудил из кармана полупустую пачку сигарет, доставая одну и поджигая. Он не курил раньше никогда, но теперь всё чаще можно было увидеть выдыхаемый им едкий серый дым. Ещё бы мысли так быстро растворялись в воздухе, чтобы не мешали, не гудели в его голове и оставили, наконец, в покое. Слабый ветер обдувал его лицо, чуть касаясь тёмных прядей волос. Мужчина медленно убивает себя этим, минута за минутой, лишь старается заглушить эмоции внутри. И воспоминания о том вечере, когда Антон просто ушёл. Практически ни слова не сказал, лишь одно имя отпечаталось в сознании.       Ира.       И в одно мгновение всё стало ясно. Уже было наплевать, поэтому Арсений молча наблюдал, как Шастун собирал свои вещи, но немного мялся, забирая с полки очередную футболку. Они им уже пропитаны. Попов казался слишком спокойным, но это — чёртова маска, защитная реакция. Он пытался понять Антона, и частично смог это сделать, но боль и тоска никуда не исчезли, ведь они и не собирались прятаться, а только начинали свою жестокую игру.       Теперь в голове лишь одни вопросы:       Как ты? Где ты? Где?..       Терпение сошло на нет и, послав всё к чёрту, Арсений докурил сигарету, накинул на себя тёплое пальто, кое-как обулся и выбежал на улицу. Он шёл по улицам Питера и сам точно не мог сказать, куда именно он идёт. Просто подальше от квартиры, подальше от того места, где каждый уголок напоминает об Антоне. Весь город, который для него когда-то пестрел разными красками, стал серым, неярким. Он уже не так сильно впечатлял его, как раньше. Манил своей красотой, но не тем, что хранил в себе. А Питер хранил многое. В его сохранности всё: все разговоры, шаги маленьких детей, эмоции приехавших сюда туристов, признания в любви и поцелуи... Последние пробежали холодком осознания по коже. Арсений не заметил, как вышел на Дворцовую набережную, где, на удивление, было не так много людей. Наблюдал за тем, как движутся воды Невы, а где-то совсем далеко, на другом берегу едут машины. Небо окрашивалось в лиловые и рыжеватые оттенки, а за домами можно было заметить солнце, которое медленно приближалось к горизонту.       Подойдя к Эрмитажному мосту, Попов тяжело выдохнул. Именно здесь, под этой аркой он познакомился с Антоном. И чёрт бы его побрал прийти именно сюда. Арсений вспомнил, как ходил здесь с Серёжей и рассказывал что-то об истории появления зданий и моста, и именно тогда к его болтовне прислушался Шастун. Слишком тот хорошо рассказывал, от его слов окружающие постройки приобретали какие-то особенные краски, вызывали интерес. Он не хотел тогда мешать, но не мог ничего с этим поделать. Впрочем, Арсений, который заметил ходившего от них неподалёку парня, всё понял и подозвал поближе, продолжая рассказывать о появлении канала Зимняя канавка в 1718-1719 годах. Видел, как сияли глаза Антона и сам сгорал от этого взгляда.       Это было их место.       Видимо, не навсегда.       Потому что, оказавшись под аркой, Арсений стал оглядываться и вдруг заметил неподалёку парочку. И он не мог ошибиться: это Антон и Ирина. Они стояли лицом к лицу и о чём-то разговаривали, когда девушка поднялась на цыпочках и слегка дотронулась губами его губ. На её лице появилась улыбка, и она заправила выпавшую прядь волос за ухо, глядя парню прямо в глаза. Уголки его рта дрогнули, а затем Антон решил повернуть свою голову, не представляя,какую ошибку он совершил.       Глаза в глаза.       Душа в душу.       Они стояли слишком долго; мир вокруг них стал призрачным, застывшим. Несуществующим. Только они вдвоём, распавшиеся на две отдельные части. Между ними замелькали отрывки их прошлого, отзвуки долгих месяцев и слов навсегда, которое продлилось лишь пару лет. Забавно: даже у бесконечности когда-то наступает предел.       Антон, наконец, очнулся, и что-то быстро сказал Ире. Она нахмурилась, но кивнула и медленно пошла по Дворцовой набережной, иногда оборачиваясь к парню. С каждым шагом к нему Арсений задавался многими вопросами. Какие он хочет услышать от него ответы? Сейчас он столкнулся с Шастуном лицом к лицу, и все ранее овладевавшие его мысли испарились по щелчку пальцев. Пустота. Щемящая, давящая, грузом спадавшая на них обоих. Много времени прошло, они уже давно были смыты всеми петербуржскими дождями. А Арсений продолжал изучать Антона, глядел в его пленительно-зелёные и пытался не поддаться эмоциям. Он уже стоял в паре метров от него, не зная даже, нужна ли была ему эта встреча. Так ли уж он горел идеей задать сотни и ни одного вопроса одновременно, забив на последствия?       — Ты почти не изменился, — начал Антон, переминаясь с ноги на ногу. Видя непривычно растрёпанные волосы, огромные синяки под потухшими глазами и бледную кожу человека перед ним, он осознал, что лжёт. Конечно же, Арсений изменился, и выглядел он хуже.       Погасшим.       — Я и не пытался, — вымученно, вынося долгие тяжёлые месяцы наружу. — Потому что раньше было только одно, что всё меняло. И сейчас этого нет.       Рядом нет. Слишком далеко.       Антон виновато опустил глаза, рассматривая свои кроссовки. Понимал. Всё прекрасно понимал, но он не мог ступить дальше, снова перейти эту грань и нарушить спокойствие. Ветер подул сильнее, но им было уже наплевать на то, что стало холодать. И так внутри заледенело.       — Прости... — прозвучал тихий голос в этом молчании. Шастун всё ещё не поднимал глаза, боясь увидеть его взгляд. Тот, что следит за каждым жестом, за каждым движением и не упускает ничего из виду. — Я не хотел, чтобы...       — Если ты не хотел, — шаг. — То не ушёл бы, — ещё шаг.       Арсений оказался почти вплотную, и теперь Антон не мог не взглянуть на него и заново утонуть. Как обычно. Как в их давнем навсегда. В голове возник один единственный вопрос. Тот, который бы расставил всё на свои места, но одновременно уже ничего не изменил.       — Ты счастлив с Ирой?       Тишина. Последний удар сердца, последний вздох, ведь воздух совсем из лёгких вышибло. Шастун нервно кусал свои губы и мялся. Он не мог ответить на такой, казалось бы, простой вопрос. Просто продолжал смотреть в голубые глаза напротив, надеясь, что Арс поймёт. Резко оттягивал рукава своей куртки и молчал, потому что не мог дать точный ответ.       Положительный ответ.       Встав в паре миллиметров от парня, Арсений осторожно, едва касаясь, дотронулся его руки, проводя линию от запястья к кончикам пальцев. По коже пробежали мурашки от этого жеста. Антон прикрыл глаза, всем своим телом чувствуя, что он здесь. Рядом. Каждой клеткой ощущает его тепло, дыхание... Не хочет останавливать этот, возможно, последний момент.       — Я был счастлив. Но не с ней.       На губах Арсения едва заметная грустная улыбка, которую Антон уже не увидит. Парень больше не чувствовал руки на своей ладонь и не ощущал рядом тепло. Он медленно открыл глаза в надежде увидеть Арсения, но его след простыл. Перед ним лишь открывался вид на Неву и вечерние краски заката.       По-прежнему был бы счастлив. По-прежнему любит.       Но они больше не встретятся.

      Я уже никогда не узнаю о том, где ты сейчас, О том, с кем ты сейчас провожаешь луну на покой . Я уже никогда не увижу тот пленительный цвет твоих глаз, Не забуду всех сказанные фраз... Извини, но я болен тобой.