Магия

Впервые они переспали на банкете. То есть, не прямо на банкете, конечно, хотя все к этому шло, а в музыкальном салоне этажом ниже. Тесная маленькая комната с триптихом витража в эркере была похожа на логово дремлющих зверей: опасно поблескивали когти цитры на лунном свету, как лошадиная голова, склонился гриф гучжэна, и медные кольца рога цунги напоминали свернувшуюся змею. Неуловимо пахло старыми духами: пожухлые листы, исписанные нотами, хранили благоухающий след. Этот ускользающий аромат смешивался с мягким ароматом летней ночи, запахом догоревших свечей, пота, спермы и обожженного воздуха — было так хорошо, что не хотелось сдерживать пламя. — Покажи мне это еще раз, — хрипло нашептывал Джао, вколачиваясь в нее. — Хочу видеть, как ты выдыхаешь огонь. Ну давай. Моя принцесса. Моя повелительница. Моя госпожа. Азулу колотило, словно в лихорадке: от этих слов и низкого вибрирующего голоса, от ритмичных движений его бедер, от невыносимо глубокого проникновения огромного члена. Она полулежала на столе, опустив ногу на плечо Джао, одной рукой поднимая юбку, другой лаская себя по обнаженной груди. Его горячие пальцы крепко сжимали ее лодыжку, направляя, приподнимая, чтобы сделать проникновение глубже, удерживая, чтобы не позволить сбиться с ритма. Искаженный витражами лунный свет рассыпался по комнате снопами искр, ослепительные блики вспыхивали под веками, и с губ вместе с протяжными стонами и исступленными выкриками срывались сполохи обжигающего огня. Это был просто секс, не больше. Маленькое приключение на один раз. Джао был лишь капитаном и не имел права даже мечтать о продолжении, а Азула была... тем, кем была. Так и должно было остаться. Она позаботилась, чтобы на следующее утро он отплыл к берегам Царства Земли. Он был обязан выполнить два сложных задания и вряд ли мог вернуться раньше, чем через полгода. Строго говоря, он мог не вернуться никогда. За шесть месяцев воспоминание о музыкальном салоне изгладилось из памяти, хотя несколько суток Азула не находила себе места и просыпалась посреди ночи от сладкой судороги внизу живота. Потом все пошло своим чередом, навалились дела, принцесса равнодушно, как прежде, читала сводки с передовых и со временем перестала обжигаться о встреченное случайно имя Джао. А потом он вернулся. Победитель, доставивший во дворец сведения об Аватаре. Храбрый воин, защитивший неприкосновенность границ от вторжения опального принца. Герой. Образец доблести. Достойный сын родины. Уже командующий — не капитан. — Ты скучала без меня? — жарко выдохнул он, и острые зубы издевательски нежно сомкнулись на чувствительной коже за ухом. — Скучала? — насмешливо повторила принцесса, разводя ноги. — Вот еще. Ни одной минуты. — Да? Ясно... А сколько секунд? Его пальцы скользнули под тонкий карминовый шелк ее шаровар, и Азула блаженно запрокинула голову, выдыхая голубоватые искры пламени. Тихий вздох поглотили своды библиотеки: стены, завешенные гобеленами, полы, в несколько слоев устеленные коврами, беспорядочно расставленные кресла, этажерки, вспухшие от фолиантов стеллажи — ничто тут не пропускало шума. Даже из холла, где царило беспокойное оживление, доносились лишь редкие оклики и монотонный гул голосов, похожий на тревожное гудение роя насекомых. — Не боишься, что зайдет кто-нибудь? — тихо рассмеялась Азула, проскальзывая ладонями под мундир Джао и с наслаждением царапая его спину. — Зачем им библиотека? — прошептал он, жадно вылизывая ее шею. — Эти кретины не умеют читать. — А вдруг услышат шум? — она качнулась бедрами навстречу пальцам, приказывая проникать глубже, и вскрикнула от удовольствия, когда он выполнил ее волю. — Тогда мы не будем давать им повода, правда? — насмешливо откликнулся Джао. В жарко натопленной комнате было душно, а из-за плохо закрытой двери тянуло сквозняком. Надо было все-таки потратить пару секунд, чтобы запереть замок или хотя бы опустить засов, но — так быстро пришлось искать уединенное укрытие, и до начала совета оставалось так мало времени, и Джао так к лицу был новый мундир... Теперь из щели меж дверными створками в библиотеку проникали потоки зябкого воздуха да падал косой луч морозного зимнего солнца. Это холодное сияние то вспыхивало, то гасло: когда кто-нибудь проходил мимо, его закрывала тень, а когда тень миновала, свет вновь обрызгивал золотые вензеля фолиантов. Было что-то гипнотическое в неритмичном чередовании темноты и блеска, от чего возбуждение разрасталось, поднимаясь на новый виток. — Быстрее, — хрипло шептала Азула, не сводя взгляда со сверкающего росчерка луча. — Быстрее, быстрее, быстрее... Дверь вдруг распахнулась настежь, и в библиотеку хлынул хаос: цокот шагов, шелест свитков, шорох волочащихся по полу плащей, говор, шепот, оклики, короткие всплески нервного смеха — и еще, совсем рядом, у входа: — Прошу вас, господин Цин. — Нет-нет, это я прошу вас, господин Пин. Азула обернулась, но стена стеллажа закрывала вошедших от взгляда, как закрывала и ее с Джао от проклятых Цина и Пина. Это была редкая удача: можно привести себя в порядок и сделать вид, что ничего не происходит, пока два дипломатичных болвана решат, кто первый будет заходить. Возгласы благородного негодования и приглашения зайти становились все громче; но возбуждение, удовольствие, сладкая боль между ног — тоже становились сильней. Джао даже не подумал остановиться, его пальцы ласкали ее быстро, настойчиво, безошибочно угадывая нужные движения и доводя до пика. — Я уничтожу этих идиотов, если они сюда сунутся, — жарко прошептал он, не сбавляя темп. — Разберусь с ними, как только закончу с тобой, моя госпожа. Как ты хочешь, чтобы я убил их? Медленно или быстро? Азула выгнулась, задыхаясь, сжимая колени, впиваясь зубами в кожаные наручи, чтобы сдержать стон и огонь. Ее сотрясало от чистейшего наслаждения; волны оргазма накатывали одна за одной, непрерывно сменяясь, перехлестывая, сметая друг друга; и разрушительное синее пламя, запертое в ловушке тела, бешено металось и сжигало изнутри. Когда все кончилось, Азула с трудом могла стоять на ногах. Джао крепко придерживал ее под бедра, не позволяя упасть, но она с радостью упала бы даже несмотря на это. Сил не было совершено, хотелось лечь и уснуть прямо на полу под стеллажом. Сквозь тонкий звон, непрерывно звучащий в ушах, донеслось настойчивое: — Нет, в самом деле, господин Цин, я настоятельно прошу вас!.. — Так мне убить их? — шепотом выдохнул Джао, почти касаясь губами мочки ее уха. — В следующий раз, — отозвалась принцесса, утомленно закрывая глаза. — Да? И когда у нас будет следующий раз? — с усмешкой фыркнул он, невесомо целуя ее шею. — Я дам тебе знать, — милостиво ответила она. По-хорошему стоило сказать: «никогда». Единственный правильный ответ, который ставил точку. Даже вторая встреча, если подумать здраво, казалась скорее капризом, чем необходимостью; но обещать что-то сверх этого было чересчур. И все-таки Азула не смогла отказать: не ему, а своим ощущениям. Ей нравилось то, что происходит, и то, как происходит. Она не чувствовала этой раздражающей несвободы, которая неизменно возникала, стоило сблизиться чуть больше и перейти черту. Это все еще был просто секс — ни чувств, ни привязанностей, ни обязательств. В точности так, как в первую ночь. Первое время Азула смотрела на происходящее с недоверием. Мужчины казались ей довольно примитивными созданиями и вряд ли хоть один из них имел достаточно мозгов, чтобы повести себя правильно в трудной ситуации. Но Джао почти не разочаровал ее — она говорила: «почти», поскольку ничто не могло быть идеальным, но в сущности он не разочаровал ее вообще. Он был превосходным любовником — умелым, изобретательным и выносливым. Он единственный из тех, кого она знала прежде, мог утолить все ее прихоти и наутро после этого сохранить память, разум и способность ходить. Поначалу Азула наслаждалась только его силой и даже не думала, что в промежутках между актами любви с ним надо будет еще и разговаривать, но Джао оказался и хорошим собеседником тоже. Он много рассказывал о странствиях — не слезливые истории о красоте моря и тоске по родным берегам, а то, о чем следовало знать, если хочешь выжить. Как меняется волна, если ее касается повелитель воды, как различить бесшумные шаги разведчика Царства, какими ядами натирают оружие те, кто не способен к магии... Азула хорошо запомнила, как промозглой зимней ночью, когда на улице гудел ветер и стрельчатые окна залеплял мокрый снег, они лежали на тигровых шкурах перед камином, и Джао чертил принцип боевого построения лодок магов воды. Золотой свет огня озарял крошечный островок комнаты, а дальше за ним покои терялись в темноте. Было тепло, пахло чернилами и хорошим вином, ветер глухо завывал в трубе камина. На разлохмаченном пергаменте непросохшие штрихи блестели, как мокрые от воды каноэ; Азула с надменным хохотом твердила, что маги воды идиоты; и Джао с восторгом зарисовывал с ее слов контратаку. Потом они поспорили о флангах, ругались из-за этого полночи и, в ярости расшвыряв по покоям шкуры, залили чернилами великолепный наборный паркет. А когда бледные лучи январского солнца выбелили комнату предутренним сиянием, они занялись любовью прямо на полу, среди осколков раздробленной бутылки и алых брызг вина, не дойдя до кровати пары шагов. Это было хорошо и правильно: без глупых объяснений, трогательных признаний и сентиментальных разговоров «о будущем». Они вообще не говорили ни о будущем, ни о прошлом, только о важных вещах, достаточно значимых, чтобы обсуждать их вне конкретной даты. Лишь очень нескоро они заговорили о чем-то, что касалось времени. Был февраль, необычайно холодный для этого времени года, с белесым слоем инея на смерзшейся земле, с бледно-лазоревым высоким небом и золотистыми лучами солнца, просвечивающими сквозь обнаженные кроны деревьев. Где-то вдали звонкой трелью заливалась птица, ее пронзительный голос разносился в безоблачной высоте — никем не подхваченный, безответный и одинокий, неуловимо напоминающий тонкое пение летящих стрел. В прозрачном как кристалл воздухе хорошо были видны мишени. Шесть красно-белых кругов маячили у склона, на сером фоне гладкой, обтесанной ветрами скалы. Сквозь тонкую прорезь прицела легко можно было различить зарубки на древесине там, куда вонзались наконечники: иссеченный почти до черноты центр и несколько меток ближе к краю. — Слишком близко, — надменно бросила принцесса. — Мне надоели детские игры, пусть отнесут дальше к горе. На той стороне поля засуетились: двое солдат побежали наперерез через стрельбище, спешно подхватили тяжелую мишень и, оскальзываясь, поволокли к склону. Азула злорадно прицелилась и выпустила стрелу. Один из солдат выронил мишень: стрела вонзилась в землю прямо под ноги. — Попала! — весело рассмеялась принцесса. — Промазала! — язвительно парировал Джао. — Моя очередь. Он до отказа натянул тетиву, и солдаты бросились врассыпную. Первая стрела вспорола землю перед бегущим, вторая преградила ему путь с другой стороны, третья прошила полу камзола, и одеяние вспыхнуло от огонька, мерцавшего на острие. — Это веселее, чем неподвижные мишени, — одобрительно улыбнулась Азула. — Нужно как-нибудь устроить турнир во дворце. — Только подожди, пока я вернусь, — ухмыльнулся Джао. — Не хочу пропустить это зрелище. — Ты уходишь в море? — Да. Через неделю. Будешь стрелять? Азула натянула тетиву. Мишень, которую бросили солдаты, стояла криво, а клубящееся облачко пара от дыхания мешало как следует прицелиться. Выстрел вышел смазанным и едва зацепил внешний круг. Азула прошипела сквозь зубы проклятие. — Ваше высочество, как неприлично! — с нарочитым упреком взглянул на нее Джао. — Сказал человек, который грязно ругается в постели, — Азула досадливо постучала плечом лука по мерзлой земле. — Ш-ш-ш! — он предостерегающе поднял палец. — Я этого не слышал. — Очень надеюсь, что слышал. Будешь стрелять? Джао вслепую нашарил стрелу в колчане и положил ее на лук. Желтовато-оранжевый огонек затеплился на наконечнике. Скрипнула натягиваемая тетива, фигурная роспись лука блеснула на холодном солнце. Не дожидаясь выстрела, Азула сделала быстрый пасс, и огонек, покорный ее воле, выдернул из пальцев Джао стрелу и зашвырнул ее вдаль. — Промазал! — передразнила принцесса и злорадно рассмеялась. — Ну? Кто теперь побеждает? — Нечестно побеждает, — хмыкнул он. — Да, — Азула с интересом оглядела почти не испорченный маникюр. — И что из этого? — Ничего, — усмехнулся Джао, — кроме того, что я до одури хочу тебя. Она надменно поджала губы, стараясь не давать воли обжигающей вспышке желания и всплескам синего пламени внизу живота. — Мне надоело стрелять, — вместо ответа заявила она. — Выигрывать у тебя скучно. — Очень мило. Давай мне лук, я понесу. — Я сама прекрасно могу справиться. — Конечно, можешь. А я понесу. Они медленно пошли к шатру, где у чайного столика ждали придворные, покинувшие стрельбище чуть раньше и не изъявившие желания стрелять на такой дистанции. Стук каблуков по обледенелым камням далеко разносился на опушке. В лесу по-прежнему звенела пронзительная трель. Совсем близко нестройный гомон голосов прерывался стуком пиал о блюдца и журчанием льющегося чая, и от этого хотелось идти еще медленнее, чем сейчас. — Почему ты не сказал, что отплываешь? — после долгого молчания спросила принцесса. — Почтовый ястреб принес указ утром, — ответил Джао. — Не хотел говорить, чтобы не портить день. — Вряд ли такая мелочь испортила бы мне день. — Зато испортила бы мне. — Ты слишком чувствительный. Полотнище знамени, венчавшее купол шатра, колыхнулось под порывом ветра. Придворные закланялись, слуги бросились принимать оружие. — Я не услышала: кто подписал приказ? — как бы между прочим спросила Азула. — Кое-кто нечувствительный, — усмехнулся Джао. Принцесса одарила его требовательным взглядом, понуждая к точному ответу. — Адмирал Буджин, — фыркнул он, будто выругался. — А что? — Простое любопытство, — и она равнодушно пожала плечами, принимая от слуги горячий чай. Адмиралу Буджину было за семьдесят, он рано начал служить, и большая часть его сознательной жизни прошла при дворе. Такой человек, конечно, знал, что если его без повода вызывает сама принцесса, то повод может быть или очень хорошим, или очень плохим. Вот почему, входя в кабинет ее высочества, Буджин придал своему лицу пограничное скорбно-блаженное выражение, чтобы в любой момент принять более конкретный вид. — Садитесь, адмирал, — велела Азула, не отрываясь от изучения пергамента и небрежным жестом указывая на кресло. — Вы слишком любезны, принцесса, — с благодарным поклоном отозвался Буджин, продолжая стоять. Азула с сомнением взглянула на него и отложила пергамент. — Советую присесть. Вам понадобится опора. Сегодня вы подписали приказ об отплытии некоторых ваших подчиненных. — Верно, ваше высочество, — опасливо подтвердил Буджин. — Почему я об этом не знаю? Лицо адмирала, до сих пор не выражавшее ничего конкретного, стало обретать более печальные черты. — Принцесса, — убаюкивающе запел Буджин, — в этом приказе не было ничего важного... — Здесь я решаю, что важно, — Азула поднялась. — Эти люди нужны были в столице. Вы испортили мои планы. — Прошу простить, ваше высочество, — лицо адмирала теперь определенно выражало безграничную скорбь. — С этой минуты приказы относительно любых передвижений будут представлены вам на рассмотрение... — Это не изменит того, что вы уже сделали, — холодно оборвала она. — Достаточно разговоров. Вы отправляетесь на гауптвахту до дальнейших распоряжений. — Га-гауптвахту?! — безграничная скорбь обратилась в ужас, столь же безграничный, только теперь искренний. — Но, ваше высочество... — залепетал Буджин, — я прошу... умоляю вас подумать... Как это возможно... я адмирал... — Если проблема только в этом, готова разжаловать вас до лейтенанта, — процедила принцесса. — Нет-нет... что вы... нет необходимости... — кажется, его красноречие иссякло. — Хватит, — ледяным тоном прервала Азула. — Вы меня утомили. Подите вон. — Принцесса... — Вон! Свечи на столе и факелы на стенах взорвались фейерверками огня. Стеклянная колба на подсвечнике треснула от жара, и осколки осыпали пергамент. Азула растерянно коснулась пальцами острого, мерцающего на свету стекла, еще хранившего следы прикосновения ее пламени. Пламени, которого она не призывала. Этого не должно было произойти. Стихия всегда была покорна и впервые ослушалась ее. Почти не сознавая, что делает, Азула с трудом избавилась от бессвязно лепетавшего адмирала и долго сидела за усыпанным осколками столом, слепо глядя перед собой. Правда, вскоре случай вылетел из головы: ничего подобного больше не повторялось, и другие дела вытеснили его из памяти. Джао ушел в море — предполагалось, что ненадолго, но что такое это «ненадолго», никто не знал. Адмирал Буджин клятвенно заверил, что флот вернется к весне, но затруднялся ответить к концу, началу или середине. — Если Буджин говорит, что к весне, значит, жди меня летом, — невесело сказал на прощание Джао. — Я вовсе не собираюсь тебя ждать, — заносчиво ответила принцесса. Она правда не собиралась. У нее была масса других забот. Важных. Серьезных. Невыносимо скучных. Во дворце вообще стало скучно — без него. Азула не чувствовала себя такой одинокой с тех пор, как сбежала Урса. Будто исчезло нечто значимое, что составляло ее жизнь. Но Урса, к счастью, была ей лишь матерью, и притом довольно скверной. С Джао была проблема посерьезнее. Во дворце почти не осталось места, где они не занимались любовью; только тронный зал и папины покои чудом избежали осквернения. Азула не могла читать в библиотеке, от вида музыкального салона ее бросало в жар, и каждый дюйм ее покоев, от некогда залитого чернилами пола до гигантской кровати — все напоминало о нем. Одиноко лежа в холодной постели, измученная воспоминаниями и бессонницей, Азула страдала от неизвестности, а тело ломило от неутоленного желания. Она хотела его сейчас. Немедленно. Сию же секунду. От страсти она готова была убить кого-нибудь: хоть его, хоть себя, а поскольку убить его по понятным причинам было проблематично, выбор оставался неутешительный. Однажды, запутавшись в мыслях, Азула начала ласкать себя, как сделал бы это Джао, но со злостью вцепилась ногтями в обнаженные бедра. Какая низость! Она никогда не опустится до подобного! Она — принцесса народа огня, любой мужчина в государстве почтет за счастье сделать все, что она пожелает! Проблема была в том, что она не хотела «любого». Ей нужен был тот, который был за много дней пути от нее. Когда майское тепло сменилось июньским жаром, Азула вызвала к себе Буджина и полюбопытствовала, как ему понравилось на гауптвахте. — Ваше высочество! — проникновенно заговорил адмирал, нервно подергивая щекой. — Клянусь, не сегодня завтра суда будут в гавани. Они уже должны были прибыть! Кто знал, что на Змеином перевале придется столкнуться с кораблями Царства Земли. — Кораблями Царства? — тихо и зло переспросила Азула. — Адмирал, вам надоело жить спокойно или жить вообще? Что такое «столкнуться»? Почему мне не доложили? — Ваше высочество, это не проблема! — торопливо заикаясь, затараторил Буджин. — Несколько кораблей. Все почти закончено. — Но они сражаются? — произнесла принцесса, едва сдерживая гнев. — Ненадолго, — после короткой паузы выдавил Буджин, так старательно принимая уверенный вид, что от этого пропадали остатки доверия. — Ненадолго? — Азула в ярости стиснула искрящий молнией кулак. — Ненадолго вы отправляли их в плавание. Прошло четыре проклятых месяца. Неизвестно, сколько еще это продлится. Хватит оправданий. Что вы предприняли? Послали подмогу? — Так точно, ваше высочество! — радостно отрапортовал он. — Значит, этого мало, — гневно оборвала она. — Отправьте подкрепление. Сделайте что-нибудь. Немедленно верните его. — Его? — озадаченно повторил Буджин. — Да! — уже не сдерживаясь, рявкнула Азула. — Его! Корабль! Доставьте его сюда любыми судьбами! И прочь с глаз моих, пока я согласна вас отпустить! Когда он исчез, испуганный и недоумевающий, принцесса рывком стянула наручи и чуть не зарыдала от злости: молния разодрала кожу от локтя до запястья. Собственная магия, до того ни разу ей не навредившая, сейчас искромсала руку до крови, как зверь. Проклятый Буджин. Это все он. Да, он ее раздражает. Пусть только вернутся корабли, и она никогда больше не увидит его. Вечером ястреб принес сообщение, что битва выиграна, но есть раненые и погибшие с обеих сторон. В целях конспирации конкретные имена не сообщались, говорилось только, что лекари должны подготовить места в лазарете. Азула долго пыталась медитировать, но боль в растерзанной руке не позволяла провести пламя в ладонь, а без этого равновесие было невозможно. Принцесса злилась, и от злости огонь подчинялся хуже: вспыхивал и выскальзывал, издевательски плясал почти на кончиках пальцев и растворялся, когда она пробовала его ухватить. Две ночи Азула спала урывками, закрывая глаза на несколько минут и просыпаясь более измученная, чем до отдыха. На третью ночь усталость взяла свое, и она забылась неглубоким сном. Разбудило ее ощущение чьего-то присутствия. Открыв глаза, Азула медленно села на постели. Джао стоял перед ней в призрачных полосах лунного света, падающих из окна. Пыльный плащ укрывал его плечи, кожаные латы, все в отметинах ударов, были сильно помяты на груди. Он снял погнутый рогатый шлем, открывая запекшиеся раны на щеках и виске. — Что ты здесь делаешь? — шепотом спросила принцесса. Джао молча отшвырнул шлем в сторону, звон и грохот разнеслись по покоям, смолкли, и снова настала тишина. — Ты не должен тут находиться, — замирающим голосом прошептала Азула. Джао шагнул в сторону кровати, неторопливо расстегивая пояс форменных брюк. — Уходи. У тебя будут проблемы. Что если отец вызовет тебя на доклад? Ты должен ждать распоряжений... — Все сказала? — спросил он глухим низким голосом. — Все... — надрывно простонала она. Витые шнуры и металлические скобы латов больно впились в тело. Запах пота, сажи, морской соли и крови вызывал отвращение и возбуждал. С утробным рычанием Джао рванул на ее груди атласную сорочку, раздирая пополам, грубо сжал соски, с силой провел руками по спине и бокам, стиснул ягодицы. Железные заклепки царапали тело, загнутые оплечья резали кожу, грязь армейских сапог испятнала чистейшие шелковые простыни, и там, где шелк цеплялся за кованые пряжки, на тонкой ткани оставались рваные следы. Подхватив ее под колено, понуждая раздвинуть ноги, Джао приспустил брюки одной рукой. Азула нетерпеливо выгнулась, поднимая бедра. Он грубо провел пальцами по члену, растирая смазку. — Четыре месяца... — простонала принцесса, не сводя жаждущего взгляда с влажной рубиновой головки. — Четыре месяца где-то плавал, скотина, как я тебя ненавижу... Он вошел одним резким чувственным движением, и она взвизгнула от удовольствия. Ощущения, обострившиеся за время ожидания, лишили дара речи, оставив только скуление и стон. Азула обвила ногами его бока, привлекая ближе, глубже, до самого основания, чтобы почувствовать как можно лучше его огромный член, крепкие мышцы сильных бедер, жар напряженного тела. Джао всем весом вдавил ее в кровать, не позволяя шевелиться, не давая отвечать на бешеный, почти животный ритм. Вколачиваясь грубо, быстро, исступленно, он трахал ее до умопомрачения, с каждым движением наращивая темп. Азула с жалким просящим стоном уперлась ему в грудь слабеющими ладонями, пытаясь оттолкнуть хоть немного, чтобы тоже двигаться. Джао перехватил ее руки и, распластав на постели, переплетая пальцы с ее пальцами, прошептал: — Заткнись. Она ничего не говорила, но или ему послышалось, или он знал, что она хотела сказать. — Заткнись, — хрипло повторил он, все ускоряя ритм. — Дай сделать как я хочу, иначе умру сейчас. Как я сходил по тебе с ума! Невыносимо. Когда эти ублюдки задержали нас на перевале... Скольких я там убил, чтобы скорее добраться к тебе... Азула захлебнулась протяжным страстным стоном, выдыхая в потолок вихрь голубого огня. Ее бедра сжались до судороги, ноги крепко переплелись вокруг бедер Джао, и из его бока хлынула кровь. Будто не чувствуя этого, он грубыми остервенелыми рывками вбивался в нее, разрывая внутри, заливая живот кровью, бессвязно шепча ругательства и мольбы; и когда, в последний раз войдя на всю длину, он замер, дрожа и изливаясь, она тоже кончила, визжа от удовольствия и срывая голос до хрипоты. Джао пришел в себя раньше: пока она переводила дыхание, он уже перевернулся на спину и теперь лежал, держась рукой за правый бок и глядя вверх невидящими глазами. Даже в обманчивом свете луны было заметно, что щеки его побледнели и запали, на мертвенно-белом лбу выступил пот и сквозь пальцы сочились темные ленточки крови. — Ты ранен? — хрипло спросила принцесса сквозь садняющую боль в обожженном горле. — В самое сердце... — чуть шевеля сухими губами, прошептал Джао. — А по-моему, в голову. Повинуясь ее движению, факелы запылали, освещая чудовищное месиво на кровати: грязные шелка простыней и одеял, изодранный в клочья атлас сорочки, все скомкано, порвано, перевернуто вверх дном, вдоль и поперек залито кровью. — Ты ранен! — зачем-то повторила принцесса. — Ты должен быть в лазарете! — Был там, — затухающим голосом отозвался Джао. — Сказали, надо лежать. — И? — Я лежу. Азула двумя пальцами подняла сорочку, но то, что от нее осталось, было непригодно ни для чего вообще. Пришлось идти в гардеробную одеваться, а когда она вернулась, Джао был без сознания. Его лицо еще сильнее осунулось; глаза закрылись; на тонких, как пергаментная бумага, веках проступили голубоватые узоры вен; и рука безвольно упала на постель, открывая прореху на влажных от крови латах. Принцесса потянула за шнурок звонка, но пока бежали слуги, передумала. Нельзя звать лекарей, она просто не сможет объяснить, не вызывая подозрений, что окровавленный солдат со спущенными штанами делает среди ночи у нее в постели. Она попробовала добудиться Джао, чтобы уговорить его перейти в какую-нибудь менее двусмысленную комнату, но он был не в состоянии даже открыть глаза. Пришлось отказаться от идеи с лекарем. До утра Азула промучилась над ранением сама, промывая, прижигая, натирая снадобьями из тайных дворцовых запасов. Джао все время лежал неподвижно, не отзываясь даже на боль от наложенных на живую швов. Только когда Азула закрепляла нить, он слабо поднял веки и еле слышно выдохнул: — Не знал, что ты так хорошо шьешь... — Достаточно хорошо, чтобы зашить тебе рот, — процедила принцесса. Он бледно усмехнулся и закрыл глаза. Она бросила иглу на поднос, утомленно растерла сведенные судорогой пальцы. — Как ты покинул лазарет? С таким ранением тебя должны запереть на все замки. — Чепуха, — он осторожно тронул залатанный бок и поморщился. — Там сотни раненых, и далеко не у всех хватает нужных частей тела. Лекари чуть не заплакали от радости, когда я собрался уходить. — Бездельники, — презрительно фыркнула Азула. — Только ищут, как увильнуть от работы, а я вынуждена вместо них накладывать солдатам швы. Это ужасно неудобно. Теперь тебе нельзя двигаться, чтобы не потревожить рану, придется остаться здесь на несколько дней и... Ты слышишь меня? Его рука, собственнически ласкавшая ее колено, медленно скользнула к бедру. Пальцы нашарили тонкую полоску белья, одобрительно огладили изящное кружево, настойчиво потянули вниз. — Остаться здесь, — повторила принцесса, властно отводя его ладонь, — значит быть послушным, не возражать и не злить меня. Надеюсь, ты понимаешь: я делаю это лишь потому, что мне жаль своих трудов. Не воображай ничего. Я вышвырну тебя, как только затянется рана. Ты понял? — Так точно, ваше высочество. — Хорошо. А теперь можешь продолжить, — и она требовательно вернула его руку на бедро. «Несколько дней» растянулись на неделю, хотя ранение заживало скорее, чем можно было ждать. Особые мази и снадобья из дворцовых тайников, предназначенные только для членов королевского семейства, исцеляли с магической быстротой, а сильное тело тренированного воина само стремилось восстановиться. Сначала Азула говорила себе, что надо подождать денек для уверенности и можно прогонять Джао, потом перестала придумывать оправдания, потом вообще перестала об этом думать. Был жаркий июнь — время раскаленного солнца и расцвета магии огня. С самого утра до заката комнату озаряли солнечные лучи: нежно-желтые, как пыльца — на рассвете, они к полудню становились вязкими, словно горчичный мед, потом багровели, напитывались алым, и когда с берега задувал вечерний бриз, небо на западе вспыхивало драгоценным рубиновым сиянием. В калейдоскопе света менялись магия, и желания изменялись вместе с ней. Утром — сонно, медленно, с ленивым предвкушением будущих удовольствий; днем — алчно и торопливо, до исступления, не в силах насытиться, требуя еще; вечером — что-нибудь особое, долгое, откровенное, чтобы при мысли об этом умирать от желания и стыда. Азула чувствовала свою магию ясно, как никогда прежде. Ее ритмы идеально повторяли ритмы солнца и любви. От утреннего пробуждения до полуденного пика и изысканного завершения перед приходом ночи. Если можно было превзойти совершенство, она сделала это сейчас. — Хочу, чтобы ты был моим, — шепнула Азула однажды ночью, когда, обессиленные и удовлетворенные, они лежали в растерзанной постели, а безлунная тьма окутывала их доносящимся с улицы стрекотом цикад. — Я уже твой, госпожа, — ответил Джао, в забытьи перебирая ее волосы. — Больше, — она выскользнула из объятий и оседлала его бедра. — Мне нужно еще. Хочу тебя всего. Полностью. Ты будешь только со мной, здесь, всегда. Нет ничего, слышишь? Флота, моря, войны — ничего нет. Только я. Джао высвободился из цепкого захвата, привлек ее к себе и бережно, как беспокойного ребенка, погладил по растрепанным волосам. — Я командующий флота Страны Огня, — сказал он мягко, но убежденно. Азула упрямо тряхнула головой. — Не имеет значения. — Имеет, — тихо ответил он. — Для меня. И для тебя тоже. Я не смогу любить тебя как сейчас, если буду никем. — Но ты должен! — она в отчаянии ударила его кулаком по плечу. — Я хочу! Требую! Подчиняйся мне! Джао аккуратно взял ее за запястье, и от его прикосновения пламя хлынуло к кисти и взорвалось. Пряные ароматы ночи смешались с запахом обгоревшей кожи. Азула поднесла к глазам ладонь: испятнанные ожогами пальцы дрожали от боли, клейкая сукровица сочилась там, где кожа лопнула от напряжения и силы магии. — Видишь, что ты натворил? — истерически прошептала принцесса. — Если бы ты согласился, все было бы хорошо! Это твоя вина! Оставь меня! Не трогай! — Хватит, — он властно обхватил ее за плечи и с силой прижал к себе. Вырываться из его рук, крепких, как стальные обручи, было глупо и бесполезно, а Азула чувствовала себя слишком несчастной, чтобы призывать огонь. Дернувшись несколько раз в бессильной ярости, зло застонала и сникла в его объятиях. Джао поцеловал ее в макушку, погладил по плечу. — Хватит, — повторил он. — Тебе нужно успокоиться. — Ненавижу тебя, — сдавленно прошептала принцесса. — Конечно, — вздохнул Джао. — Так и понял. Кругом виноват. Ш-ш, не дергайся. Дай посмотрю руку. — Делай что хочешь. Он уложил ее в постель и бережно укрыл одеялом. Она не сопротивлялась. Разбитая, больная и усталая, она неподвижно лежала, пока он смазывал и перебинтовывал ей ладонь, потом еще какое-то время делала вид, что спит, не желая разговаривать, и в конце концов сама не заметила, как уснула. Утро началось безобразно: с головной боли, боли в обожженной руке, выжидательного молчания. Чтобы не объясняться, Азула с надменным видом ушла одна в купальню, полагая, что намек достаточно прозрачен. Действительно, объясняться не пришлось — не по этому поводу, во всяком случае. Когда она вернулась, Джао стоял возле открытого окна, одной рукой поглаживая по перьям почтового ястреба, в другой держа пергамент; и хотя на просвет было видно, что в письме всего четыре строки, он смотрел так долго, будто это был трактат, и лицо его с каждой секундой мрачнело все больше. — Что ты делаешь? — возмущенно окликнула Азула. Джао перевел на нее горящий от негодования взгляд. — Да, — в бешенстве прорычал он. — Что я делаю? Что я тут делаю, принцесса, когда должен явиться на аудиенцию к Хозяину Огня? Азула досадливо фыркнула и попыталась перевести тему: — Ты читаешь мои письма. Кто дал тебе право? — Здесь говорится — меня вызывают снова, — от его тихого зловещего голоса ястреб беспокойно заклекотал, расправил крылья и вылетел прочь. — Когда пришел первый приказ? — Джао в ярости скомкал и отшвырнул письмо. — Ничего об этом не знаю, — Азула заносчиво скрестила руки на груди. — Знаешь, — он грозно шагнул к ней. Она упрямо вздернула подбородок. — Возможно, день назад или около того. — Правду, принцесса. — Что ты хочешь? Я не запоминаю все приказы! Возможно, не день назад. Возможно... неделю. На мгновение ей показалось, что он посмеет ее ударить. Стиснув кулак, он замахнулся, замер, пылая от бешенства и негодования, и, развернувшись, обрушил чудовищной силы удар на стол. Стол скрипнул и содрогнулся, но выдержал, лишь брякнули дверцы в тумбе. Пинком с ноги Джао выбил верхний ящик. Треснуло антикварное витражное стекло, лопнуло туго натянутое сукно на столешнице; схватив стул, Джао принялся колотить им по столу со всех сторон, пока не надломились витые ножки и сидение с грохотом не отделилось от спинки. — Я обо всем позаботилась, — произнесла принцесса, когда воцарилась тишина. — Отец думает, ты уехал выполнять мой приказ. Он ждет тебя на аудиенцию, как только ты вернешься. — Да, — обессиленно усмехнулся Джао. — И пока он будет ждать, кто-то другой доложит обо всем, что он хочет слышать. Он зло тряхнул головой и, пнув напоследок искореженную спинку, принялся в ярости натягивать сапоги. — Куда?.. — не очень уверенно начала Азула. — Нет, ты не можешь пойти... — Еще как могу! — гневно выкрикнул он. — И пойду! Только попробуй испортить мне карьеру! — Я и есть твоя карьера! — она выхватила его латы и крепко прижала к груди, не давая забрать. — Захочу, и сегодня станешь адмиралом! — Даже не думай... — он выпрямился, гневно расправил плечи, в свирепом взгляде полыхнул бешеный огонь. — Не смей превращать то, что происходит — в это! Если бы я хотел получить звание через постель, спал бы не с тобой, а с твоим отцом! — Считаешь, отец влиятельнее меня? — А больше тебя здесь ничего не беспокоит? Он рывком набросил камзол, ругаясь сквозь зубы, надел на запястья наручи, протянул руку за латами: — Отдавай. Принцесса швырнула ему под ноги латы и отвернулась. По звуку она различила, как он сцепляет застежки и крепежи, набрасывает поверху перевязь, крепит оплечья. Потом на мгновение воцарилась тишина. — Не повернешься? — спросил он голосом, в котором было уже больше спокойствия, чем гнева. Азула хмыкнула с напускным равнодушием. Джао медленно приблизился, остановился рядом, не прикасаясь, но желая — она чувствовала это даже сейчас, когда с избытком хватало собственных чувств. — Не делай из меня комнатную собачку, принцесса, — тихо сказал он. — Я не стану тем, кем не могу быть. — Будешь, кем я пожелаю, — она надменно обернулась, чтобы пронзить его холодным самодовольным взглядом. — Ты — мой подданный! — Но не раб. Он наклонился к ней, чтобы поцеловать, но она презрительно отстранилась. Мгновение он стоял так, потом качнул головой и быстро вышел, оглушительно захлопнув двери. Очень долгое время после этого она делает вид, что его не существует. Что не существует приказа отца, по которому командующий Джао должен отправиться в поисковую экспедицию за Аватаром; не существует связанных с этим рисков, трудностей пути, опасностей войны. Азула пыталась забыть о нем, но, хоть он давно уж был в море, это оказалось сложно, а к началу осени стало невозможно вообще. На последнем летнем совете отец разжаловал адмирала Буджина. Из-за неудач бедолага сдал, начал путать имена, даты и раздражал всех на заседаниях. На лакомую должность сразу началась охота, давно не повышенные капитаны и командующие ринулись в бой, атаковали Хозяина Огня своими блистательными стратегическими идеями, новейшими техническими разработками и верноподданическими руладами. Озай кивал, улыбался и ничего не обещал. — Мне нужен кто-то занятый делом, — мрачно бормотал он потом, оставив за дверями весь фонтанирующий патриотизмом командный состав и безнадежно просматривая рекомендательные списки. — Куда мне девать адмирала, который двадцать лет не видел моря?.. Что думаешь о Джао? — спросил он наконец. То, что и в каких выражениях думала Азула, нельзя было произносить в приличном обществе. Вряд ли папу интересовало нечто подобное, но первая мысль была об этом. А вторая — о словах, что произнес Джао в последнюю встречу. Он был взбешен ее предложением о повышении и говорил серьезно, чересчур серьезно для человека, в прочих вопросах не отличающегося щепетильностью. Трахаться под патриотические тосты Хозяина Огня — это, значит, можно, а получить поддержку при распределении званий — уже ни-ни. Азула понимала: будь Джао здесь, он не дал бы ей открыть рта. Но его здесь не было. Никого больше не было. И никто никогда ничего не смог бы узнать. — Великолепный выбор, отец, — прочувствованно сказала она. — Я не знаю человека, который справился бы лучше. — А не маловато он прослужил командующим? — Озай с сомнением глянул в свиток. — Пусть бы еще поплавал для опыта пару лет. — Отец, — она посмотрела на него преданно и восторженно. — Вы взошли на престол, когда у вас не было опыта. И разве вы не стали самым выдающимся правителем за всю историю Страны Огня? Новость быстро разлетелась по столице. На каждом шагу звучало имя нового адмирала. В совете остались недовольны случившимся: Джао был немолод вообще, но для такой должности казался почти юным, и восьмидесятилетние полковники брюзжали, что создался «прецедент». Но те, с кого не сыпался песок, восприняли идею с восторгом. А самыми преданными почитательницами главы флота почему-то оказались дворцовые служанки. Впервые Азула услышала это, когда возвращалась от отца после подписания указа: три молоденькие прислужницы, натиравшие полы, весело щебетали о достоинствах нового адмирала. Стоя на коленках и глядя на мраморные плиты, они не видели никого вокруг, а потому несли что вздумается — задорно, бесстыдно, то и дело заливаясь скабрезным хохотком. Их безыскусная деревенская речь убого выражала мыслишки, порожденные их скудными неразвитыми мозгами. Зато кое-что другое у них было развито хорошо. — Эти женщины ведут себя как изголодавшиеся по клиентам шлюхи, — заявила Азула старшей служанке. — Не знаю, из какого борделя их взяли, но пускай убираются назад. От девушек избавились в тот же день, но избавиться от проблемы не удалось: услышав раз такие разговоры, Азула не могла перестать прислушиваться к болтовне служанок, а те, как назло, сплетничали только об одном. Какие у адмирала плечи, да какие мышцы, и откуда-то прознали, что у него татуировка с драконом на левом предплечье... Об этом последнем судачили две смешливые судомойки, отлынивавшие от работы в саду. Азула увидела их случайно: девушки прятались за беседкой в сени влажного после дождя винограда. Одна слушала, затаив дыхание и распахнув круглые бессмысленные глаза, вторая заговорщицки нашептывала подробности, знать которые ей не полагалось. — Ты, — принцесса указала на круглоглазую, — пошла вон. А ты останься. Она так неожиданно возникла перед ними, что девушки ахнули от испуга. Первая сразу подхватила подол и кинулась бежать, вторая трепыхнулась, как в силках. — Вашвсочства... — залепетала она на чудовищном деревенском наречии. — Помилуй бедную девушку, вашвсочства, ничегошеньки ж не говорила я... — Откуда знаешь это? — процедила Азула, уверенная, что служанка поймет, о чем речь, но она не понимала, лишь глядела тупым остекленевшим взглядом, повторяя, словно сомнамбула: — Вашвсочства, не знаю я, не говорила я... Принцесса схватила ее за косу и приложила головой об беседку. Прозрачный дождь холодных осенних капель брызнул с виноградных листьев, с шущащим шорохом ягоды посыпались на землю. Она ударила еще, еще, еще, разшибая никчемную тупую голову о деревянную решетку для лоз. Магия рвалась на волю, но пламя существовало не для таких никудышных тварей. Это примитивное животное, желающее только еды и соития, было недостойно прикосновения высочайшего огня. Ее следовало просто бить, руками, ногами, топтать, как прах, как мерзость, посмевшую перейти дорогу лучшим из лучших... — Мое, мое... — безумно шептала принцесса. — Это мое... не посмеешь... не отдам... Молния вспыхнула и раскололась, вильнув змеящимся хвостом — не в воздухе, прямо в теле. От оглушительной боли Азула чуть устояла на ногах и выпустила обмякшую девчонку. Та заохала, заворочалась, заквохтала, но принцесса почти ничего не слышала. Молнии изгибались трещащей дугой, вились и перекручивались, сжимались в комок и выстреливали, словно отпущенная пружина. В руках. В животе. В голове. В сердце. Вкус крови во рту был отвратителен. В избитом молниями горле клокотала кровь. Перед глазам все алело, как при взгляде сквозь рубиновый витраж, и также искажалось и кривилось. Вздрагивающими пальцами откинув рукав (фиолетово-черный след удара ветвился от ладони к сгибу локтя), Азула зажала точку ци. Рука безвольно обмякла, но и хищные молнии опали, а с ними отступила боль. Еще одна точка, под ключицей, — и половина туловища онемела, а молнии сгинули, оставив лишь отблеск силы глубоко в чакре. — Вашвсочства... — услышала принцесса и застонала. Отчего этих твердолобых ничто не берет? Чуть голову ей не отшибли, а она все «вашвсочства». — Вашвсочства, может, помочь чем? — тревожно пробормотала та. — Нет, — Азула гордо расправила плечи. — Я вывихнула руку, пока била тебя, ничтожное ты создание. Поди вон. И не попадайся мне. Единственное преимущество глупости заключалось в том, что ею можно пользоваться. Идиотка-служанка никогда не поняла бы, что произошло, и послушно проглотила бы любую ложь. Но истинного положения вещей это не меняло. В покоях Азула сбросила одежду и оглядела ветвистые, раздваивающиеся на концах отметины молнии на теле: воспаленные, с запекшейся кровью, пересекающиеся — в точках, где схлестнулись разряды; припухшие, иссиня-черные — там, где полыхнул самый сильный взрыв; не шире волоска, тонкие, но длинные — следы глубинных всплесков магии, оставшихся внутри и проявившихся лишь бледной линией на коже. От буйства стихии тело еще потряхивало, боль вгрызалась в каждый нерв. Снадобья облегчали телесные мучения, но облегчить душевных мук не могло ничто. Собственная молния едва не убила ее. Стихия, которую она ощутила раньше, чем научилась ходить и говорить, которая была ей ближе матери, часть ее души, сердца, разума! Принцесса швырнула об пол флакон с исцеляющей мазью. Жалкие примочки не могли ее спасти. Ничто не могло ее спасти. В середине октября вернулся Джао. В адмиральском камзоле с расшитым золотыми вензелями воротником, в начищенных до блеска доспехах с отчеканенными вручную гербами, в кожаных сапогах великолепнейшей выделки — он вошел в ее покои, бросив на стол поверх карт и свитков дорогой бархатный плащ. За тисненым поясом с медной пряжкой поблескивал футляр фолианта. Джао достал его и протянул Азуле: — Твоих рук дело? — Ты спал со служанкой? — требовательно парировала она. Они стояли друг напротив друга, гневно сверкая глазами, испепеляя взглядами, готовые наброситься и растерзать. — Я задал вопрос, — тихо прорычал Джао. — Я тоже, — с опасной вежливостью улыбнулась Азула. — Отвечай, сказал. — Ты отвечай. — Делай, что говорю. — Не вижу повода. — Будешь слушаться меня. Я мужчина. — Я принцесса. Они смолкли и застыли, тяжело дыша, словно неподвижность и молчание требовали от обоих чудовищного напряжения сил. Так прошло несколько долгих минут, потом Джао не выдержал, мотнул головой, как проигравший в гляделки зверь, и гневно рявкнул: — Какая еще служанка? — А было несколько? — Азула скрестила руки на груди. — Не говори чепухи! — он окончательно взбесился. — Вообще не понимаю, откуда это взялось. — Они обсуждали тебя, — заявила принцесса куда более ревниво, чем намеревалась. Джао раздраженно фыркнул. — Почему бы им кого-нибудь не обсудить? — Они знали про твою татуировку, — настаивала Азула. — Которую? — проскрежетал Джао. — Ту... — она поколебалась, — что повыше. Он глухо взвыл от досады и ярости: — Да ты с ума сошла! На общих тренировках все раздеваются до пояса, кто угодно мог посмотреть! — Возможно, — подумав, нехотя согласилась принцесса. — Но больше ты не будешь так раздеваться. Теперь никаких «общих» тренировок. Верно, господин адмирал? — Да, — он грозно шагнул к ней, протягивая свиток и снова неотрывно глядя в глаза. — «Господин адмирал». А теперь я хочу услышать ответ, и только попробуй солгать. Это твоих рук дело? Под его пристальным внимательным взглядом Азула развернула свиток и прочитала то, что знала давно — приказ о назначении нового главы флота. Пропустив меж пальцев изломанный пергамент, она безразлично отбросила его прочь и пожала плечами: — Что за странные догадки. Интересно, зачем... — она не успела договорить, потому что Джао схватил ее за шею и сдавил так, что она едва могла сделать вдох. — Не ври мне... — сквозь стиснутые зубы процедил он. — Хочешь сказать, Озай не спрашивал тебя? Не говорил с тобой? Что ты ответила? — Что не нахожу слов... — прохрипела она. Он крепче сжал пальцы, Азула вцепилась ему в руку, отталкивая, изо всех сил сопротивляясь чудовищной силе стальных мышц. — Я сказала, что ты самый отвратительный человек в мире! — гневно выкрикнула она, выворачиваясь из захвата. — Что ты ужасен, невыносим, что я не желаю тебя видеть и слышать, что пусть бы ты провалился сквозь землю и я ни минуты бы не пожалела! И это правда! Ненавижу тебя! Его улыбка, едва тронувшая губы после первого вскрика, становилась шире с каждым произнесенным словом. Когда Азула закончила, он прижал ее к себе, зарываясь пальцами в идеально уложенную прическу и жарко целуя в губы. Даже странно было понимать, что за без малого полтора года это был первый поцелуй: Азула всегда берегла помаду, а Джао любил смотреть, как она дышит огнем; и хотя в постели они перепробовали все что угодно, до подобного дело как-то не доходило. — Ты мне испортишь макияж, — с напускным недовольством проворчала принцесса, не делая попытки отстраниться. — Обязательно, — страстно ответил Джао. — Ты не должен быть на аудиенции? — она строго вскинула брови. — Отец ждет тебя с докладом. — Подождет еще, — оскалился он. — Я занят. Знаешь, сколько дел у адмирала? — Даже не представляю. — Сейчас тебе расскажу. В тот день он опоздал к докладу на пять часов. Азула не могла вообразить, чем он будет объяснять отсутствие, но Джао ответил только: — Это мое дело. Разберусь. Ей показалось, он не слишком-то беспокоится. Новая должность сделала его более самонадеянным, чем раньше (если в одном человеческом существе могло вмещаться столько самонадеянности). А еще должность дала ему доступ на все военные советы и дважды в месяц на обеды во дворце, право купить землю, построить дом в престижной части столицы и получить в адмиралтействе собственный кабинет с гигантской комнатой для докладов и небольшими апартаментами на случай, если господин адмирал пожелает задержаться допоздна. — Когда мне дадут новый корабль, — мечтательно проговорил Джао, — назову его в честь наших отношений. Они лежали на маленькой софе посреди полупустых апартаментов. Вся прочая мебель, укрытая полотнами холстин, стояла у стены, дожидаясь рабочих. Те должны были явиться утром, чтобы убрать последние следы правления адмирала Буджина, но задержались, и шифоньеры, буфеты и жардиньерки грустно простаивали в углу. — М-м, — Азула перевернулась набок, с трудом устраиваясь на узкой софе. — И какое будет название? — «Нервный срыв». Принцесса фыркнула. — Как мило. Будешь командиром «Нервного срыва». Тебе подходит. Джао самодовольно захохотал. — Назову, как ты захочешь, — жмурясь от удовольствия, пробормотал он. — Зачем тебе новый корабль? — Азула убаюкивающе провела подушечками пальцев по его обнаженному торсу. — Не могу же я плавать на старом, — с усмешкой ответил Джао. — Зачем тебе корабль? — она спустилась ниже, очерчивая идеальные контуры кубиков пресса. — Как я уйду в море без него? — он двинул бедрами навстречу ее руке. — Зачем тебе в море? — Азула маняще коснулась основания члена. Выражение бескрайнего блаженства на лице Джао в мгновение сменилось злостью. Он резко сел на постели, от чего зашаталась не приспособленная к таким нагрузкам софа, и, гневно сощурив глаза, посмотрел на принцессу. — Мы это обсуждали, — его голос звучал угрожающе тихо. — Не помню обсуждений, — она тоже поднялась, заставляя страдальчески скрипнуть пережившую небывалые приключения софу. — Ты просто наорал на меня и заявил, что тебе портят карьеру, бедняжка. Ну вот. Твоя карьера в порядке. Ты адмирал. Адмиралы не ходят в море. — И чем они занимаются, по-твоему? — презрительно покривил губы Джао. — Сидят в кабинетах, — она пожала плечами. — Слушают доклады. Пишут доклады. Ругают чужие доклады. Что-нибудь в таком роде. — Как Буджин, — процедил он. — Хочешь, чтобы я был таким, как Буджин? — Живым, имеешь в виду? Джао гневно растрепал и без того растрепанные волосы, растер лицо руками, глухо зарычал сквозь ладони. — Я не смогу так жить! — мученически взвыл он. — Не смогу так быть с тобой. Если стану похожим на этих ждущих подачек жадных толстозадых кретинов — как я буду прикасаться к тебе? Ты меня понимаешь? — А ты меня? — капризно парировала принцесса. — Я хочу, чтобы ты остался. — Не могу. Даже не проси. — Он покачал головой. — Я не прошу! Я приказываю! — воскликнула она возмущенно. Он резко встал (софа опасно пошатнулась), скрестил руки за спиной, молча подошел к окну. — Допустим, не ради себя, — бросила вдогонку принцесса. — Останься ради государства. Моя магия — достояние страны. Она... не в порядке, когда ты злишь меня. — Я злю?! — взревел он. — Да половину проблем ты придумала сама! — Что насчет второй половины? — она упрямо вздернула подбородок. Джао скрипнул зубами и промолчал. — Моя магия, — убежденно продолжила Азула. — национальное достояние. Если с ней что-то случится, Страна Огня тебе не простит. — Прекрати, — недовольно фыркнул он. — Нет, — с нажимом продолжила она. — Ты подвергаешь опасности будущее народа. На твоей совести будет катастрофа. История страны... — Хватит! — бешено рявкнул Джао. — Ты можешь что-нибудь придумать! Обратись к мудрецам, учителям магии, не знаю! Кто-то должен разбираться в этом! — Да, — язвительно рассмеялась принцесса. — Азулон. Первый в нашем тысячелетии, кто покорил синее пламя и молнию. — Должны быть трактаты, — раздраженно предположил Джао. — В которых написано, что это недостижимое искусство. — Вспомни, что тебе говорил дед. — Он об этом не упоминал. — И не вел записей? — Никогда. — Тогда просто заставь стихию подчиниться! Это твоя магия! Почему ты не можешь ей управлять? — Потому что она меня убивает. Звонкое эхо растаяло в предвечернем сумраке комнаты, и пало молчание: растерянное, недоуменное, злое. Джао замер на миг, потом отчаянно затряс головой, словно пытаясь вышвырнуть из нее слишком назойливые мысли. — Чепуха, — пробормотал он, уже гораздо тише, чем раньше, и не так убежденно. — Стихия не убивает своего мага, все знают. — Кто, например? — презрительно усмехнулась Азула. — Учителя на «общих» тренировках, где вы раздеваетесь до пояса и отрабатываете школярские техники, пока бесстыжие служанки пялятся во все глаза? Моя магия тысячекратно сложнее любого приема, который ты когда-либо сможешь представить. И я говорю: она убивает меня. Утомленно растирая виски, Джао медленно возвратился на софу и сел, обхватив лоб ладонью. Азула проскользнула к нему под руку, заставляя обнять себя, с наслаждением прильнула к его мощному торсу. — Ну и что мне делать? — тихо спросил Джао. В его негромком голосе звучали печаль и усталость — такие, как бывают, когда смиряешься с неизбежным. — Ты знаешь, — сладко улыбнулась принцесса. Он рассеянно намотал ее локоны на кулак, отпустил, тяжело вздохнул. — Знаю, — шепнул он. — Отказаться от своей судьбы. — Просто остаться живым, — она потерлась щекой о его плечо. — Небольшая жертва, верно? — Если это спасет твою жизнь, то да. Он взял ее за подбородок, приподнял голову, поцеловал в губы — медленно и глубоко, но не страстно, а непривычно нежно. Азула оплела руками его шею, увлекая за собой на многострадальную софу, провела ноготками по изгибу позвоночника, шепнула на ухо: — И еще кое-что. — Еще?! — воскликнул Джао, чуть не задохнувшись от изумления. — Тебе все мало?! — Тс-с... — она невесомо коснулась ладонью его губ. — Хочу, чтобы ты сделал татуировку. Там, где увижу только я. — Да ну?.. — хищное выражение страсти исказило его лицо. Азула почувствовала, как дрогнули от напряжения стальные мышцы живота и до судорог напряглись мускулы бедер. — Где, интересно? — Пока не скажу, — строго ответила она. — Позови мастера. Я объясню, что он должен делать. Тем вечером они все-таки сломали софу. Осень миновала быстро. К декабрю небо наклонилось над горизонтом, потянулось серым, море приобрело оттенки стали и черноты. Каждый раз, когда Джао смотрел в холодные окна адмиралтейства, за которыми бушевали волны, его глаза наполнялись тоской. — Чего тебе не хватает? — со слезами злости спрашивала Азула. — Ничего, — все время лгал он. — Привычка. Скоро забудется. Но он не забывал, она видела, каким взглядом он провожает уходящие корабли, и в такие минуты готова была сжечь его сполохом молнии. Идеальной молнии. Ее стихия достигла пика и устремилась за грань, которую не переступали даже высшие маги. Пламя складывалось в узоры, тончайшие детали которых с трудом можно было зарисовать самым узким пером. Заряды обрели мощь не просто разрушительную, а колоссальную, маленький язычок пламени мог разнести по камешкам дворец. Молния была покорнее котенка, Азула держала ее легко, словно перышко. Однажды они с Джао были в купальне, и Азула начала водить по его торсу крошечными разрядами на кончиках пальцев. Вода лилась по его груди, окатывала кристаллы блистающих искр, но те послушно танцевали на коже, подвластные высшей воле. — Ты не боишься? — спросила принцесса, проводя трещащим сполохом вдоль яремной вены. — А должен? — хищно улыбнулся он. — Самую малость, — шепотом откликнулась Азула. — Как прикажет моя госпожа. Если бы он ответил иначе, молния не выдержала бы силы воды, но ответ был прекрасен, и магия была прекрасна. Совершенна. Безукоризненна. Даже больше. В мире прежде не было такой безупречности, и не существовало слов, чтобы ее описать. По сравнению с этим бытовые дела вроде заседаний и торжественных обедов казались недостойной внимания мелочью. Но посещать их было необходимо, и Азула каждый раз с раздражением вынуждена была сопровождать отца. Немного легче делать это было только когда Джао по регламенту тоже мог присутствовать. Собственно, легче от этого становилось многим, потому что адмирал своей грубоватой скабрезностью и неподражаемым самодовольством покорил большую часть придворных. Сам Хозяин Огня остался неравнодушен к армейским историям и неприличным анекдотам. Однажды его величество даже пожелал выразить это вслух. — Ты оживляешь это болото, адмирал, — сказал он (правитель всегда изволил говорить «ты», когда желал продемонстрировать особое расположение). — А я еще сомневался, назначать тебя или нет. Надо почаще прислушиваться с дочкиным советам. Хорошую я наследницу вырастил? На мгновение Азула подумала, что сумасшествие магии сейчас вернется. Все тело задрожало, заломило, словно раскололось на миллиарды крошечных осколков, которые еще чуть-чуть — и можно было не собрать. — Вы слишком любезны, отец, — с легким поклоном ответила она. — Не думаю, что это моя заслуга... — Ну-ну! — широко улыбнулся Озай. — Разве не ты сказала... Как там... Можно стать величайшим, даже не имея опыта... Что-то вроде того. Ну, не скромничай! — Да, ваше высочество, не скромничайте, — тихо, без выражения, повторил Джао. — Я многим вам обязан... как выяснилось. Примите мою признательность, — и он поклонился, холодно и церемонно, не глядя ей в глаза. Азула вряд ли дождалась бы конца вечера, но Джао сам дал повод: уже спустя несколько минут после разговора он без объяснений покинул зал. Ей объясняться пришлось, потому что ее со всех сторон окружали придворные, так что она нагнала его только у лестницы. — Стой. — Требовательно окликнула принцесса, но Джао не оборачиваясь продолжил спускаться. — Вернись. — Она повысила голос. — Вернись, или я убью тебя. — А разве ты уже меня не убила?! Он бешено развернулся в лестничном пролете, плащ взмахнул, как крыло, и огни факелов порхнули на стенах. В теле тоже полыхнул огонь. Азула подавила его ускользающим усилием воли. — Я ничего не сделала, — как можно спокойней произнесла она. — Он просто спросил, я ответила. — Что ты ответила?! — исступленно рявкнул Джао. — Я просил тебя молчать!! Не вмешиваться!! Просто! Не! Вмешиваться! Больше никогда ни о чем не просил, и что?! — Я не сказала того, о чем он не думал, — Азула старалась говорить тише, надеясь, что Джао переймет ее тон. — Решение принадлежало ему, я лишь согласилась. — Но ты согласилась! — Не понимаю, что здесь такого. Джао бешено застонал, сжимая ладонями виски. — Ты не понимаешь... — прохрипел он. — Я тоже не понимаю! Не знаю, что с твоей магией не так! Но я остался, как ты хотела, потому что я... Не важно! Я душу свою предал ради тебя!! Она шагнула на ступеньку ниже, спускаясь к нему, но он отшатнулся, как пьяный. — Не приближайся... — с ненавистью шепнул он. — Не хочу видеть тебя, помнить тебя не хочу... — Замолчи. — Не хочу ничего больше... — Замолчи! Молния и пламя, переплетаясь, пронеслись по каменному холлу, опалили плиты лестницы, стены, потолок. Закрывшись ладонями, Джао пригнулся, встречая стихию, и огонь ожег ему кожу на руках. — Видишь, что происходит? — звенящим голосом произнесла принцесса. — И это продолжится, если ты не прекратишь. Моя магия... — Да, — гневно прервал он. — Твоя магия. Твои навыки. Твой талант. Но что насчет меня? Все, что я делал и чего хотел добиться, все усилия ты перечеркнула одним словом. Я стал адмиралом не за свои труды, а потому что тебе понравилось со мной трахаться! А если бы не понравилось — что, стал бы лейтенантом?! — Не кричи, нас услышат, — холодно осадила Азула. — Говорю тебе, отец сам это решил. — Тогда зачем ты вмешивалась? — прошептал Джао. Азула безразлично пожала плечами. — Думала, так будет лучше. — Не будет. Развернувшись и снова взмахнув плащом, он устремился по лестнице вниз, на ходу грохоча сапогами. Дрожа всем телом, Азула беспомощно упала на ступеньки. Ее сотрясало от озноба, боли, бессилия и ужасающего ощущения пустоты. Ничего не было. Она думала, что ее разорвет от бури магии, но ничего не произошло. Стихия молчала, словно онемевшая, и в той части души, где всегда трепетало живое пламя, зиял бездонный мертвенный провал. Сзади послышались шаги и пыхтение, кто-то осторожно засеменил по ступеням. — Вашвсочства... — тревожно раздалось рядом. Азула протяжно застонала от отчаяния. — И ты еще здесь! За что!.. — Вашвсочства, встали бы с камешков-то, просквозит же... — Да исчезните вы наконец! — воскликнула она, не понимая кому, и горько зарыдала, уронив лицо в ладони. Целый месяц они с Джао не могли поговорить. Поводов было предостаточно, но возможностей — ни одной. Он избегал ее, она считала ниже своего достоинства бегать за каким-то солдафоном. Однажды, впрочем, она дала понять, что готова выслушать извинения, но он так посмотрел, что она решила больше не предоставлять ему таких возможностей. Магия не отзывалась. Просто молчала, как молчала, наверное, в телах несчастных бездарей, от рождения лишенных ее. Пустота пожирала душу. Лишиться даже крохотного огонька для мага было невыносимо, но упасть с такой высоты — было смертью, хуже смерти. Азула пыталась бороться, но не могла. Хотела разозлиться, отчаяться, хоть что-нибудь! Но ничего не было. Чувств не существовало. Все поглощала бездонная пустота. Наступил февраль — хмурый и пасмурный, с косыми дождями, совсем не такой, как в прошлом году. В начале месяца Озай устроил один из тех роскошных приемов, на которых блистал утомительным остроумием. Азула так измучилась, слушая дурацкие каламбуры, что вышла на балкон вдохнуть воздуха. Следом за ней раздались тяжелые шаги, на плечи опустился меховой плащ. — Замерзнешь, — односложно бросил Джао. Азула с наслаждением коснулась меха, украдкой вдохнула знакомый аромат и на секунду закрыла глаза. Скрывая улыбку, она ответила надменным тоном: — Высшие маги не мерзнут от никчемного морозца, ты, идиот. На короткое время они замолчали. Она искоса взглянула на Джао: он выглядел уставшим, измученным, под глазами залегли темные круги, в уголках глаз прибавилось морщин. — Не могу, — наконец сказал он. — Что? — принцесса вскинула брови. — Не любить тебя, что еще? — раздраженно рявкнул он. — Пробовал весь месяц. — И как? — Чуть не повесился. Азула хмыкнула и, подождав, легонько коснулась его руки. — Ну нет, — невесело рассмеялся Джао, отводя ладонь. — Так тоже нельзя... ваше высочество. — Перестань, — она недовольно дернула плечом. — Ты создаешь проблемы там, где их не существует. — Создаешь ты. Я решаю. — Успешно? — Есть некоторые сложности. — Еще бы! Сложно решать проблемы, которых нет. Джао что-то проворчал, но на немой вопрос принцессы не стал пояснять, о чем именно речь. Азула плотнее укуталась в плащ, прячась от пронизывающего мороза. — Идем, — со вздохом сказал Джао. — Мне не холодно, — упрямо заявила Азула. — Идем, — повторил он. — Твой отец собирался рассказать анекдот. — Который? — Про свинью и мага воды. — Только не его! — Увы. Нам придется пройти через это вместе. — Я лишу себя жизни. — Захочешь повеситься — не спрашивай меня как. Следующим утром небо просветлело. Или просветлело в глазах. Магия впервые за долгое время отозвалась легким всплеском — совсем как в детстве, когда Азула только начинала приручать огонь. Всю неделю они с Джао встречались короткими урывками и просто говорили — о погоде, меню на обеде, еще какой-нибудь ерунде. Это походило на отдаленное начало романа — если бы до того они два года подряд они не занимались любовью во всех возможных позах. В первый день марта Джао влетел к ней в покои, рывком притянул к себе и глубоко поцеловал. Азула иронически приподняла брови, молча требуя объяснений. — На удачу, — шепнул он, страстно лаская пальцами ее лицо. — Собрался участвовать в праздничной лотерее? — промурлыкала принцесса. — Ухожу брать штурмом Север, — решительно ответил адмирал. Она гневно выгнулась, как змея, зашипела, замахнулась, со звоном отвесила ему оплеуху. Он захохотал: — Да, моя госпожа. Единственный выход. Ты подарила мне звание, но победу не подаришь. Надеюсь, в Племени Воды у тебя связей нет? — Ты мерзкий, безмозглый, самовлюбленный скот! — воскликнула она. — Сколько раз повторять: моя магия... — Твоей магии придется с этим смириться, — с нажимом произнес Джао. — Ненадолго, — мягче добавил он. — Я должен это сделать. Хочу снова чувствовать, как желаю тебя, а не то, как обязан тебе своей должностью. — Но... ты идиот! — Азула зарычала от бессильной ярости. — Ты всегда будешь мне чем-то обязан! Я принцесса! — Значит, я всегда буду уходить, — усмехнулся он. — Так получается, ваше высочество. Считай это моей магией. Она отвесила еще одну пощечину, но без особой злобы. Джао с наслаждением намотал на пальцы ее локоны, полюбовался, отпустил. — Мне пора, — шепнул он. — Корабль ждет у пристани. — Уже? — Азула закусила губу от досады. — Иначе не смогу уйти, — усмехнулся Джао. — Вернусь через полгода, не раньше. Будешь ждать? — Размечтался. — Так и думал. Он закинул плащ на плечо и зашагал к выходу. Азула надменно скрестила руки на груди, гордо подняла голову, провожая его взглядом. Когда он уже был у двери, она окликнула его, помолчала, не зная, говорить или нет, и все-таки произнесла: — Моя магия сильнее, чем раньше. Если ты не вернешься... — Что будет? Он замер у двери. Было заметно, что он колеблется; пошатнувшуюся решимость легко было разрушить парой удачно подобранных слов. — Я не знаю, — Азула устало закрыла глаза. — Ничего не будет, возможно. Джао с облегчением рассмеялся: — Ладно, если ты настаиваешь, постараюсь закончить там поскорее. Жди меня через четыре месяца. — Я не собираюсь ждать тебя, болван! Что встал, иди, твой корабль у пристани. Он расхохотался и вышел. Шаги, отдаляясь, зазвучали в холле. Магия предупредительно качнулась в глубине чакры и замерла, выжидая. Азула усилием воли подавила тревожный порыв. Четыре месяца — недолго. Даже полгода — недолго, если подумать. Ничто не долго, если это не навсегда.