O Olhar do Tigre (Взгляд тигра)

«Com aqueles olhos frios, me ame intensamente com tudo o que tenho. Toda vez que levanto meus olhos para você, sinto que me tornarei seu escravo. Olhando para você com olhos doloridos eu quero experimentar o amor indecente… 'Porque eu vou recompensa-lo mais tarde, com o que você quiser.'» («Пусть глаза твои холодны — полюби меня и всё, чем я есть. Каждый раз, подняв на тебя взгляд, я чувствую, что становлюсь твоим рабом. Глядя на тебя воспаленными глазами, я жажду отдаться недозволенной любви. «…Ибо я вознагражу тебя позже, чем ты этого хотел бы».) Покинув свой шатер, генерал Байян обходил лагерь и наблюдал за солдатами. Участившиеся ночные вылазки тюрков изнуряли воинов Юань, и все они устали от бессонных ночей. Не удивительно, что каждый новый вражеский налёт приводил Байяна в бешенство. С вождем Батолу не было никакого сладу, мало того — еще и опальный король Ван Ю объединил вокруг себя пленников из Корё. Генерал поубивал бы обоих самозванных лидеров, но первый не давался в руки, а второй мог быть еще полезен. Байян забрался в эту глушь исключительно ради восстановления Шелкового пути для своей державы. Нельзя допустить, чтобы какие-то бандиты помешали этому, и мысли генерала были заняты разработкой военных стратегий. А отвлечь Байяна от таких размышлений способен был только вид одного из его офицеров, который затеял тренировку на плацу посреди лагеря. Солнце стояло высоко, но из-за северного ветра было холодно даже днем. Человек же, завладевший вниманием Байяна, был одет в одни лишь легкие штаны, обнаженный по пояс. Генерал с удовольствием наблюдал, как при каждом движении напрягаются мышцы его спины и плеч. Заметив на его шее отметину, совсем недавно багровую, а теперь поблекшую, Байян улыбнулся. Этот след он оставил сам, в звериной жажде пометить своё. Никто не знал и не мог знать о природе их отношений, ведь Тал Тал был мужчиной, да к тому же его племянником. Авторитет генерала и его верного офицера никто не ставил под сомнение. Байян же долго не мог разобраться в своих чувствах. Ведь он был так холоден, так стар, а этот — так отчаян и так молод. И беззаветно предан: генерал отлично понимал, что Тал Тал последует за ним куда угодно, хоть бы и на смерть. Пусть и не позволяя себе признать, как много младший значит для него, Байян любил слышать, как тот выдыхает его имя. С момента их близости прошло несколько дней, и сейчас генералу отчаянно хотелось прикоснуться к нему. Отнести его в свой шатер, толкнуть на сброшенные на пол подушки. Увы, было еще так рано, так далеко до заката. Поэтому Байян вздохнул, смиряясь с тем, что пока ему доступно лишь любование издали. С наступлением темноты банда тюрков снова устроила шум на границе. Они не нападали, просто стучали мечами по щитам и кружили вокруг лагеря, раздражая его обитателей. Байян в сердцах выругался, распорядился поставить часовых, затем дал отбой солдатам, и удалился в свой шатер. Тал Тал уже находился там, ожидая его прихода. Теперь им было можно, наконец, остаться наедине. Байян не спешил. Усевшись в кресло, он занялся разбором свитков и военных карт, намеренно игнорируя кошачий взгляд племянника. Тот стоял неподвижно, ощущая, как от возбуждения начинает пылать лицо. Сегодня днем он заметил, как дядя наблюдал за ним, и воспоминания об этом усиливали его желание. Впрочем, более других способный владеть собой, Тал Тал не имел привычки открыто выдавать своё нетерпение. — Мой господин*, — тихо позвал он после длительного молчания. — Мм? — отозвался Байян, не поднимая взгляда от бумаг. — Явился по вашему приказу, мой господин. — В самом деле? — Байян наконец отвлекся от чтения и посмотрел на него, приподняв бровь. Взгляд генерала, обычно хмурый, сейчас теплел улыбкой. Байян отодвинулся от стола, повернувшись к младшему командиру. Ему нравилось смотреть на него, и Тал Талу это было прекрасно известно. Это была их игра, и они играли в нее не раз. Младший едва заметно коротко улыбнулся и принялся раздеваться. Отложил меч, расшнуровал и снял детали доспеха, оставшись в одной тонкой рубахе. Затем сбросил и ее, кинув на застланный коврами пол к остальным вещам. Подойдя к дяде, Тал Тал остановился перед ним. — Мой господин. Я к вашим услугам. — От кого-нибудь другого это прозвучало бы менее двусмысленно, — заметил Байян, прежде чем протянуть руку и рывком усадить его к себе на колени. Лицом к лицу, некоторое время они просто смотрели друг другу в глаза, не произнося ни слова. Для них обоих подобные моменты были очень ценны. Сейчас они находились вне родственных связей и за пределами субординации. Просто двое мужчин, двое любовников. Байян поднял руку, касаясь молодого лица, чье выражение обычно было нечитаемым для всех — но только не для него. Погладил по щеке большим пальцем — этот жест всегда вызывал у Тал Тала улыбку. Потянувшись к ленте, что удерживала собранные в хвост волосы, Байян развязал её. Тёмные пряди, отливающие медью, — они так нравились ему, и порой отвлекали на непристойные мысли даже в обычной обстановке, — каскадом рассыпались по плечам и спине. Вплетя в них пальцы, он несильно потянул, заставляя племянника поднять голову. Кожа, позолоченная солнцем, притягивала взгляд, вызывая желание прикоснуться, ощутить ее мягкость. Генерал тронул губами высокую скулу, и вдоль нее постепенно стал спускаться ниже. Почти целомудренными поцелуями он прокладывал путь к основанию шеи, где темнела его недавняя метка. Прикусив кожу в том же месте, он поставил еще более яркую отметину поверх прежней. Тал Тал глухо застонал и вцепился в его плечо. Байян облизал место укуса, заглаживая боль. Тал Тал всегда беспрекословно подчинялся желаниям своего генерала, но всё же потянулся к нему в попытке поцеловать. Разумеется, это не удалось: у старшего были свои правила, и сейчас инициатива принадлежала ему. Поцелуи, становясь всё жарче, достигли обнаженной груди младшего командира. Годы, проведенные в битвах и упорных тренировках, сделали рельеф его мышц безупречным. Байян ощущал гордость за своего племянника, оставляя следы на его золотистой коже. Зубами и языком он прихватил сосок, и Тал Тал заерзал, теряя контроль над своим телом и стыдясь этого. Ему было уже не скрыть возбуждения, и штаны из легкого шёлка казались слишком тесными. Он хотел почувствовать кожу Байяна, тепло его тела, хотел также прикасаться к нему. Но генерал по-прежнему был полностью одет, поэтому Тал Тал ощущал только холод и жёсткость его доспеха. На мгновение захват на волосах ослаб. Воспользовавшись этим преимуществом, командир наклонил голову и поймал губы Байяна. Их рты были привычны друг к другу, помнили, что нравится обоим. Но каждый раз — как в первый, с такой жадностью, будто никогда не целовались раньше. Свободной рукой Байян развязал штаны командира, обхватил его член ладонью, принимаясь ласкать — намеренно медленно. Прервав поцелуй, он наслаждался вздохами удовольствия, которые не мог сдержать Тал Тал. Сам Байян также ощущал возбуждение, однако пока был способен его контролировать. Отпустив волосы младшего, он вместо этого погрузил пальцы в его рот, и Тал Тал, прикрыв глаза, теперь старательно облизывал их. Генерал завороженно наблюдал, как по его подбородку стекает слюна. Подобное зрелище могло свести с ума кого угодно. Байян был не железный, и сейчас его терпение стремительно убывало. Сцепив зубы, он выждал еще с десяток секунд, затем вытащил пальцы. Опустив руку, погладил между ягодиц, размазывая влагу. Надавив на вход, протолкнул сразу два пальца, растягивая. Впрочем, эта подготовка продлилась недолго: оба желали большего. Заставив племянника встать с колен, Байян развернул его и толкнул к столу, давая возможность опустить голову на сложенные руки. Развязал собственные штаны, приспустив их, освобождая член, и наконец вошел — одним движением до конца. Тал Тал ответил болезненным стоном: привычная часть их близости, и Байян никогда бы не стал причинять племяннику страдания намеренно. Ведь оба — воины, и на нежность у них почти никогда не хватало терпения. Придерживая командира за талию, Байян покрепче перехватил его волосы в кулаке и начал двигаться. Доспех касался распаленной кожи, и Тал Тал выдыхал со стоном, вжимаясь в стол при каждом толчке. Штаны мешались, он спихнул их вниз и смог чуть шире раздвинуть ноги. Скорость движений увеличивалась, и некоторые свитки попадали вниз на ковер. Стоны смешались, но оба старательно следили за голосом: никто снаружи не должен был услышать, что происходит внутри палатки. Пластины доспеха тёрлись о спину командира, царапая его кожу до крови, — Тал Тал ощущал боль, но твердая рука на члене отвлекала от дискомфорта. Поцелуи в загривок — борода задевала чувствительную кожу — вызывали вздохи удовольствия. Байяну всё еще было мало ощущений, чтобы достигнуть вершины наслаждения. Обхватив младшего командира поперек корпуса и продолжая прижимать его к себе, он шагнул назад, опускаясь обратно в кресло. Тал Тал схватился руками за стол, и задал собственный темп, поднимаясь и опускаясь на коленях своего дяди. Это была одна из тех позиций, где он владел ситуацией. И ему хотелось насладиться этой властью сполна. Слышать, как тот сквозь стиснутые зубы шипит его имя. Тал Тал утратил счет времени, теряясь в этом ритме, однако силы постепенно оставляли его. Бессвязный шепот Байяна, свидетельство того, что самоконтроль генерала также был на исходе, побуждал его продолжать. — Генерал Байян! — оклик часового заставил обоих отвлечься, но не остановиться. — Что случилось? — голос генерала прозвучал тем не менее бесстрастно. Усилием воли Байян удерживал спокойствие интонаций. — Ван Ю хочет аудиенции, генерал! — сообщил часовой. В это время Тал Тал, находясь на грани оргазма, изо всех сил прикусил губу, подавляя стон. — Передай, что я скоро приму его. У меня военный совет, — ответил Байян, всё еще в состоянии держать себя в руках. — Это срочно, генерал! — почти истерично настаивал часовой. «Никакой дисциплины», зарычал было Байян, а через секунду издал глухой протяжный стон, изливаясь в тело младшего командира. — Иду, — ответил он, переведя дыхание и продолжая двигать ладонью. Тал Тал кончил с громким стоном, а после обессиленно откинулся на плечо Байяна. Усталось от бессонных ночей навалилась на него свинцовой тяжестью. Казалось, что не осталось сил даже пошевелиться. Байян наконец освободил его волосы, осторожно разжав кулак и отпуская спутанные пряди, и медленно поцеловал в плечо и в шею — завершительный интимный жест между ними в эту ночь. — Что могло понадобиться Ван Ю? — негромко поинтересовался Тал Тал. — Понятия не имею, — пожал плечами Байян, помогая племяннику встать на ноги. — Я ему не доверяю, — Тал Тал повернулся к дяде лицом, подобрал штаны и принялся завязывать их непослушными пальцами. — Он не в том положении, чтобы рисковать и нарываться на неприятности, — покачал головой Байян, любуясь растрепанным видом младшего командира. Его нижняя губа была прокушена и кровоточила — Байян не смог сдержать улыбки. — Что такое? — Тал Тал удивился такой реакции. Байян не ответил, продолжая смотреть, а после протянул руку к его лицу, и стер большим пальцем каплю крови с губы. — Мой господин?..- младший командир застыл в непривычном для себя смущении. — Моя умывальня в твоем распоряжении. Я не собираюсь задерживаться, — сделав вид, будто не заметив этого, буднично кивнул Байян. Приведя себя в порядок, он покинул шатер, оставив Тал Тала вконец обескураженным. Следуя за часовым в сторону места встречи, генерал не мог скрыть улыбку, неразличимую в темноте. До признания в любви было еще далеко, но когда он смотрел на племянника, его взгляд выражал больше, чем просто желание. И у него впереди еще много ночей, чтоб научить младшего видеть и узнавать настоящие чувства своего генерала. «Com líquidos fluindo e um olhar extasiado, Eu posso sentir que é real, eu não estou pedindo um ato. Provoque-me, provoque-me! Porque essa noite eu quero ultrapassar nossos limites juntos…» («Когда течет влага и взгляд затуманен, Я чувствую, что это на самом деле, и я не требую признаний. Дразни меня, дразни меня! Ведь нынешней ночью мы вместе расширим наши пределы…»)