Love at First Bite

Парень из пекарни через дорогу явно вампир. Чонгук заметил его в ту самую секунду, когда начал работать в этом баре вместе с Чимином. Пекарня всегда пахнет свежим тестом, печеньями и хлебом на закваске. Вечером по пятницам у них действует специальное предложение для вампиров — кексы с кровью под названием «Красный бархат». Чонгук готов убить за один такой, но — увы! — они ему слегка не по карману. Что хозяина зовут Сокджин, Чимин ему уже рассказал. — И я не думаю что у них вообще работают вампиры, Чонгук. Этот парень не вампир. — Чимин. — Чонгук закатывает глаза. Они уже дюжину раз обсуждали этот вопрос. Младший насухо вытирает стакан для виски тряпкой и ставит на полку, уже успев заскучать, несмотря на самое начало ночи. — Ты вообще видел какой он бледный? Мечта каждой девчонки. — Так ты у нас теперь девчонка? Парень бросает на Чимина свирепый взгляд: — Он идеальный. Идеальная кожа и такие милые розовые губки, готов спорить, что клыки тоже крошечные. От них, наверное, такие милые укусы! — любовно вздыхает Чонгук. Было бы круто, если бы они с тем парнем не работали в одну и ту же смену и могли пересечься. — Откуда ты вообще можешь знать, как выглядит его кожа? Ссыкло, даже не заходил туда ни разу, — спорит Чимин, заново наполняя бокал единственной посетительницы. Похоже, у нее был долгий день; после таких обычно полагается порадовать себя стаканчиком тоника. — Вампирское зрение, помнишь? — Чонгук указывает на свои глаза, затем оттягивает нижнее веко, оголяя красную внутреннюю часть, и Чимин взвизгивает, швыряясь в него полотенцем. — Фу! Мерзость, я, блять, ненавижу, когда ты так делаешь! Чонгук пожимает плечами, скрещивая руки на груди, и опирается спиной на генератор льда: — Сочувствую. — В любом случае, нельзя так судить по одной внешности. Сам знаешь, что это просто стереотипы. Ну, в смысле, — жестами человек показывает на Чонгука, — на себя посмотри! Ты не бледный! Ты состоишь из мускулов и летом всегда на пляже. — Да, но я — это я, а он — образец вампирской красоты. Он идеально вписывается в описание, Чимин. Человек не может быть настолько бледным. — Ушам не верю, — рычит Чимин. — Звучит так, будто ты не с ним кровь сосать хочешь, а у него. — Ну, знаешь, — вновь пожимает плечами младший, — мне без разницы. Я хотел бы узнать его поближе, понимаешь? — В библейском смысле? — Чимин! — хрипит вампир, театрально закрывая уши. — Не говори этого! Жжется же! — Ай, да хватит, — сетует Чимин, с улыбкой толкая его в плечо. — Я знаю, что это бред. Все эти мифы про вампиров чушь собачья. — Откуда ты знаешь? Не ты же вампир! Чимин бросает на него взгляд: — Я умею пользоваться Naver-ом. Чонгук еще пытается придумать ответ, когда в бар заходит компания людей. Они с Чимином принимают заказы, наливают пиво и в панике бегут в подсобку, когда в газировочном аппарате заканчивается углекислый газ, требуя замены баллона. С прибытием ночных кутил темп работы становится слегка лихорадочным. Чимину приходится выуживать из-за стенда шарик для пинг-понга, Чонгуку приходится сказать пьяной вампирше, чтобы та выметалась. Она пытается спорить, в алкогольном угаре теряя контроль, и ее глаза заливает красным, клыки становятся длиннее и Чонгуку не остается ничего, кроме как ответить так же убедительно. Он шипит на нее, она видит насколько длинные и острые у него клыки и мгновенно ретируется, пристыженно извиняясь по пути к выходу. Около двух ночи последние посетители покидают бар и Чимин запирает дверь. Они отключают сияющие неоновые вывески в виде кружек пива на окнах и отдраивают столы и стойку. Чонгук пылесосит, когда Чимин начинает последнюю гору посуды, а после — подметает за барной стойкой. — Еще кое-что, — начинает Чонгук, слегка выдохшись после битвы с диспенсером для бумажных полотенец в мужском туалете, пока Чимин старательно отмывает раковины. — Он в пекарне работает в вампирскую смену. Они только из-за вампиров открыты до трех ночи, так почему ты думаешь, он работает именно так? — О Господи, ты опять об этом? — раздраженно выдыхает Чимин. И правда, Чонгук так долго говорит об этом парне через дорогу, что до сих пор не знать его имени или хоть чего-нибудь еще уже странно. Он знает, как вампир из пекарни одевается, как он выглядит, как улыбается посетителям, и что работает он ночью по понедельникам, вторникам, пятницам и субботам — прямо как Чонгук. Может быть, он слишком взволнован потому что, в общем-то, у него нет друзей-вампиров, все-таки он только недавно переехал сюда из Пусана, где жил вместе с целым гнездом (его семьей). Ему нужно больше друзей-вампиров. Или, если точнее, парень-вампир. — Да знаю я, знаю. Но может быть он все-таки?.. — Ну, если он «все-таки», тогда он видит, что ты одеваешься как бомжара каждый Божий день, и, естественно, не хочет тебя. — Блять! — Ну если подумать, это не такая уж про- — Нет! — Чонгук выдергивает руку из диспенсера и яростно трясет ею — он прищемил палец, пытаясь загрузить новый рулон. — Не его-… Ай! Теперь Чимин, устав от этой чепухи, его игнорирует. После того, как туалеты вычищены и весь свет выключен, они наконец-то могут уйти. Чонгук хмурит брови и натягивает свое пятнистое пальто, все еще думая о Чиминовом комментарии касательно его гардероба. Типа, ладно, он не главный модник на районе, но и неряхой себя не назвал бы. Хотя, не то чтобы черные мешковатые шмотки заставляют парней ложиться перед ним штабелями… Может, чтобы привлечь внимание окружающих, ему и правда следует приложить немного усилий, прежде чем подбивать клинья к тому вампиру из пекарни. *** Сегодня воскресенье — один из его выходных — и Чонгук шагает по городу посреди дня. Солнечный свет на самом деле никак не вредит коже, зато ужасно слепит глаза, так что на нем верная пара авиаторов, позволяющая наслаждаться теплом солнца в той же мере, что и остальным. В поисках способа улучшить свой гардероб он оказывается в одном из небольших магазинчиков. Обычно в его наряд входят тяжелые кроссовки, невероятно удобные, но далекие от моды, несмотря на свою цену. Он не уверен, что готов их выбросить. Он подбирает скинни, не без труда примеряет, но, когда их все же удается застегнуть, приходится признать — выглядят они отлично. Подчеркивают его накачанные бедра и зад. А еще они очень гейские, и это еще круче. Слишком много гетеросексуальных девушек подходило к нему в баре, пытаясь дать свой номер. Одна пошла еще дальше, прямо пригласив Чонгука присоединиться к ней в туалете. Ответом его было «Да ну нахуй». Во-первых, туалет — отвратительное место (кому как не ему знать, он ведь их моет), во-вторых, она явно делала ставку на огромные глаза, тяжелый макияж, короткое платье, сама была под градусом, и, к тому же, женщиной. То, что она человек, проблемой не было, но Чонгук знал, что она наверняка не в курсе того, что он вампир. А некоторые люди очень не любят вампиров. Чонгук берет черную водолазку, прижимая джинсы к боку одной рукой  — он собирается их купить. Водолазка сделана из приятной ткани, тонкой и мягкой на ощупь. Вампир прикидывает ее перед зеркалом. Она наверняка будет облегать тело, подчеркнет руки, талию, и хорошо подойдет к джинсам. Пожалуй… — У нас еще вон там есть водолазки, — одна из сотрудников прерывает поток его мыслей. — А? — У нас есть еще, — она жестом приглашает идти за ней, что он и делает. Может, у них найдутся другие цвета или парочка кардиганов. Сотрудница ведет его мимо огромной витрины браслетов и серег, и выбирает для него более плотную вязаную водолазку. — Смотрите, на этой ворот повыше. Мне нравятся такие, в них чувствуешь себя в большей безопасности. — Безопасности? — Чонгук хмурится. — Да, от уличных вампиров. Вы разве не поэтому покупаете? Хотя выглядите вы скорее внушительно. Никогда бы не подумала, что кто-то вроде вас будет бояться вампиров, но не могу вас винить. Чонгук от шока теряет дар речи. Она считает вампиров настолько бешеными, чтобы наброситься на нее в подворотне? Думает, что они рыщут в тени, дожидаясь невнимательного прохожего, чтобы схватить его и выпить досуха? И больше того, она считает, что сраная водолазка остановит кого-то настолько голодного?  — Простите. — Чонгук вручает женщине свитер и джинсы. — Не думаю, что мне здесь рады. Я пойду. — Что? Молодой человек! — он быстрым шагом направляется к двери, сжимая ручку с такой силой, что при желании мог бы вырвать ее с корнем. — Что-то не так? Чонгуку не хочется с ней спорить. Он не хочет ссориться или объяснять, что она ошибается насчет вампиров, или что она невежа. Он просто хочет уйти и пообедать с Чимином, или пойти домой и свернуться клубочком в темноте. У него еще осталась красная водка (водка с примесью крови ягненка), так что он мог бы ее допить. Но в то же время — он не может просто так уйти, не дав этой женщине знать, насколько сильно она только что облажалась. Он оборачивается и видит на ее лице шок, переходящий в ужас, когда он открывает рот, чтобы обнажить клыки. — Мы не пьем человеческую кровь, если не предлагают. Не похоже, что она слышит его; широко распахнув глаза, она шепчет: — Я думала, вы только по ночам выходите… Чонгук не может сдержать рык, который волной нарастает в его груди и с рокотом выплескивается наружу. Он покидает магазин прежде, чем она может сделать что-нибудь еще и прежде, чем ему станет еще больнее. Вампир сжимает руки в кулаки, пряча их в кармане своего худи и спешно идёт по улице. Очки остаются висеть на воротнике, так что солнце делает его практически слепым. Впереди нет ни теней, ни движения, так что он думает что все в порядке, пока не… — Ай! — восклицает мужской голос, когда Чонгук врезается в его владельца. Парень падает, потеряв равновесие, и, похоже, тот человек тоже рухнул на землю, сбитый весом Чонгука. — Блять, блять, мне так жаль, — извиняется вампир. Они падают в тень, так что он открывает глаза чуть шире и видит силуэт сбитого им человека. — Парень, ты в порядке? Тот смеется низко и мелодично: — Все хорошо, все в порядке. Я не видел куда иду и врезался прямо в тебя. Ты не виноват. — Нет-нет, это моя вина. — Чонгук осторожно встаёт и нащупывает очки, чтобы надеть. — Мне стоило надевать очки, я ведь знал, что солнце слишком яркое. Теперь он наконец может рассмотреть этого человека. Это он. Вампир из пекарни. И он щурится от солнца, будто тоже нихера не видит на свету. Как вампир. «Я знал это». Чимину придется слушать это до конца жизни. — Не мог бы ты, эм, — вампир протягивает ему руку с просьбой помочь. — А, конечно, прости, — Чонгук хватает его за руку и дергает на себя с большей, чем требуется, силой, и парень падает ему прямо на грудь. Ох, он пахнет выпечкой. Чонгук мог бы съесть его прямо там. Вблизи он оказывается настолько же красивым, каким кажется издалека, а его голос слегка рокочущим и ужасно привлекательным. Его руки почти того же размера, что и у Чонгука, хотя сам он ниже ростом. — Эм, а ты разве не тот парень, что работает в «Еве»? — Он самый! — Чонгук знает, что звучит слишком взволнованно, но ему, по правде говоря, плевать. Парень узнал его, то есть у него, должно быть, вампирическое зрение. Возможно, он смотрел на Чонгука в окно так же часто, как Чонгук на него. — Как тебя зовут, мальчик-пекарь? — Юнги, — ответ он сопровождает вежливым кивком головы. — Чонгук, — кивок в ответ. Он не спрашивает о возрасте Юнги — учтивые обращения особо ничего не значат для вампиров. Некоторые из них выглядят на восемнадцать веками, а новообращенным может быть сильно за восемьдесят. И некоторые, как он, рождаются вампирами и стареют, как люди. Он улыбается парню, который все еще щурится. — Как работается в пекарне? — Оу, — Юнги неловко взъерошивает затылок, приковывая внимание Чонгука к бледной шее и заметно выступающему адамовому яблоку, — мне нравится. Время иногда течет ужасно медленно, зато я могу забирать столько лежалой выпечки, сколько захочу. — Охренеть! — Завистливо ухмыляется Чонгук. — Вот бы я мог оставить себе весь наш лежалый алкоголь. Юнги смеется, и этот звук так охренительно красив, что Чонгуку хочется поймать его смех в бутылку и прижать к себе. Вампир мягко улыбается: — Вот это жизнь была бы. Ты когда-нибудь был в нашей пекарне? — Еще нет. Я всё собираюсь, но… — Но единственной причиной пойти туда был загадочный вампир за прилавком, и вот они встретились. — Мы могли бы пойти туда, взять что-нибудь вкусненькое. У меня есть скидка для сотрудников. Чонгук от удивления раскрывает рот: — Серьезно? — Да, я в любом случае туда шел. Они идут бок о бок, Юнги — чуть медленнее, чем Чонгук привык, но ему более чем знакомо, насколько тяжело гулять днем без солнцезащитных очков. Он очень впечатлен тем, как хорошо с этим справляется другой вампир. — Ты сегодня работаешь? — Нет, просто навещаю друга на его смене. Он недавно начал, думал поиздеваться над ним. Чонгук смеется: — Так ты приколист? Юнги широко улыбается, обнажая десны, и Чонгук присматривается, пытаясь рассмотреть его клыки, но они оказываются хорошо спрятаны. — Пытаюсь. Они перебрасываются парой фраз о районе. О драке, которая началась в «Еве» чуть раньше на этой неделе, когда Чонгук работал, и как, чтобы их разнять, пришлось вызывать ментов. Недавно установили новые люминесцентные фонари на улицах, в три раза ярче прежних, с резким, неприятным светом. Юнги жалуется на них, и Чонгук согласен с ним всеми фибрами души. Они режут его вампирские глаза во время, когда он должен быть в безопасности от слепящего сияния. Технически, от них нет никакого вреда, но это не меняет того факта, что он не приспособлен к ярким прямым лучам. Юнги рассказывает о том, как он помогал печь и случайно уронил на пол мешок с мукой, который взорвался и все засыпал. Чонгук говорит, что облажался, когда впервые менял бочонок с пивом — уронил на ногу и разрыдался, как сраный младенец. Когда они заходят в пекарню, в ней тепло и пахнет домом, пахнет мамиными пирожками с костным мозгом. Уютная атмосфера вызывает улыбку. Внутри все пестрое — стулья без пары, деревянные столы, паркет, множество диванчиков и ковров. Свет здесь более мягкий, чем снаружи, но массивные окна впускают в помещение слишком много солнечного света, так что Чонгук остаётся в очках. — Хён! — Чонгук оборачивается на недовольный стон и видит, как Юнги подходит к мужчине за прилавком. — Я же сказал тебе не приходить! Почему ты вообще встал до обеда? — Эй, мне тоже иногда утро нравится, — отвечает Юнги. — Ну ладно, — его улыбка формой напоминает сердце, уступая место рабочей, когда Юнги делает заказ. Всевозможные столики заставлены початой выпечкой и открытыми ноутбуками, за которыми на диванчиках расположились посетители. Несмотря на их большое количество, пекарня, кажется, пребывает во временном затишье. — Я буду медвежий коготь. А… Чонгук? — Ммм? — он смаргивает удивление и становится позади другого вампира. — О, я сам закажу. — Бред, я возьму тебе по скидке. — Вообще-то, сотрудники не могут использовать свою скидку для других людей, — отмечает кассир. — О, заткнись, Хосок, — ворчит Юнги. — Все в порядке, — хохочет Чонгук. Он мельком просматривает меню и не замечает ничего с кровью в составе. Ему нужно питаться настоящей едой, а не просто набивать желудок человеческой. Как бы ни была хороша человеческая еда, для него в ней нет никакой питательной ценности. Впрочем, они делают моккачино с красным бархатом. За последние несколько десятилетий популяция вампиров выросла и плавно вошла в человеческое общество, так что «красный бархат» стал общепринятым эвфемизмом для крови в ресторанах и магазинах. Потому что, видимо, людей слишком задевает слово «кровь». — Ладно, — соглашается парень и оплачивает свой заказ. Чонгук подходит на кассу и с улыбкой оборачивается к Юнги, оказавшемуся за его плечом: — Займешь нам столик? Вампир кивает, смущенно пускает глаза в пол и уносится прочь. — Вы, ребята, на свидании или типа того? — спрашивает Хосок. — Нет! — пищит Чонгук. — Я работаю в баре через дорогу. Мы просто знакомимся. — О, — парень, кажется, настроен скептически, но без вопросов принимает Чонгуков заказ и отдает свеженагретый медвежий коготь. Чонгук берет для Юнги вилку и ухмыляется, когда тот начинает есть руками. Господи, этот вампирёныш настолько очаровательный, что у Чонгука сжимается сердце. Может, его недавно обратили? И вот почему он ходит без очков и так радуется человеческой еде. Пока он ест, Чонгук позволяет себе любоваться. — Чего уставился? Может, расскажешь что-нибудь? — ворчит Юнги, слегка дуя губы. — Что мне рассказать? — хохочет Чонгук. — Не знаю. Твоя любимая музыка? Внезапно на стол перед ним опускается его моккачино в стакане на вынос и Чонгук слегка дергается от неожиданности. В общем, для ресторанов обычное дело подавать блюдо в посуде на вынос, если в составе есть кровь. К вампирам, которые едят пищу с кровью в публичных местах, относятся предубежденно, это касается и кофе. Если только хозяева заведения не вампиры, в нём обычно действуют негласные правила, особенно в течение дня. Технически подобная дискриминация вне закона, но реальность такова, что всем всё равно. Хосок наверняка не имел в виду ничего плохого, готовя Чонгуку кофе в картонном стакане вместо одной из их кофейных кружек с толстыми стенками, но всё-таки. Это жалит. Больнее, чем солнце. Чонгук ловит мягкий взгляд Юнги и позволяет себе расслабиться. Забудь. Ничего страшного. — Слушаю всё подряд. — отвечает Чонгук, понимая, что ответ не из лучших; ему просто хочется оживить беседу. — Люблю петь баллады, иногда американский поп. У меня слабость к Hyukoh, если вдруг ты слышал. Был на их концерте раза четыре. — Точно, они подписаны на лейбл Tablo, вместе с Epik High! — кивает Юнги. — Да, тебе нравятся Epik High? Классический хип-хоп это по мне. — Классический? — вторит вампир. — Они не такие старые. — Я пешком под стол ходил, когда они прославились, — парирует Чонгук. — Да, но ты же это застал. Не такие старые, но я все еще считаю их одной из лучших хип-хоп групп всех времён. — Это очевидно, — Чонгук широко улыбается и Юнги повторяет за ним. Бармен отпивает свой мокко, наслаждаясь сладким, шоколадным вкусом крови на языке. Видимо, они используют кровь вепря, одну из самых дешевых, но в таком сочетании вкус неплох. Когда он голоден, подобные вещи — самое то. Юнги прочищает горло, улыбаясь Чонгуку с другого конца стола. — Да? — спрашивает вампир. — Нет, ничего. Взгляд Чонгука падает на выразительную шею Юнги и слова звучат сами собой: — Тебе когда-нибудь говорили, что у тебя красивая сонная артерия? — Эм, — парень, кажется, мгновенно смутился. — Вроде бы нет? — Что ж, — Чонгук проходится языком по губам. — Она прекрасна. — Спасибо, — без всякой уверенности отвечает Юнги, и Чонгук думает, что тот просто не привык к комплиментам, что просто абсурдно, потому что Юнги — самый сногсшибательный вампир, которого он когда-либо видел. — Эй, Юнги, — Чонгук понижает голос и наклоняется к нему через стол, стремительно сокращая расстояние между ними. — Да? — так же шепотом отвечает ему вампир. — Что такое? — Просто хотел спросить, не хочешь ли ты поужинать со мной как-нибудь? Или мы даже могли бы сходить в «Красный ром», они наливают четвертую отрицательную. — Типа как, — Юнги опускает глаза, пряча лицо, — свидание? — Ну, эм, возможно? Я типа, я не знаю, думал, что мы могли бы по крайней мере познакомиться поближе. Я вроде как заметил, что ты здесь работаешь и подумал, что ты очень милый. — Милый? — повторяет Юнги, всё ещё отказываясь смотреть на другого вампира. — Да. Очень милый. У тебя очень красивая кожа. — Моя кожа? — Юнги наконец-то поднимает взгляд и на его лице написано полнейшее недоумение. — Это, — теперь очередь Чонгука запинаться. — Да. Твоя кожа такая гладкая и, ммм, она, типа, очень бледная. Она просто… Она классная. — Моя кожа классная. — Улыбаясь, фыркает Юнги. — Такого я еще не слышал. — Правда? — переспрашивает Чонгук, искренне удивившись, что другие вампиры никогда ему этого не говорили. — Правда. — Отвечает Юнги, вытирая руки о салфетку. Они сидят в тишине какое-то время, и Юнги продолжает, — Думаю, я согласен. «Красный ром», говоришь? — Да! — Чонгук знает, что интонация вышла слишком радостной, но не обращает на это внимания. Свидание! С вампиром! Он не может дождаться. — Ты же не против? — Никогда там не был, но звучит неплохо. — Ты никогда туда не ходил? — Чонгук шокирован, ему казалось, что каждый вампир в городе знает это место. Что ж, когда Юнги попробует четвертую отрицательную, это будет отвал клыков. Эта кровь — редчайшей группы, пища богов. — Не-а, но мне не терпится побывать. Ты не против, эм, обменяться номерами? — задает он вопрос, нервно крутя в пальцах свой телефон. Бармен достаёт свой и они меняются, вбивая каждый свой номер. Чонгук для смеха ставит эмоджи в солнечных очках рядом со своим именем, и хихикает, завидев рядом с именем Юнги кошачью мордочку, ту, что улыбается, показывая клыки. Вполне уместно для вампиров с кошачьими чертами, и Чонгуку любопытно, похожи ли клыки Юнги на кошачьи. Он предполагает, что сможет увидеть их на свидании. - Чонгук «Хей, давай встретимся в десять?» Юнги «В десять? Не слишком поздно» Чонгук «Можем пойти и раньше!» Юнги «Может, на закате? Это примерно 19:30» Чонгук «Ооо да. Мне нравится закат. Когда солнце садится за горизонт, начинается жизнь» Юнги «Ахах, ночная жизнь здесь не самая активная» Чонгук «:о» «Если ты так считаешь, значит ты не видел ночную жизнь. Чем ты обычно занимаешься в выходные ночи?» Юнги «Сижу дома. Сплю.» Чонгук «Ты спишь ночью?» Юнги «Пытаюсь» Чонгук «Хах. Я наоборот, из-за графика работы, ну и, знаешь, просто потому что это ночь лол» «Хотя я любитель вздремнуть» Юнги «Понимаю тебя» Чонгук «Как давно ты здесь?» Юнги «Я переехал в этот район в прошлом году, в пекарню устроился три месяца назад» «Ты?» Чонгук «Живу здесь уже полгода» Юнги «Откуда ты? Чонгук «Пусан, там моя семья» Юнги «Я из Дэгу» Чонгук «Я был там пару раз! У них потрясные фестивали» Юнги «Мне нравится пусанская кухня :)» Чонгук «Там вкусные бараньи рёбрышки» Юнги «Я пробовал, вкуснотища» «Я из-за тебя есть захочу» Чонгук «Чем ты обычно кормишься?» Юнги «?» «Я обычно ем что-нибудь с рисом или кимбап» «Мне нравится карри» Чонгук «О чувак я обожаю красный карри!» «Эй» «Ты случайно не знаешь каких-нибудь хороших зубных неподалеку» Юнги «Зубных???» «Ммммм» «Нет» Чонгук «Серьёзно? Как ты ухаживаешь за зубами?» «Я хожу к стоматологу каждые полгода, как советуют, иначе с ними ужас происходит» Юнги «Эм» «Хз я просто чищу и пользуюсь зубной ниткой» «Странный разговор какой-то» Чонгук «Почему? Зубы это важно» Юнги «Ну да но» «Забудь» - Юнги отключает звук и сообщения Чонгука перестают его отвлекать. Этот парень немного странный, но это располагает. Например то, как он весь день сидел в помещении в солнечных очках, его обратный распорядок дня, от чего он не спит по ночам, и желание из всех вещей в мире поговорить о стоматологах. Нельзя сказать точно, что заставило Юнги согласиться на свидание, впрочем, он видел бармена снаружи несколько раз, — он всегда казался таким добряком. Однажды, когда Юнги мыл окна, Чонгук стоял на противоположной стороне улицы с молодой девушкой. Он ждал с ней до приезда такси, и ушел после того, как она благополучно уехала. Юнги это оценил. Ещё был случай, когда бармен разрешил ссору, готовую перерасти в драку. Юнги выносил мусор, когда его внимание привлек Чонгук, спокойно разговаривающий с обеими сторонами, пока они не разошлись в разные стороны. И, надо признать, их вчерашнее столкновение было по странному милым. Юнги, слепой как крот, не надел линзы, и не замечал Чонгука, пока не стало слишком поздно. Парень, похоже, так же слеп, как и сам Юнги, хоть и, по-видимому, в его солнечных очках есть диоптрии. А еще он оказался очень сильным, отчего Юнги невольно зарделся. Покраснеть и зардеться для него — обычное дело. В те несколько раз, когда это случалось при Чонгуке, он опускал глаза и прятал лицо, пристыженный тем, насколько легко его смутить. До сих пор их разговоры протекали вполне естественно, даже если в половине случаев Юнги кажется, что он не понимает Чонгука. Ничего страшного в этом нет, наверняка ему просто нужно привыкнуть к его специфическому юмору и жаргону. Свидание через пару часов. День Юнги прошел за выгулом Холли, походом в продуктовый, и попытке убраться в квартире на случай, если он осмелеет и пригласит Чонгука к себе. Может, он слишком спешит? Наверняка. Но Чонгук привлекателен и, кажется, флиртовал с ним. Он сказал что его… Как же там было? Сонная артерия? Назвал ее красивой. Юнги даже не в курсе, что это такое. Он гуглит, потому что она вертится у него в голове, и задумчиво склоняет ее набок. Теперь в этом ещё меньше смысла. Артерия в шее? Что? Почему Чонгук вообще обращает внимание на такие вещи? Это очень странно. Но, возможно, странность — то, что так нравится Юнги в нём. Это, и его улыбка. С зубами, чуть более крупными, чем нужно. Может, вот к чему был вопрос про зубного? Сокджин — его сосед и начальник — проходит мимо из спальни на кухню. Парень еще не говорил ему о свидании, потому что хён выпьет из него всю кровь, когда узнает. Но младший понятия не имеет, что надеть, а ведь хочется выглядеть хорошо, когда они придут в бар. Так что Юнги проглатывает гордость и поднимается с дивана, потягиваясь. Он пытается казаться спокойным, следуя за Сокджином, но тяжёлый взгляд старшего рушит всю его маскировку. — Либо ты хочешь попросить об одолжении, либо ты что-то натворил. Что именно? — задает вопрос Джин, доставая из холодильника коробку с остатками пиццы. — Я ничего не натворил! — отрицает Юнги. — Тогда не дуйся, — дразнится Сокджин, забрасывая два куска пепперони в микроволновку. — Чего ты хотел? — Я… — Юнги ерошит волосы на затылке и подпирает стену спиной. — Мне нужна помощь с нарядом на сегодня. — Сегодня? Наряжаться? Для чего? Юнги бормочет ответ, прикрыв рот рукой, надеясь, что Сокджин не услышит. Но он замечает в его глазах момент осознания, и лицо пекаря мгновенно светлеет. — Да ладно! Мин Юнги идёт на свидание? Прям на настоящее свидание? Срань Господня, вау. — Хён театрально хватается за сердце и глубоко вздыхает. — Мне нужна минутка на осознание. Вау. Это просто невероятно. — В это что, так трудно поверить? — ворчит Юнги. — Нет-нет, Юнги-я, — объясняет мужчина, — я не удивлен, что кто-то пригласил тебя на свидание, я удивлён, что ты сказал «да»! — Откуда ты знаешь, что это не я его пригласил? — Ну, — Сокджин поднимает бровь, — это ты его пригласил? — …нет. — Видишь? А теперь, — старший перекладывает горячую пиццу себе в тарелку и нетерпеливо оборачивается к Юнги, — расскажи мне всё. Юнги рассказывает всё, что можно рассказать, и Сокджин спрашивает о том, чего Юнги сам ещё не знает. Он спрашивает о планах на сегодняшнюю ночь и оказывается, что ни один из них ничего не слышал о баре «Красный ром». И все-таки он помогает Юнги одеться. На вечер выбраны чёрные рваные скинни с колготами в сетку, ботинки, уютный свитер поверх этого всего и всевозможные серёжки. Сокджин жалуется на то что тёмные волосы Юнги скорее напоминают швабру, но успешно делает ему легкую воздушную укладку, и да — он справился шикарно. Юнги чувствует себя в десять раз увереннее к закату и спешит вниз, на встречу с Чонгуком у дверей своего жилого комплекса. — Вау, — бармен разевает рот, когда Юнги появляется на лестнице, — ты выглядишь… потрясающе. — А, — Юнги смущенно трет шею, — спасибо. Все благодаря моему соседу. Иначе я выглядел бы так же плохо, как на работе. — Ты и на работе красивый, — без запинки отпускает комплимент Чонгук. Юнги смеется: — С чего ты взял, ты ведь не заходил ни разу. — Я видел тебя в окне! — Объясняет парень, и это было бы даже жутко, если бы его улыбка не была такой подкупающей. Агх, он уже в восторге от этого парня. Страшно подумать, что будет дальше. — Ну что, Юнги, ты готов? — Эй, — ворчит он. — Ты бы хоть обращался ко мне как следует. Я тебе хён. — Хён? Ты используешь эти обращения? — Конечно же да. — Юнги смотрит на него снизу вверх, не понимая, почему он не должен. — И я почти уверен, что я старше тебя. — Хорошо, я просто удивился. Никогда не видел, чтобы нам подобные их использовали… Хён. — Добавляет он с дурацкой попыткой подмигнуть, которая заканчивается тем, что Чонгук мило хлопает глазами. — Нам подобные? — спрашивает Юнги, когда Чонгук ведёт его вниз по улице. Небо темнеет, и край солнца скрывается за горизонтом. — В смысле геи? Внезапный хохот Чонгука шокирует Юнги, но оказывается таким заразительным, что он тоже начинает смеяться, и когда они оба складываются пополам, размазывая слезы по лицу, никто уже не помнит, в чем изначально была шутка. Он знает только, что у бармена красивый смех и замечательная улыбка, и очень светлая энергетика, которая притягивает Юнги, как магнитом. Он лёгкий на подъем, что старшему не всегда удаётся, но Чонгук еще ни разу не заставил его чувствовать себя неуютно. Даже если им обоим немного неловко, все идёт хорошо. — Мы пришли, — указывает рукой Чонгук на крутую бетонную лестницу в подвальный паб. Подсвеченное гирляндой название «Красный ром» написано на кирпичной стене над входом насыщенной красной краской. Люди, одетые во все чёрное, кучкуются снаружи, звучат немного пьяные разговоры. Один из них широко улыбается, показывая прикрытые губами блестящие белые зубы. — Выглядит подозрительно, — поднимает бровь Юнги, когда Чонгук делает первый шаг вниз. Парень хохочет и подает ему руку, за которую тот хватается и следует за младшим вниз по лестнице. Вышибала проверяет их паспорта, медля, когда дело доходит до паспорта Юнги. — Вы уверены, что хотите, чтобы он туда зашел? — обращается он к Чонгуку. — Почему я не должен? Что-то не так? Вышибала смотрит на них обоих осуждающе и отдаёт Юнги его паспорт: — Просто будьте осторожны. Чонгук бросает на него взгляд и подталкивает Юнги внутрь, натыкаясь на протест с его стороны: — Что он имел в виду? Это опасно? — Нет, конечно нет, — мотает головой Чонгук. — Я понятия не имею, о чем он. В любом случае, не хочешь немного тут посидеть? — Я не против, — соглашается Юнги, держась ближе к Чонгуку, чем раньше. Его беспокоили встревоженность охранника и то, как он, видимо, думает, что Чонгук здесь решает, что будет лучше для Юнги. Он пытается задвинуть это чувство подальше и сосредоточиться на том, что лежит прямо перед ним. Свидание. С очень привлекательным мальчиком, которого он едва знает и точно хочет узнать ближе. Упомянутый привлекательный мальчик одет в обтягивающие джинсы и свободную шёлковую рубашку, заправленную за пояс. У него длинные, вьющиеся у лица волосы и пол-дюжины серебряных серёжек в ушах. Чонгук выдвигает для Юнги барный стул и жестом приглашает его присаживаться, что тот и делает, с трудом вскарабкавшись наверх. Парень, наблюдая за ним, сдавленно смеется, и Юнги одаривает его многозначительным взглядом. — Ни слова, — предупреждает. — Я ничего и не говорил, — довольно улыбается Чонгук. — Ты об этом подумал, этого достаточно. В «Красном роме» полно людей, желающих расслабиться после длинного рабочего дня. Публика здесь очень специфическая, из тех, с которыми Юнги обычно предпочитает не пересекаться, и в которую странным образом вписывается. К тому же, они чем-то похожи на Чонгука, но Юнги никак не может определить чем. Большинство из них бледные, с очками, висящими на краю воротника, и широкими зубастыми ухмылками. Сбоку от них стоит парочка, которая намертво присосалась к шеям друг друга. С другой стороны стоит женщина, одетая в кожу, с ярко подведенными глазами и длинными ногтями. Она прижимает руками мужчину к стенке, а после — опускает голову ему на грудь, будто слушая сердцебиение. Это… странно. — Ваша «Кровавая Мэри», — бармен возвращает внимание Юнги к его коктейлю и Чонгуку. — Спасибо, — отвечает он, сжимая холодный стакан обеими руками. Он помешивает коктейль палочкой сельдерея, широко распахивая глаза, когда видит напиток Чонгука. — Ого, это что? Парень делает глоток, держа ножку бокала двумя пальцами и глядит поверх двумя большими, как у олененка, глазами. — Кроваво-апельсиновый мартини. — Хайповенько. Чонгук смеется: — Мне не терпится выпить третьей отрицательной, безумно вкусная штука. Юнги смеется с ним, несмотря на то, что понятия не имеет, о чем он. Он узнает потом. Они начинают рассказывать о себе. Юнги работает кассиром в пекарне, нет, он не умеет печь, но хорош в готовке всего остального. Для выпечки ему не хватает терпения и готовности следовать инструкции, отчего хлеб получается сухой, а панкейки плоские. Зато он отлично делает ттокпокки и домашнюю пиццу, что приводит Чонгука в полнейший восторг. Чонгук, по его словам, неплохой повар; ему нравится готовить нечто, что он назвал «кроваво-красной пастой» и традиционный кимбап. Они обсуждают родные города и семьи. Истории Чонгука о доме кажутся Юнги странными, начиная с отсутствия в его семье комендантского часа, заканчивая возрастом его родителей — по его словам, им за семьдесят, что необычно, учитывая насколько Чонгук молод. И вот он говорит о школе. — Я не нравился другим детям, — младший рассматривает свой второй мартини и хмурит брови. Юнги еще даже не пригубил свою кровавую Мэри, не считая съеденного сельдерея — он слишком увлечён разговором. — Это почему? — Меня боялись, — пожимает плечами Чонгук. — Они видели мои зубы и физическую силу, думали, что причиню им вред. Его зубы? Юнги всё ещё не понимает в чём причина такой зацикленности на зубах, и не знает, как задать вопрос, чтобы это не было неловко. — Тебя боялись в детстве? — аккуратно спрашивает Чонгук. Юнги отрицательно мотает головой: — Нет, я играл в джазз-бэнде и отвечал за театральную технику. Мне повезло найти нескольких друзей. — Не тяжело было ходить в школу днём? Тебе учителя говорили снимать солнечные очки? — Чонгук отодвигает от себя пустой бокал. — Мои… — Юнги сконфуженно наклоняет голову. — Мои очки? С какой стати мне было носить солнечные очки в школе? — О! — Чонгук внезапно тушуется, пренебрежительно размахивая руками перед собой. — Прости пожалуйста, мне не стоило предполагать что ты таким родился. — Родился… — Юнги собирается потребовать Чонгука объяснить эти туманные намеки, когда на его плечо опускается чья-то ладонь, и он дергается от неожиданности. — Какого хуя?! — Эй, красавчик, — это женщина, которую он видел раньше, та, что прижимала парня к стене, — не хочешь присосаться к моей шее? — Эй, — вмешивается Чонгук, прежде чем Юнги успевает отказаться, — мы здесь на свидании. Женщина не отводит глаз от Юнги, её взгляд гипнотизирует. У неё красные глаза. Почти что светящиеся в темноте. Её кожа бледная, как лист бумаги, и когда она улыбается, рассматривая его одежду, он замечает в этой улыбке нечто вроде клыков. Клыков. Чё за…? Тут что, есть вампиры? Они что, в каком-то… В этот момент раздается режущий звук пожарной сигнализации, порождая хаос, когда бармен выгоняет всех наружу и пьянь спотыкается на бетонных ступеньках по пути на улицу. Юнги уже почти возле выхода, когда решает обернуться и не видит рядом своего спутника, всматриваясь в груду тел, и обнаруживает Чонгука ждущим, пока поток людей пройдет мимо него. «Этот идиот», думает Юнги. Что если это правда пожар, а не просто что-то сгорело на кухне или какой-нибудь придурок решил накуриться в туалете? Он проталкивается через толпу обратно к Чонгуку и, когда их пальцы сплетаются, младший одаривает его таким обворожительным, исполненным благодарности взглядом, что Юнги мгновенно решает поцеловать его сегодня ночью, нахуй всё. Он идёт вверх и наружу, сжимая его пальцы, чтобы их не разделили. Когда они достигают конца лестницы, Чонгук смотрит на него и говорит: — Хочешь пойти ко мне? Юнги потупляет взгляд в землю, зардевшись, радуясь темноте ночи, когда он встречает робкую улыбку Чонгука. — Да, звучит неплохо. Их руки свободно раскачиваются в такт ходьбе. Юнги почти что спотыкается о пивную банку, не замеченную им в темноте, и Чонгук кажется крайне удивленным его плохим зрением. Да похер. Его линзы предназначены для дневного света, а не ночного видения. — Мне жаль, что нам не удалось попробовать третью отрицательную, — извиняется Чонгук. — Клянусь, это самая вкусная штука, которую я когда-либо пробовал, тебе понравилось бы. — Ничего, все нормально. Я даже свою кровавую Мэри почти не трогал, у нее был очень… — Юнги кривится, всё ещё чувствуя на языке металлический привкус коктейля. — Вкус был не очень. — Правда? Черт, прости, там сегодня чёрт знает что творилось. Мне жаль, что та девушка предложила тебе присосаться к ней, это было по-мудацки. — Это было… странно, — Юнги вновь думает о её клыках. Он ещё ни разу не встречал вампиров, хотя, понятное дело, в курсе, что они здесь есть. В Дэгу их было не так много, но здесь ночная жизнь куда ярче. Он полагает, что парочка заходит в пекарню по пятницам ради специального предложения, но на этом и всё. Они всегда бледные, худые, и скучающе растягивают слова. Не то чтобы он их боялся, они скорее выглядят так, будто сошли со страниц подросткового романа. Чонгук наконец отпускает руку Юнги, когда они подходят к двери его квартиры. Он нащупывает ключ и впускает их внутрь. Он жестом говорит Юнги оставить обувь у входа и оставляет свет выключенным, не включая, даже когда они проходят в гостиную. Юнги берёт на себя обязанность дёрнуть за веревочку лампы, но ничего не происходит. — Ах, у тебя света нет что ли? — Свет? С ним все в порядке, а что? — Чонгук стоит возле своей стереосистемы, едва различимый, двигается, будто прекрасно видит в почти кромешной тьме. — Я не могу его включить. — Ты не видишь? Юнги смеется, но когда Чонгук не отвечает тем же, он понимает, что парень серьёзен. — Конечно, я ничего не вижу, тут слишком темно! — Ты серьёзно? — переспрашивает бармен, будто Юнги спятил, но если кто здесь и спятил, то это, похоже, Чонгук. — Да, я серьёзно, — поневоле он начинает дуть губы. — Ты такой милый, когда дуешься. Мне хочется укусить тебя за губу и посасывать её. — Эм, — Юнги чувствует одновременно возбуждение и стыд. — Блять, прости, пожалуйста, мне так жаль, я переборщил немного. Эм. Погоди, я найду для тебя лампочку. У меня должна быть одна, — бормочет Чонгук так, будто сам смутился, пока говорил это. Старший остаётся на месте, боясь врезаться во что-нибудь хрупкое. Бармен же, кажется, в ночи способен двигаться почти беззвучно и комфортно, будто темнота никак ему не мешает. Душа Юнги едва не оставляет его тело, когда он чувствует чье-то дыхание на своём плече. — Ёбаный ты пиздец, Чонгук! — Так ты правда ничего не видишь, хах? Ты такой странный, Юнги. — Младший давится смехом, вкручивая лампочку, и комната наконец-то, — наконец-то! — озаряется светом. — Хён, — добавляет он чуть погодя, будто не привыкнув к учтивости, что всё ещё приводит Юнги в недоумение. Чонгук пулей бросается к стопке чистой, идеально сложенной одежды на диване, извиняясь за бардак. Юнги думает, что его способ складывания вещей просто обворожителен, и это ещё одна милая черта парня. Младший суетится, выбирая музыку по возвращению в гостиную, и ставит что-то лёгкое, не мешающее разговору. В итоге они оба оказываются на диване, опираясь спиной на подлокотники и переплетя ноги. Парни смеются над такой странной позой и Юнги чувствует себя счастливым. Он никогда не встречал человека, с которым ему стало бы так быстро и так легко. — У меня есть собака, — делится Юнги. — Его зовут Холли и это мой ребёнок. — Покажешь фотографии? — Чонгук сияет, обрадованный темой собак, и от этого в груди у Юнги сладко тянет. Так что он открывает папку с фотографиями Холли и Чонгук широко улыбается, сюсюкаясь от её милоты. — Ты производишь впечатление крутого собакобати. — Пытаюсь. Я его слишком избаловал. — хихикает Юнги. — Да ты к нему слабость питаешь, — поддевает Чонгук. Они спорят о том, как лучше всего пережить апокалипсис, после — отчаянно пытаются вспомнить животное без хвоста. Они шутят о том, почему сигнализация могла сработать, и Чонгук не упускает шанса: — Это из-за нас, между нами тогда искра пробежала. Юнги швыряет в него подушку. — Не против, если я возьму чего-нибудь пожевать? — спрашивает Юнги спустя некоторое время. — Конечно, — отвечает Чонгук. Он, кажется, собрался утонуть в диване, глупо улыбаясь Юнги. Он выпил куда больше старшего, и алкоголь даёт о себе знать. — Можешь брать что захочешь. Юнги кивает, направляясь на кухню, и радуется тому, что выключатель теперь работает и он видит, куда идёт. В шкафчиках почти пусто, у Чонгука нет ни хлеба для тостов, ни микроволновки. Кухня излучает энергетику бедного студента, но ему известно, что Чонгук не студент, и никогда им не был. — Микроволновки нет? — спрашивает он из любопытства. — Я их боюсь, Юнги. Ты не поймёшь. Они могут облучить меня, пока я сплю. Юнги смеется: — Микроволновка не может тебе навредить, они не так работают. Чонгук фыркает: — Думаю, она не убьёт меня, потому что я уже мёртв, но всё-таки. Юнги закатывает глаза от такого театрального пафоса и открывает холодильник. В холодильнике почти ничего нет, кроме огромного куска кровавого мяса прямо по центру. Рядом стоит пиво, лежат ягоды и приправы, но взгляд оказывается прикован к мясу. И вот теперь сердце его проваливается в пятки, пытаясь сбежать. Чонгук видит в темноте. Странный бар. Вкус «Кровавой Мэри» и, о, — Чонгук посчитал его сонную артерию привлекательной. Он- — Блять, — Юнги матерится вполголоса. — О Господи… — Хён, что случилось? — Голос звучит прямо за его спиной; из холодильника валит холодный воздух и Чонгук — Чонгук тоже холодный. Потому что он мёртв. Потому что он пьёт кровь. Потому что у него вместо зубов клыки, и потому что он… — Ты… — Он оборачивается, смотря на Чонгука широко распахнутыми глазами. — Ты вампир. Бармен склоняет голову набок и на его лбу появляется складка: — Ага. — Ты вампир, — повторяет Юнги, переваривая информацию и осматривая парня с ног до головы. — Но ты не похож на вампира! Чонгук посмеивается, слегка удивленный: — Ну, тут я, допустим, согласен. Должен заметить, что нам не следует стереотипировать себя. Хотя как раз ты в стереотипы вписываешься. — Он облизывает губы, глядя на старшего сверху вниз. — Вот почему я хотел с тобой познакомиться. Я увидел тебя на работе и так обрадовался, что рядом есть другой вампир! И я знаю, что мы едва знакомы, но, думаю, ты мне очень нравишься, Юнги. Может, сходим на свидание еще раз? Юнги кажется, что его мозг сейчас взорвётся. Он никак не может придумать ответ и случайно выпаливает: — НЕТ! — Нет? — Чонгук мгновенно меняется в лице. — Нет! — Пищит Юнги, пытаясь собраться и поправить себя. — Я имею в виду нет, я не вампир. Чонгук моргает: — Прости, что? — Я не вампир. Чонгук открывает рот, закрывает обратно и снова открывает. Разочарованный вой это всё, что у него получается издать. Юнги захлопывает всё ещё открытый холодильник, сгребает большие руки парня своими собственными большими руками и спрашивает: — Ты думал, что я вампир? — Кивок от младшего и Юнги продолжает. — А я думал, что ты человек. Мне и в голову не приходило, что ты можешь быть вампиром. Прости, что я не понял. — О нет! — Чонгук отдёргивает руки и закрывает ими лицо. — Ты, наверное, считал меня таким странным! Я ещё и в вампирский бар тебя привёл! — Вампир начинает нарезать круги по кухне в состоянии, близком к истерике, пытаясь разобраться в ситуации с Юнги. — Вышибала понял по паспорту, что ты человек, вот почему он сказал тебе быть осторожнее. И потом я постоянно говорил о вампирских напитках и еде, ты, должно быть, понятия не имел, о чем я! И после мы пришли сюда, и ты нихера не видел в темноте и я — я вёл себя как последний кретин. — Чонгук застывает на месте, его плечи опускаются, признавая поражение, и он поднимает на Юнги свои огромные глаза, похожие на галактики. — Мне так жаль, Юнги-хён. Я не должен был стереотипировать тебя просто потому что ты… — Потому я бледный и работаю в ночную смену? — Юнги пожимает плечами. — Есть вещи и похуже. Я вёл себя точно так же, узколобо решил, что ты человек, хотя у меня не было никаких оснований так думать. Прости, если я говорил что-нибудь странное или… Его озаряет: — Сколько тебе лет? — А? — Чонгук справедливо удивлен сменой темы, но сходу отвечает. — Мне двадцать четыре. — Но это возраст твоего тела или ты действительно столько прожил? — О, — смеётся Чонгук, — я родился вампиром, хён. Мои родители вампиры, это значит, что меня не обращали, я просто родился таким. Я старею, как и все остальные, так что мне действительно только двадцать четыре. — Ох, — расслабляется Юнги, — отлично. — Прости меня еще раз за это недоразумение, — извиняется Чонгук. — Если ты хочешь уйти… Я пойму. — С чего вдруг я захочу уйти? — Интересуется Юнги. По его ощущениям ночь только началась. — Потому что я не такой, как ты думал. — То, что я человек, меняет что-то для тебя? — Проверяет Юнги, подходя ближе к парню. — Нет, — отвечает младший (потому что да, он всё ещё младше). — Ты мне всё ещё нравишься. Ты приятный человек, и мне нравится с тобой общаться, и ты… Очень красивый. Юнги улыбается, потирая шею и собираясь с духом: — Хорошо. Потому что то, что ты вампир, не меняет того факта, что я хорошо провожу с тобой время и думаю что ты очень милый. Чонгук пораженно моргает и Юнги использует этот шанс, чтобы приблизиться и намекнуть, что он хочет- Чонгук понимает намёк и целует его мягко и невинно, отчего Юнги улыбается. Чонгук отвечает тем же и они смеются над глупостью всей этой ситуации. - — А я тебе говорил! — Чимин щелкает полотенцем в сторону Чонгука и тот подпрыгивает, оказываясь вне зоны доступа. — Ой, заткнись, Чимин-щи. Человек бросает на него взгляд, продолжая выключать подсветку бара. — Что бы ты ни говорил, а я убеждал тебя не вешать ярлыки, а ты что? Так что ты заслужил. — Заслужил что? Потенциального парня? — Ухмыляется Чонгук. — Он принял твою тупую задницу после того, как ты притащил его в вампир-клуб? Где все были готовы высосать из него всё до последней капли? — Окей, во-первых, — Чонгук поднимает палец, — вампиры не едят людей, если только не сходят с ума от голода, в буквальном смысле, а во-вторых, — поднимает другой, — я единственный, кто высосет из него все до последней капли, если ты понимаешь о чём я. — Фу. — Чимин морщит нос от отвращения. — К тому же, — добавляет Чонгук, когда они выходят на улицу и Чимин включает сигнализацию. Темнота ночи дарит прохладу, в чистом небе над ними сияет луна. — Юнги точно так же ошибочно решил, что я человек, потому что я, ну, качок, смуглый и всё в таком духе. Я здесь не единственный виноватый. — Ты что, сейчас серьёзно назвал себя качком? — Чимин ворчит, проверяя, надежно ли закрыта дверь, и поворачивается к парню. — Потому что так и есть, — вклинивается третий голос, и по лицу Чонгука растекается улыбка. Он оборачивается и видит Юнги, с улыбкой стоящего на тротуаре. — Юнги! — Восклицает Чонгук и бросается к нему, заключая парня в объятия. — Спаси меня от этого грубияна. Чимин поднимает бровь и даёт сдачи: — Так ты спустишь этой занозе с рук такое неуважительное обращение? Чонгук чувствует, как человек в его руках пожимает плечами, и наслаждается его теплом, запахом жизни и звуком бьющегося сердца. Как он мог раньше не замечать его восхитительную человечность? Он так сладко пахнет, так красиво краснеет, и он ничего не видел в тот день не потому что был день, а потому что ему нужны очки, и он не надел линзы. Юнги просто — такой хороший! С тех пор, как правда вскрылась, они постоянно переписываются, но из-за работы встретиться никак не получалось. Они созванивались однажды по Фэйстайму в шесть утра, когда оба не могли уснуть. Когда Чонгук проснулся, его телефон сел, потому что они уснули во время звонка. Они многое обсудили за тот короткий промежуток времени, выясняя различия между вампиром и человеком. В то утро Чонгук признался по видеосвязи, что хочет серьёзных отношений, и Юнги выглядел таким счастливым, отвечая ему взаимностью. Конечно, ещё слишком рано, чтобы понять, подходят ли они друг другу по-настоящему, но до сих пор у них были только приятные беседы, взаимные улыбки и смех. Чонгуку не нужен парень-вампир, ему нужен только… Что ж. Прямо сейчас, похоже, он хочет только Юнги. — Окей, я предполагаю, что вам, ребята, есть чем заняться, и иду домой. — Чимин машет им на прощание. — Увидимся, Гук. И, Юнги… — Да? — его голос немного хриплый. — Помни, если он что-нибудь сделает — хватай крест. Чонгук закатывает глаза и прощается с Чимином, приобнимая Юнги за плечи. Чонгук живёт один, так что они решают пойти к нему, наслаждаясь молчанием и чувством приятной усталости после длинного рабочего дня. — Эй, Чонгук-а… Младший улыбается — ему нравится симпатия, с которой Юнги произносит его имя. Из его уст оно звучит так мягко, так особенно. — Да? — Проголодался? — Ага, немного. — Можно мне… — Юнги потирает шею — жест, который, как заметил Чонгук, значит, что Юнги нервничает или смущается. — Что такое, хён? — Можно мне посмотреть, как ты охотишься? Чонгук останавливается, как вкопанный: — Что? — Можно посмотреть, как ты охотишься? Ну, знаешь… — Лицо Юнги приобретает выражение любопытной невинности и он шепчет, — На еду? — На… Еду? — Ну да, там, за мясом или… Кровью, — мямлит Юнги. Чонгук от неловкости закусывает губу. Юнги что, совсем ничего не знает о вампирах? — Эм, Юнги… Агх… — Прости, пожалуйста! Это, наверное, странно, да? Или опасно? Ты, типа, обращаешься, или вроде того? Или… — Он продолжает бормотать. — Ты не обязан мне отвечать! Наверное, это слишком личное. Прости, пожалуйста, у меня никогда не было знакомых вампиров. Чонгук не уверен что ответить: — Эм, а почему тебе так интересно? — Я хочу увидеть твои клыки, хочу увидеть тебя всего такого… — Он неопределённо размахивает руками в воздухе. — Ну, знаешь, вампирского? — Ммм, — Чонгук проводит рукой по волосам и старается придушить смех, — окей, хочешь посмотреть, как я добываю себе еду? — Да! — Юнги вытягивается по струнке, предвкушая. — Мне можно посмотреть, как ты это делаешь? — Конечно, — отвечает Чонгук, и продолжает путь к своему дому. Юнги семенит вдоль тротуара чуть позади, зыркая по сторонам так, будто Чонгук сейчас превратится в летучую мышь или что-нибудь более дикое. Вампир пытается сохранять спокойное выражение лица, втайне будучи поражённым до глубины души такой внезапной, неловкой заинтересованностью в его «вампирской охоте». Он думает, что Чонгук набрасывается на невинных прохожих? Что он питается бродячими кошками? Или что он выезжает за город и выпивает целую корову? Единственное, в чём Чонгук уверен — чего бы хён ни ждал, это не оно. — Зачем нам сюда? — интересуется Юнги, когда Чонгук тянет на себя дверь круглосуточного магазина рядом с домом. — Я охочусь, — просто отвечает Чонгук. В глазах Юнги читается изумление, когда они проходят через несколько отделов: — О, ты покупаешь снаряжение? Для охоты? Звучит логично. Ответа нет. Вампир молча проходит к холодильникам у задней стены помещения, отодвигает холодное стекло и тянется за плотным, в ледяной корке, чёрным пластиковым пакетом. Внутри плещется жидкость; Чонгук чувствует прикованный к нему взгляд завороженного, ничего не подозревающего Юнги. Он несёт пакет на кассу и продавец пробивает его. — Одна упаковка первой положительной. Если хотите ещё, у нас сегодня акция — два по цене одного, — говорит девушка. — Спасибо, я возьму один, — Чонгук расплачивается и суёт пакет под мышку. Они выходят на улицу и Юнги подаёт голос. — Что? — Чонгук кривит губы. — Это-… Это и всё? Это кровь? Вампир утвердительно кивает: — Ага. — Но… Ты точно уверен? — Уточняет Юнги. — Это и всё? Просто из продуктового? Но… Это так… Обескураживающе. Ты сейчас точно не прикалываешься надо мной? Чонгук больше не может сдерживать смех и широко улыбается, морща нос. — Не первый раз так делаю, так что я почти уверен, что это именно так и работает, — уверяет он Юнги. — Ого. Хах. — Парень, кажется, в шоке. Чонгук смеётся всю дорогу до квартиры, пока Юнги излучает самое милое разочарование в мире. — Ты ждал что-нибудь зрелищное, да? — Спрашивает Чонгук. — Прости, что обломал. Юнги сбрасывает обувь и улыбается Чонгуку, когда тот включает для него свет. — Нет-нет, я просто чувствую себя дураком. — Меня удивило, что ты не знал, — признаёт Чонгук. — Но все ок. Это даже мило. Я могу рассказать тебе всё о том, как быть вампиром. — Она правда вкусная? Кровь? — Задаёт вопрос Юнги, когда они падают на диван. — Да, в смысле, какая-то бывает вкуснее других. Эта — человеческая, что круто, — он трясёт пакетом крови, — но она первая положительная, так что вкус достаточно пресный. — Какая человеческая кровь вкуснее всего? — Третья отрицательная. Её наливают в «Красном роме». Дорогая, но вкусная, — объясняет Чонгук. — Ох, теперь понятно. — Юнги покачивает головой. — И как до меня раньше не дошло, что ты вампир? — Да я сам не лучше. — Так ты будешь есть? — Юнги бросает взгляд на пакет в руках Чонгука, будто ждёт чего-то большего.  — Тебе не будет противно? — С какой стати? У меня на работе есть выпечка и напитки с кровью, это нормально. — О, — эти слова греют Чонгуку душу, — точно. — Можно я скажу кое-что, возможно, странное? — Робко улыбается Юнги. — Да? — Я хочу посмотреть на твои… — Человек сгибает указательные пальцы у лица, изображая клыки. — Мои зубы? Клыки? — Ага, — лицо старшего заливается краской. Чонгук не может точно сказать, почему Юнги чувствует себя неловко, в клыках нет ничего такого. Он широко открывает рот и делает глубокий вдох, расслабляя челюсть и обнажая до того спрятанные в деснах клыки. Выпускать их приятно и он собирается обернуться, чтобы посмотреть на Юнги, когда во рту внезапно оказывается рука; пальцы ощупывают его резцы и осторожно пробуют подушечками острые грани. — Вау! Они такие крутые! Такие большие, и острые, и просто… Вау! — Юнги в восторге, но Чонгук дёргается и отстраняется. — Чт-что? Пожалуйста, не-не надо, — Чонгук прикрывает рот рукой, пряча клыки, перекрывающие теперь нижнюю губу. — Пожалуйста, не делай так больше. — О Господи, прости, пожалуйста, они просто — они просто такие классные! Мне нравится! — А, спасибо, — Чонгук вдруг чувствует скованность; он не привык к тому, что людям могут нравиться его вампирические черты. Обычно они считают их мерзкими или страшными, никто не говорит «вау». Обычно никто не хочет их видеть и тем более трогать. — Мне нравится, как они выглядят, тебе очень идёт, — продолжает Юнги. — Насколько они острые? Чонгук пожимает плечами: — Не уверен. Но они достаточно острые, чтобы… Ну, ты знаешь. — Чтобы что? — Укусить тебя. — Тише заканчивает Чонгук. Он потрясён тем, с какой скоростью зрачки Юнги заполняют радужку. Тем, как он облизывает нижнюю губу и то ли случайно, то ли специально слегка наклоняет голову, будто демонстрируя обнаженную шею. — Ты когда-нибудь кусал человека? — Низким, граничащим с сексуальностью шепотом произносит Юнги. Чонгук отрицательно трясёт головой. Юнги подползает ближе, накрывая тёплой ладонью его бедро; его дыхание пахнет кофе. Всё внимание вампира приковано к человеческому пульсу, его бледной коже, его тёмным глазам и розовеющим щёчкам. Он думает о том, какие у человека мягкие волосы, большие руки, и как идеально его рост подходит для объятий. — Хочешь попробовать? — Вопрос Юнги на грани слышимости, но Чонгук слышит. Его сердце пропустило бы удар, если бы могло биться. У младшего пересыхает во рту и его взгляд падает на чудесные ключицы Юнги, его адамово яблоко, сонную артерию обворожительного сине-сиреневого оттенка, прикрытую кожей. Он облизывает губы и кивает нерешительно, потом еще раз — уже более уверенно. Он безумно этого хочет. И не потому что ему хочется человеческой крови или от голода, а потому что Юнги предлагает ему это, потому что доверяет ему, потому что тоже этого хочет. — Ты действительно хочешь, чтобы я это сделал? — Спрашивает Чонгук так тихо, будто это тайна, принадлежащая им двоим. — Звучит даже круче, чем засос. — Ох, — он издаёт нервный смешок, — ты так считаешь? Юнги кивает и вновь, едва касаясь, осторожно проводит по клыкам, виднеющимся между губ. — Я думаю… Если честно, я думаю, что это горячо. — Признается Юнги, будто бы стыдясь этого. — Ты не против? — Ну… Нет. Просто люди обычно, знаешь, — плечи Чонгука опускаются, — боятся меня. — Почему? Ты замечательный. — Помнишь день, когда мы буквально врезались друг в друга? — Как я могу забыть? — Лучезарно улыбается Юнги. — В общем, перед тем как влететь в тебя, я был в магазине, и там была девушка, которая… Она сказала что люди покупают одежду с высоким горлом для защиты от вампиров. Она, кажется, считает, что вампиры — дикие животные, а не просто… — Он содрогается от неприятных воспоминаний. Юнги берет за руку, переплетая пальцы. — Ты не дикое животное. Ты не страшный. Ты мне очень нравишься. И… — Юнги наклоняется чуть ближе и шепчет опасно близко к его уху, — я хочу, чтобы ты попробовал меня на вкус. Чонгук сглатывает с трудом, перехватывает взгляд Юнги и читает в нем только желание и доверие. — Хорошо. Юнги улыбается, пытаясь поцеловать Чонгука, но на пути встают его клыки. Это заставляет Юнги рассмеяться, а Чонгука — схватить его за талию и посадить к себе на колени. Старший поддаётся легко, идеально помещаясь сверху, когда Чонгук заключает его в кольцо своих рук и проводит носом под челюстью. Он целует его несколько раз и рычит, когда Юнги подаётся бедрами вперёд. — Юнги, пообещай что больше не будешь так делать, — Чонгук хватает ртом воздух. — Прости, — смеётся старший и в его смехе ни намёка на чувство вины. — Всё ещё уверен, что хочешь этого? Я не знаю, больно ли это. В клыках есть анестезирующий токсин, но я не уверен, что он… — Я уверен, Чонгук-а. Я буду хлопать тебя по плечам, если захочу остановиться, так что продолжай. — Хорошо, — вампир нервничает, боится сделать больно, но вместе с тем… Глубоко внутри него ворочается плотское чувство, просто изнывающее от желания укусить, выпить, сделать своим.  — Я собираюсь… Он умолкает, наклоняясь ближе; Юнги старается открыться ему настолько, насколько возможно. Человеческое тело такое мягкое, такое теплое, такое живое. Какое же приятное ощущение! Чонгук позволяет клыкам царапать нежную кожу, рисуя дыханием влажные круги перед тем, как найти идеальное место для укуса. Он глубоко вздыхает в качестве предупреждения и чувствует, как Юнги в ответ ласково поглаживает его по голове, соглашаясь, поощряя Чонгука продолжать. Кончики его клыков прокалывают кожу, он замирает, когда Юнги хватает ртом воздух и прижимается теснее; вампир тихонько стонет, когда токсин расходится по чужим мышцам. Когда он наконец-то вводит клыки дальше, его захватывает эйфория. То глубинное желание поднимается на поверхность, и он чувствует, как глубоко погружаются его клыки, пока на горле Юнги не смыкаются его губы. Он всё ещё не сделал ни глотка, держа себя в руках, даже если всё, чего он хочет, это пить. Он чувствует дыхание Юнги и его одобрительное поскуливание, и только после этого Чонгук закрывает глаза и отпускает себя. Кровь Юнги сладкая на вкус. Она такая живая, переливающаяся цветами и оттенками, как благородное вино. Человек в его руках извивается. Он бы даже забеспокоился, если бы Юнги не стонал от удовольствия. Чонгук чувствует одновременно удивление и облегчение от того, что не только ему хорошо. Потому что Юнги так хорошо смотрится на нём, потому что такой вкусный. О — ему безумно всё это нравится. Когда Чонгук всё же неохотно отстраняется, Юнги тяжело вздыхает, прикрыв глаза от желания. Вампир облизывается, улыбаясь сидящему у него на коленях самому красивому мальчику. Он замечает оставленный им на его шее след от укуса, в обрамлении кровавых разводов на белоснежной коже. Младший нетерпеливо слизывает их языком, млея от ласки Юнги и, когда он отстраняется снова, старший сразу же целует его в лоб. — Мне было так хорошо. Это было как… Я не знаю, на что это было похоже. Но точно круче, чем наркотики, — вяло бормочет Юнги. Чонгук смеётся: — Согласен. — Какой я на вкус? — Юнги наклоняется, оказываясь на уровне его глаз. Он ехидно улыбается, потом, кажется, передумывает, и произносит: — Если только тебе не понравилось, тогда не говори мне. Чонгук хохочет, втягивая клыки обратно, чтобы втянуть Юнги в нормальный поцелуй. Он проталкивает язык ему в рот и человек сжимает его волосы крепче, не отпуская, пока у них не заканчивается воздух. — Хён, у тебя самая вкусная первая положительная, что я когда-либо пробовал!