И маятник качнулся

Хачулинг рассматривал Леро, пряча довольную усмешку за чашкой с чаем. От тёмно-янтарной жидкости тянуло цитрусами, подбородок и губы обдавало влажным тёплым паром, а стоило пригубить – жгло язык и нёбо. Никакого смакования напитка, никакого почтения к старым-добрым традициям – Ю Чже бы назвал это кощунством, особенно если бы узнал, какие именно листья – из его коллекции! – Хачулинг залил кипятком. Впрочем, какая разница, когда Ю Чже далеко, а рядом Леро? – А ты неплох, – тем временем отозвался тот, откидываясь на спинку дивана. Вид у Леро был откровенно усталым, и если при гиперактивном Кванте и детишках он бодрился, то сейчас немного расслабился. Не хотел волновать никого из них – ответственный взрослый, крепкий орешек, который выдержал натиск офицера FUG! Эта его готовность быть чужой поддержкой и при том не требовать к себе внимания поначалу удивляла Хачулинга, а теперь – теперь он откровенно наслаждался тем, что при нём Леро словно отпускало. Это было до приятного похоже на доверие. Даже если в действительности Леро наверняка считал, что Хачулинг – равнодушная скотина, которая не обратит внимания на его состояние. Тем интереснее было разрушать это ощущение, делать его простой иллюзией, чтобы сполна насладиться чужим удивлением: сначала от любезно заваренного чая, потом – от разговора на двоих за чаепитием. Удивление сквозило во взгляде Леро, в приподнятых бровях, во вздохах, когда он отпивал из своей чашки, и Хачулинг прятал ещё одну довольную усмешку за новым глотком. Всего сейчас – достаточно, чтобы поразить, но мало, чтобы дать закрыться. Замечательно. Просто замечательно. – Думал, – Хачулинг театрально возвёл глаза к потолку, – что я умею только технику взламывать да игровые центры содержать? Может, я с детства мечтал проводить чайные церемонии, но не сложилось. За затворенным окном давно сгустилась ночь, и искусственное небо казалось не тёмным, а почти что чёрным, без единой звезды-лампы. Хачулинг, съехав по спинке кресла немного вниз и едва не расплескав чай себе на худи, лениво скосил на него – небо – глаза. Казалось, приоткрой оконную створку, протяни руку и зачерпнёшь ладонью вязкую черноту… Но куда больше, конечно, Хачулингу хотелось потянуться к Леро и сгрести в охапку ворот его рубашки. Дёрнуть на себя, заставляя выронить чашку, и поцеловать, почти вгрызаясь в губы – до расширенных от изумления зрачков напротив, до судорожного выдоха в рот, ощущая на языке яркий цитрусовый привкус. Никто бы не ввалился и не прервал: поздно, достаточно поздно, чтобы измотанные Битвой при Мастерской детишки давно разошлись по комнатам штаба, и задрых в общей гостиной балагуривший с ними Квант. Хачулинг не дурак, проверял, пока ходил за чайными листьями к себе. – Скорее не думал, что ты такой, – Леро сделал короткую паузу, будто перекатывая слово на языке. Лоб его прорезала тонкая складка, когда он слегка приподнял брови, – заботливый? Спасибо за чай, правда. Хачулинг фыркнул, и по поверхности напитка прошла рябь. Он смотрел на Леро и не мог насмотреться: скользил взглядом по рукам, которыми тот сжимал чашку, выше – по запястьям, расстёгнутым и закатанным рукавам рубашки, плечам, шее… Прижаться бы сначала носом, вызывая в чужом теле дрожь от неожиданности, а потом – губами, чтобы обжечь дыханием и сразу же глубоко втянуть в рот наверняка солоноватую кожу. Задержаться, замереть и выпустить, и тут же прихватить уже зубами – до темнеющего на утро засоса. Заботливый? Да, конечно. Заботливее не придумаешь. Хоть Хачулинг и отказался от своей семейки, это вовсе не значило, что он перестал быть Куном. Их кровь текла в его жилах, давнее воспитание въелось, вплавилось под кожу – до конца всё равно не вытравишь, как ни пытайся. А Леро был его идеей фикс. Желанием. И это самое желание сидело так близко, что стоит лишь пересесть на соседний диван, большой для одного и тесный для двоих – и прижмёшься бедром к чужому бедру. На таком диване не очень удобно не только заниматься сексом, но и целоваться, повалив Леро на подушки, но Хачулинг никогда не искал лёгких путей. И если бы у них были те отношения – воспользовался бы моментом. – Рад, что нравится, – наконец отозвался он. Леро потянулся, прогибаясь в спине и чуть запрокидывая голову назад, и Хачулинг медленно провёл языком по губам, наблюдая за дёрнувшимся от глубоко вздоха кадыком. Выдохнул сам и отпил поостывший чай. – Знаешь, после сегодняшнего тебе точно не лишнее. Капнул бы алкоголя, да под рукой нет. Леро легко усмехнулся и взглянул в его лицо. От этого взгляда – прямого, спокойного – у Хачулинга зазудело под кожей, между лопаток прошла дрожь, а в паху предательски потяжелело, ещё сильнее, чем минуту назад от фантазий. Противиться себе было сложно, но Хачулинг вернул Леро усмешку – не добрую, а привычно острую – и, закинув ногу на ногу, поёрзал в кресле, чтобы устроиться поудобнее. За Леро можно было наблюдать, как за фильмом. – Что? – собственный голос звучал весело и чуточку насмешливо. Леро опять вскинул брови, покачал головой и взялся допить чай прежде, чем ответить: – Добрее надо быть. Хотя за алкоголь, конечно, спасибо. Был бы – не стал бы отказываться. – В следующий раз организую, – Хачулинг прикрыл глаза, касаясь губами ободка чашки. От этого голос стал глуше, ниже. – Иначе с таким темпом жизни ты долго не протянешь. Офицеры FUG, чудовищная детвора – занятные нам времена предстоят. Много чего у Древа было, а с таким сталкиваюсь впервые. И: – Вот знаешь, в какой-то момент честно подумал, что тебе совсем туго будет. Леро поднял голову от чашки, чуть склонил ту набок, рассматривая дно. Хачулинг успел увидеть тёмные разводы на опустевшем дне, а потом воцарившуюся в комнате тишину снова нарушил чужой мягкий голос: – Не переживай хотя бы ты. Квант после страдал так, будто я его уже покинул. Ещё бы он не страдал. Хачулинг и слышал, и даже видел – если Квант фонтанировал эмоциями, об этом обязательно должны были узнать все остальные. Яркий, как подпалённый огнём ящик фейерверка, он не сдерживался, а вот Хачулинг переварил произошедшее молча, глубоко в себе. Не сказать, чтобы он не волновался за Леро – волновался, к чему уж совсем врать, – но и испытывал уверенность, что тот вернётся живым и здоровым. Дело было не в интуиции. Хачулинг умел оценивать других людей. Знал, кого нужно брать с собой на это задание – и знал, кого и куда на нём отправлять. И тем приятнее было понимать, что оказался прав, когда Леро переступил порог корабля, ведя за собой ораву проблемных Избранных. В груди тогда было тепло. Тогда Хачулинг пожимал Леро ладонь и хлопал его по плечу, получая в ответ слабую улыбку и спокойный кивок. Их окружали шумная суета и громкие разговоры, похожие на осиный гул, а сейчас они сидели в маленькой комнатушке только вдвоём. Резкий контраст воспоминаний и реальности вызывал странное чувство удовлетворения, словно Хачулинг видел сейчас нечто, доступное лишь ему. Чувство обманчивое, но всё равно приятное, и от него в груди становилось уже не тепло – жарко, почти горячо. – Я-то? Я в тебя верю, – Хачулинг отставил чашку в сторону и на задумчивый прищур Леро ответил улыбкой-усмешкой. – Ты не из тех, кто бездумно нарывается на неприятности, ты умеешь прислушиваться к другим и делать выводы… Было бы смешно ожидать того, что дашь себя убить. Так что расслабься, я не буду хлопотать вокруг. Хотя, конечно, расстроился бы, случись что – ну не с Квантом же тогда работать, в самом-то деле? Леро снова вздохнул и тоже отставил чашку. Устало облокотился о подлокотник дивана – на ту сторону, которая находилась ближе к Хачулингу. Расстояние между ними стало ещё ближе, и от движения в вороте чужой рубашки мелькнула полоса белой кожи. Мелькнула мысль: засосы на такой будут казаться особенно яркими, и Хачулинг прикрыл глаза. Говоря откровенно: с удовольствием раскачал бы маятник их отношений дальше. В соответствии с фантазиями, и неважно, что они ещё были мало знакомы: нескольких месяцев, чтобы понять, кого ты хочешь поцеловать – и не только, – хватит даже идиоту. Маятник… вот где для начала достаточно лёгкого толчка. В жизни всё сложнее, она – не часовой механизм, какая досада! Хачулинг прикусил нижнюю губу, перебрал пальцами по подлокотнику, продолжая слушать: – Ты и так работаешь с Квантом, знаешь. – И с тобой тоже. – Смешок. – Учитывая, что с тобой проще, предпочитаю считать Кванта приложением, как соус к картошке фри. – Голубика. – Ещё скажи, что это невежливо. – Это невежливо. – На то и расчёт. Когда Хачулинг открыл глаза, их с Леро взгляды вновь встретились. Тот смотрел неодобрительно, а золотистая радужка в свете потолочной лампы приобрела холодный жёлтый оттенок, на лоб падали завитки чёлки. Красивый момент, Леро ещё и рукой голову подпирал – Хачулинг жадно засмотрелся, фиксируя его в памяти, как на киноплёнку. Кто-нибудь из дорогих родственничков точно бы сказал, что попал он по-крупному – не просто желание, а какая-то одержимость. Любовь она называется, страсть – сложно сказать, он не особо разбирался, как вряд ли в этом разбирался хоть кто-нибудь из их семейки. Куны не созданы для любви, они созданы для интриг. А ещё они любят рисковать, если считают, что это приведёт к нужному результату. Хачулинг кисло усмехнулся собственным мыслям. Если сейчас поцелует Леро и предложит перевести чаепитие в иную плоскость, не факт, что результат будет желаемым – пусть он и создал уютную атмосферу и удостоверился, что все остальные спят. Здесь типичные трюки их семейки не пройдут. Хотя взять нахрапом, конечно, можно попробовать. Вдох. В низу живота закручивалась тугая горячая спираль – как назло. Леро напротив вновь расслабился, и взгляд его стал почти доверчивым, и оттого сдерживаться становилось тяжелее. Выдох. – Голубика? Он не ответил. В голове стукнуло: к чёрту Кванта. К чёрту бы и самоконтроль, весь, без остатка. Тогда-то Хачулинг и решился: быстрым хлопком погасил верхний свет. Лампа погасла – как пологом накрыли, и Леро заморгал, глядя на оставшиеся в комнатушке тусклые напольные светильники. Их едва хватало, чтобы развеять вмиг поселившийся по углам серый полумрак, но сполна – чтобы высветить диван и кресло. Тени легли на лицо и одежду Леро, придавая ему таинственный вид – придавали бы, не выгляди он удивлённым. Хачулинг хлопнул себя по коленям и пересел к нему. Толкнулся, задевая – как и думал – бедром бедро, проехался локтём по чужому предплечью и едва не столкнулся с Леро лбом, когда тот выпрямился и подался ближе. «Издеваешься?» – как отпечаток на лице, и Хачулинг мазнул по нему кончиками пальцев, ощущая собственный участившийся пульс. В паху тянуло, ещё немного – и длинное худи не прикроет ширинку джинсов, в которую вот-вот упрётся наливающийся острым возбуждением член. – Я серьёзен, – Хачулинг замер, едва-едва касаясь линии подбородка Леро. Тот тоже замер, и в глубине его расширившихся зрачков дрожали точки бликов от светильников. Не отталкивал, не закрывался, но явно насторожился, ища подвох – было бы странно, если бы не искал, но не давать же лишнего повода? Лучше – дать хорошенько подумать. – Эта часть задания прошла отлично. Квант… ладно, неплох, но с тобой было комфортно работать. Буду рад продолжить, так что мир? Леро медленно кивнул, неотрывно следя за ним. И крупно вздрогнул от изумления, когда Хачулинг мазнул пальцами по губам, а потом делано виновато развёл руками. И отозвался: – Прости. – И: – Могу заварить ещё чаю. Что скажешь? Брови Леро на мгновение сошлись на переносице. Весь он был – один большой вопрос, и вопрос же сквозил в словах, стоило ему заговорить: – Чай-то идея не плохая. Но для начала ответь: какого чёрта ты делаешь? С чего вдруг… – прервался, неопределённо дёрнул головой, по-прежнему держа зрительный контакт. Лоб его пересекла всё та же тонкая складка, и в эту секунду он напомнил Хачулингу не готового ко всему офицера, а рассерженного на шалость брата. Ого, так всё же его заподозрили не в тёмных делишках, а в проказах? Это было похоже на хорошего парня Леро. Хачулинг дёрнул уголком рта. Хотелось улыбнуться – но ещё больше хотелось именно Леро, от которого вкусно пахло цитрусовым чаем, мятным шампунем и лёгким одеколоном. – Интимный полумрак для атмосферы, – отозвался Хачулинг, с жадностью вглядываясь в лицо напротив. Видимо, это было заметно даже при выключенном верхнем свете – или слова тоже не прошли мимо, потому как Леро снова легко нахмурился, но не отстранился. Такое его упрямство почти сводило с ума, и на: – Плохая шутка, Голубика. Хачулинг выдохнул: – А я и не шучу. Брови Леро взлетели вверх, но именно в это мгновение Хачулинг позволил своей внутренней пружине разжаться. Возбуждение растеклось по телу кипучей лавой, ширинка неприятно задевала напряжённый член, в ушах зашумела кровь. Даже в комнате будто стало жарче, но в действительности раскалённый очаг таился внутри – и, гонимый этим жаром, Хачулинг прижался губами к приоткрытым губам Леро. Поймал изумлённый вздох и толкнулся внутрь языком, уцепился за крепкие плечи и подтянулся, притираясь как можно ближе. От Леро шло тепло, шло чувство растерянности, и он не торопился отвечать, пока Хачулинг медленно касался его нёба, кромки зубов, языка, пока большими пальцами поглаживал сквозь одежду, пока прижимался так, что не заметить стояк было попросту невозможно. Всё это напоминало сон – сладкий и кошмарный одновременно, нужная ветка открывается после действия соигрока. Мысли – обычно чётко выстроенные – мешались одна с другой, и Хачулинг продолжал целовать Леро, скользнул руками выше и обнял его за шею. Стояк упёрся в чужое бедро, член болезненно заныл, Хачулинг выдохнул рот в рот – и дрогнул, когда на поясницу легли широкие ладони. Леро разорвал поцелуй, так и не ответив. На лице его мешались смущение и всё та же растерянность, ни капли злости. Он попытался было спрятать их за строгостью, но как может выглядеть строгим человек, у которого пылают щёки и шея? И губы он облизывал немного нервно, продолжая фактически обнимать Хачулинга – и это даже компенсировало возникшее в груди ощущение пустоты. Возбуждение всё ещё накрывало его, жар растекался по шее и груди и уходил вниз, и дышать получалось с тихим присвистом. Кажется, он облажался. Впервые за сколько времени? – Мне… – Леро взглянул было Хачулингу прямо в глаза, но тут же внимание его переключилось на губы. Выражение лица напротив вновь дрогнуло, красные пятна прошли и по лбу, – … это делается не так быстро, Голубика. Или не облажался? Хачулинг склонил голову на бок, а Леро медленно разжал хватку, но не просто убрал руки – так же медленно скользнул ими по его бёдрам, ниже к коленям, и только потом отдёрнул, будто испугался сам себя. Кашлянул, продолжая смотреть на губы Хачулинга, но неловко скользнул взглядом ниже – и Хачулинг проследил за ним, чтобы тут же хрипло усмехнуться. Стояло не у него одного. – Ты уверен, что не так быстро? – Абсолютно. – Хоть бы поцеловал тогда, изверг. Разбиваешь моё хрупкое сердце? Трахаться хотелось – не передать словами как. Но Леро упрямо покачал головой, а потом сделал то, что обычно делают на романтических свиданиях в кафешках, а не в прелюдиях к сексу – целомудренно провёл горячей ладонью по щеке Хачулинга, и от этого как зарядом Шинсу прошибло. Хачулинг дёрнулся, сдавленно хмыкнул и упрямо навалился на Леро, прикусывая его нижнюю губу. Лизнул – и снова прикусил, а потом приник новым поцелуем, ладонями шаря по чужому телу. Но стоило огладить стояк Леро сквозь ткань брюк, как тот вместо стона хватанул ртом воздух и удержал Хачулинга за запястья, и голос его звучал низко и откровенно возбуждённо: – Пожалуйста. – Причина? – Комната, конечно, закрыта, но ты недооцениваешь детишек и Кванта. Если они вломятся – я не буду объяснять, почему ты верхом на мне. Подожди хотя бы, пока доберёмся… – Сглотнул: – … до более уединённого места. Хачулинг выдохнул через нос. На мгновение прикрыл глаза, а потом сел и откинулся на подлокотник дивана, широко расставив ноги. Взгляд Леро ожидаемо сосредоточился на них – и оттого он спустя мгновение резво соскочил на пол, одёргивая полы рубашки и глядя в сторону. То, как горели его уши, было видно даже в полумраке. Сложно было удержаться от: – Ты так и пойдёшь до своей комнаты? – Дойду быстрее, чем если мы с тобой всё же продолжим наши посиделки, – Леро расправил плечи, провёл ладонью по слегка встрёпанным волосам и полуобернулся. Глаза его блестели в бликах светильников. Не то чтобы он мялся – но явно хотел что-то сказать, что-то, не дающее покоя. И Хачулинг, кажется, догадывался, потому поторопил: – Так про поцелуй… Губы Леро дрогнули, уголки их слегка поползли вверх. Не улыбка – намёк на неё, и почему-то от этого в паху у Хачулинга потянуло ещё острее. И ещё, ещё – от следующих слов: – Я бы тогда точно не удержался. После этого можно было бы вставить драматичное признание в любви, как в фильме, или ещё нечто похожее, но Леро поступил проще: быстро шагнул к двери и поспешил скрыться за ней, лишь махнул на прощание рукой. Будто бы сказанное было выпорхнувшей из клетки птицей, и он не до конца понимал, правильно ли поступил, выпустив её. А ещё говорили, что это Семья Кун загоняется и много думает! Впрочем, Хачулинг, похоже, сам намудрил: можно было поговорить сразу словами через рот. Он закрыл глаза и скользнул по поясу джинсов, наконец-то расстегнул чёртову ширинку и приспустил бельё. Обхватил горячий ствол всей ладонью, чуть сжал, с нажимом погладил большим пальцем головку и тихо сказал: – Твою мать. Разочарованно и с затаённым ожиданием одновременно.