Закат Эпохи

— Хреновы мои дела, Джимми… — говорил худощавый лысеющий мужчина в фартуке поверх серой рубашки и жилетки. Бармен и по совместительству владелец салуна «Пожилой Конфедерат». Название заведение получило благодаря основателю, который до конца дней был убеждённым расистом и ветераном Гражданской Войны на стороне Конфедеративных Штатов Америки. Но несмотря на это, текущий владелец был более либеральным и пускал в свое заведение негров и мексиканцев. Салун же, построенный около сорока пяти лет назад, был по-своему красив. Деревянные стены без всякого покрытия, но зато с красивой резьбой, создавали ни с чем неповторимый уют и ностальгию у тех, кто останавливался тут. Почему ностальгию? Да потому, что старые времена «Дикого Запада» подошли к концу. На дворе стоит август 1912 года, и этот салун — последний оплот тех времён во всём округе Лас-Либертад. Почти все столы и стулья были заняты самой разной публикой. В одном углу сидели профессиональные азартные игроки в старый добрый покер, которые «обували» очередного искателя денежного счастья. С другого конца помещения сидела компашка ковбоев, которая нещадно поглощала пиво. Современные ковбои сильно отличались от тех, что перегоняли скот десятилетия назад. Теперь уж это самые обычные пастушки, которые даже перестали таскать с собой револьверы. А ведь действительно, зачем им револьверы? Последних индейцев загасили двадцать лет назад, бандитизм пошёл на спад, и теперь оружие им не нужно, разве что двухствольная ружбайка, чтоб волков и койотов пугать, и то не всегда. Но разве двухстволка — это оружие? Так, игрушка. Недалеко от ковбоев сидели грозные ребята. Одни из последних ганфайтеров. Времена этих лихих ребят уходят в прошлое. Это уже немолодые мужички лет пятидесяти-шестидесяти, которым не находилось места в этом новом мире. Лет двадцать-тридцать назад они, скорее всего, были законниками или охотниками за головами, или же, что менее вероятно, бандитами. Но теперь они лишь вспоминали старые времена за стаканом виски. — Чёртова перестройка города, — продолжал сетовать бармен, — Они предлагают мне жалкие полторы тысячи баксов за мой салун… Его построил мой батя! Я не могу согласиться! Что они вместо него построят? Очередной четырёх-этажный барак для горожан? Хрен им, а не моя земля! На сцене, справа от входа, танцевали канкан привлекательные барышни в откровенных нарядах. Они задорно дрыгали ногами под мелодию, исходящую из пианино неподалёку. За пианино сидел молодой мулат, и наигрывал бодрую мелодию. — Вот что ты думаешь, Джим? — сказал бармен, отвлекаясь от натирания до блеска деревянной барной стойки, и уставившись на собеседника. Пятидесятидевятилетний, которого все местные звали Джим Альбертсон — настоящий «реликт», и выглядел как типичный бродяга-ганфайтер старых времён. Полосатая серо-белая рубашка, кожаная коричневая жилетка, джинсы, бывшие популярными у старателей тридцать с лишним лет назад. Поверх джинсов — набедренная кобура, из которой торчала рукоять популярнейшего револьвера былых лет Кольта Армейского. — Времена меняются, Бенни, — мрачно сказал Джим, после чего стал потягивать из бокала едва прохладное пиво, остуженное в погребе. Допив, он продолжил, — Я бы на твоём месте взял бы эти полторы тысячи и открыл бы новое дело. Эпоха салунов прошла. — Но ты посмотри, Джимми! — окинул руками кипящий жизнью салун Бен Каллахан, — Людям тут нравится! И это называется «эпоха прошла»? Людям нужно место, где можно посидеть, выпить, посмотреть канкан, послушать музыку. — Это ненадолго. Сейчас вместо салунов будут строить бары и пабы, как на востоке страны. И тебе нужно принять деньги, и построить вместо этого места небольшой бар. — Разве какой-то вшивый бар заменит настоящий салун? Салун — это нестареющая классика! Канкан тем временем закончился, и на сцену вышел небольшой ансамбль, где выступали мужик в комбинезоне с банджо, парень в пальто с аккордеоном, и девушка в светло-синем платье и со скрипкой. Музыка, которую играло трио, была настоящим бальзамом для ушей. — Хотя, Бенни, если ты отдашь свой салун под снос, я буду по нему очень-очень скучать. Душевное место, — сказал Джим, — Повтори мне пиво, и я пойду домой, завтра на работу… — Кем устроился? — Докером. В прошлом году открылся настоящий современный порт. Платят немного, конечно, но не вечно же жить на старые сбережения? Едва тот, кого называли Джимом, принял очередной заказ, кружку пенного напитка, как в бар, судя по звуку, кто-то вошёл. Сам Джим лишь мельком глянул на вошедших. Выглядели они одетыми по последней моде — в черные костюмы-тройки с шляпой федорой. Последняя лишь недавно начала набирать популярность у мужчин, в прошлом веке её в основном носили женщины. Джиму было плевать на двух вошедших франтов, и он спокойно потягивал пиво, после чего планировал идти домой, чтобы почитать недавно-купленную книгу, и потом лечь спать. Рано утром надо было явиться на работу. Но франты, как ни странно, обратились к Джиму. — Мистер Аллан? — спросил один из них, усач лет сорока, вежливым тоном. — Нам надо поговорить. Джим вздрогнул. «Откуда они могли узнать мою настоящую фамилию, чёрт возьми?» — лихорадочно думал он, — «Я перебил их всех! Это не мог быть кто-то из них!» Тем не менее, несмотря на тяжёлые размышления, Джим ответил беззаботным тоном: — Вы меня с кем-то путаете, я Джим Альбертсон, обычный «хобо», брожу в поисках работы, вот недавно устроился докером. — Не пудри нам мозги, Джим, — сказал второй, уже погрубее, — Мы тебя задерживаем. Мы искали тебя пятнадцать лет. Сначала потеряли тебя из виду в Лонг-Пайл, искали тебя по остальным деревням Флэт-Хиллз. Чуть не схватили тебя в округе Лос-Леонес, но теперь ты от нас не уйдёшь. Джим тем временем повернулся в их сторону на барном стуле прямо с кружкой в руках. — Я не виновен, — мрачно сказал Джим, — Я свалил от них, как только понял, что эти мудилы не те Робины Гуды, которыми я их считал. Мы думали, что будем грабить богачей, и вкладываться в благотворительность. Но они оказались моральными уродами… — Вы последний из их банды, — сказал вежливый, — Кто-то же должен предстать перед судом. — А кто вы такие? — сказал Джим, допив пиво, и отдав кружку обратно бармену, — Охотники за головами? Законники? Маршалы? — Сыскное агентство Пинкертона, и от имени нашего заказчика мы вынуждены передать вас в суд. Надеюсь, вас не придётся брать силой? Ведь мы можем. — сказал всё тот же вежливый, продемонстрировав наплечную кобуру с небольшим револьвером. «Ха, дамские револьверчики, не то что мой Кольт одинарного действия!» — подумал Джим. Выпил Джим немного, всего литр пива, а потому реакция у него была не замедлена. «Прострелить им ноги и свалить?» — размышлял он, — «Или сдаться, и надеяться, что наказание будет не таким суровым? А ведь идея с бандой, которая могла заниматься благотворительностью была по-началу такой заманчивой…» *** 1877 год, штат Либертад, округ Лос-Леонес Я пришёл в эту банду, когда мне было двадцать четыре года. Я был очень молод, и очень глуп. В какой-то мере даже наивен. Мне надоело быть ковбоем, пасти коров, этих пусть и спокойных, но тупых животных. Денег было… Не много и не мало. На жизнь хватало, но хотелось большего. Да и лошадь была не моя, пришлось брать её у хозяина ранчо. Стрелять я худо-бедно умел, потому что мне с моими «соратниками» по пастушечьему делу неоднократно приходилось сталкиваться с самыми разными опасностями Фронтира. Индейцы, которым удалось убить одного из наших, банды из бывших негритянских рабов, даже «пистольерос» из соседней Мексики. Всё нам было нипочём. Ханса «Немца» фон Штайнера я встретил в салуне, где пил пиво после перегона очередного стада к железнодорожной станции округа Лос-Леонес, на границе с Мексикой. — По твоему лицу видно, что ты ищешь приключений, ковбой, — сказал тот, — Хочешь ко мне в… Отряд? — Отряд? — посмотрел я на него искоса, — Не банда случаем? — Мы не просто банда, мы за справедливость, — сказал Немец, — Кстати, меня зовут Ханс, но ты можешь называть меня Немец. — Ну так… Немец. Ты за справедливость, говоришь? — подозрительно спросил я. — И что вы делаете? Ловите преступников? Вы типа охотники за головами? — Бери выше, ковбой! Мы грабим зажравшихся богатеев, наживающихся на простых людях. А что делаем с деньгами? Я хочу на эти деньги открыть место, которое могло бы приносить людям счастье! Что скажешь насчёт нормальной клиники? Или насчёт настоящего салуна, который переплюнет все вшивые дыры, где подают разбодяженный виски! Или бордель? Что скажешь? — Да, мне надоело быть обычным ковбоем. Но грабить? А что, если за нашу голову объявят награду? Я не хочу потом отстреливаться от охотников за головами. — Будем действовать осторожно, герр ковбой! Нас уже четверо, пятым будешь. Покажем эти богатеям! Наверное, как я уже сказал, я был дураком, но я клюнул на удочку. На сбережения, накопленные работой ковбоем, я купил задорную пегую кобылку да патронов к своему Кольту, и мы пошли на первое дело, которое сулило неплохие деньги. В пути я знакомился с остальными членами банды. Кенни Джонс был заядлым курильщиком и смолил как паровоз по полпачки в день. Если бы не экономия и жадность, он бы курил больше. Он не любил негров, и подшучивал над Санчезом, нашим мексиканским товарищем, а индейцев ненавидел хлеще негров. Из алкоголя этот рыжий таракан предпочитал только бурбон, и ни что иное. Мне он не понравился своими взглядами, потому что негры и так настрадались в рабстве. Хотя в целом он был приятен в общении, знал много баек и легенд про Фронтир. Луис Санчез, которого все называли по фамилии, был типичным мексиканцем. Сыпал испанизмими типа «амиго», «хомбрэ» и прочими словечками, жевал табак, из-за чего его зубы были бурого цвета, и вечно жаловался на свои старые кости. И не удивительно, он был самым старым из нас, ему было сорок шесть лет, и в Мексике у него был взрослый сын, который владел ранчо. Мне нравился этот мужик. Компанейский, готовый поделиться последними грошами, если ситуация вынудит, а ещё он отлично играл на шестиструнной гитаре. Если предыдущие двое описанные мной были хоть как-то терпимы в общении, то «Дикарь» Фил Траверс был по-настоящему мерзкий. Постоянно ругался, и относился к сотоварищам как к дерьму. Странно, почему Немец его вообще держал, я бы выгнал его уже давно. Ну, а Немец… Отец из Германского Союза эмигрировал в США полвека назад, а сам он родился в Нью-Йорке. Неизвестно, что его побудило податься в штат Либертад, но несколько недель назад он сколотил этот отряд, и решил заняться разными авантюрами. По характеру он показался мне тихим, расчётливым, рассудительным и хладнокровным. Он говорил всегда по делу, но, с другой стороны, за словом в карман не лез. Он мне казался немного загадочной личностью. Прямо «Таинственный Незнакомец». — Не думал, что ты так быстро согласишься, ковбой, — сказал, пыхнув на скаку табачным дымом Кенни, — Я вот долго сомневался. Пусть в итоге тоже согласился. — Не, ну, а чего такого? — глуповато сказал я, — Не вечно же коров гонять. Нужно идти дальше. Хотя… Что-то я сомневаюсь в вашем предприятии. Как пить дать, награды объявят за нас. — Ха, мальчишка ссыкует! Немец, ты чего этого ебучего ебантяя взял к нам? — усмехался «Дикарь» Фил, — Вот, я уверен, что эта рохля подведёт и смоется! В таком случае я найду, и пристрелю его! — Успокойся, Филипп, — аристократичным тоном осадил Дикаря Немец, — Герр ковбой мне показался достойным нашего благородного дела. Тем временем путники на лошадях приблизились к железной дороге, находящейся между округами Лос-Леонес и Лас-Либертад. Она находилась в воистину живописном месте… Пустыня постепенно переходила в сосновый лес, и это было настоящим чудом природы. Тут и там встречались следы присутствия животных. То кучка оленьего кала, то обглоданные кабаньи кости, видны поломанные ветки, видео что живность пробегала. Деревья — настоящие исполины, поражающие своим величием. И тут, за каким-то хером, была проложена железная дорога. Жаль, что из-за железки, скорее всего, этот уголок природы вымрет. Но кто знает? Может однажды природа возьмет своё. — Фил, амиго, доставай биг-бадабум, — сказал Санчез, — Ты у нас гренадёр. — А то! — усмехнулся Дикарь, — Лучший, ебать тебя в рот, в своем деле! После чего Фил слез с вороного мерина, и достал из седельного вьюка… Связку шашек динамита и детонатор. Я такие штуки видал только на картинках в журналах. Помимо вышеупомянутой рощицы, с противоположной стороны также были скалы… Солидные такие булыжники, от пяти и выше ярдов в высоту. Указав на них, Немец тут-же скомандовал. — Прячемся за этими скалам, ребята… — после чего указал на восток, где в полутора милях от нас можно было увидеть признаки приближения локомотива, чёрный дым… Когда само дело, которое, наверное, могло запятнать всю мою жизнь и сделать меня самым разыскиваемым преступником штата Либертад, уже приближалось, то всё моё нутро, мой внутренний голос, говорили мне: «Не делай этого, не становись бандитом!». Но чёрт возьми! Если мы вложим эти деньги во благое дело, то такое ли это предприятие плохое? Да, работа ковбоем, старый-добрый перегон скота от ферм к пастбищу и обратно, или же отгон техасских лонгхорнов к скотобойне или к станции, где их грузили в вагоны — дело не прибыльное, огромное состояние таким делом не сколотишь. Но ковбоев, в конце-концов, уважали! А бандитов все недолюбливали… Стоило ли менять амплуа с благородного пастуха, с ковбоя, на бандита, пусть и ради благих намерений? Так, за размышлениями, я оказался за теми скалами. Поезд неуклонно приближался, момент совершения мною первого преступления всё ближе и ближе… Дикарь Траверс уже готовился к поджиганию шнура детонатора который собьёт локомотив с рельс… Примерно за десяток секунд до того, как поезд подъехал в нужную точку, Фил поджёг шнура. А у меня стало хреново на душе. Что же я делаю? Прозвучал оглушительный взрыв… Паровоз, как и ожидалось, слетел с рельс, как и несколько вагонов. Мы же накинули на лица чёрные банданы, и достали из кобур револьверы. Траверс же достал и вовсе два Кольта. Неужели он умел стрелять с двух рук? Само-собой, у нас были как заплечные вещмешки, так и седельные сумки, в которых было достаточно свободного места, чтобы заграбастать ценности… Не знаю, ожидали ли этого мои теперешние подельники, но лично я удивился, из одного из вагонов вышел седой усач в шляпе-котелке и с Винтовкой Генри в руках… За этим усачом вышло ещё несколько человек с револьверами. Я на время растерялся, и впал в ступор, но вот компаньоны даром времени не теряли, и началась пальба… Усатый дед с винтовкой был подстрелен первым… Раздался грохот сразу четырёх стволов, и все револьверы выплюнули горячий свинец именно в старика. Не успел я сориентироваться, как остальные трое были убиты наповал: одному пуля попала аккурат в глаз, а двум другим — в грудь, пробив, скорее всего, лёгкие, а то и вовсе сердце. Тут ко мне подскакал Траверс: — Ты чего, слабак? Точно слабак! Стоял в стороне, пока все были заняты делом! Тьфу! — после чего сплюнул жевательный табак под копыта моей лошади. — Не трогай его, Дикарь! — крикнул Немец, — Ещё привыкнет. — Однажды твоя мягкосердечность тебя подведёт, Немец! — крикнул в ответ Фил, после чего уже обычным голосом сказал, — Ну что? Даёшь грабёж! Тогда мы умыкнули, ни много ни мало — пять тысяч баксов налички. Охрененно огромные деньги, на которые, наверное, один человек может жить на широкую ногу в течение нескольких лет… Ну или, как и говорил Немец, их можно было пустить на благое дело. Но стоило ли убивать людей, которые, как я понял потом, оказались федералами, ради даже таких больших денег? *** 1912 год, штат Либертад, город-округ Лас-Либертад — Ну так что, мистер Аллан? — снова говорил вежливый агент Пинкертона, — Если сдадитесь без боя, то может быть вас даже к смертной казни не приговорят, можете добиться пожизненного на каменоломнях… Там нужны рабочие руки. Джим, тем временем ухмыльнулся: — А может как в старые добрые? Изгнать, и сказать уйти из города до заката… — Увы, сейчас не тысяча восемьсот восьмидесятый год, Джимми, — оценил шутку, как ни странно, грубый агент, снимая с пояса браслеты-наручники, — Но ты, мразь, должен ответить за свои преступления… Так что, оружие на землю, руки за спину… — Господа, пожалуйста без стрельбы! — сказал испуганно Бенни, владелец салуна, — Я дорожу репутацией своего заведения! «Прости, Бенни, придётся подмочить репутацию твоего заведения…» — пронеслось в мыслях у Джима, после чего он молниеносным движением, меньше чем за одну секунду, выхватил ствол, и сделал два выстрела… Одна пуля попала в голень вежливого, а вторая — в бедро грубого. После чего Джим резко, будто атлет с низкого старта, побежал к чёрному выходу из салуна, потому что с парадного буквально влетело ещё пятеро Пинкертонов с помповыми ружьями, которые сделали целый залп вслед убегающему Аллану, который украл ближайшую лошадь, и поспешил скрыться из города. *** 1882 год, штат Либертад, округ Флэт-Хиллз, селение Лонг-Пайл То, что Немец мне нагло врал про благородные цели, я понял буквально спустя три месяца после нашего первого ограбления… Он обещал строить больницы, салуны, бордели. А что в итоге? Нанял целую армию в два десятка головорезов, обосновался в заброшенном полуразрушенном форте времён Американо-мексиканской войны, и стал совершать набеги как на дилижансы поселенцев, обирая их до нитки, так и как «в старые добрые», грабил поезда, но с ещё большим размахом. Федеральные маршалы искали шайку Немца, но никто не додумывался заглянуть в старый форт в пустыне Лос-Леонес. А что я? Я решил отойти от этой жизни преступника. Потому однажды ночью я прихватил пять сотен баксов, с одного из налётов, и смотался на северную часть штата, во Флэт-Хиллз, деревеньку Лонг-Пайл. Как и большинство деревень, эта появилась на месте золотого месторождения. Огромных золотых валунов, как в первые годы «золотой лихорадки» тут уже не водилось, но в ручьях до сих пор можно было намыть немного золотого песка или даже пусть и небольшие, размером с щебень, но самородки. На те пять сотен баксов, что я умыкнул у бывших подельников, я купил небольшой домик, и стал работать охранником и вышибалой в местном салуне. Он был не такой большой, как «Старый Конфедерат» в соседнем Лас-Либертаде, но тоже приносил прибыль, потому платил мне Кеннет Кессиди, одноглазый шестидесятилетний ветеран войны между США и Мексикой, более чем достаточно. Да и ещё предоставлял в конце смены, перед приходом моего сменщика, бутылку пива и лёгкий перекус за счёт заведения. Не работа, а мечта. Из самых серьёзных происшествий — пьяные драки, да и те редкие случаи, когда перебравшие старатели стреляли в стены. Кровопролития не было. Время шло, и я стал осознавать, что мне уже двадцать девять лет… Пора остепеняться, и стал задумываться о семье. Как раз на волне размышлений о семье я и встретил её. Её звали Луанна О’Шонесси, дочь одного из местных старателей, который сколотил нехилое состояния во времена «лихорадки», и до сих пор добывал золото, пусть и не в таких масштабах, как двадцать-тридцать лет назад. Луанна была настоящей ирландской красавицей. Рыжая, зеленоглазая, стройная, и всё что нужно настоящей женщине было на месте… Я по жизни был решительным, и буквально через пару месяцев мы сыграли скромную свадьбу, где играл на банджо местный музыкант… Спустя ещё три месяца, своим женским чутьём, или ещё по каким-то признакам, моя жена поняла, что беременна, и моему счастью не было предела. Наконец то я стану отцом! Но однажды, одним весенним вечером, когда мы с моей женой, у которой уже был солидный живот, собирались ложиться спать, произошло то, чего я не ожидал… Раздалось несколько выстрелов, окна разбились, и в них полетели бутылки с горящими тряпками… Я первым делом накинул штаны и кобуру, и выбежал из горящего дома… И увидел их. Немец, Дикарь Фил, Кенни и Санчез, а также пятеро громил, которых я не знал, и знать не хотел. Но ведь раньше их было гораздо больше, целая армия, двадцать человек? Но тогда мои мысли были только о том, чтобы сохранить жизнь жене и нерождённому ребёнку… — Джимми, герр ковбой… — как обычно, с акцентом произнёс Немец, — Ты же не думал, что так легко скроешься от нас? — Ты нагло меня обманул, Немец, — рука сама тянулась к револьверу, — Ты говорил, мразь такая, что пустишь деньги на благое дело! А что в итоге? — Рано или поздно, я бы действительно начал бы этим заниматься, герр ковбой. Ты просто не дождался нужного момента… Ну да ладно, чего мы воздух сотрясаем? Ребята, убейте обоих! Едва он сказал слово «сотрясаем», я молниеносным движением сначала повалил жену на землю, потом встал перед ней, буквально в одно мгновение выхватил Кольт, и… Время буквально замедлилось, что позволило мне сориентироваться. Навожу ствол на Немца. Спускаю курок, и тот упал с лошади. Потом взвожу курок, и делаю то же самое с Филом, ну, а потом… Потом почти дюжина стволов стала изрыгать в меня свинец. Винчестеры, револьверы, дробовики… Вовремя упав на землю, я избежал половины попаданий. Но именно что половины. Перед тем, как отрубиться, я повернул голову в сторону своей жены и увидел у неё во лбу пулевое отверстие… *** 1912 год, штат Либертад, город-округ Лас-Либертад «Куда податься?» — думал Джим Альбертсон, скача в сторону выхода из города, в прерии. «Можно сначала в Калифорнию, потом дальше на север, в Орегон, а потом ещё севернее, в сторону Канады… Вряд ли Пинкертоны сунутся в Канаду». Чем дальше Джим скакал от Лас-Либертада, тем больше было красоты природы. Кактусы, перекати-поле, редкие кустарники. Койот тащит добычу в виде змеи… Вдали раздался крик стервятника. Несмотря на такую душевную обстановку, было жарко, и если бы Джим не был одет в лёгкую рубашку, то давно бы упарился… Всё бы ничего, но лошадь, судя по всему, была старой клячей, да и ещё худой. Так что спустя примерно три десятка миль она отказалась ехать, сбросила Джима со своей костлявой спины, и убежала в неизвестном направлении. Да и сам Джим понимал лошадь, потому что десятки миль по прериям — это испытание, и ему было очень жарко, хотелось пить. Да и умереть ему, если по правде, было уже не страшно. «Лучше бы я быстро умер от пули, чем изнывал от жажды в пустыне!» — думал он, сидя в тени кактуса. Кактус был мескалиновым, так что пытаться извлечь из него влагу Джим даже не думал. «Потом от галлюцинаций буду сходить с ума, как индейские шаманы», — подумал тот. Спустя время, беглый преступник потерял сознание… *** 1890, штат Либертад, округ Лос-Леонес, заброшенный форт Их осталось четверо… Убить ещё четверых мерзавцев, причастных к смерти Луанны и моего дитя — и месть будет окончательно свершена. Да, я их не верну, но камень с души всё же упадёт… Этот форт, чего названия уже никто не помнит, был последним их оплотом. Немец уже давно помер от моей пули, так же умер и Фил, потом Санчез, и ещё с десяток безымянных бандитов. Кого-то я убивал сам. Кого-то заказывал охотникам за головами, благо что эти ребята знали своё дело. Но теперь всё, они обречены. У них должно быть настолько мало патронов, что барабаны револьверов вряд ли были полны. Они были отчаянными ублюдками, и готовы были драться до последнего. За те годы, что я их преследовал, я многому научился… Стрелять с двух рук, что я и собирался продемонстрировать, умело кидать динамитные шашки и сражаться индейским томагавком в ближнем бою. Хотя, второй револьвер, так же как томагавк и неиспользованную взрывчатку, я скорее всего продам, чтобы не вызывать подозрений, когда залягу на дно. На самих стенах ублюдков не было, но всё равно надо было быть настороже… Войдя через давным-давно выбитые ворота форта, я увидел, что посреди двора вокруг костра сидели они… Хотя по имени я знал только Кенни. Остальные были для меня безымянным пушечным мясом. — Ну что, ковбой? — не повернувшись в мою сторону сказал Кенни, — Решим наши дела как мужчины, в дуэли? — Ты не достоин дуэли, ты не мужчина, — сказал я, после чего вскинул оба револьвера, и двумя меткими выстрелами поразил двух безымянных. Кенни тут же вскочил, но выстрелить не успел — две пули попали ему в грудь. Последний бандит хотел меня убить, но выстрелив два раза, он заметил, что патроны кончились, после чего он встал на колени, и взмолился: — Сдай меня шерифу, я уверен ты получишь за меня награду, мужик! Я же не стал слушать этого отброса… Взял динамитную шашку, поджёг фитиль спичкой, подождал пока он догорит до середины, и кинул под ноги ошарашенному отморозку. Тот не успел убежать, и взрывной волной его буквально разворотило на части. — Кончено… Всё кончено. *** 1912 год Очнулся Джим уже связанным и на крупе лошади. — И стоило ли стрелять в агентов Нортона и Ааронсона? — сказал незнакомый Джиму голос, — Сдался бы с миром — остался бы жив. А так… Ну, тебя ждёт виселица, дружище. Ну, скорее всего… Как оказалось, Пинкертонов использовало в своих целях Федеральное Правительство, и заказчиком был родственник одного из маршалов, которых убили бандиты Немца. В Лас-Либертадском здании суда Джим оказался утром, а вечером состоялось слушанье. Джеймса Альберта Аллана признали виновным в разбойном грабеже, убийстве федеральных маршалов при исполнении, и ещё нескольким статьям, которые приплели уже по недавним событиям, таким как сопротивление аресту и конокрадство, и приговорили к высшей мере наказания: казнь через повешение. Приговор приводили в исполнение спустя буквально час после вынесения приговора. На такое событие, как публичная казнь именитого бандита из шайки самого Немца, собралась огромная толпа народу, аж несколько сотен зевак, и при этом с каждой минутой приходило больше и больше народу. По сути — это ведь бесплатное представление… — Последнее слово, мистер Аллан? — сказал палач. — Надеюсь я попаду в рай, и увижу свою семью… Петлю затянули вокруг шеи… «Зачем мне жить в мире, где беременную жену убивают?» Джима поставили на помост. «Этот мир по настоящему безумен, и надеюсь с приходом Закона на Дикий Запад всё станет по другому…» Палач дёргает рычаг… «Так и заканчивается Эпоха Дикого Запада, этих варварских времён, когда умирают последние «реликты» из той эпохи…» Верёвка натягивается… «Надеюсь, я попаду в Рай…» — повторил уже мысленно свои последние слова Джеймс Аллан, медленно угасая… Fin.