***
Талак и Стейха — оба омеги, родились в один год, но находились в совершенно разном положении. Талака произвёл на свет старший и любимый муж вождя всего их ксенера, а это означало, что, даже будучи омегой, он мог учиться военному искусству и претендовать в будущем на роль предводителя. В три года Талаку подарили собственного коня, и он впервые проехался верхом, хоть и не самостоятельно. По этому случаю устроили большой праздник. Крепкий, смуглый, черноволосый Талак уже к четырнадцати стрелял из лука не хуже многих воинов своего отца и неплохо управлялся с короткими мечами. Невысокий, но гибкий и ловкий, Талак заслужил право на участие в охоте и походах отца, ещё будучи подростком. Вождь гордился сыном. Со Стейха же всё обстояло иначе. Его родил раб, привезённый из северных лесов в качестве подарка вождю. Омеги северян обладали удивительной красотой, а потому весьма ценились в качестве живого товара. Стейха всем своим обликом пошёл в родителя-омегу: такой же высокий, тонкий, златокудрый, только глаза отцовские — чёрные, с проблесками янтаря. И воспитывали его совершенно по-другому: вышивка, плетение из кожи, шитьё стали для него основными занятиями, но не сказать, что у него это хорошо получалось. Характером Стейха, как ни странно, пошёл в отца: не умел он раболепствовать и унижаться, кротко сидеть в уголке и не говорить ни слова, если ему что-то не нравилось, он прямо заявлял об этом, даже когда знал, что будет наказан. Талак втайне учил брата стрелять из лука, владеть мечами и небольшими боевыми топорами, но лучше всего у Стейха получалось метать ножи. Он мог попасть в цель с двадцати шагов и не собирался останавливаться на достигнутом. Вот только применять свои навыки в открытую ему никто бы не позволил. Братья все время проводили вместе, с тех пор как встали на ноги, и омеги-родители стали выпускать их из шатра. И не было для них никого роднее и ближе друг друга. Стейха потёк рано. Талак укрывал его, заботился и не позволял никому приближаться. Именно тогда он осознал, что Стейха для него больше, чем брат. Стейха часть его души, без него, как без воздуха, как без неба, как без степных просторов — не выжить. Стейха должен принадлежать ему одному и никому больше. Понимание этого стало ещё острее, когда отец задумался о поиске мужа для Стейха. Конечно, он желал выдать его замуж как можно выгоднее, а потому дело складывалось не быстро. Приезжали к ним вожди других ксенеров с сыновьями, а Стейха развлекал их своим обществом. Делал он это всегда неохотно, вёл себя недостаточно почтительно и бывал после частенько бит, зато до сих пор свободен. Заезжие воины на пирах больше заглядывались на Талака. На вихрь его длинных кос, вздымающихся в традиционном танце, на хищный смуглый профиль, на чёрные глаза, такие большие и глубокие в тени сурьмы. Но Талак не замечал, насколько он сам красив. Зато прекрасно знал, что имеет право выбрать мужа или ответить отказом на сватовство, если претендент его не устроит. Да и отец не отдаст его кому попало. Талак был защищён. А вот Стейха нет. Совсем скоро его могли увезти куда-нибудь в отдалённый ксенер и никогда им больше не свидеться, а если и удастся, то Стейха будет уже принадлежать другому. Не приблизиться к нему, не обнять, не приникнуть к сладким губам. Мучился Талак от мыслей о неизбежном и не знал, как поступить.***
Сколько не жди и как не готовься, а неприятности всё равно всегда сваливаются внезапно. Заметил Талак среди нынешних гостей Первую стрелу ксенера западного прилесья. Тот жадным маслянистым взглядом следил за каждым движением Стейха и всё время просил именно его подливать ему мирху. Норовил то прядь золотую прихватить, то за руку тонкую удержать, когда Стейха оказывался рядом. Почётно, если такой видный воин решит взять Стейха в мужья, пусть даже не первым мужем. Отец наверняка согласится на это. Талак смотрел на Стейха, присевшего рядом с воином, чтобы наполнить его кубок, и всё крепче, до боли, сжимал рукоять своего украшенного каменьями клинка. Не выдержал, бросился прочь из шатра, под ветер, под звёзды. Вдохнуть полной грудью ароматы ночи и попросить заступничества и совета у духов. Но небо молчало. Талак должен был сам решать. Тихо шелестели и позвякивали на ветру металлические чешуйки, вплетённые в косы Талака. Он закрыл глаза и подставил лицо свету звёзд. Что он мог? Как только все уснут, взять немного еды, схватить Стейха, отвязать коней и ускакать прочь. Когда их хватятся, они уже будут на полпути к горам Мендиака. Пройдут через перевал, а дальше северные земли. Где-то там у Стейха, возможно, есть родня. Нет, их нагонят и вернут, ещё не успеет осесть пыль, поднятая копытами коней. Их накажут и разлучат. Талак мог бы отстреливаться из лука на скаку, но тогда он станет предателем крови, и это развяжет руки преследователям: их просто убьют, и отцу придётся стерпеть и принять этот позор. Но они ведь всё равно могут попытаться. Стоит только пересечь перевал, и воины их ксенера не двинутся дальше. А если Талак поймёт, что им не успеть, он сам убьёт их обоих. Так они навсегда смогут остаться вместе. Талак попробовал представить, как отнимает жизнь у Стейха, одним быстрым движением, чтобы тот даже не почувствовал боли. Сердце сдавило от ужаса и тоски. Нет, он не сможет этого сделать, у него никогда не поднимется рука. Что же делать? Неужели ничего не изменить, и не существует возможности им никогда не расставаться? Стейха прервал его размышления. Тонкие пальцы сжали плечо Талака, заставляя повернуться. Глаза Стейха были полны слёз, и Талак сразу всё понял. — Отец отдаёт тебя? — глухо спросил Талак. Стейха только кивнул. Талак обнял его, сжал крепко-крепко, будто желая слиться с ним воедино. — Тали, это последняя наша ночь. Прошу, люби меня сегодня, как никогда не любил. Чтобы моё тело помнило только тебя. Я унесу эти воспоминания с собой, как самую большую драгоценность, — прошептал Стейха. Талак взял его за руку и повёл в свой личный шатёр, не говоря ни слова.***
До самых первых лучей рассвета Талак ласкал любимого брата, впитывал в себя его запах, его тихие стоны, запоминал каждый изгиб нежного тела. Стейха уснул обессиленный, с мокрыми от слёз щеками. Талак смотрел на спящего брата и с мрачной ясностью осознавал, что ничего не сможет ему дать, даже если их побег будет удачным: ни защиты, ни детей, ни будущего. Он слишком любил Стейха, чтобы поступить с ним так жестоко. Пусть Стейха не поймёт сейчас, пусть возненавидит, но много позже, возможно, он будет благодарить Талака за это решение. Талак тряхнул чёрными косами, соглашаясь с самим собой. Нет иного пути, его просто нет. Он поднялся и, быстро одевшись, покинул шатёр. Был в их ксенере сильный и уважаемый воин — Бату, Вторая стрела. Талак всегда видел, что нравится ему, но Бату не посмел бы предложить ему себя в качестве супруга. А вот сам Талак, будь его воля, мог избрать Бату своим мужем. Отец был бы против, но если Талак отдастся Бату, то вождь будет обязан признать их союз. У Бату ещё не было мужей, а по своему положению он мог иметь троих или даже пятерых, если пожелает. Сейчас он должен был пожелать двоих. Талака и Стейха. Но Стейха уже обещан Первой стреле союзного ксенера, а значит, будет бой. И Бату выйдет победителем. Талак знал это. Бату моложе и крепче заезжего воина. Он до сих пор не Первая стрела только из уважения к сединам и заслугам нынешнего носителя этого звания. Отбросив любые сомнения, Талак вошёл в шатёр Бату. Он исполнит задуманное, чего бы ему это не стоило. И тогда они со Стейха смогут остаться вместе навсегда. Даже если Бату падёт в битве, их всё равно не разлучат. Они смогут растить детей друг друга, спать обнявшись, вместе стареть и вместе уйти в земли мёртвых. Ради этого можно пожертвовать свободой. Ради Стейха Талак готов отдать всё.