Тепло холодного сердца

Он лежал в своей комнате, свернувшись в позе эмбриона. Он сам говорил, что ему так удобнее всего. Он говорил, что когда он спит, к нему приходят красивейшие сны, гораздо ярче и реальнее тех, что были у него прежде. Сны о прекрасных мирах, где он никогда не будет жить. Сны, где он свободен. Сны, где его принимают тем, кто он есть. Всё это началось несколько лет назад, в рамках одного из тех проектов, чьи номер и название едва ли когда-нибудь станут известны широкой общественности. Парня нашли почти сразу. Гарри Боллард недавно отслужил по контракту и, как большинство парней в его положении, долго не мог найти себе работу и место в непривычной гражданской и мирной жизни. Поэтому после недолгих колебаний согласился принять участие в эксперименте, за который обещали выплатить ему или его родственникам немалую сумму. Начиналось всё достаточно мирно. Группу из десяти парней и двух девушек привезли на закрытую базу, где в течение недели обследовали и проводили различные тесты на выносливость, психологическую устойчивость и уровень интеллекта. Затем каждому из них ввели начальную дозу некоего засекреченного препарата. Пятеро сразу отсеялись — у них выявилась сильнейшая аллергия, вплоть до угрозы смертельного исхода. Ещё трое заболели в течение двух дней. Оставшимся четверым сделали повторную инъекцию. В итоге в проекте остался только один. Он. Гарри Боллард. Его организм полностью принял препараты и был готов к финальной вакцинации. Его перевели в наиболее закрытую часть базы. Заставили подписать кучу документов о том, что он не имеет никаких претензий. Пообещали пожизненную пенсию для его престарелых родителей и несовершеннолетней сестры. И сделали последний укол. Когда Гарри очнулся после финальной вакцинации, он находился уже совершенно в другом месте. Полностью изолированная от внешнего мира камера. Мягкий пол, упругие стены, слабое красноватое освещение. И цепь с ошейником. При полном отсутствии всякой одежды. Разумеется, парень был в глубоком шоке. Но главный удар ждал его впереди. С ним вышли на связь. На одной из стен возникла проекция, через которую вежливые люди в безупречных костюмах сообщили ему, что в результате успешно проведённого эксперимента он стал вампиром — первым образцом живого оружия, и в скором времени надеются заполучить целый отряд. Для начала. Поскольку его существование теперь строго засекречено, он, Гарри Чарльз Боллард, считается официально погибшим. Нет, само собой, все обязательства по денежным выплатам его семье в силе и не утратят актуальности вплоть до их физической кончины. Не желает ли мистер Боллард чего-нибудь ещё? Мистер Боллард не желал. Он выл, словно зверь, визжал и бросался на стены, до которых позволяла дотянуться железная цепь. Он нещадно драл вышедшими из пальцев когтями своё обновлённое тело. Он трижды пытался сломать себе шею при помощи всё той же цепи. Он беспомощно скулил и, наконец, тихо, безутешно плакал, сжавшись в жалкий комок. У него ничего не вышло. Новое тело хотело жить. Оно восстанавливалось после любых повреждений и, кажется, перелом шеи не был для него пределом возможностей регенерации. Гарри Болларду пришлось смириться со своей участью.

***

Когда Александр вошёл в камеру, вампир пошевелился и принюхался. Он всегда принюхивался, не открывая глаз. Александра завораживала эта чисто звериная повадка существа. Определив по запаху кто пришёл, Гарри улыбнулся и открыл глаза — жёлтые, звериные, слабо светящиеся в полной темноте. Он потянулся и удовлетворённо вздохнул, когда Александр лёг рядом с ним и заключил его в объятия. — Ты давно не приходил. Я уже думал, что они перестали во мне нуждаться. Александр виновато улыбнулся, поцеловал его в шею, пропустил сквозь пальцы мягкие чёрные волосы. Разумеется, когда-то он был до крайности испуган. Смертник, вытащенный практически с электрического стула с одним условием: он станет партнёром живого оружия. Наставником, напарником, даже любовником, если это потребуется. Начальство желало посадить оружие на крепкий поводок, усмирить и вынудить работать на себя. И зверь получил игрушку. Поначалу Гарри честно шарахался от Александра. Садился максимально далеко от него, недоверчиво скалясь и сверкая глазами. На солдат и учёных, пытавшихся заходить в его камеру, он всегда бросался, движимый ненавистью и банальным голодом. За это часто был бит, что не заставляло его проникнуться доверием. Но Александр не был с ним агрессивным. Зная, что если не умрёт здесь от зубов твари, то погибнет там от рук профессионального палача, он как-то сразу проникся обречённым спокойствием, царившим в этом месте. Он не лез на рожон. Он просто садился там, где вампир позволял ему сидеть, и говорил. Он рассказывал о своей жизни, о том, что оставил на воле. О том, как сам загнал себя в тупик. О том, как ему не оставили выбора. Вампир по имени Гарри слушал. И привыкал. С каждым днём он подбирался всё ближе. В конце концов он сел совсем рядом и заинтересованно обнюхал Александра с ног до головы. Провёл языком по коже. Медленно обнял. И затих, прижавшись головой к его груди. — Тёплый, — еле слышно прошептал он тогда. — А мне теперь так холодно всегда… Военные добились своего. Гарри крепко привязался к своему новому другу. Больше всего Александра поразило то, что вампир не пытался его укусить. Нюхал, лизал, аккуратно прикасался зубами, даже чуть-чуть прижимал кожу. Но никогда не прокусывал. Александр спросил, почему так. Гарри задумался. — Кажется, это очень интимно. Одно дело — сожрать того, кого ненавидишь. И совсем другое — получить кровь того, кого любишь. Похоже, в тот раз Гарри испугался своей откровенности. Но со временем стал смелее. Особенно когда увидел, что Александр не против. Не то чтобы Александр раньше был по мальчикам. Но это создание его завораживало. Его скрытая сила, его бледная серебристая кожа, его жёлтые глаза, его тихая ненависть к пленителям — всё было просто прекрасным. Первый раз у них был не похож ни на что другое. Обычно Гарри кормили путём инъекций донорской крови. Тот шипел и плевался — эта еда ему была явно не по вкусу. Но в тот день Александр пришёл слишком рано. И Гарри не выдержал. Нет, он не напал. Вернее, напал. Но мягко. Красиво. Плавно притёрся к человеку, обнял, повалил на мягкий пол, потёрся об него, лизнул в губы. — Александр-р-р-р, — промурлыкал вампир. — Можно я возьму немного твоей крови? И Александр не смог ему отказать. Он запрокинул голову и тихо охнул, когда острые клыки прокололи его кожу. По всему телу разлились слабость и какое-то… ощущение счастья, что ли. Гарри погладил его по голове и оторвался. Александр, часто дыша, наблюдал, как он облизывает кровь с губ. Его кровь. — Я хочу от тебя большего. Александр не сопротивлялся. Вампир в два счёта расправился с его тюремной робой. Перевернув парня на живот, он со звериным урчанием забрался языком прямо туда. Александру только и оставалось, что вскрикивать в прикушенный кулак и мотать головой, чувствуя, как в теле разгорается неистовая жажда. Язык вампира был вёртким, гибким, кажется, даже более подвижным, чем у людей. Он проникал глубоко, оглаживал стенки, сладко толкался в самые чувствительные места. Рывок — и человек снова лежал на спине, а вампир, заставив его закинуть ноги себе на плечи, победно усмехался. Он был большим. Александр кусал губы и мычал, пока его сознание металось между болью и желанием. Гарри толкался плавно и мощно, прикрыв глаза и скаля клыки. Потом наклонился и поцеловал, жадно слизывая кровь, выступившую из прокушенной губы. — Я люблю тебя, — прошептал он. И Александр забился в экстазе от этих простых и старых, как мир, слов. Вслед за ним кончил и Гарри. Его семя было холодным, как и всё его тело. Но ещё никогда в жизни Александру не было так тепло. С тех самых пор Гарри стал вести себя спокойнее и с другими людьми. Теперь он на них не кидался, но смотрел с холодным презрением, как только может смотреть высшее существо на низших тварей. И, выполняя любое их поручение — запугивание, ликвидацию, захват в плен — вёл себя так, будто делает им огромное одолжение. Всё, что ему поручали, давалось ему легко и было для него скучным. Оживал он только наедине с Александром и только ради него. И тогда их разлучили. Встречи с человеком стали для вампира наградой, поощрением, оплатой за его работу на военных. В дни же, когда вояки в нём не нуждались, Гарри спал, свернувшись в клубок и практически переставая дышать. А когда приходил Александр, он устраивался в его тёплых объятиях и рассказывал о своих снах. О снах, в которых он обретал утраченную в реальности свободу. О мирах, в которых они никогда не будут жить. И эти мгновения были для них дороже всего на свете.