Amor tussisque, non celantur

Black Veil Brides, Bring Me The Horizon (кроссовер)
Слэш
PG-13
Завершён
20
Пэйринг и персонажи:
Размер:
5 страниц, 1 часть
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
20 Нравится 4 Отзывы 2 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Оливер видел в сердце что-то романтичное: знал каждый его сосуд по имени, знал, как оно работает и сколько занимает сердечный цикл; он считал его самым красивым органом в теле человека, хотя, пожалуй, многие его не понимали. Он испытывал первозданный детский восторг, когда, еще будучи студентом, смотрел за тончайшими операциями на сердце из галереи; еще больший восторг он испытывал, когда ему позволили впервые ассистировать на подобной операции. Сайкс обожал проводить ангиографии: у него получалось это очень тонко, аккуратно, будто бы его руки изначально были созданы для того, чтобы водить эндоскоп по чужим артериям и венам; созданы для того, чтобы держать в них чужие сердца; созданы для того, чтобы давать другим надежду, иногда взамен теряя собственные. Его, Оливера, руки были невероятно красивыми: узловатые, тонкие и длинные пальцы, обтянутые сухожилиями, мышцами, фасциями, оплетенные сосудами и кожей, казалось бы, не могли так решительно держать скальпель; эти красивые пальцы словно были предназначены, чтобы сплетать их с чужими пальцами. Но, к счастью или сожалению, даже к началу ординатуры альфу, с которым бы его пальцы сплетались тугим замком, он не нашел. Нет, безусловно, Оливер влюблялся, но все они — не его соулмейты. Вообще, Сайкс считал своего соулмейта искренне поехавшим на голову: на его, Сайкса, запястье красовалась довольно красноречивая фраза. «Я сожру твое сердце». Нет, ну, правда? Какому человеку в здравом уме при знакомстве приспичит сказать «я сожру твое сердце»? Именно — никакому. Шатен размеренно вышагивал свой маршрут до родного отделения сердечно-сосудистой хирургии, где он являлся ординатором, когда телефон в кармане джинсов противно завибрировал, оповещая о новом сообщении. «Привет, приглашаю сходить на вечеринку в винтажный дом на третьей авеню в семь вечера. Хочу познакомить тебя кое с кем. Люк». Люк Найтмер — это ординатор-анестезиолог, с которым Оливер достаточно часто пересекался в операционной и при переводе пациентов из реанимации в отделение. Люк казался Оливеру достаточно приятным, похожим на гортензию, молодым человеком и они даже подружились. «Если после смены еще буду способен двигаться — приду. Встретимся на работе».

***

Энди ориентируется в кодексах, как рыба в воде. Он знает каждый закон, казалось бы, наизусть. «Dura lex, sed lex» — «закон суров, но он — закон» — единственная фраза, которую Энди знал на латыни. Единственная фраза, известная ему на мертвом языке, буквально описывала его мировоззрение. Если Оливер видел романтичным сердце, то Бирсак видел свою, ему одному известную, романтику в законах и способах управления, создания работающего механизма закона. У Энди на тонком запястье написано «ну ты и любовник Александра, конечно», и Бирсак считает своего соулмейта шизофреником. Хотя бы, о каком Александре и о каком его любовнике идет речь? Планировал ли соул оскорбить юриста или напротив желал сделать ему приятное, сказав подобное? Энди — герой всех вечеринок университета, любящий Стефана Цвейга, выпивку и немецкую классическую философию Канта. Энди — альфа, пахнущий миндальным деревом и грейпфрутом. С большинством своих друзей, обучавшихся на других факультетах, он познакомился именно на этих самых вечеринках: юрфак, где учится Бирсак, известен своей манерой организовывать различные сборища студентов с выпивкой и прочими печеночными радостями. Как правило, приглашали еще журналистов и арт-факультет, однако, на праздники посвященные, например, Рождеству, приходили еще биофизики, биологи и чертовы медики. Люк учился на четыре курса старше и был однокурсником Оливера, который по подобным мероприятиям не любил шататься: это все объяснялось его абсолютной интроверсией и друзьями-музыкантами вне университета. Хотя, сам Люк считал, что это из-за того, что Оливер — омега. Кстати, если говорить о запахах, то сам Оливер очень хорошо отдавал запахом свежескошенной травы, а Люк пах древесной горечью. Идея познакомить этих двоих, казалось бы, совершенно разных людей: Энди любит законы и не выносит биологию, Оливер влюблен в чужие сердца, кажется, была лучшей в жизни Люка Найтмера. Эта идея пришла Найтмеру однажды в пятничный вечер, когда он с Бирсаком благополучно вливал в себя пищевой спирт в местном баре рядом с университетской больницей. — А вообще, знаешь, с кем я хочу тебя познакомить? — Зажав ободок стакана в тонких пальцах, спросил уже подвыпивший анестезиолог. — И знать не хочу. Зачем тебе это? — Снисходительно усмехнувшись, спросил адвокат и отпил свой виски из стакана. — Его зовут Оливер и он — очень красивый омега-кардиохирург. Черт возьми, такой красивый в хирургичке, ты бы его видел, но я уже занят. А вы оба как раз свободны, может, что-то и получится. — Хорошо, уговорил, допустим. И когда ты хотел провернуть свой план? — Когда будет вечеринка в винтажном доме на третьей авеню в честь Рождества.

***

Оливер, как и обещал, после смены, которая прошла тихо-мирно, приехал к винтажному дому вместе с Люком. Энди был одет подчеркнуто изыскано: черный костюм, белая рубашка и черная бабочка довольно выгодно подчеркивали его достоинства в виде худых ног, широких плеч и острого красивого лица. Оливер был подчеркнуто минималистичен: черная рубашка, заправленная в черные брюки и круги под глазами. — О, вот и он, — Люк был одет по типажу Энди, а еще надушился одеколоном, от которого у Сайкса закладывало острый нос. Друзья подходят к юристу и Оливер, решив наступить альфе на горло и показать свой омежий острый язык, протянул ему руку первый: — Ну ты прям любовник Александра, конечно. Меня Оливер зовут, — и тут Энди выпадает. — Я сожру твое сердце, в таком случае. Меня зовут Энди. Наслышан о тебе. Сайкса накрывает инсайт и он отказывается верить в это. Он отказывается верить в то, что обладатель запаха миндального дерева и грейпфрута — его истинный. Он отказывается верить, что его соулмейт — юрист, который ни в зуб ногой (продолжите сами) в анатомии и не понимает всей красоты сердца. Бирсака тоже накрывает такое озарение и, о господи, он тоже отказывается верить в это. Он отказывается верить в то, что омега с запахом свежескошенной травы — его истинный. Он отказывается верить, что его соулмейт — повернутый кардиохирург (он понял это, впервые увидев глаза Оливера: полные тоски по погибшим пациентам, восторга от успешных операций и круги под глазами говорили, что он часто ночевал в больнице), который не брезгует лезть в чужие грудные клетки. А Энди, между тем, очень брезгливо относился к подобному: его выворачивало только от вида небольших ранок, а говорить о полостных операциях и не стоило в его присутствии. Что же делает Оливер? Конечно, в первую очередь он рассказывает о своей работе восторженно, влюбленно, как читают стихи девушкам. Рассказывает о том, какое сердце для него красивое, а Энди чувствует, как у него кишки завязываются бантом на коробке. Оливер рассказывает, что очень любит Шекспира и запросто читает наизусть отрывок «Макбета» и несколько сонетов. Энди не любит Шекспира. Энди не выносит и разговора о медицине, тогда, чем думал мир, создавая его соулмейта? Энди любит Стефана Цвейга и говорит об этом Оливеру, который выдает простое: «Я не читал, но прочту из интереса». Энди любит летние проливные дожди, а Оливер — рождественские снегопады.

***

— Я люблю тебя. Оливер садится за барабанную установку своего друга по старшей школе — Мэтта — и начинает со всей силы бить по несчастному инструменту, считая, что говорить с пустой комнатой — признак шизофрении.

***

Энди не может спать по ночам. Энди все еще отказывается верить в то, что кардиохирург, пахнущий свежескошенной травой, — его соулмейт. Но при этом он очень четко представляет, как держит его в своих объятиях; как тот сонно улыбается и гладит его по темным волосам. Ленивые утра, сонные поцелуи в висок и «ты можешь опоздать на пары, а я — на смену, но давай еще полежим». Энди представляет это так четко, словно мир, где они с Оливером просто знакомые — сон. А там, в реальности, Оливер смотрит на него как на главную святыню, целует ласково и тепло, но иногда кусает поцелуем в челюсть, помогает снять с себя рубашку и просит быть быстрее.

***

Оливер не решается говорить с альфой первым, но все идет из рук вон плохо, когда Бирсака нет рядом: умер пациент, который был дорог для Сайкса и он достаточно сильно расстроился. Люк тоже был расстроен, но не как Оливер. Англичанин, услышав, что Джозеф — тот самый парень — умер, прижался спиной к стене, съехал и, уткувшись лбом в колени смотрел в одну точку. Где, думал Оливер, он допустил ошибку? Он ведь провел операцию идеально со старшим коллегой. Он назначил все лекарства как по учебнику. Что он сделал не так? Где произошла поломка, которую он не смог починить? Почему уродливая болезнь взяла верх над прекрасной медициной? В тот день Люк, словно почувствовав момент, просил Энди зайти к Оливеру в ординаторскую. «У него умер важный пациент. Я думаю, твой час истины пришел». Энди перечитал текст несколько раз. Он даже близко не представлял, что ощущал кардиохирург, потерявший бьющееся сердце своего пациента.

***

— Я люблю тебя. — Юрист выпалил это так быстро, как только мог. Ему казалось, что несмотря на пол, если Оливер еще хотя бы раз посмотрит на него столь печальными глазами, его решимость развалится на крупицы. У Оливера невероятно красивые глаза. Зелено-карие. Бирсак проваливался в его взгляд, обычно выражавший откровенную скуку или детский восторг, когда дело заходило о его любимых сердцах. Печальные глаза Оливера выглядели ужасно: без бликов, пустые, будто бы рыбьи они теряли нефритовые оттенки и становились коричневыми, какими бывают гниющие деревья. Оливер, услышав эти слова от юриста, стоявшего на пороге ординаторской кардиохирургов, оторопел. Что это он себе там выдумал? Может, от печали, его мозг придумал эту ситуацию? Оливер произнес единственную фразу, на которую был способен: — Поцелуешь меня? — И Энди поцеловал. Поцеловал ласково и тепло, как Оливер целовал его, Энди, во снах. Голос Сайкса был тихим и печальным, как его взгляд. Джозеф был подростком четырнадцати лет и для Оливера было невозможно принять тот факт, что мальчик, который не сдавался до последнего, погиб. Энди почувствовал теплую слезу, сбежавшую по щеке Оливера. — Насколько тебе был важен твой пациент? — Бирсак не знал, чем он может помочь своему соулу. — Джозеф болел раком сердца, — Оливера словно прорвало. Поток слов лился из него, как льется текст из писателей, когда он вдохновлены, — и операция ему не помогла. Я никогда не был готов к такой потере: он дал мне столько любви, что я мог бы объять весь мир. Он научил меня верить в невозможное и радоваться мелочам, например, от Солнца до твоей фразы на запястье, — Сайкс улыбнулся и глянул на Бирсака, на чьем запястье было выведено «…любовник Александра». — Этот мальчик не сдавался и, я бы сказал, что для меня он был младшим братом или даже сыном, не знаю. Он умер, пока я был на операции у взрослого, который мне не нравится, представляешь? Думаю, Джо специально выбрал этот момент, чтобы не видеть моей боли. Альфа не знает, что он может сделать для омеги: он даже не представлял, что за маской саркастичного, злобного и подвешенного на язык, казалось бы, циника прятался такой ранимый мальчик с кудрявыми волосами и невероятно красивыми, магическими глазами. Брюнет аккуратно берет в свои руки тонкую ладонь Оливера и гладит ее большими пальцами: — Я думаю, твой маленький пациент и его родители благодарны за все, что ты сделал для него. Ты рвался на родной британский флаг, чтобы он жил. Люк сказал, что ты, как и он, сражался, даже потеряв плоть на своих костях.

***

Оливер — старший хирург отделения сердечно-сосудистой хирургии. У него свой кабинет, красивая хирургичка с вышивкой «O. Sykes, cardiac surgeon», без добавления «ординатор» или «интерн». Оливер уже несколько лет самостоятельный, талантливейший врач, который брался за операции любого уровня сложности. Талантливый врач, иногда уходивший из дома на трое суток. Талантливый врач, который умирал вместе со своими пациентами каждый раз и возрождался вместе с ними. Энди — адвокат, который все также брезгует перед анатомией и не любит Шекспира, но Оливер в каком-то смысле восхищает его: Бирсак отлично понимал, что после Джозефа больше не смог бы работать в больнице. А Оливер работал и работал как проклятый, словно этот мальчик, память о котором он, Оливер, пронесет через всю свою жизнь, подталкивал его сражаться за чужие жизни, иногда жертвуя своими надеждами и временем. Бирсак пришел домой первым около десяти вечера и, решив, что Оливер уже не придет, спокойно сел ужинать. Однако… Брюнет услышал звук открывающейся двери, какое-то непонятное слово на латыни (он решил, что шатен так матернулся) и звук двери, какой бывает, когда ее захлопывают ногой. Юрист просто из интереса выходит в прихожую, прожевывая кусочки рыбы, приготовленной на ужин, и видит… Оливера. Настоящего, живого Оливера только с чертовым сосудом, наполненным формалином, в красивых руках, а в сосуде — сердце. Настоящее, чтоб его, сердце. Четырехкамерное, неправильной конусовидной формы с ушками и коронарными сосудами. — Смотри, что я сегодня на работе смог отжать! Мне патологоанатом отдал на память. Погибший пациент инфекционки с эндокардитом. — Энди давится рыбой и проклинает создателя своего соулмейта. — Посмотри, насколько оно прекрасно! Оно теперь будет жить в нашем подвале или холодильнике. — Оливер не спрашивал, а утверждал. Против такого омеги даже альфе-Энди страшно было идти. — Оли, я ел. Ел, понимаешь? — Сделав акцент на слове «ел», спросил Бирсак, вызвав у старшего приступ смеха. — Прости-прости. Хочешь почитаю Шекспира, когда найдем пристанище четырехкамерному? — Хочу.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.