Запах

Впервые это произошло, когда они вдвоем спускались от Хару. Легоси был напряжен, Луи — еще напряженнее; своим тонким волчьим нюхом Легоси наверняка чуял, как сквозь терпкий дух одеколона и дезодоранта от короткого меха Луи исходят феромоны маленькой белой крольчихи, оставшиеся после долгих объятий. Луи думал. Почему Легоси пришел повидаться именно с ней? С чего бы это волк пришел повидаться с крольчихой, круг друзей которой ограничивается растениями? Явно не за букетом. Возможно, Легоси мог прийти к Хару за тем же, за чем и сам Луи — за сексом. Догадка заставила Луи невольно поморщиться: Хару всегда была любвеобильной, никому не отказывала в близости и не боялась об этом говорить. Луи не смущался этого, лежа с ней в одной постели, но когда сад оставался далеко за спиной, его начинал мучить испанский стыд. Конечно, это было неправильно — Луи не уступал Хару в количестве партнерш, с которыми ему довелось переспать (все это были помешанные на нем школьницы и порой даже девушки постарше), но стыд не проходил. Наверное, маленькая белоснежная Хару казалась ему слишком чистой, слишком невинной для статуса девушки легкого поведения. Итак, допустим, подумал Луи, что Легоси явился к Хару, чтобы просто переспать с ней. Чтобы представить огромного серого волка и карликовую крольчиху, слившихся в поцелуе, нужно было иметь богатое воображение; Луи впервые пожалел о том, что не обделен фантазией. Осознавать эту теорию было странно: Луи всегда воспринимал Легоси как безнадежного девственника, робеющего при виде девушек своего и других видов. Возможно, у него был опыт, возможно, даже с Хару, но вряд ли бы он стал навещать ее, не испытывая сильных чувств. В это время Легоси что-то говорил ему, наклоняясь все ближе и ближе к шее, и в один момент Луи услышал его сопение прямо у себя над ухом, а голову обдало чужим горячим дыханием. — Что, черт возьми, ты делаешь, идиот?! — Луи в один прыжок преодолел три ступеньки и развернулся. Легоси застыл на лестнице с растерянным выражением лица. Сгорбленный, робкий, напуганный, в этот момент он меньше всего походил на хищника. — Ты так хорошо… пахнешь… — пробормотал он, отводя взгляд. Это прозвучало неожиданно. Луи на секунду растерялся, и теперь они оба удивленно смотрели друг на друга. Спустя мгновение он вернул своему лицу привычный хладнокровный вид и заговорил: — И что это значит? Неужели ты, Легоси, вздумал сожрать меня? На слове «сожрать» взгляд Легоси стал почти затравленным. Он сглотнул; на горле двинулся вверх-вниз острый мальчишеский кадык, когтистые руки сжались в кулаки. Легоси выпрямил спину и покачал головой. — Нет? Тогда пойдем, — приказал Луи и пошел к лестнице, ведущей вниз. «Хорошо пахнешь». Луи чувствовал, что ему не по себе, и ненавидел себя за эту присущую травоядным трусость. Варианта странного поведения Легоси было два: либо он почувствовал запах Хару, либо… либо он действительно хотел съесть Луи. Или съесть Хару? Или их обоих? От этих мыслей Луи становилось не столько страшно, сколько тошно. Он не любил хищников: все они бесконтрольно проявляли свои низменные инстинкты, запугивали и унижали, пользуясь одним своим физическим превосходством да острыми зубами, и при этом были отвратительно тупы. За свои восемнадцать лет Луи еще не встретил хищника, который вызвал бы у него хотя бы толику уважения. Но Легоси был другим. Легоси боялся зверя, живущего у него внутри, и подавлял его. Именно поэтому этот волк представлял для остальных учеников куда большую опасность, чем другие плотоядные; Луи помнил, как тот избил Билла и едва не сорвал спектакль, вылетев на сцену в неадекватном состоянии. Легоси в тот раз крупно повезло. Неизвестно, что он выкинет в следующий раз; осознание этого отзывалось мурашками, бегущими вдоль хребта, дрожащими руками и сильно бьющимся сердцем. Так Луи понял, что боится Легоси.

*

Во второй раз это произошло в гримерке. В ней никогда не бывало пусто: по небольшой комнате всегда сновали ребята из драмкружка, пахло горьким потом самцов и их несвежим бельем, кто-то разбрызгивал едкий парфюм в надежде избавиться от духоты и ужасного запаха, кто-то читал мангу, кто-то доделывал домашнюю работу или подшивал костюм. Но не сейчас: сейчас в гримерке, будто по велению какого-нибудь весельчака-бога, не было никого, кроме Луи и Легоси. В последнее время находиться рядом с Легоси для Луи становилось все труднее и труднее. Именно из-за него он опасался ходить к Хару так часто, как раньше: Легоси часто крутился возле сада, и это напрягало Луи, но Хару ничего не говорила об этом волке, а Луи не спрашивал, понимая, что снова по-травоядному трусит. Когда Луи с Легоси пересекались, тот всегда ссутуливался, прятал голову в плечи и накидывал капюшон худи. Стоило им оказаться в одной уборной или в одном помещении, как Легоси сразу же находил причину оттуда выйти. Избегание, казавшееся естественным — в конце концов, где Легоси, а где Луи, будущий Выдающийся Зверь? — внезапно стало пугающим. Луи оправил футболку, поднял голову, выдохнул. — Легоси, — сказал он, — какого черта тут творится? Судя по молчанию, Легоси за его спиной снова ненадолго завис — видимо, выдумывал оправдание поубедительнее. — Луи-семпай, что ты имеешь в виду? — наконец тихим голосом произнес он. — Хару, — сказал Луи, хотя думал совсем не о ней. — Я постоянно вижу тебя у дверей ее сада. Ты, должно быть, неравнодушен к ней? Он обернулся и увидел в темных волчьих глазах страх и непонимание. Запах тела и шерсти, исходящий от Легоси, усилился, как если бы тот нервничал. — Да, это правда, — произнес Легоси, поникнув головой. — Серый волк и маленький кролик? Интересно, — протянул Луи, закладывая руки в карманы спортивных штанов. Легоси смотрел на него исподлобья, виновато, как провинившийся щенок. Он был таким робким, неуверенным, таким жалким, что Луи едва удерживался, чтобы не скривиться. Ему хотелось подойти к Легоси, отвесить ему пощечину и сказать: стань наконец мужчиной, придурок. Ты волк, ты хищник, ты — сам голод и гнев, но ведешь себя при этом как самая последняя мышь. Ты ничтожен и жалок, Легоси, ты — позор своего вида, абсурднейшая ошибка природы… Луи сделал бы так, но что-то останавливало его. Что-то, похожее на блеск острейших зубов из-за приоткрытых темных губ. Что-то, похожее на страх. — У тебя было что-нибудь с ней? — спросил Луи. Легоси отвел взгляд и покачал головой. Он сделал пару неловких шагов назад и плюхнулся на лежащий на полу мат, скрестив длинные ноги. — Почему ты спрашиваешь, Луи-семпай? — пробормотал он. — Я понимаю, межвидовая пара и все такое, но… Я просто хочу, чтобы ей было хорошо. Только и всего. — Тогда зачем ты избегаешь меня все эти дни? Резкая смена темы смутила Легоси, и он опустил взгляд. Молчание затягивалось, и Луи нервничал. Его руки из карманов переместились на пояс, поза из вальяжной стала выжидающей, будто он был готов к сиюминутной обороне. Легоси, явно не собиравшийся отвечать, ковырял когтем разодранный край мата, из-под которого виднелся желтый поролон. А потом произошло то, от чего Луи на мгновение утратил способность говорить: Легоси рывком поднялся, в одно мгновение преодолел расстояние между ними и прижал Луи к стене, взяв за горло. Хищник в Легоси показал себя. Луи замер, чувствуя, что крупно дрожит от непрошеного ужаса, пока Легоси тщательно обнюхивал его шею. — Ты слишком хорошо пахнешь, — сказал Легоси холодным ровным голосом. Сказал, отпустил Луи и вышел из гримерки. Едва за ним захлопнулась дверь, как Луи отскочил и схватился за саднящее горло, пытаясь восстановить дыхание. Слова Легоси прозвучали так сухо и сурово, так непривычно для Луи, что тот почувствовал, как болезненно заныл мочевой пузырь. Сердце все еще неистово колотилось, по телу волнами проходил жар, и Луи неожиданно для себя отметил, что сильно взмок. Теперь у него были все причины бояться за Хару. И особенно — за себя.

*

В третий раз это произошло в пустом классе. Луи никогда бы не подумал, что когда-нибудь окажется в такой ситуации, но это происходило здесь и сейчас: здесь и сейчас он прижимал к стене напуганного Легоси, крепко схватив его за черный школьный галстук. — Ты боишься меня, — шипел он, пока Легоси смотрел на него дикими глазами. — Боишься, потому что хочешь съесть. Хочешь, но не можешь. Ты жалок, Легоси, ты просто жалок. Мне противно находиться рядом с такими, как ты. Ты — позор своего вида. — Луи-семпай… — бормотал Легоси, пытаясь отстраниться, но Луи дергал его за галстук, как за цепь, и продолжал: — Почему смерть Тэма не расследовали? Потому что у власти одни хищники, и всем плевать на одну несчастную убитую альпаку! Ты знаешь, кто съел Тэма, Легоси? Может быть, это был ты? — Луи-семпай, кажется, ты не в себе… Легоси был прав: за эти три недели Луи действительно немного ополоумел. Слишком много теорий, слишком много догадок, слишком много напряженного ожидания, слишком мало исцеляющей женской ласки. Как долго он не виделся с Хару? Неделю? Две? — Признайся, это был ты. Луи посмотрел Легоси прямо в глаза. В них читался неподдельный ужас, как если бы Легоси думал: боже мой, лишь бы он не догадался, что это действительно был я. Это заставило Луи злорадно усмехнуться; он чувствовал себя сыщиком, наконец-то вышедшим на убийцу. — Нет… — произнес Легоси одними губами. В его глазах, чудовищно быстро меняющих выражение, загорелся зеленый огонек, за которым Луи вовремя не уследил, и они с Луи поменялись местами: теперь разгоряченный Легоси сам прижимал его к стене. Больно ударившись лопатками о стену и не отпуская его галстук, Луи продолжал победно улыбаться, хотя прекрасно понимал, что Легоси хватит одного укуса, чтобы перегрызть ему глотку. — Это. Был. Не. Я, — тихо, с расстановкой произнес Легоси. — Докажи, — сказал Луи, уже вошедший в раж. — Вот моя рука. — Он выпростал руку из железных объятий волка и схватил его за огромную морду, как щенка, заставил раскрыть пасть, возвращая себе контроль над ситуацией. — Кусай ее. До крови. Посмотрим, сдержишься ты или нет. — Луи-семпай, ты бредишь, — промямлил Легоси, и Луи почувствовал его горячий язык на своих пальцах. — Кусай. Я приказываю. Пальцы Луи пересчитывали острые, чуть желтоватые клыки Легоси, влажные от выделившейся слюны. Сорок два бритвенных лезвия. Сорок два орудия убийства. Не такие мощные, как у гиены, но не менее устрашающие. — Сжимай челюсти. Легоси легонько, как бы играючи прикусил его ладонь. — Сильнее. — Я не буду. — Почему это? Неужели боишься, что не устоишь перед инстинктами? Луи говорил это и чувствовал, как желудок изнутри обволакивает страхом: в темном взгляде Легоси что-то стремительно менялось, он все сильнее становился похож на раззадоренного хищника, и Луи понимал, что может серьезно поплатиться за эти безобидные дразнилки, но останавливаться не собирался. И очень зря. Стоило Луи сказать еще пару едких слов — и Легоси опрокинул его на пол. Они повалились, сцепившись и шипя, как взбесившиеся кошки. У Легоси были острые клыки и длинные когти, а у Луи — маленький карманный нож; Луи выхватил его, уже собираясь всадить лезвие Легоси в спину, как вдруг тот обхватил его морду обеими ладонями и… поцеловал. В губы, так же, как недавно целовала Хару. — Ты спятил?.. — пробормотал Луи, еще толком не придя в себя. — Я хочу тебя, Луи-семпай, — прошептал Легоси. — Ты так хорошо пахнешь. Трахаться, а не есть. Луи пытался осознать это и не знал, какое из двух зол хуже. Времени на раздумья было немного, потому что Легоси принялся вылизывать его шею своим большим мокрым языком. — Отстань от меня, урод! Они принялись возиться на полу, как дети, шумно сопя и порыкивая. В голове Луи обрывками всплывали хаотичные мысли: а как же Хару, нежная зазноба Легоси? Как же его непреодолимое влечение к травоядным? И что, черт возьми, так привлекло его в нем, в Луи?! Луи оседлал бедра Легоси и с размаху ударил того по морде — не так сильно, чтобы расквасить лицо, но достаточно, чтобы отбиться. Ширинка Легоси упиралась Луи в бедро, и тот вдруг понял, что и сам возбужден; схватки никогда не волновали его сексуально, и то, что сейчас происходило, не шло ни в какое сравнение с его предыдущими драками. Вместе с забурлившими гормонами мысли в голове немного поменяли ход: что плохого в том, чтобы немного подоминировать над хищником и заодно утолить свой сексуальный голод? Он не знал, что на него нашло, но в данной ситуации, когда он сидел верхом на здоровенном сером волке, его все устраивало. С такими мыслями Луи наклонился и ответил на поцелуй. Страха не было. Они целовались, Луи с его тупыми зубами травоядного и Легоси с острыми клыками хищника, сталкивались зубами, горячо шипели ругательства и пытались побороть друг друга. Луи чувствовал, что Легоси поддается, но это почему-то только раззадоривало его; в один момент Луи, снова прижав волка к полу, скользнул ладонью по ткани брюк, прикрывающей вставший член. Размер, безусловно, впечатлял. Луи уперся коленом между ног Легоси и услышал негромкий хрип. — У жалкого волка стоит на жалкого оленя, — с кривой улыбкой хмыкнул Луи. — Кто бы мог подумать. У него в голове зрел план издевательства: хороший, чертовски хороший план. Луи пересел Легоси на грудь и приказал: — Расстегивай. Легоси посмотрел на него с ужасом, который пару мгновений спустя превратился в обреченное смирение. Дрожащими руками он принялся расстегивать Луи ремень и ширинку. Расстегнув, посмотрел на него вновь, на этот раз — просящими щенячьими глазами; этот взгляд так разозлил Луи, что он едва удержался, чтобы не ударить Легоси еще раз. — Доставай. — Луи-семпай… — Я приказываю. Ты же сам этого хотел, разве нет? Легоси тяжело вздохнул и подчинился, выпустив из брюк рубашку, приспустив белье и достав из-за него твердый тонкий член с острой головкой. Луи видел, как бережно Легоси касается его гениталий, будто боится поранить неосторожным движением, и это возбуждало его еще сильнее. Легоси повел носом, вдыхая мускусный запах, и облизнул губы, отчего член Луи болезненно заныл. — Лижи. Луи выдохнул, когда Легоси осторожно слизнул с головки каплю предэякулята. Язык у него был мокрый и шершавый, и Луи мог почувствовать оголенной кожей каждую щетинку. Он не помнил, когда ему отсасывали последний раз; он обычно отказывался от минета, потому что считал эту практику низкой для уважающей себя девушки, — а вот для Легоси это было в самый раз. Унижение, настоящее и прекрасное. Он уже был близок к концу, а Легоси только начинал. Посасывать головку губами ему не давали клыки, поэтому он облизывал ее массирующими круговыми движениями, от которых тело Луи словно прошивало мелкими электрическими разрядами. Когда язык скользнул в отверстие уретры, Луи вздрогнул и тихо выругался. То, что происходило, казалось ему диким: он сидел на груди у здоровенного волка в пустом классе, куда в любую минуту могли войти, и наблюдал за тем, как этот волк отсасывает ему; впрочем, ожидание того, что дверь вдруг распахнется, только разогревало Луи, разгоняя по венам адреналин. Языком Легоси потер уздечку и скользнул ниже по переплетенному венами стволу. Слишком сухо, но вовремя — Луи уже хотел схватить его за голову и насадить, как дешевую шлюху; рвотный рефлекс заставил бы его сжать челюсти, и… Это не волновало Луи — ему хотелось теснее. Мягче. Жарче. Поэтому он вцепился в густой мех на затылке Легоси и потянул его голову на себя, чувствуя, как член погружается во влажную глубину рта. Легоси, стоит отдать ему должное, сдержал кашель и только пару раз судорожно сглотнул. Ощутив спазм гортани, мягкой и горячей, как тающее масло, Луи негромко застонал. Легоси не умел ласкать. Он вяло тер член языком, не совсем понимая, что от него требуется, но Луи этого было достаточно: минута, две — и Легоси закашлялся, глотая брызнувшее в горло семя. — Отлично, — сказал Луи, восстановив дыхание. — Молодец, Легоси. Думаю, мне стоит тебя вознаградить. С этими словами он дотянулся до ширинки Легоси и потянул за бегунок молнии; дыхание волка тут же стало тяжелым. Нащупав чужой член, Луи принялся тереть его сухой рукой. — Так не пойдет, — сказал он вскоре, убрав руку. — Открой рот. Легоси не оставалось ничего, кроме как подчиниться. Он послушно раскрыл пасть, и Луи скользнул ладонью внутрь, собирая слюну, смешанную с остатками семени. В другой момент это показалось бы ему мерзким и даже неприемлемым, но сейчас он находился в принципиально иной ситуации. Сейчас он мог делать все, что взбрело ему в голову, — и поэтому он вернулся к члену Легоси. Луи почти не касался ствола и только массировал влажными пальцами покрасневшую головку, ловя судорожные вздохи и шипение. Но стоило ему переместить руку ниже и сделать пару движений, как Легоси со стоном излился ему в ладонь. Луи криво улыбнулся. Хищник хотел его — хищник получил желаемое, — вот только далеко не в той форме, в которой планировал. Легоси лежал под ним и боялся его, и это было лучшим чувством на свете. …Когда они наконец поднялись, заправили рубашки в брюки и подпоясались, Луи, облачившись в темно-зеленый пиджак, вытащил из кармана пачку купюр и протянул ее Легоси. — Это на случай, если захочется еще первоклассной оленины. Той, которая не сможет отказать, — сухо сказал он, пихнул деньги Легоси в руки и вышел из класса. Четвертого раза не было.