Бывший и нынешний

Леонидов опрокинул в себя пятый шот виски… или шестой — Максимов особо не считал, занятый примерно тем же. Разница была только в том, что пил он не виски, а апельсиновый сок, но из такой же рюмочки — за компанию. Пёс неодобрительно зыркнул на них с дивана и с тоскливым видом положил голову на лапы. Было уже десять минут пополуночи, и как правило в это время хозяин, если не носился по всему городу за очередным преступником, уже ложился спать. Сегодня, однако, было не до сна. — Нет, ну ты прдствляешь? — Леонидов, сгорбившись на стуле, вертел в руках пустую рюмку, глядя на неё так внимательно, будто надеялся отыскать на её дне смысл жизни. Виски вроде бы полагалось пить из каких-то специальных стаканов, но у Максимова дома были только рюмки и несколько неведомо откуда взявшихся в недрах кухонного шкафа тонконогих фужеров для шампанского. Он решил, что рюмки предпочтительнее, Леонидов согласился. — Она мне гврит: раз забыл про годовщину из-за Максимова — вот к нему праздновать и иди. И… и дверь… это… закрыла. А я… я с этим длом скро имя своё забуду, не т… не то что гд… годовщину. Да ты ж знаешь, сам ведь… такой же. — Знаю, — вздохнул Максимов. — Поймаем эту тварь — оплачу сабантуй для всего отдела, даже Гнездилова приглашу, честное слово. Неуловимый серийный убийца водил полицию за нос уже почти два месяца. Последней его жертвой стал сыночек какой-то большой шишки, поэтому на уши поставили всех. В таких случаях выходные и так нечасто выпадали, но сейчас о них и вовсе можно было забыть. Как и о сне, и о нормальной еде, и в принципе о нормальной жизни. Лена вроде бы и понимала, но сама о годовщине начала отношений с Леонидовым не забыла и от него ожидала того же. Напрасно. Если бы она спросила Максимова, он бы ей так и сказал: «Напрасно», но она ж не спросила. Её жизнь его больше не касалась. Так и вышло, что нынешний и бывший мужья Лены сидели вдвоём в квартире последнего и грустили — каждый за своей выпивкой и по своему поводу. Пёс не пил даже сок, но общую атмосферу тоски и печали вполне разделял. Наверное, и у него был для этого какой-то повод, но какой — он не говорил. Когда Леонидов, держа в руке очередную наполненную рюмку, клюнул носом и чуть всё не пролил, Максимов понял, что на сегодня хватит. — Так, всё, — он отобрал у коллеги, он же не-друг, он же не-враг, рюмку и, согнав с дивана недовольного Пса, перетащил его туда и усадил, подперев плечом. — Эй, — попытался возмутиться Леонидов, — я ещ...щё не… дпил! — Хватит тебе на сегодня. Завтра опять вставать ни свет ни заря, ты как на работу идти собираешься? Я тебя на себе не потащу, и Пёс наверняка тоже. Пёс согласно гавкнул с лежанки. — О чём и говорю. — Оба вы пр… предатели, — пробормотал Леонидов. И уронил голову Максимову на плечо. Тот только вздохнул, устраивая его поудобнее. — Нпнмаю, — после недолгого странно уютного молчания начал Леонидов. Придремавший было Максимов открыл глаза, готовый слушать. — Она ж тоже… с нами рбтает. И знает, что врмни нет, и… и всё знает. Но всрвно… обиделась. Пчму, Макс? Вот скажи мне как… как бывший муж — пчму? Максимов вздохнул снова и осторожно вплёл пальцы в волосы Леонидова. — Голову б тебе, Лёха, помыть, — заметил лениво. — Да иди ты. Я ж это… серьёзно, а ты… — Так и я не шучу. Ну ладно, ладно, не кипишуй. Моя это вина. — Как так? — вскинулся Леонидов, но почти сразу вернулся обратно, подставляясь под лёгкие прикосновения. — А вот так. Я ж вечно забывал всё что можно — годовщины эти, праздники… сам знаешь, мне это всё до одного места. А Ленке важно было. Я уж и записывать пытался, да всё равно, — Максимов махнул свободной рукой. — Теперь вот она думает, что и тебе тоже плевать на неё. — Но мне не плвать! — Знаю, знаю… Но это… как её, травма, понимаешь? Сначала я, свинья такая, забывал всё на свете, теперь и ты туда же. Потом она остынет, конечно, и поймёт, что ты-то не я, но пока ей время нужно. — Врмя… а мне что же? — Ждать. Иногда всё, что мы можем, это ждать. — И это… цветы? — И цветы. Вот потому-то ты — не я, — тихо сказал Максимов. — Я б не вспомнил про цветы. Так мне и надо. — Ничего не… не надо, — Леонидов вдруг приподнялся, извернулся, заглядывая в глаза своими — тёмными, влажно и возбуждённо блестящими. Стоп, что? — Ты же… если б не ты… — Если б не я, ты бы щас с Ленкой дома спал, а не со мной напивался, — буркнул Максимов. Разговор принимал странный оборот. — А ты бы там один… за этим пдзрваемым? — Так он всё равно оказался не тем. — А если б тем?! — от души возмутился Леонидов. Максимов только рукой махнул: тоже ещё, будто впервой одному за убийцами гоняться. Как-нибудь бы справился, всегда же справлялся. — А может, это и неплохо… что я здесь. С тобой, — почти трезво прошептал Леонидов. И потянулся вперёд. Поцелуй был мокрый и пах виски, а ещё от недостатка воздуха кружилась голова, и сон был какой-то уж очень странный… Так. Минуточку. Никакой это не сон, чёрт возьми! Максимов наконец пришёл в себя и, крепко взяв Леонидова за плечи, отстранил. — Тебе точно хватит на сегодня. И мне. Хватит. Сока. А ещё определённо надо больше спать, чтобы не путать сны с реальностью. Хотя вот сейчас немудрено было: такое могло только присниться. Леонидов прошептал, не открывая глаз: — Я поначалу всё думал: ну что она в тбе нашла? Ты ж… ты ж… — Мужлан? — Мужлан. И не пнмаешь… её. А птом… — Потом? — Ты пнмаешь. Её. Меня. Всё пнмаешь. Только… это… молчишь. — Это ты сейчас про меня или про Пса? — попытался пошутить Максимов. Привычная реальность, где Леонидов ревниво зыркает на него в лениной лаборатории и прикрывает в поле, бросая потом своё ехидное «не благодари», ускользала, как вода сквозь пальцы. А новая реальность была слишком уж дикой и непредсказуемой, даже для него. Леонидов открыл-таки глаза. Лучше б не. Так на Максимова, кажется, даже Лена не смотрела в начале их отношений. — Ты женат, — наконец сказал Максимов. — Да. — На моей же… моей бывшей жене. — Да. И ты… ты ведь её не забыл? — Речь не обо мне. — Не забыл? — Нет. — Она тебя… тоже. Я вижу. И знаешь… пнмаю… почему. — Ты пьян, — попытался Максимов ещё раз. — А ты нет. — Вот именно. А Лены вообще здесь нет. Это, похоже, сработало, Леонидов наконец чуть-чуть отодвинулся, сел рядом, едва касаясь плечом и коленом. Откинулся назад, на кожаную спинку дивана, с силой провёл ладонями по лицу. — Ты прав, — сказал он как-то надломленно. — Прав. Как и всегда. И знаешь, за это я тебя тоже… — Давай так, — быстро перебил Максимов, пока его… его кто — друг, враг, новый муж его бывшей жены? — не наговорил лишнего. В смысле ещё больше лишнего. — Сейчас мы ляжем спать. Не в одной кровати! — он поднял вверх указательный палец, не веря, что приходится делать такие уточнения. — Завтра выспимся… ну, хотя бы попытаемся, и отправимся дальше ловить этого сукиного сына. А потом, когда наконец-то поймаем, вернёмся к этому разговору, если ты всё ещё будешь считать это необходимым. Лады? Леонидов кивнул, не глядя на него. Что ж, уже хорошо. — Пёс, — позвал Максимов, — понятым будешь? Пёс поднял голову и глянул на них как на дураков. Хотя почему «как»? Максимов вздохнул и поднялся. — Вот и отлично. Я спать. К себе. В спальню. А ты, — ткнул он пальцем в полупьяного совершенно несчастного Леонидова, — спишь на диване. — Эй! * Утро началось прекрасно: с адской головной боли, отвратительного привкуса во рту и оглушающей телефонной трели. Вот ведь подстава: не пил, а самочувствие такое, будто пил. Что нынче подмешивают в дешёвый апельсиновый сок, интересно? — Да… кхм. Да, алло, Максимов слушает. Да. Да. Всё понял, выдвигаюсь. Быстро оправив помятую одежду, в которой вчера так и повалился на кровать, Максимов выскочил из спальни и нос к носу столкнулся с Леонидовым: одежда на нём была такая же помятая, волосы взъерошены, глаза безумные. — Новые улики по делу, — хрипло рявкнул Леонидов, — надо срочно… — Да, да, Вахтанг мне уже сказал. Похоже, в этот раз мы наконец прищучим гада! Леонидов сверкнул слишком счастливой для таких обстоятельств улыбкой… и, проскочив мимо, захлопнул дверь ванной прямо перед носом у опешившего Максимова. — Эй! * Максимов тряхнул головой и рукавом вытер текущую из носа струйку крови, глядя, как изрядно помятого серийника сажают в полицейскую машину. Даже не верилось, что эта бесконечная эпопея завершилась: с той памятной пьянки и недели не прошло. Стоящий рядом Леонидов радостно хохотнул, толкнув его плечом в плечо: — Ловко ты его. Но мог бы и подождать, я ж сказал: скоро буду с подкреплением. — Скоро, Лёха, понятие относительное. Он мог и сбежать. — Всё равно бы поймали. — Разумеется, куда ему было теперь деваться? Но я как подумал, что мы закроем это дело ещё хоть на день позже… — И рискнул головой. Как всегда, — пробурчал Леонидов. — Как же ты меня иногда бесишь, Максимов! — Но ты меня всё равно любишь, — осклабился тот. И немедленно пожалел о своей подколке, потому что Леонидов взглянул на него неожиданно серьёзно, и спокойно так, уверенно сказал: — Люблю. — Ты… — Женат? Безусловно. Но мы закрыли дело, и я уже написал Лене: она готова встретиться с нами обоими сегодня вечером и… поговорить. Обо всём. Остаётся лишь один вопрос, Макс — готов ли ты? Готов ли он? Максим Максимов никогда не бегал ни от опасностей, ни от ответственности, ни тем более от непростых решений, привык быть честным с собой и с другими. Он, Лена, Лёша… их судьбы давно уже были так перепутаны, что распутать это можно было только одним способом: рубануть сплеча. Но что, если распутывать ничего не нужно? Лёша был с ним отчаянно честен и заслуживал того же в ответ. Что до Лены — она уж точно заслуживала только откровенности. В прошлый раз Максимов облажался. В этот — не имел права. — А я, — он улыбнулся и протянул руку, которую Леонидов крепко пожал, не торопясь, впрочем, отпускать, — как пионер: всегда готов. Правда, Пёс? Пёс гавкнул, радостно виляя хвостом.